- Браво, сударыня, браво-брависсимо! - воскликнул Лавр Сидорович, входя в комнату и звучно похлопывая одной ладонью о другую, что в его представлении имитировало бурные продолжительные аплодисменты. - Готовитесь к новой роли? Но ведь в городе карантин из-за оспы, и все собрания запрещены до особого распоряжения городского головы, а он, в свою очередь, будет ждать разрешения губернатора.
Лавр Сидорович мельком покосился на зеркало и быстро отвел взгляд. Прошло уже два часа с того момента, как он выпил лекарство, полученное от знахаря, но его лицо оставалось прежним. Оставалось надеяться на то, что эффект наступит, когда он употребит весь порошок, который был в мешочке.
- Чем вы сегодня занимались, душа моя? Как провели день? - поинтересовался Лавр Сидорович, усаживаясь в кресло и обводя взглядом комнату жены. Следов чужого присутствия он не заметил и немного расслабился. Ольга Аристарховна выглядела, как всегда, прелестно, если не считать мелких комариных укусов, рассеянных по ее лицу в виде красных точек размером с булавочную головку. В доме комаров не было, поэтому Лавр Сидорович заключил, что жена весь день провела на воздухе - в саду или где-то еще.

- Нет, не в порядке, - признался Лавр Сидорович. - Боюсь, тебе придется смириться с утратой старых драгоценностей, душа моя: сейчас мне попросту некого отправлять на их поиски. Но ведь мы восполнили эту потерю покупкой новых, разве не так?
Лавр Сидорович вспомнил сумму, которую уплатил купцу Сазонову за новую коллекцию,  и заерзал в кресле под проницательным взглядом жены.
- А меня ты радуешь одним своим присутствием, - добавил он. - И конечно же, я самый преданный поклонник твоего таланта: можешь продолжать декламировать, - я посижу здесь и послушаю. И будет у нас театр одного актёра для одного зрителя!

Лавру Сидоровичу было нечего сказать на упрек жены, поэтому он промолчал. К счастью, тему полиции Ольга Аристарховна развивать не стала, вернувшись к декламации. Гекзаметрами Лавр Сидорович не увлекался, как и поэзией в целом, и потому с трудом поспевал за смыслом поэтического отрывка, который с выражением прочитала ему жена. Однако главное он уловил: речь шла о постели! И не о каком-нибудь прокрустовом ложе холостяка или узкой девичьей лежанке, а о широкой и удобной во всех отношениях супружеской постели! Неужели порошок все-таки подействовал?!!!
Лавр Сидорович выпрямился в кресле и произнес проникновенным тоном, какому позавидовал бы сам Головин:
- Хочу, мой ангел! Но не услышать, а увидеть...

- Помилуй, душа моя: зачем нам Головин? Нам Головин не нужен: в таких делах третий - лишний, - заявил Лавр Сидорович, фраппированный тем, что Ольга Аристарховна либо не поняла его прозрачного намека, либо сделала вид. - Уж как-нибудь справимся и без посторонней помощи...
Упоминание Головина неприятно его задело, также как и намек на то, что он вполсилы исполняет свой супружеский долг. Какая-то крупица правды в этом была - он так часто возвращался со службы домой вымотанным и лишенным сил, что стремился сразу же отправиться на боковую. Головину, конечно, было проще - ничего более тяжелого, чем скакать по сцене и отвешивать поклоны зрителям, он не делал.
Лавр Сидорович выбрался из кресла, шагнул к жене и заключил ее в крепкие объятья, желая доказать, что он ничем не уступает ее партнеру по сцене.

Наутро тайный советник Трудный впервые за долгое время проснулся в чужой постели. Увидев на соседней подушке белокурую головку тайной советницы, он улыбнулся, запечатлел на ее виске нежный поцелуй и тихо выбрался из-под одеяла, чтобы проверить, не случилось ли за ночь еще какое-нибудь чудо, а именно - не отразилось ли действие порошка на его физиономии. Однако зеркало разбило его надежды в пух и прах: после бурно проведенной ночи физиономия выглядела еще более помятой и невзрачной, чем обычно. Впрочем, отчаиваться Лавр Сидорович не собирался, зная, что любое лекарство действует не сразу, а постепенно. По крайней мере в теле он ощущал бодрость необыкновенную и на службу отправился в наилучшем расположении духа, дав себе зарок быть милосердным по отношению к смутьянам. Вызвав в участок доктора Дешама, он велел привести из подвала арестованных баб и произнес перед ними короткую, но пламенную речь, в коей последовательно упоминались государь-император, оспа и долг перед Отечеством. Бабы плакали, крестились, называли Лавра Сидоровича "отцом-заступником" и покорно дали привить себя от коровьей оспы, после чего были отпущены по домам. Единственного мужика, попавшего в компанию смутьянок, Лавр Сидорович приговорил к общественно-полезным работам, назначив помощником оспопрививателя на срок до конца эпидемии. Оспопрививатель в лице доктора Дешама не выглядел особенно счастливым, но именно это обстоятельство и грело душу начальника полиции в лице тайного советника Трудного.
Разобравшись с текущими делами, Лавр Сидорович поспешил домой, чтобы принять очередную дозу. Предстоящий вечер и ночь он собирался провести с женой, а посему надо было успеть тайно выпить лекарство. Бросив в стакан щепоть порошка, Лавр Сидорович щедро разбавил его коньяком и выпил смесь залпом. В этот момент вошел слуга и объявил, что кушать подано, а барыня ждет в столовой.

Лавр Сидорович занял место во главе стола, с удовольствием оглядывая скопление глубоких и мелких тарелок, соусников и бокалов. Карминное платье и изумрудную с золотом веточку лавра, приколотую к корсажу платья Ольги Аристарховны, он тоже заметил, но жена его всегда выглядела великолепно, а вот изобилие, коим отличалась сегодняшняя семейная трапеза, было чем-то новеньким: такого разнообразия блюд Лавр Сидорович не видывал даже на званых обедах, кои Ольга Аристарховна с завидной регулярностью устраивала до начала войны. 
Жена уже несколько раз заводила разговор насчет замены русской печи на голландскую плиту с духовкой и открытыми конфорками*, но Лавр Сидорович считал такую замену непатриотичной, да и стоила плита столько, что купив ее, ему пришлось бы какое-то время жить впроголодь, экономя на  коньяке и солёных лимонах. Конечно, и коньяк не был русским, но Лавр Сидорович предпочитал его водке. Хотя гостям всегда предлагал разные виды домашних крепких настоек: кардамонной, перцовой и тминной, разлитых по графинам бахметьевского хрусталя.  Лавр Сидорович в спорах с женой упирал не на нехватку денег, а на другие, не менее важные причины: невозможность запечь на голландской плите десятикилограммовый окорок в ржаном тесте и сохранить горячими любимые им щи из квашеной капусты. В печи-то они не остывали целых двенадцать часов - ровно столько, сколько он проводил в трудах на полицейской службе!
- Однако... - произнес Лавр Сидорович, протягивая руку к хрустальному стакану с коньяком и с интересом поглядывая на утку, покрытую румяной корочкой и туго набитую резаными яблоками. - Какое райское изобилие, душа моя! Умеете вы создавать вокруг себя такую красоту, что глаз от удивления дёргается... Это случайно не та утица, что я подстрелил намедни на вервижских болотах? Давайте-ка я отрежу для вас крылышко или ножку.
Лавр Сидорович ополовинил стакан и, вооружившись острым ножом, начал разделывать утку на порционные куски. В нос ему ударил пряный аромат печеных яблок, и он задумался, какой сорт использовала кухарка: для антоновки было еще рановато, но царский шип, репчатый апорт и свинцовый налив уже созрели.

*Заводила?  

- День прошел, как всегда - в трудах и заботах, - ответил Лавр Сидорович, накладывая к себе на тарелку отрезанную утиную гузку, которую уважал даже больше грудки. Запах печеных яблок стал настолько сильным, что навязчиво бил в нос и, как ни странно, отбивал аппетит. Лавр Сидорович  задумался, а не перепил ли он натощак коньяка: сначала в своем кабинете выпил порцию, а после здесь, в столовой. Отрезав от гузки крошечный кусочек мяса, он положил его в рот и удивился: на вкус мясо было каким-то необычным и отдавало болотной тиной. Видимо, кухарка поленилась и не вымочила утку в молоке, как следовало поступать с болотной птицей*. Сообщать жене об этом упущении он не стал, чтобы не расстраивать ее и не навлекать ее гнев на кухарку, - девку тихую, безответную и в целом старательную.
- Встретил в участке доктора Дешама,  - как бы между прочим добавил Лавр Сидорович, щедро поливая утку клюквенным соусом, чтобы замаскировать неприятный привкус, - Каким-то он грустным мне показался, - может, несварение у него или, упаси Боже, английский сплин? А впрочем, много чести для вампира, чтобы о нем упоминать. Расскажите мне, что вы делали, пока меня не было.
Соус не помог, и Лавр Сидорович снова оглядел стол, чтобы выбрать подходящую закуску для неудавшейся утки. К счастью для него, в последнее время  Ольга Аристарховна стала придерживаться новомодной английской системы подачи блюд: все они ставились на стол сразу, а не переменами, как было принято у французов. Выбор его пал на отбивную баранью котлетку, которую он аккуратно переложил с блюда на свою тарелку. Однако котлетка оказалась переперченой и жесткой, как подошвы его сапог. По-видимому, кухарку всё же надо было направить на путь истинный, но Лавр Сидорович решил не перекладывать на жену эту важную миссию, а сделать негоднице внушение от своего лица.
Донельзя расстроенный, он сделал глоток из стакана с коньяком и - о ужас! - благородный, никогда не подводивший его напиток вдруг показался ему средством для травли клопов! Но тут уж кухарка точно была не при чем, ведь он уже пил коньяк из этого же стакана перед обедом и ничего необычного не заметил... Неужели он подхватил какую-то заразу, которая так пагубно подействовала на его пищеварительный тракт? И это не могла быть оспа - ведь оспой он благополучно переболел в детстве.

Вообще-то всё было не так - то ли с ним, то ли с кухаркой. Но говорить об этом жене Лавр Сидорович не стал - видел, что она-то расстаралась на славу.
- Все хорошо, душа моя, всё хорошо, - задумчиво промолвил он, ковыряя вилкой в очередном неудобоваримом кушанье - заливном из судака, украшенном веточками петрушки. Обычно заливную рыбу он ел с большой охотою, а тут вдруг понял, какая это гадость. Отодвинув заливное, он потянулся было к паштету из гусиной печени, но сразу же отдёрнул руку. Ни паштет, ни омлет, ни даже взбитые сливки с садовой малиной его не привлекали, а напротив, казались чем-то подозрительным и малоаппетитным. Неожиданно Лавр Сидорович понял, чего бы ему хотелось съесть - кусок сырой печёнки или английского ростбифа с кровью! О да, с каким наслаждением он вонзил бы клыки в кусок сырого мяса! Представив эту картину, Лавр Сидорович испугался: слишком уж она напоминала ему вампиров! Неужто он заразился вампиризмом от доктора Дешама, пообщавшись с ним в участке?! Но ведь он общался с вампирами и ранее, но никогда не испытывал таких симптомов, как сегодня.
- Доктор Дешам прививал от оспы арестованных смутьянов, - запоздало ответил он на вопрос, заданный Ольгой Аристарховной. - Скажите, мой ангел, в тех старинных трактатах, которые вы постоянно читаете, вам никогда не попадалась  информация о том, что вампиризм заразен? Я имею в виду, что он может передаваться от вампира к человеку по воздуху, минуя личный контакт?

- Ну... не знаю... просто интересуюсь, - сказал Лавр Сидорович.- Я же не настолько подкован, как вы - служба отнимает столько времени и сил, что на изучение трактатов не остается ни того, ни другого. А Дешам не просто вампир, а еще и француз, а французы отличаются от русских во всем. Не буду далеко ходить за примерами:  если сравнить французских актеров и наших, то выяснится, что они отличаются друг от друга, как масло и вода. Вот эта... как её.. мамзель Фюзи! Отказалась петь перед Бонапартом в Москве, так как от страха у нее приключился паралич голосовых связок. Разве можно помыслить, чтобы вы отказались петь в подобных обстоятельствах? Конечно, нет! А почему? Да потому, что вы русская, а русский человек ничего не боится и всегда идет до победного конца.
Лавр Сидорович побарабанил пальцами по столу и с сомнением глянул на остатки коньяка в стакане. Поразмыслив, он решил, что надо допить коньяк, невзирая на его странный вкус, и сделал это. На этот раз коньяк уже не напоминал клопомор, а отдавал навозом, и Лавр Сидорович закашлялся, стараясь усмирить взбунтовавшийся желудок.
- Кажется, я отравился... - вынужден был признать он, - Но вот что странно: сегодня я почти ничего не ел...Ох, как живот скрутило... Прошу меня извинить, мой ангел: вынужден покинуть вас. Доедайте десерт без меня.
Лавр Сидорович встал и, пошатываясь, направился к двери.

Лавр Сидорович кое-как добрался до своей спальни и упал на постель, не раздеваясь. Зверобой, ромашку, мяту и подорожник, отвар из которых приказала приготовить ему жена, принимать не стал - и без них было худо. Ухаживал за ним его дядька Акакий Савельевич Здравомыслов*, который приставлен был к нему с тех пор, как ему минуло пять лет, и остался с ним даже после его женитьбы на Ольге Аристарховне. Слуги  звали дядьку Савельичем, уважали и боялись не меньше, чем барыню. Савельич всю ночь просидел у постели своего подопечного, отлучаясь лишь затем, чтобы очередной раз вынести горшок. Лавр Сидорович тоже не сомкнул глаз и, промучавшись без сна до полуночи, не выдержал, и велел Савельичу принести из библиотеки трактат, который упомянула за ужином Ольга Аристарховна. Савельич читать не умел, но распознавал книги по обложкам.
- Иди к барыне, спроси, какого цвета переплет у нужной мне книги, - слабым голосом попросил Лавр Сидорович. - Скажи, что барину нужен Ликург.
Савельич ушел и вернулся, сгибаясь под тяжестью фолианта в красном сафьяновом переплете с накладками-жуковинами из алой шпинели и накладным латунным замком.
- Так и спину надорвать недолго, - сварливым тоном пожаловался он, ставя фолиант  на подставку-пюпитр, которую установил на кровать рядом с Лавром Сидоровичем. По обеим сторонам пюпитра располагались высокие подсвечники, в каждый из которых  Савельич вставил по зажженной свече.
- Барыня не рассердилась на то, что ты ее посреди ночи потревожил? - еще более слабым голосом поинтересовался Лавр Сидорович, беспокоясь более о Савельиче нежели о жене.
Савельич в ответ пробормотал что-то неразборчивое, но поскольку следов гнева барыни на его рябом лице не наблюдалось, Лавра Сидоровича такой ответ вполне устроил. Открыв трактат Ликурга на оглавлении, он нашел главу под названием "Способы предохранения от вампиризма" и начал читать. Все оказалось так, как и говорила ему Ольга Аристарховна: заразиться через рукопожатие было невозможно, так же, как и через разговор с вампиром. Только укус перворожденного вампира приводил к полному и необратимому превращению человека в вампира, а Дешам даже не был перворожденным.  Лавр Сидорович было успокоился, но затем заметил сноску, посвященную укусам, и отсылку к труду другого древнегреческого ученого мужа. Однако сил на то, чтобы продолжать ночные штудии, у него не осталось, да и горшок все более настойчиво призывал из-под кровати.
Заснул Лавр Сидорович только под утро, а проснулся от яркого света полуденного солнца. Рядом с кроватью клевал носом Савельич, а снаружи доносились голоса дворовых. Лавр Сидорович бросил взгляд на настольные часы и решил, что на службу идти нет уже никакого смысла. Чувствовал он себя превосходно и ничто не напоминало о ночных страданиях.
Разбудив Савельича, он приказал согреть воды для умывания и принести чистое белье.
- Загляни по дороге к барыне, скажи, что завтракать я буду с ней, в столовой, - добавил он, так как знал, что Ольга Аристарховна раньше полудня никогда не вставала, а сейчас был как раз полдень.

Акакий - др.-греч. Ἀκακιος — «не делающий зла, кроткий, неплохой», довольно распространенное имя в старой России

Собираясь на рандеву с женой, Лавр Сидорович ощущал смутное беспокойство, вызванное чувством вины за минувшую ночь. Вроде бы он и не был нив чем виноват, но в то же самое время как бы и был. К тому же перед его мысленным взором постоянно маячил  подлец Дешам, строивший куры его жене: стройная, как у денди, фигура соперника не давала покоя Лавру Сидоровичу, успевшего за годы семейной жизни обзавестись небольшим брюшком. Лавр Сидорович пытался успокоить себя тем, что француз добивался иллюзии стройности, надевая корсет Аполлон, но это почти не помогало. В халате же Лавр Сидорович выглядел еще более грузным, чем был на самом деле, поэтому решил выйти к домашнему завтраку одетым так, как будто собирался нанести утренний визит жене губернатора.
После того, как Савельич надел на него панталоны песочного цвета и рубашку, а поверх нее - атласный жилет с двумя рядами пуговиц, настало время выбрать сюртук. Гражданских сюртуков у Лавра Сидоровича было два: один - цвета лаврового листа, другой - жженого кофе. Но сегодня оба они показались ему невероятно унылыми и он внезапно почувствовал, что хотел бы иметь в своем гардеробе сюртук или фрак цвета адского пламени или, на худой конец, давленой брусники. Но пришлось довольствоваться тем, что было. Повязав на шею галстук и заколов оный золотой булавкой, Лавр Сидорович уселся на стул и вытянул ноги вперед, чтобы Савельич смог натянуть на них гессенские сапоги, начищенные так, что в них можно было смотреться, как в зеркало. Пока Савельич кряхтел и жаловался на прострелы в спине, Лавр Сидорович критически разглядывал себя в зеркале, особое внимание уделив волосам, которые, увы, сильно уступали в густоте шевелюре доктора Дешама. Более того: на макушке  они поредели и грозились покинуть ее навсегда. Накануне, в разгар ночных мучений, Лавр Сидорович решил не принимать порошок, данный ему знахарем, но теперь, глядя на проплешину, передумал обратно.
Лавру Сидоровичу не хотелось, чтобы любопытный дядька начал задавать ему неудобные вопросы, поэтому он спровадил его, и сразу же принял порцию зелья, с трепетом ожидая повторения давешнего приступа. Однако его опасения не оправдались: выждав четверть часа, Лавр Сидорович с радостью убедился, что желудок не собирается бунтовать.
К накрытому под яблоней столу он вышел легкой походкой и с такой непринужденной улыбкой на устах, как будто был гусаром, вернувшимся под супружеский кров с холостяцкой пирушки.
- Доброе утро, мой ангел! - воскликнул Лавр Сидорович, приблизившись к Ольге Аристарховне, сидевшей в обрамлении зеленых ветвей, сгибавшихся под тяжестью созревающих яблок. - Рад сообщить вам, что я полностью оправился от вчерашнего несварения и готов после завтрака прогуляться с вами по саду.

Лавр Сидорович попробовал горячих пирожков с яйцом и луком и нашел их вкус превосходным. Затем отведал блинов с припёком, а после них  отщипнул от калача, который кухарка заботливо завернула в подогретую салфетку, чтобы не остыл. И кухарка, и желудок Лавра Сидоровича явно встали на путь исправления, - с этой мыслью Лавр Сидорович принялся за крепкий кофе, щедро снабдив его топлеными сливками и сахаром. Ольга Аристарховна любила начинать свой день с кофе, на французский манер, в то врем как Лавр Сидорович обычно завтракал по-русски, с чаем. Но сегодня был особенный день, - редко когда супруги завтракали вместе! - поэтому Лавр Сидорович не стал требовать для себя чаю.
- Ликург - молодец: изъясняется понятным и простым языком, - ответил он на вопрос жены. - И переводчик постарался на славу. Я, наверное, еще что-нибудь почитаю по этому вопросу: нельзя же мне отставать от тебя, душа моя.
После этого Лавр Сидорович перешел к похвалам погоде и закончил свою короткую речь предложением прогуляться по саду, и, может быть, даже дойти до реки. Сад свой Лавр Сидорович очень любил, особенно весной, когда яблони напоминали кучевые облака белого и розового цвета, и в начале осени, когда их кроны были усыпаны краснощекими яблоками. Лавр Сидорович  яблоки любил более других фруктов, регулярно заказывал саженцы известных сортов и участвовал в сборе урожая наравне с мужиками, а несколько деревьев даже посадил собственноручно. За пять лет до войны он посадил несколько саженцев гранатового и золотого ранета, и они принялись и прошлой осенью заплодоносили, радуя его своими плодами.  Гранатовый ранет был похож  на большой плоский помидор, а золотой имел правильную овальную форму и с одного бока был белым, а с другого - пунцово-красным. Лавр Сидорович ценил этот сорт за его медовый вкус, а Ольгу Аристарховну - за то, что она исхитрялась варить из золотого ранета варенье, которое гости принимали за ананасовое.
Прогулку по саду Лавр Сидорович упомянул еще и потому, что на широких перилах веранды разлеглась голая кошка Ольги Аристарховны и смотрела на него во все глаза, и этот немигающий, пристальный взгляд сфинкса казался ему угрожающим и портил удовольствие от совместного завтрака с женой.

Лавру Сидоровичу было приятно, что жена заметила усилия, которые он предпринял для того, чтобы улучшить свой внешний облик. Впрочем, желание заиметь новый сюртук никуда не делось и даже усилилось после её похвалы.
- Сегодня я весь день проведу дома, душа моя, - сказал Лавр Сидорович, поправляя булавку на галстухе. - Надеюсь, ты этому рада - не всё же вампирам тебя развлекать...
Лавр Сидорович ни на что не намекал и не подразумевал под вампирами одного доктора Дешама, о нет! Упомянул он этих кровопивцев безо всякой задней мысли, исключительно потому, что накануне Ольга Аристарховна выразила желание почаще встречаться со своими подопечными, пока находится на карантине, и с этой целью приглашать их в гости. В этом было рациональное зерно: за вампирами нужен был глаз да глаз, а как за ними приглядывать, ежели не можешь выйти из дома?
- С удовольствием прокачу тебя на лодке, - добавил он, вставая со стула и протягивая руку жене, чтобы помочь подняться и ей. В это мгновение кошка, лежавшая на перилах, соскочила вниз и метнулась к дверям, успев по дороге полоснуть по его панталонам когтями. Лавр Сидорович оторопел: хотя они с кошкой никогда не питали друг к другу симпатии, но открытой враждебности к нему она  тоже никогда не проявляла, лишь таращилась на него своими жуткими глазами, лишенными ресниц. Впрочем, кошка быстро убралась прочь с веранды и скрылась в доме, а Лавр Сидорович сдержался и никак не стал комментировать ее возмутительный поступок.
- А не завести ли нам птичку? - спросил он, когда они с Ольгой Аристарховной рука об руку спустились в сад и пошли по заросшей травой дорожке, ведущей к реке. - У князя Долгопрудного в поместье живет попугай - удивительнейшее создание! Говорит на  пяти языках, включая французский и латынь, и всегда к месту. Князь его всюду с собой берет, - говорят, что даже во время войны брал с собой на поля сражений. Попугай, правда, облысел тогда от грохота пушек, но потом снова оброс перьями.
Лавр Сидорович задумался над причудами Природы: почему-то у попугаев выпавшие перья отрастали обратно, а волосы на голове у человека - нет! Интересно, заметила ли Ольга Аристарховна наметившуюся у него на макушке проплешину? Наверняка, да: глаза у нее были зоркие - дай Бог каждому такие глаза!

Лавр Сидорович равнодушно отнесся к перспективе завести канарейку вместо попугая и пригласить в гости Анну Петровну вместо доктора Дешама или Кривича: канарейку, птичку мелкую и глупую, рано или поздно сожрала бы кошка, а с Анной Петровной он предпочитал встречаться без свидетелей. Но, конечно, мысли свои он озвучивать не стал, лишь с умным видом покивал головой, будто и вправду соглашался со словами жены.
Дойдя до развилки, Лавр Сидорович на мгновение остановился, а потом с решительным видом повел жену к причалу. Уже довольно давно лодкой он пользовался лишь затем, чтобы половить с нее рыбу, коей в Днепре водилось много, но вот чтобы покатать на ней жену - такого с ним не случалось с поры ухаживания. Вот тогда были и прогулки под луной, и чтение вслух стихов, кои Лавр Сидорович заучивал наизусть, чтобы покорить сердце Ольги Аристарховны, и катания на лодке, и многое другое, что ценят дамы. Но с тех пор так много воды утекло, что глупо было и вспоминать. Даже стихи позабылись. Впрочем, поднатужившись, Лавр Сидорович все-таки вспомнил несколько стихотворных строк, и удивился тому, что они так накрепко утвердились в его памяти.
- А помнишь, душа моя, как мы гуляли по берегу Днепра и я читал тебе стихи? - спросил он жену. - А потом ты меня поцеловала...
Лавр Сидорович  отвернул лицо в сторону, чтобы Ольга Аристарховна не заметила, что оно заполыхало от смущения. Да, были и у них счастливые моменты в жизни  - и куда все ушло? Но долго размышлять на эту тему он не стал - не такой был человек, чтобы предаваться напрасным сожалениям.
- А вот и лодка, - преувеличенно-бодрым тоном заметил он, возвращая лицо в прежнее положение и указывая на причал, к которому была привязана лодка. - Куда хочешь направиться - к ивовой роще или к отмели?