Лавр Сидорович страшно смутился, услышав о том, что  Анне Петровне стал известен способ исцеления, записанный на клочке бумаги, который он отыскал в хижине знахаря. На это он совершенно не рассчитывал и мысленно отругал себя за то, что не заметил, как бумажка выпала из кармана его халата, когда он вешал халат на крючок в сенях.
- Я надеюсь, вы не подумали, что я способен воспользоваться подобным методом? - спросил он, беспокойно двигая пакеты, лежавшие на столе. - Я ни сном, ни духом... То есть я никогда не рассматривал этот способ, как путь к спасению, и смирился с тем, что навечно останусь чудовищем! К счастью,  меня спасли волки - и даже если действие целительной травы долго не продлится, я знаю, где ее искать. Впрочем, дело идет к осени, когда травы увядают, а затем поляну покроет снег, так что думаю, мне надо заранее сделать солидный запас, чтобы продержаться до весны. Увы, я не знаю, сохранит ли сухая трава все свойства свежей, но попробовать стоит, тем более, что иного выхода у меня нет.
Лавр Сидорович сделал паузу, раздумывая, не будет ли слишком смело пригласить Анну Петровну на прогулку в лес, но потом все-таки решился.
- Я был бы очень рад и признателен, если бы вы на днях прогулялись со мной к той поляне и помогли со сборами чудо-травы. И сушить ее я бы предпочел не дома, а у вас на чердаке - подальше от любопытных глаз. Я не настаиваю - решение за вами. А еще я хотел спросить, известно ли вам что-нибудь о  самочувствии  господина Жалинского: по вполне понятным причинам я не мог говорить об этом с доктором Дешамом.
О другом разговоре с доктором Дешамом, состоявшемся в присутствии главной хранительницы, и о своих угрозах доктору Лавр Сидорович сообщать не стал, чтобы не нарушать дружеский характер беседы с Анной Петровной.

- Вопросов действительно будет много, - согласился Лавр Сидорович. - Вы поступили очень осмотрительно, Анна Петровна - остается надеяться, что господин Жалинский не будет трепать языком почем зря. Ох, простите, с языка сорвалось.
К своему  удивлению, Лавр Сидорович в присутствии Анны Петровны непривычно робел - совсем по-другому он вел себя утром, когда разговаривал с доктором Дешамом и законной супругой!
- Впрочем, я надеюсь, что опасаться нам нечего, - продолжил он, взяв себя в руки. - Если Жалинский и заметил меня, то никак не мог узнать. От трактира остались одни головешки, а кровь и наши следы у входа в трактир смыл ливень, разразившийся незадолго до рассвета. Да и вообще ему, как тайному агенту,  по долгу службы велено молчать при любых обстоятельствах. Что же касается нашей прогулки в лес - я подозреваю, что идти придется на исходе ночи. На этот раз я попал на поляну незадолго до рассвета и как только первый луч солнца  проник сквозь кроны деревьев, травяной ковер покрылся мелкими белыми цветками, похожими на мириады светлячков, которые источали настолько сильный запах, что я стал безудержно чихать, и одновременно с этим превращаться в человека.
Лавр Сидорович не стал вдаваться в дальнейшие подробности и рассказывать Анне Петровне, что обратный процесс превращения был намного более неприятным и болезненным, чем превращение в оборотня, которое с ним случилось, когда он ненадолго задремал на берегу реки. Он и заметил-то все совершенно случайно, просто взглянув на когтистые лапы, густо поросшие шерстью! А на поляне его буквально выворачивало наизнанку: он чихал так часто и сильно, что из глаз потоками лились слезы, мышцы ныли, а суставы и кости трещали, как у преступника на дыбе. И уж тем более он не стал упоминать о своих злоключениях по дороге к дому, когда ему в нескромном костюме Адама пришлось передвигаться короткими перебежками, то и дело ныряя в кусты, а часть пути преодолеть ползком, чтобы не быть замеченным немногочисленными ранними пташками - извозчиками, дворниками  и околоточными. Выдохнул он только тогда, когда забрался через приоткрытое окно в свою спальню и завернулся в восточный халат.

- Это вы меня простите, Анна Петровна, -  ответил Лавр Сидорович, серьезно глядя на девушку. - Я ведь хранитель, а посему никогда не должен забывать о таких важных вещах…
Лавр Сидорович заметил, что Анне Петровна упомянула о своей тяге к крови обтекаемо и как бы через силу: тема эта ей была явно неприятна. Он очень хорошо понимал ее: ведь теперь и он сам перешел в разряд существ, очень сильно отличающихся от обычных людей. Но в отличие от Анны Петровны, которая тяготилась и стыдилась своей новой сущности, он испытывал иные чувства: многократно возросшая физическая сила, острый нюх и способность быстро бегать радовали его несказанно! Теперь он был не человеком, а скорее - сверхчеловеком!  Единственное, что удручало его, это опасение снова обрасти шерстью с ног до головы: хотя и в этом были определенные практические преимущества, в обществе появляться в таком виде было нельзя!
- Вам не надо идти туда одной,- возразил он на предложение вампирки - Да вы и дороги не найдете даже по моему описанию, я же пойду на запах чудо-травы. Итак, договорились, сударыня: буду ждать вас в полночь у моста  на этом берегу реки. А сейчас позвольте откланяться: у вас наверняка есть дела, да и мне надо идти на службу.
Лавр Сидорович встал и, лишь мгновение поколебавшись, поцеловал руку Анны Петровны.

Иван Жалинский открыл глаза и сначала не понял, где он. Большая светлая комната ничем не походила на обшарпанную каморку в трактире «Подкова», в которой он провел несколько ночей. Превозмогая головную боль, которая грызла его так, как будто он был с тяжелого похмелья, Жалинский опустил босые ноги на пол и встал с кушетки, заправленной чистой, до хруста накрахмаленной простыней - невиданное дело в «Подкове»! Доковыляв на неверных ногах до стола, ухватился за его край  и уставился на предметы, кои говорили о том, что их владелец - врач: стопку аптечных сигнатур и муляж человеческой головы с нанесенной на нее френологической картой. На сигнатурах стояла одна и та же подпись, имя было знакомое - Дешам! Кое-что стало проясняться, но для Жалинского оставалось неясным, как он попал к доктору. Он довольно смутно помнил события минувшей ночи, но не сомневался в том, что последней, кого он видел перед тем, как окончательно провалиться во мрак, была девица Остроумова. Видимо, она и доставила его к знакомому врачу… Необходимо было поблагодарить добрую самаритянку, а заодно восстановить с ее помощью ход событий минувшей ночи - ведь ему предстояло написать отчет для вышестоящего начальства!
Свою одежду, кем-то просушенную, вычищенную и как следует проветренную, Жалинский обнаружил на спинке стула. Быстро оделся, сунул ноги в сапоги, которые тоже отчистила от налипшей грязи чья-то заботливая рука, и надел на голову картуз. Поиски доктора Дешама успехом не увенчались, зато на кухне нашелся некто Евгений, назвавшийся  «ассистентом» доктора. «Ассистент» с аппетитом хлебал из миски густые щи, закусывая их краюхой черного хлеба, и  предложил Жалинскому присоединиться к его скромной трапезе. Однако Жалинский отказался  и вместо щей спросил  адрес девицы Остроумовой.  Евгений подробно объяснил дорогу и в свою очередь попросил Жалинского об услуге, а именно - отнести Анне Петровне бутылку с лекарством, которое  приготовил для нее доктор Дешам.

- Здравствуйте, Анна Петровна, - ответил Жалинский, одной рукой сдергивая с головы картуз, а другой протягивая Анне Петровне бутылку темного стекла, которую попросил передать Евгений. - Вот, решил зайти, чтобы поблагодарить вас, а заодно доставить лекарство, приготовленное  доктором Дешамом.
Анна Петровна, как показалось Жалинскому, пребывала в приподнятом настроении - об этом свидетельствовали блеск глаз, живость движений и легкий румянец на щеках, обычно не свойственный вампирам. И радовалась она явно не его появлению, так как не могла ожидать оного. Жалинский посмотрел вниз и увидел глубокие следы от сапог, оставленные на раскисшей от ночного дождя земле. Следы были свежие, но принадлежали не хозяйке дома: их размер, и фасон, который Жалинский легко определил по очертаниям подошвы, были явно мужскими. И, что самое интересное, владелец сапог не был ни крестьянином, ни разносчиком, ни даже купцом, а скорее человеком, состоящим на государственной службе, возможно - военным, причем офицерского звания. Судя по  глубине и расположению отпечатков сапог по отношению друг к другу, походка у него была уверенная:  он не хромал, не запинался, не выворачивал ступни  наружу и сначала наступал на пятку, а потом переносил вес тела на носок. Сапоги были стачаны на косой колодке, как и у Жалинского, а подошвы пришиты варными нитками, а не подбиты гвоздями. Если бы у тайного агента было достаточно времени для тщательного изучения следов, он узнал бы о владельце сапог гораздо больше, но и без того было ясно:  незадолго до  его прихода хозяйка дома принимала гостя, визит которого и привел ее в хорошее расположение духа.
- Разрешите войти, сударыня? - вежливым тоном осведомился Жалинский, чувствуя непонятную досаду из-за того, что узнал о визите другого мужчины.

- Да, от чая не откажусь, а если у вас найдется сахар, мёд  или пастила, буду премного благодарен - я очень люблю сладости, - сказал Жалинский, сев на стул, предложенный Анной Петровной, и обводя взглядом уютную гостиную. Помимо воли он продолжал искать признаки присутствия мужчины, но не находил их. Ни курительной трубки, ни забытой на столике у кресла газеты, ни войлочных домашних туфель без задников, ни длинного восточного халата, небрежно брошенного на спинку кресла. Анна Петровна вышла, чтобы приготовить чай, а он так и остался сидеть, рассматривая календарь, висевший на стене.
- Мне бы хотелось в подробностях узнать обо всем, что случилось после того, как завязалась драка у входа в трактир, - перешел он к делу, как только Анна Петровна вернулась в гостиную с чаем. - Последнее,  то я помню - кучу-малу, которая придавила меня и чуть не лишила духа.

Для Жалинского было очевидно, что Анна Петровна кое-что утаила, а кое о чем попросту солгала. Он погрузил ложку в мед и поднял ее, наблюдая, как тягучая прозрачная нить медленно стекает вниз, и раздумывая над тем, как бы поделикатнее сообщить Анне Петровне, что ее слова не вызывают у него доверия. Но потом решил, что реверансы излишни.
- Я прожил в трактире несколько дней и медведя там не заметил. Но Бог с ним, с медведем… Я уже имел удовольствие наблюдать вас в деле и могу допустить, что вы расправились с шайкой самостоятельно: вампиры на такое способны. Но почему вы пытаетесь  убедить меня в том, что я сумел пройти  пешком десять верст до города, находясь в сумеречном состоянии рассудка?  Анна Петровна, к чему эти недомолвки, кого вы пытаетесь выгородить? Ведь вы не одна пришли в трактир - я об этом подозревал с самого начала, как только вас увидел, и сказал вам об этом. И ушли вы, судя по всему, не одна. Кто-то помог вам доставить меня к доктору Дешаму - возможно, довез  на бричке, в двуколке или как-нибудь еще. Кто был этим вторым - уж не сам ли доктор Дешам?
Жалинский принялся за чай с медом, хотя особой жажды не ощущал. Версия о присутствии доктора Дешама на месте недавних событий имела смысл: два вампира, выражаясь эзоповым языком, решили убить сразу двух зайцев: утолить свою жажду крови и избавить общество от разбойничьей шайки. Его они не тронули, потому что он не был разбойником. Пожар, упомянутый Анной Петровной, укладывался в эту схему: отличный способ скрыть следы укусов на телах жертв.

Жалинский понял, что перегнул палку, и что девушка больше ничего ему не скажет даже под пыткой. Ее испуг и растерянность были искренними, а тот факт, что она не хотела выдавать своего подельника, в какой-то степени вызывал уважение.
- Успокойтесь, Анна Петровна: быть может,  я высказался слишком резко, но на самом деле я ни в чем вас не обвиняю, - сказал Жалинский. - Зря я вас стал расспрашивать: ведь мне достаточно обратиться к начальнику городской полиции Трудному, которому наверняка уже доложили о сгоревшем трактире. Обещаю вам, что в разговоре с ним не упомяну ни вас, ни доктора Дешама: раз уж вы так категорически утверждаете, что доктора не было в «Подкове», я вам верю. Мне всего лишь надо выяснить, кто погиб при пожаре, устроенном неизвестными лицами. В общем, давайте забудем об этом разговоре…
Но для себя Жалинский решил, что до того, как пойти к начальнику городской полиции, надо проследить за Анной Петровной, чтобы  выяснить, кто вовлек ее в эту темную историю. Другой кандидатуры, кроме доктора Дешама, у него на примете не было, но, как говорится, не пойман - не вор, и участие доктора-вампира еще требовалось доказать. Конечно, можно было похоронить эту историю, ведь пострадали лишь закоренелые преступники, но Жалинский знал: если позволить человеку безнаказанно совершить преступление один раз, он войдет во вкус и будет преступать закон снова и снова. В этом смысле вампиры ничем не отличались от людей. А еще его интересовало,  куда все это время смотрели хранители, и в особенности - начальник городской полиции Трудный. Когда он общался с Трудным по поводу событий в поместье графа Шеремета, тот показался ему вполне разумным человеком, ответственным хранителем и опытным полицейским. Но теперь Жалинский засомневался в своей первоначальной оценке.

- По секретному, - подтвердил Жалинский. - Но никакой связи с тем делом нет.
В подробности он вдаваться не стал, ибо секретность дела не предполагала болтовни о нем. Чай он допил и пора было уходить, но тут его осенило: он ведь мог совершенно естественным образом проверить свои подозрения насчет доктора Дешама, посмотрев на то, как будут общаться друг с другом доктор и Анна Петровна!
- Вы не хотели бы немного прогуляться? - спросил Жалинский. - Мне надо вернуться к доктору Дешаму, чтобы заплатить ему за помощь - он ведь обработал мою рану и дал мне возможность провести остаток ночи под крышей. Давайте сходим к нему вместе, а потом …
Жалинский запнулся, не зная, что предложить на «потом». Обычную девушку он бы отвел в чайную и угостил бы чаем с пирожными или пастилой, но Анна Петровна не была обычной девушкой.

Пока Анна Петровна собиралась на прогулку, Жалинский расхаживал по гостиной, разглядывая обстановку. Убранство комнаты не отличалось роскошью - скорее, было скромным, - а некоторые предметы мебели давно успели состариться, но при этом комната дышала уютом и сверкала чистотой. Внимание Жалинского привлекли акварели, висевшие на стенах и, как он предположил, нарисованные хозяйкой дома: большинство из них изображали среднерусскую природу в разные времена года, но одна была поясным портретом немолодого мужчины. Жалинский подошел к портрету, чтобы как следует его рассмотреть. Судя по мундиру с эполетами без бахромы и серебряному нагрудному знаку с золотым орлом, мужчина был ротмистром кавалерии, а его возраст и центральное  положение, которое занимал на стене портрет, указывало на то, что скорее всего он был отцом Анны Петровны. Внешнего сходства между отцом и дочерью было мало, разве что глаза голубого цвета и цвет волос. Но весь облик ротмистра Остроумова дышал благородством и честностью, которые, несомненно, передались дочери. А когда взгляд Жалинского переместился на лампадку, горевшую ровным и ярким огоньком перед иконами в красном углу, он понял, что был форменным дураком, когда заподозрил девушку в соучастии в страшном преступлении. Да, она была вампиром - вернее, стала им по чужой воле, - но душа ее не изменилась и осталась такой же чистой и по-христиански возвышенной, как душа ее отца, отдавшего жизнь за Отчизну. То, что ротмистр Остроумов сложил голову на поле боя, было понятно по траурной ленте, обвивавшей угол  портрета.
Как только Анна Петровна вошла в гостиную и объявила, что готова идти к доктору Дешаму, Жалинский сказал:
- А знаете что, сударыня: доктор Дешам может и обождать. Я найму извозчика и мы прокатимся по городу и окрестностям

- К обедне ходил в Успенский собор да в полицейский участок - но это было в прошлый мой приезд, а нынче я дальше «Подковы» носа не высовывал, - сказал Жалинский.
Извозчик нашелся быстро - болтливый, как все его собратья,- и сразу же поделился горячими городскими новостями с Анной Петровной, с которой,  как показалось Жалинскому, был знаком. Впрочем, это было и не удивительно: большинство жителей Смоленска, население которого значительно уменьшилось за время войны, знали друг друга в лицо и по имени.
- Ночью-то трактир на старом тракте сгорел дотла! - сообщил он под скрип рессор и стук лошадиных копыт. - Ужос, летящий на крыльях ночи - вот что стряслось, а кто виноват - неведомо.  Мой свояк в пожарной команде состоит - он там был, все видел. Полсотни сгоревших, а то и больше - как их сосчитать, ежели только кости обгорелые от них остались, а от трактира - горстка печной золы… Хорошо, что к утру дождь пошел, иначе и лес бы заполыхал! Господи, помилуй нас, грешных!
Извозчик перекрестился и оглянулся на Анну Петровну, чтобы определить по выражению ее лица, какое впечатление произвела на нее новость.
Жалинский знал, что на момент пожара кроме него и Анны Петровны в трактире находилось не более десятка разбойников и три женщины, но слухи всегда преувеличивали количество погибших. Однако сам факт, что (если верить словам извозчика) все погибли при пожаре, заставлял его крепко призадуматься о дальнейших действиях.
- Свояк мой грит, что Алёшка Меченый сгорел - его по железной бляхе на ремне опознали, - продолжил извочик, которого так и распирало от желания выложить все, что рассказал ему свояк. - Ремень-то весь сгорел, а бляха осталась - под костями нашли, аккурат в области пупка