Леди Ребекка поспешила вслед за своей юной спутницей, инспектируя товары, предлагаемые торговцами, орлиным взором таможенного чиновника.
- Стойте! - воскликнула она, наконец узрев искомое. - Лавка ювелира! Это именно то, что я искала!
Толстый торговец, попивавший кофе, обратил свой взгляд на дородную иноземку, жадно разглядывавшую золотые украшения и драгоценные каменья, выставленные на его прилавке.
- Господь всемогущий! - простонала леди Ребекка, судорожно стискивая руку Элис, - Какая невообразимая, неземная, божественная красота! Милочка, вы только взгляните на эти рубины и изумруды! Таких я не видела даже в Лондоне... Но сколько это все стоит? Я ведь ни словечка не знаю на этом варварском наречии...
Торговец отставил крошечную чашечку, наполненную благоухающим напитком, и царственным жестом указал на доску, на которой мелом были выведены цены в английских и французских денежных знаках. По-видимому, леди Ребекка была не первой покупательницей, ни слова не понимавшей по-турецки.

Неподалёку от двух английских леди стояли двое мужчин. Первый, темноволосый и черноглазый, был невысок ростом, но в нем угадывалась скрытая сила. Второй был костлявым, довольно высоким и огненно-рыжим.
-Видал? - коренастый ткнул костлявого кулаком в бок. - Толстуха - английская герцогиня, а белобрысая - жена лейтенантишки из кавалерии. Я их в госпитале заприметил. Камешки да золотишко присматривают, сучки грёбаные! А ирландцы с голоду дохнут и гниют в канавах, пока их муженьки-лендлорды ренту повышают...
Черные глаза говорившего полыхнули огнем лютой ненависти.

- О да! - выдохнула леди Ребекка, пожирая алчным взглядом рубин размером с яичко ржанки. - Я просто сама не своя становлюсь, когда вижу рубины... Но цена! - Леди Ребекка скорбным взглядом посмотрела на доску с ценами, затем раскрыла свой ридикюль, заглянула в него и расcтроенно покачала головой, - Придется мне вернуться сюда завтра: при себе у меня не так уж много наличности. Ах, какое фиаско! Не знаю, как я доживу до завтра: вдруг этот камень кто-нибудь купит? А я даже поторговаться не могу, не зная местного языка!
Она закрыла сумочку и повернулась к Элис:
- Вы будете что-нибудь покупать, душа моя, или Генри выдал вам недостаточно денег, думая, что все ограничится пожертвованием святыням? Я могу добавить из своих, если вам приглянулось украшение не настолько дорогое, как этот поистине необыкновенный камень. Не отказывайтесь, дитя моё: я буду счастлива посодействовать вашей покупке, а Генри, уверена, обрадуется, увидев, что вы в кои-то веки себя немного побаловали.

***
- Слышал? - прошептал на ухо своему спутнику коренастый ирландец, хотя вокруг не было никого, кроме его приятеля, кто мог бы понять, о чем он говорит, поскольку говорил он по-ирландски. - Давай-ка дождемся, чем дело кончится, а потом зайдем в ближайшую кофейню и кое-что обсудим: я сегодня получил в госпитале  жалованье. Месяц выносил горшки за проклятыми англичашками, а заработал сущие гроши, но на две чашки кофе хватит. А у армян можно будет разжиться и парочкой стаканчиков бренди.
Рыжий согласно кивнул и сделал вид, что рассматривает кальяны, выставленные на ближайшем к нему прилавке.

- Так и поступим, дорогая...
Леди Ребекка бросила еще один вожделеющий взгляд на кроваво-красный самоцвет и поплыла вслед за своей стройной спутницей. За ней следовал Перкинс, успевший насмотреться на ятаган.

***
Темноволосый подмигнул своему рыжему соотечественнику:
- Вот теперь картина предстоящей битвы мне ясна. Двинем-ка мы с тобой к пристани:  нам все едино в госпиталь возвращаться, а эти сытые перепёлочки тоже туда прилетят, не сомневайся.
Двое ирландцев покинули торговые ряды и направились к пристани, от которой отчаливали каики, перевозившие пассажиров на противоположный берег Босфора, в Скутари. Через полчаса они с удобством расположились в одной из прибрежных кофеен, из окон которой открывался великолепный вид на пролив.
- Ты что задумал, Дерек? - с некоторым беспокойством в голосе спросил рыжий своего товарища, когда слуга поставил перед ними две крошечные чашечки с кофе и отошел от стола.
Темноволосый улыбнулся и сразу стал похож на обаятельного ирландского мальчишку, которому окружающие готовы спустить с рук любую шалость:
-Через пару-тройку дней мы с тобой станем богатеями, Шон, а когда эта чертова война закончится - купим билеты на пароход и поплывем в Америку. 
- И откуда же на наши тупые ирландские головы вдруг свалится богатство? - подозрительно спросил Шон, не прикасаясь к чашке с кофе.
Дерек победоносно ухмыльнулся:
- Завтра утром мы похитим блондинку и потребуем с ее мужа выкуп. Если у него не хватит денег, толстуха-герцогиня уж точно раскошелится! Слышал, как она с ней ворковала? Ну точно крестная мать!
Рыжий побледнел так, что веснушки на его молочно-белой коже стали еще заметнее:
- Ты что, ты что, - забормотал он, испуганно озираясь, хотя разговор по-прежнему велся на ирландском, - Это ж трибунал... расстрел или виселица. Зачем похищать? Уж лучше я незаметно избавлю толстуху от камешка.
- Дубина ты стоеросовая! - скривился Дерек. - Камешек, на который она нацелилась, стоит фунтов двести, да только кому ты его продашь? Здесь никто не купит, в Ирландии - и подавно, а в Англии любой держатель ломбарда или ювелир, посмотрев на твою простецкую ирландскую рожу сразу же смекнет, что товар краденый, и в лучшем случае даст тебе десятую часть его истинной стоимости, в худшем - донесет в полицию. Нам нужны деньги - много и сразу! В Америке таких, как мы, никто особо не ждет, поэтому для того, чтобы пустить там корни, нужен начальный капитал, - понимаешь? Ка-пи-тал! Желательно - в хрустящих банкнотах, происхождение которых отследить невозможно. Уверен, что за блондинку мы стрясем с ее мужа не менее пяти тысяч фунтов, а то и поболе. Ты бы на его месте пожалел бы денег, чтобы вернуть в свою постель такую кралю? А я слышал, как его денщик в госпитале соловьем разливался о том, что у его лейтенанта в Англии собственное поместье и дядя-миллионер.
- Нам это боком не выйдет? - на лице рыжего отразилось мучительное раздумье,  - Ведь когда мы вернем англичанку мужу, она опишет наши приметы, и пиши пропало...
- А разве я сказал, что мы собираемся ее возвращать? - Дерек откинулся на спинку деревянного дивана, сверля взглядом Шона.
- В Америку с собой возьмем? - с надеждой спросил Шон и глуповато усмехнулся.
Дерек тяжело вздохнул, дивясь тугодумию своего соотечественника.
- Правильно говорил отец Донахью: ежели ирландец дурак - это надолго.

Леди Ребекка, разочарованная неудачей с рубином, не купила ничего, кроме маленького ковшика из кованой меди, с длинной ручкой  и украшенного чеканкой:  такой же она видела в арендованном ими доме и, как растолковал ее служанке Селим, кувшинчик этот предназначался для варки кофе. Но когда они уже приближались к выходу, её взгляд упал на ряды обуви, удивлявшей как формой, так и яркими расцветками. Леди Ребекка так и замерла, разглядывая восточные туфли без задников, но с загнутыми по-средневековому носами.
- Душа моя! - воскликнула она, беря Элис за руку, - Не хотите ли купить какой-нибудь милый пустячок для мужа? Например, пару домашних туфель? Я куплю себе вот эти, - и леди Ребекка указала затянутым в перчатку пальчиком на пару остроносых тапочек из кожи кораллового цвета, расшитых золотой нитью дамасской работы.

***
Шон понял обидный намек и покраснел от досады:
- Раз ты сам такой умный, чего ж такой бедный? Давно бы уже сколотил состояние в Ирландии, - буркнул он и отпил кофе.
Лицо Дерека помрачнело:
- Язык прикуси, приятель, - процедил он, - Или половину О'Мэйли из Драмганниола не выкосило голодным тифом точно так же, как Фланаганов из Килкенни? А тех, кто выжил, английские лорды выселили с арендованных земель.
Шон  опустил взгляд.
- На торф похоже, - тихо промолвил он, разглядывая черную густую жижу в своей чашке. - Прав ты, Дерек Фланаган, тысячу раз прав. Нам, ирландцам, надо держаться вместе и брать свое, а не ждать милостей от проклятых английских наместников. Но где мы спрячем англичанку? Не в госпитале же?
Фланаган снова улыбнулся своей обаятельной мальчишеской улыбкой:
- Вот теперь ты умно заговорил, Шон О'Мэйли!

- Чудесный выбор! Генри наверняка эти туфли будут впору! - похвалила леди Ребекка, передавая Перкинсу свои покупки. - И разумеется, он будет на седьмом небе от счастья от того,  что вы захотели сделать ему приятное: ведь главное - не подарок, а внимание.  А мистеру Кендалу-старшему мы завтра купим турецкий кальян. Надо было мне взять немного муслина на новый чепец и передник для Джанет: она так мне предана, бедняжка! Ну да ладно: куплю завтра.
Перкинс топтался рядом, нетерпеливо поглядывая по сторонам и явно сгорая от желания поскорее убраться из этого рая для женщин и ада для мужчин.

***

Двое ирландцев все еще сидели в кофейне, продолжая обсуждать предстоящее похищение.
- Как же выпить охота чего-нибудь покрепче этой бурды! - вдруг признался Фланаган, с отвращением отодвигая от себя нетронутую чашку с кофе. - Но этим нехристям Аллах запрещает крепкие напитки. Поскорее бы убраться отсюда:  в Ирландии, по крайней мере, нам с тобой уже предложили бы графинчик потина*
- М-даа... - неопределенно промычал О'Мэйли, уже успевший расправиться с крошечной порцией безалкогольного напитка. - Ну так что с убежищем, Дерек? И еще я никак не пойму, как мы умыкнём дамочку на глазах у толпы народу. А если к тому же тот малый, что сегодня их сопровождал, снова будет с ними?
Фланаган наклонился через стол к подельнику
- Ты вокруг себя часто смотришь, Шон? Глаза-то открой: здесь же куча баб, закутанных с головы до пят, одни глаза только и торчат наружу.  Переоденемся в турчанок, заманим блондинку в тихий уголок, заткнем рот кляпом и завернем в ковер.
- Так она ведь трепыхаться будет, - возразил О' Мэйли.
Фланаган равнодушно пожал плечами и вытянул из-за пояса короткую деревянную дубинку с круглым навершием:
- А бата* на что? Погладим крошку по затылку - и она успокоится часа на два.
- Ух ты! - восхитился О'Мэйли. - ты ее из Ирландии привез? А почему короткая такая?
- Здесь вырезал, а короткая - чтоб в глаза не бросалась. Внутри клинок спрятан, так-то, дружок.

*Потин - ирландский самогон крепостью 40-90%
*Бата - ирландская трость и боевая дубинка одновременно. Обычная длина - 0,9 м, иногда имеет скрытый в корпусе клинок.

Леди Ребекка выставила перед собой раскрытый зонтик в виде щита и с его помощью стала уверенно пробираться к выходу сквозь толпу. Перкинс следовал в арьергарде, не менее усердно работая локтями и плечами и давая возможность миссис Кендал двигаться за ним и леди Ребеккой относительно свободно, не натыкаясь на препятствия в виде других покупателей, разносчиков кофе и шербета и праздных гуляк.
Когда они оказались на пристани и сели в лодку, леди Ребекка, отвечая на вопрос Элис, высказала мнение, что выздоравливающему от пневмонии лейтенанту Кендалу будет полезно подышать свежим воздухом в их компании, а затем мечтательно добавила:
- Ах! Если бы майор Фицпатрик мог обходиться без костылей, с каким удовольствием я пригласила бы и его! Но что поделать, придется отложить приглашение до лучших времен.

***

Дерек Фланаган очередной раз посмотрел в окно кофейни и резво вскочил с места, бросив на на стол несколько мелких монеток в уплату за угощение.
- Вот они! Садятся в лодку! Скорее за ними - заодно проследим, где они живут.
Выйдя из кофейни, подельники бросились к пришвартованным киикам и через несколько минут, сторговавшись с одним из лодочников, отчалили от берега, пристально следя за тем, как киик с двумя англичанками на борту направляется к противоположному берегу.
- Видал, в каком дворце богатеи живут? - спросил Фланаган своего рыжего приятеля, когда, выяснив все необходимое, они шли к госпиталю, чтобы снова вернуться к обязанностям санитаров. - И никакой тебе охраны! Ни привратника, ни собаки. Ворота  не запираются, - смех, да и только! Даже и не знаю, Шон, как лучше поступить... Может, сподручнее будет выкрасть лейтенантскую жёнку из дома, нынешней ночью? Тем паче, что на этом берегу я видел несколько заброшенных пустых хибар, да и стражи тут меньше, а в госпитале одни увечные да калеки. И нам с тобой проще будет из госпиталя сбегать по очереди, чтобы ее сторожить.
Друзья миновали кладбище*, по периметру обсаженное вековыми кипарисами. Фланаган оставился, о чем-то раздумывая, потом медленно сказал:
- А еще лучше - сунуть дамочку в склеп, оттуда она точно не сбежит, и никому в голову не придет искать ее на мусульманском кладбище. Да и выкуп пусть ее муженек несет сюда же.
Шон О'Мэйли суеверно перекрестился и забормотал молитву.

*Старейшее и самое большое мусульманское кладбище «Караджа Ахмед» находится на азиатском берегу Константинополя, в Ускюдюре (бывший Скутари) и растянулось вдоль берега Босфора на несколько километров.

- Майора скоро отправят в Шотландию долечиваться, поскольку из-за раздробленной кости вернуться в строй он сможет не ранее, чем  через полгода, - сказала леди Ребекка. - Я намереваюсь присоединиться к нему, - то есть отправиться на том же пароходе, а потом пригласить его погостить в Чатсуорт-корт, ведь от Карлайля до границы с Шотландией всего несколько миль. Вы ведь не будете против, если я покину вас с Генри? Правда, и Джанет мне придется забрать с собой, но перед отъездом я обязательно найму для вас новую служанку.

***
После легкого ланча, приготовленного ему вернувшейся от прачки Джанет, и ставшего уже неизменным стакана горячего кобыльего молока, в который он так же неизменно добавлял капельку бренди, Генри написал письмо дяде, затем лег на накрытое коврами и горой тюфяков возвышение, которое заменяло ему привычную кровать, и попробовал читать "Новый метод восстановительных тренировок кавалерийских лошадей", но очень скоро задремал, придавленный увесистым томом, открытым на середине.

Удивительно, но с тех пор, как лейтенант оказался в домашней обстановке, ему ни разу не снился капитан Нолан. И на этот раз его посетили не зловещие призраки войны, а ожившие страницы поэмы Кольриджа: дворец Кубла-хана с его фонтанами и потаенными гротами, а в центре всего этого великолепия - прекрасная  полуобнаженная дева, манившая лейтенанта к себе. Стук в дверь вырвал его из сладких объятий сна и перенес в суровую реальность. Руководство по тренировке кавалерийских лошадей соскользнуло с его груди и с глухим стуком упало на пол. Генри сел на своем восточном ложе, пытаясь нащупать босыми ногами войлочные домашние туфли. Из открытого окна в комнату лился теплый апрельский воздух, напоенный ароматами трав и кипарисов. Он гадал, зачем жена пришла к нему, и на всякий случай предвосхитил ее следующий вопрос:
- Я прекрасно себя чувствую! И во время ланча выпил лекарство, прописанное доктором О'Флаерти. А вы давно вернулись?

Генри развернул свёрток: в нём оказалась пара восточных домашних туфель.
- Благодарю, миссис Кендал! 
Лейтенант хотел поинтересоваться, купила ли жена и себе что-нибудь столь же красивое и одновременно практичное, но не стал спрашивать, понимая, что утром выдал ей слишком незначительную сумму денег, не зная о том, что ее прогулка с леди Ребеккой не ограничится посещением святынь. Письмо от лейтенанта Томаса лежало на столе, но он все еще не был готов рассказать о его содержании Элис. Вернее, не был готов к последствиям, которые неизбежно последовали бы за этим. С другой стороны, о новостях мог узнать вездесущий Перкинс, уже обзаведшийся довольно широким кругом знакомых в госпитале: среди них могли оказаться раненые из 8-го гусарского полка, который тоже должен был быть передислоцирован в колонии. И если Перкинс, не умевший держать язык на привязи, сообщил бы об этом его жене первым, вышло бы нехорошо, некрасиво. Генри надел обновку и прошелся в ней по комнате: тапочки сидели на ноге как влитые и были мягкими и достаточно теплыми. Несмотря на свое разочарование в семейной жизни, Генри вынужден был признать, что и в ней бывают светлые моменты. Не то чтобы он нуждался в новых тапочках, но сам факт того, что жене захотелось что-нибудь ему подарить, был приятной неожиданностью. Упоминание о подарках, привезенных из Парижа, решило дело: Генри увидел в этой новости предлог для того, чтобы сообщить свою.
- Не переживайте так из-за оставленных в "Папоротниках" подарков, сударыня: очень скоро мы с вами вернемся в Англию.

Генри указал жене на единственный в комнате стул, на котором прежде сидел сам, сочиняя ответ Джеймсу.
- Присядьте, сударыня, и выслушайте меня. Я сам узнал об этом всего несколько часов назад из письма лейтенанта Томаса, которое он отправил в госпиталь на мое имя и которое мой денщик доставил мне сегодня рано утром, когда привез из госпиталя леди Ребекку. Полк, в котором я служу, будет переведен в Индию, а всем офицерам дается трехмесячный отпуск, чтобы они могли вернуться в Англию и успели уладить свои дела перед тем, как отправиться на новое долговременное место службы за тысячи миль от родины.
Генри отметил про себя ремарку жены о том, что его возвращению в Англию будет рад его дядя, но не она сама. Это было вполне ожидаемо и все же царапнуло и слух, и сердце. Более того, Элис даже как будто была неприятно поражена и растеряна необходимостью снова надолго воссоединиться с мужем под гостеприимными сводами дома Кендала-старшего.

- Очень рад! - подтвердил Генри. - Признаться, давно мечтал отправиться в страну, которую мне так расхваливал дядя. Климат там тяжелый, но это окупается красотой природы и удивительной культурой, зачастую непонятной нам, англичанам. Что касается продолжительности срока службы - это зависит не от меня, а от решений командования, но я надеюсь, что пробуду там достаточно долго, чтобы как следует познакомиться с местными обычаями. Военные действия там не ведутся, то есть в самой Индии: незначительные локальные конфликты вспыхивают лишь в Бирме или Афганистане, но с другой стороны, политическое равновесие в наши дни столь хрупко, что ожидать можно всего.
Генри не стал спрашивать жену, хочется ли ей последовать за ним в Индию: для него было очевидно, что такого желания она не испытывает. Что ж, тем лучше для них обоих. Она ни в чем не будет нуждаться и сможет вести тот образ жизни, который ей стал уже привычным, - ездить в Париж или с визитами к леди Ребекке, - а он вернется к одинокому существованию холостого офицера на службе Её Величеству и Британии.

Генри не стал уточнять, откуда вода, предположив, что это напрямую связано с утренним посещением святынь: у католиков, насколько ему было известно, пользовались популярностью целебные источники и мощи святых. Молча взял стакан, выпил воду и коротко поблагодарил.  Говорить больше было не о чем: он поставил жену в известность о переводе полка в Индию и о своем скором отъезде туда же. Надолго задерживаться в Англии он не собирался: в первую очередь, чтобы не досаждать жене своим присутствием. А в Скутари ему тем более нечего было делать.
- Мы отправимся в Англию как только будет известно, на каком из кораблей найдется хотя бы одна пассажирская каюта первого класса для вас с леди Ребеккой. Буду вам премного благодарен, если вы сообщите об этом миледи. Я, в свою очередь, поставлю в известность Перкинса. И можете начинать сборы, сударыня: единственное, что нам с вами осталось сделать - вместе посетить здешних торговцев, чтобы вы смогли купить каких-нибудь безделушек на память о Турции.

Генри посмотрел на жену: она, как всегда, выглядела подавленной и расстроенной, и он знал, что причина тому - его присутствие. Наверняка в Париже она выглядела и вела себя по-другому. Он отдавал себе отчет в том, что говорил с ней сухо и холодно, но ничего не мог с собой поделать. Миссис Кендал была так заботлива, с таким рвением играла роль домашнего ангела, что на его месте большинство мужчин были бы счастливы и  полностью удовлетворены. Сказал же Рёскин, что жена должна быть мужу служанкой, а королевой - только в его сердце. Не мудрено, что миссис Рёскин так яростно и целеустремлённо, не гнушаясь никакими средствами,  добивалась развода и в конце концов преуспела! Генри  было нужно совершенно другое: искренняя радость в глазах жены, когда она встречалась в ним взглядом, ее ласки и поцелуи, способные исцелить гораздо быстрее, чем кобылье молоко или вода из источника, которую она считала чудотворной.
- Если вам угодно, я проконсультируюсь с доктором О'Флаерти, но даже и речи не может быть о том, чтобы вызывать его сюда: благодаря вашим стараниям я чувствую себя отменно и не собираюсь отрывать доктора от его прямых обязанностей в госпитале. Я сам к нему съезжу на днях. Ужинайте с леди Ребеккой без меня: я решил немного попоститься в преддверии Пасхи. Более не смею задерживать вас, сударыня: вы наверняка устали и нуждаетесь в отдыхе гораздо более, чем я.

Дверь закрылась, воздвигнув непреодолимую преграду между ним и женой. Генри сел на постель, закрыв лицо ладонями. Зачем, с какой целью он мучал Элис? Насильно мил не будешь: эта народная мудрость, до сих пор казавшаяся ему пустым присловьем, внезапно обрела смысл. В "Папоротниках" он пытался купить любовь жены при помощи дорогих подарков, внимания, доброжелательного окружения, которое он ей предоставил. Но ей ведь не это было нужно, а другой мужчина - тот, кого она полюбила бы всей душой. Снова дало о себе знать уязвленное самолюбие: неужто он настолько плох, настолько никчемен, что неспособен высечь хотя бы искру любви из ее сердца? Все последние события подтверждали, что именно таков он и был.
Стук в дверь заставил Генри вскочить с кровати: мелькнула надежда, что это вернулась Элис. Но голос, раздавшийся из-за двери, тут же ее развеял.
- Сэр! Пришел вернуть вам револьвер: к счастью, не понадобился.
- Входи, Боб
Денщик вошел и протянул ему оружие.
- Мисс Галлахер приготовила на ужин тушеную говядину и отварной картофель.
Генри взял револьвер и отрицательно покачал головой:
- Ужинать я не буду. А ты, будь добр, выйди в сад и нарви тюльпанов для миссис Кендал. Скажешь ей, что я...
Генри безуспешно пытался найти предлог для вручения букета, но на ум не шло ничего. Однако смекалистый денщик, видя его затруднение, быстро обратил сомнения в его пользу:
- Я понял, сэр: несмотря на временное недомогание, вы также близки жене, как пестик тюльпана - тычинке!
Генри не мог не оценить простонародный юмор, заключенный в словах денщика. Ничто не могло быть дальше от истины, чем предположение Перкинса, но он устало кивнул, соглашаясь:
- Да, именно так и скажи. А завтра утром разузнай, на каком корабле есть свободная каюта для дам: мы возвращаемся в Англию.