- Да, устроился я с полным комфортом, - сказал Огилви, не желая жаловаться неудобства и лишения, которые ему приходилось претерпевать. Впрочем, мисс Стоун прекрасно знала, что представлял собой матросский кубрик - сама побывала матросом на смэке* после того, как они сбежали из Лондона, охваченного эпидемией неприличностей. Вонь от прелой одежды и  неумолчный храп, доносившийся из соседних гамаков, которые были подвешены так близко друг к другу, что при качке лежавшие в них люди ударялись боками друг от друга, не делали пребывание в кубрике даже отдаленно комфортным. Но Огилви не собирался ни жаловаться, ни роптать на судьбу: это были нормальные условия для человека, который решился на долгую и изматывающую экспедицию вглубь черного континента. И это было только начало пути.
- Ну а как устроились вы? - задал он встречный вопрос. - Капитанская каюта отвечает потребностям дамы?

*Эпизод Заставьте танцевать мертвеца

- Нет, - ответил Огилви и тут же быстро поправился, - То есть да, хотел. Но это может подождать, не к спеху.
Он снова мрачно посмотрел на грязную воду, плескавшуюся за бортом, а потом - на Кеннеди, который стоял у сходней, заложив руки за спину, и наблюдал за вереницей грузчиков, тащивших мешки с углем. Правда, долго задерживать на капитане взгляд он не стал, чтобы не заметила мисс Стоун и не догадалась, что он ревнует ее к капитану. В этот момент он завидовал матросам, которым некогда было скучать - все были заняты делом, а те, кто сменился после ночной вахты, крепко спали в кубрике. До обеда оставалось еще довольно много времени, да Огилви и не стремился обедать вместе с капитаном, предпочитая компанию матросов и отговариваясь тем, что его желудок еще не привык к качке и бунтует против еды. Но на самом деле есть хотелось, и здоровый аппетит хирурга, разжигаемый скукой, рисовал в его воображении стол, накрытый камчатной скатертью, столовое серебро и хрустальные штофы, доверху налитые кларетом, мадерой или виски, а также блюдо с сочащимся соком ростбифом и печеным бататом. Разумеется, на канонерке всем этими разносолами  не пахло, хотя и тухлой солонины тоже не предлагали. Кок был умелым и опытным, свежих продуктов пока еще вдоволь, и пожаловаться на кормежку значило погрешить против истины. Огилви и сам не понимал, какого черта он мается и нудит, испытывая терпение мисс Стоун. Но кроме ревности, его мучало отсутствие какого-нибудь полезного дела, а на борту Серого гуся, как назло, не было ни одного больного, которого он мог бы полечить и таким образом отвлечься.
- Вы хорошо себя чувствуете? - спросил он мисс Стоун, надеясь, что какое-нибудь легкое недомогание, которыми так часто страдают женщины, позволит ему заняться полезным делом. Однако надежды на это было мало: цветущий вид мисс Стоун говорил о том, что чувствует она себя превосходно.

Задачей врача Огилви всегда считал успокоение больного, а мисс Стоун к тому же была здорова. Но ее реакция на его вопрос была чрезмерно бурной, почти панической, и вызвала у него приступ вины. Но в то же самое время он признавался сам себе, что был бы не против, если бы на хорошеньком носике мисс Стоун вскочил прыщ, из-за которого она перестала бы появляться на палубе и радикально ограничила бы свое общение с капитаном Кеннеди.
- С носом у вас все в порядке,- с долей сожаления произнес хирург. - И никакой сыпи на кожных покровах я не наблюдаю, хотя она может появиться где угодно в любой момент. Я поинтересовался вашим самочувствием в чисто профилактических целях, не более. А выглядите вы...
С языка Огилви чуть не сорвалось слово «прелестно», но он вовремя спохватился и сдержанным тоном закончил:
-... как обычно.

- О, не беспокойтесь, -  со мной всё в порядке, чувствую себя как никогда бодрым и свежим, - отвечал хирург, гадая, действительно ли мисс Стоун беспокоится за его самочувствие, или же просто отдаёт дань вежливости. Тут он случайно бросил взгляд на капитана Кеннеди, который выправкой и гордым видом был похож на адмирала Нельсона, и снова почувствовал досаду.
- Я рад, что у нас с вами со здоровьем всё благополучно, чего не могу сказать о нашем капитане.
Огилви на мгновение задумался о том, какой диагноз выставить капитану, и, решив, что приписывать ему симптомы французской болезни было бы неспортивно, ограничился малым:
- У него плоскостопие. Да-да, я уверен в этом: приглядитесь внимательнее, как он странно ходит. По-видимому,  у него уже начал формироваться hallux valgus - помните, как я читал на эту тему лекцию в Женском медицинском колледже Бостона, где вы тогда проходили обучение?* Н-да, весьма печально: такой блестящий молодой офицер, а скоро с трудом будет  передвигаться даже в сапогах на два размера больше. Казалось бы, ерунда, но это совсем не так: при прогрессирующем плоскостопии страдают колени, тазобедренные суставы и голеностопы,  а со временем образуются и пяточные шпоры, которые еще более усугубляют ситуацию и делают жизнь невыносимой, не говоря уже о невозможности нести воинскую службу. Кроме этого, нарушается кровообращение, и в итоге мы, хирурги, вынуждены констатировать у таких запущенных пациентов венозный застой и расширение вен. Увы, современная медицина еще не способна бороться с этим недугом - я имею в виду плоскостопие и его последствия. Как жаль, как жаль, что капитан Кеннеди страдает этим недугом - я думаю, это наследственное...

*Не все лекции Огилви вошли в эпизод Ключ от всех дверей 

Мисс Стоун сразу же бросилась на защиту Кеннеди, чем страшно разозлила Огилви.
- Я путаю?! - с искренним негодованием воскликнул он, хотя это негодование было вызвано совсем не тем, что мисс Стоун поставила под сомнение его профессиональные навыки. - Я двадцать лет проработал хирургом и видел столько больных с плоскостопием, сколько вам и в страшном сне не приснится! И все они ходили так же косолапо, как и ваш капитан. Вы ослеплены его внешностью и красноречием, поэтому и не видите в нем изъянов, вернее - симптомов! А врач всегда должен быть объективным, сударыня, иначе как он будет лечить больных?
Огилви стоял спиной к сходням и потому не заметил, как к ним подошел тот, кого они так подробно обсуждали.
- Кто-нибудь из матросов заболел? - в голосе капитана Кеннеди звучало беспокойство, а Огилви чуть не подпрыгнул от неожиданности.

Капитан Кеннеди вопросительно взглянул на Огилви, и тому ничего не оставалось делать, как попытаться выкрутиться.
- Я собирался обсудить с мисс Стоун тяжелый случай плоскостопия, которым, по моему мнению, страдает один из членов команды, - сказал он, пытаясь разжечь новую чируту, однако ветер не давал ему запалить спичку.
На гладко выбритом лице капитана отразилось облегчение:
- Плоскостопие? Да это же сущий пустяк! - воскликнул он и улыбнулся, подчеркивая свое отношение к недугу.
- Вот и мисс Стоун такого же мнения, -  поддакнул Огилви, - Но вы оба ошибаетесь: плоскостопие - совсем не пустяк, а серьезная болезнь, которая влечёт за собой ещё более серьёзные последствия. И что самое печальное - не лечится!
- Так кто же, по-вашему, страдает этой неизлечимой болезнью? - спросил капитан, поднося к чируте Огилви зажженную спичку, которую он прикрывал от ветра ладонью. - Может быть, вы имеете в виду матроса Карнеги? Походка у него косолапая, но это не от плоскостопия, а от того, что...
Тут капитан запнулся и покраснел, метнув смущенный взгляд на мисс Стоун. Огилви же, напротив, приободрился, и, выпустив изо рта клуб дыма, спросил:
- И от чего же  он косолапит? Говорите все, капитан, не стесняйтесь: я - хирург, а мисс Стоун - дипломированный врач, получивший образование в Бостоне,  признанной альма матер американской медицины.
-

У Огилви чуть глаза на лоб не полезли, когда он услышал, что мисс Стоун интересуют достоинства матроса Карнеги. Впрочем, капитан Кеннеди и бровью не повёл, что характеризовало его как в высшей степени галантного кавалера - и это вызвало у Огилви новый прилив желчи, отчего он еще яростнее запыхтел чирутой.
- Капитан сам ответил на свой вопрос, - сказал хирург, на мгновение вынув из рта чируту, которая дымила, как корабельная труба. - Карнеги и есть тот самый несчастный, но я не собираюсь сообщать ему об этом, чтобы бедняга не расстроился и не сиганул за борт. Ведь как я сказал, ни я, ни другой врач не способен облегчить его страдания. А вот насчет другой его болезни пусть нас просветит капитан: при внешнем осмотре я не заметил никаких других симптомов, кроме тех, что относятся к плоскостопию.
Кеннеди кашлянул и коротко обрисовал достоинства и недостатки матроса:
- Карнеги - отличный моряк, но страдает некоторой э-ээ...несдержанностью, когда речь заходит о женщинах. Отсюда его проблемы.
У Огилви промелькнула мысль о том, что все моряки страдают тем же недугом, но в присутствии капитана он, конечно, не мог высказать эту мысль вслух. Понимала ли мисс Стоун, на что себя обрекает, если собирается связать свою жизнь с моряком?

- Всегда к вашим услугам, сударыня, - поклонился капитан, - Но позвольте сначала пригласить вас и мистера Огилви к столу. Погрузка угля закончена и мы с полным правом можем насладиться обедом. С берега также доставили свежие фрукты и батат, которые послужат десертом к основному блюду.
- А что сегодня в качестве основного блюда, сэр? - поинтересовался хирург, которого мучил голод, несмотря на то, что он усердно старался заглушить его табаком.
- Кок обещал зажарить седло козлёнка, - сказал Кеннеди. - Мы ведь взяли на борт в Кейптауне нескольких козлят как раз для этой цели. Без парного мяса морякам приходится туго - вы наверняка слышали о том, что некоторые светила медицины связывают цингу именно с отсутствием в корабельном рационе свежих фруктов, овощей и мяса?
- Что-то такое слыхал, - буркнул Огилви. - Седло козлёнка - великолепное блюдо, уже предвкушаю!
Еще больше он предвкушал графин с хересом, который ставили на капитанский стол. Кеннеди пил очень умеренно, а иногда и вовсе забывал наполнить свой стакан, чем хирург пользовался без зазрения совести.

Мисс Стоун поплыла вперёд белой лебёдушкой, опираясь на руку капитана Кеннеди, который, как это не удивительно, не проявлял ни малейших признаков плоскостопия, а чеканил шаг, как королевский гвардеец на параде. Раздосадованный и злой, как чёрт, Огилви поплёлся за ними, страстно желая дать капитану такого пинка, чтобы тот вылетел за борт. Но вместо капитана за борт полетела недокуренная чирута, поскольку курить за обедом в присутствии дамы было бы нелюбезно.
Стол в капитанской каюте, временно перешедшей в полное пользование мисс Стоун, был накрыт на троих, так как кроме капитана других офицеров на канонерке не было.
Как только все трое уселись, Огилви жадным взглядом впился в блюдо, на котором покоилось запеченное седло козлёнка, положенное на подушку из нарезанного кружочками батата и украшенное дольками мочёных яблок, которых на борту было несколько бочонков. Ломтики апельсинов были уложены кругом вокруг седла и посыпаны какими-то пряно пахнувшими специями, а соусник с мятным желе распространял такой свежий аромат, что у Огилви еще больше подвело желудок.
- Вы всегда так роскошно питаетесь? - спросил он у капитана, который на некоторое время забыл о мисс Стоун, зачарованный ароматом и аппетитным видом угощения.
- Что? - Кеннеди с трудом оторвал взгляд от седла барашка и улыбнулся. - О нет, конечно нет! Это специально приготовлено ради нашей гостьи, а обычно мы едим  пищу попроще, гораздо проще. Желудки у моряков невзыскательные, и единственное, что нас волнует - как избежать цинги.
Капитан вооружился ножом и стал нарезать мясо, чтобы затем оделить им каждого участника трапезы. Начал он, вестимо, с дамы, положив ей на тарелку сочный и самый лучший на вид кусок козлятины, присовокупив к нему горку оранжевого батата. Огилви, изнывающий от желания вонзить зубы в мясо, схватил бутылку с хересом и плеснул себе в стакан, тут же сделав большой глоток.
- Налить вам вина? - вполголоса поинтересовался он у мисс Стоун, хотя и знал, что ей разумнее было бы воздержаться.

- Ну, я бы так не сказал... - ответил капитан Кеннеди, перекладывая на свою тарелку сочный кусок мяса, способствующий развитию подагры, и полностью игнорируя полезный батат, спасающий от цинги. - Но я слышал о совершенно невообразимых блюдах, которые почитаются туземцами за лакомства, а в иных племенах и вовсе являются основными. Но я боюсь, сударыня, что испорчу вам аппетит, рассказав об оных.
- Расскажите, сэр! - вмешался Огилви, с тревогой следивший за тем, как быстро мисс Стоун расправляется со своей порцией*, после которой наверняка последовала бы следующая. - Мы жаждем узнать побольше о местных кулинарных традициях - ведь возможно, какие-то из них спасут нас от голодной смерти во время экспедиции.
Хирург схватил с блюда уцелевший кусок козлятины и вонзил в него нож. Мясо оказалось слегка жестковатым, но сочным, и он стал пережевывать его, закусывая сладким бататом и запивая хересом.
- С вашего позволения я начну свой рассказ с дерева, которое и служит местным жителям источником пропитания, - перестал ломаться Кеннеди. - В Южной Африке оно растет повсеместно и вы наверняка его уже видели. Называется оно мопани, а мы, англичане, зовем его деревом-бабочкой по форме его листьев, которые дерево сбрасывает в зимний сезон. На нем также растут стручки и живут шелкопрядные моли и полосатые гусеницы. Древесина у мопани такая же твердая, как у черного дерева, и посему, когда в Африке наконец начнется строительство железных дорог, может быть пригодна для изготовления шпал. Горит она долго, источая приятный смолистый запах, а его листьями и стручками очень любят лакомиться слоны...
Капитан начал уж очень издалека, и Огилви, уже прожевавший половину своего куска, поторопил его:
- Вы хотите сказать, что из стручков этого дерева местные жители делают рагу наподобие ирландского, добавляя туда мяса и батата?
- Нет, сказал Кеннеди, утирая рот салфеткой. - Стручки несъедобны, но туземцы собирают гусениц и затем жарят их, варят и сушат впрок.

*Субъективное мнение оголодавшего мужчины - возможно, мисс Стоун ела очень медленно.

- Гусениц на этих деревьях тысячи, - сказал капитан, с аппетитом уплетая мясо. - А может быть, и сотни тысяч, так что недостатка в них нет. Если бы козлята плодились в таком же количестве, мы бы решили проблему голода. Как вам мясо, мисс Стоун? Сегодня наш кок превзошел сам себя.
Огилви впервые был согласен с капитаном и очень сожалел, что седло козлёнка такого малого размера - на троих его было маловато, и проблема его голода была далека от разрешения.
- Наверняка он так же искусен и в приготовлении сладких блюд? - с робкой надеждой спросил он капитана, подразумевая кока и надеясь, что их ожидает десерт в виде лимонного кекса или рисового пудинга. Не мог же кок оставить даму без сладкого!
- Да, у него неплохо получается имбирное печенье и  кексы с тмином, - подтвердил его предположения капитан. - Вообще-то, до того, как поступить на корабль, он служил поваром в доме кейптаунского банкира, о званых обедах которого в городе ходили легенды, но лишился места из-за пьянства.
Взгляд капитана скользнул по графину с хересом, уровень жидкости в котором снизился наполовину, а затем переместился на стакан хирурга. Огилви сделал вид, что не заметил этого более чем прозрачного намека и не дрогнувшей рукой подлил себе еще хереса.
- Пьянство - один из худших пороков, - сказал он. - Но херес у вас превосходный. Вы согласны, мисс Стоун?

- О вине не слышал, а вот пиво туземцы варят, но не из хмеля, а из сорго, иногда добавляя в него корень маниока, гибискус и даже бананы. Я однажды пробовал чибуку - такое пиво варят зулусы. Оно скорее похоже на очень жидкую кашу, и поэтому считается наполовину едой. Ваше здоровье, мисс Стоун!
И капитан наконец налил в свой стакан умеренную порцию хереса и слегка его пригубил. Огилви же чувствовал, что его стало клонить в сон - и от обильной еды, и от хереса, который он потреблял в непривычно большом для себя количестве. Ему хотелось выйти на палубу и глотнуть свежего морского воздуха, а еще лучше - спуститься в кубрик и залечь в свой гамак. Но его останавливало то, что в этом случае он оставил бы мисс Стоун, уже порядком захмелевшую*, наедине с обольстительным капитаном, который был трезв, как стекло подзорной трубы, и мог воспользоваться ее неопытностью, то бишь, выражаясь простым языком, соблазнить. Поэтому Огилви стойко держался и продолжал сидеть за столом, выпрямившись и широко распахнув глаза, которые так и стремились закрыться. 
Кок прислал в капитанскую каюту десерт в виде корзинки со спелыми папайями и манго, уже очищенными и нарезанными на дольки. К сему рогу изобилия прилагался кувшин лимонада из мелко нарезанных лимонов с тростниковым сахаром, и кофейник с горячим кофе. Огилви, которому нужно было срочно протрезветь, тут же налил себе полную кружку кофе и, обжигаясь, начал пить его жадными глотками.

*Снова субъективное мнение персонажа

- Не имею счастья быть женатым, сударыня, - с приторным, как патока, сожалением в голосе произнес капитан, окидывая мисс Стоун взглядом, от которого Огилви замутило еще больше. Сожаление, высказанное Кеннеди, было, разумеется, мнимым, ибо какой мужчина в здравом уме захочет надеть на шею брачный хомут! Он, наверное, пребывал во временном помрачении рассудка, когда предложил мисс Стоун руку и сердце в ее президентском люксе в гостинице Кейптауна. Теперь этот поступок казался Огилви совершенно необъяснимым. Конечно, мисс Стоун была умница и красавица, каких поискать, но вертихвостка,  и к тому же моложе его на сколько-то лет, что всегда являлось источником неприятностей для мужчины и грозило ветвистыми  рогами. Да, вертихвостка! Она топорщила крылышки перед капитаном, забывая о том, что помолвлена с хирургом! И к тому же любила приложиться к рюмке, как он уже неоднократно замечал.
- Неужели не женаты? - воскликнул Огилви, не сдержавшись. - А почему, позвольте спросить?
- Еще не встретил свою избранницу, - сказал капитан и снова посмотрел на мисс Стоун.
"Вот ведь скотина!" - подумал Огилви, но вслух сказал другое:
- Да, это уважительная причина...
И, забыв о своем намерении протрезветь при помощи кофе, снова приложился к стаканчику с хересом.

Огилви громко икнул, услышав столь прозрачный намек на свою несостоятельность, как соратника в тяготах предстоящего пути.
- Ещё бы! - воскликнул капитан Кеннеди, - Наличие спутника, который защитит вас в случае опасности, жизненно важно! Как жаль, мисс Стоун, что я не могу оставить свой капитанский мостик и присоединиться к вашей экспедиции. Я меткий стрелок и у меня большой опыт охоты на крупных хищников. Однажды я подстрелил льва, а также убил трех крокодилов, один из которых у меня на глазах перекусил надвое чернокожего носильщика и собирался точно так же поступить с моим приятелем. К счастью, я успел выстрелить выстрел и попал крокодилу точно в глаз.
- Какая точность! - с преувеличенным пылом восхитился Огилви и снова громко икнул. - Прямо в глаз! А в какой - левый или правый?
- В правый, - не моргнув глазом, ответил Кеннеди. - Убил наповал.