Лавр Сидорович отвёл Анну Петровну в свой кабинет, чтобы никто не подслушивал и не мешал их разговору. Предложив ей сесть в вольтеровское кресло со скамеечкой для ног, в котором обычно восседала его драгоценная супруга, он приступил к делу.
- Милостивая государыня, - начал он, прохаживаясь по кабинету взад и вперед. - Вам уже известно, что хранителей и вампиров связывают особые отношения, основанные, как бы странно это ни звучало, на взаимном доверии и взаимной выручке. Посему я обращаюсь за помощью в расследовании именно к вам, а не к обычной женщине. Дело вот в чем: в деле Головина у меня есть парочка подозреваемых, а у этих господ есть жены, которых, в свою очередь, я подозреваю в адюльтере с жертвой, то бишь с господином Головиным. Не обеих сразу, но у одной-то точно рыльце в пушку. Я мог бы вызвать их на допрос, но не хочу бросать тень на их репутацию: ведь одна из них ни в чем не провинилась ни перед законом, ни перед собственным мужем. Беда в том, что пока я не знаю, которая из двоих виновна, а которая - нет,  и прошу вас выяснить это как можно скорее! Вам, особе одного с ними пола,  они откроются быстрее и охотнее, чем мне - мужчине и полицейскому. Подберите к ним ключики, разговорите, оцените своим проницательным женским оком их нервическое состояние. Невиновная будет вести себя спокойно, а виноватая ... Ну да вы сами все поймете, я нисколько в этом не сомневаюсь.
Лавр Сидорович не ожидал, что Анна Петровна ему откажет - не в том она была положении. Портить отказом отношения с хранителем ей было не выгодно, если не сказать больше.
- Фамилии интересующих нас дам - Казанцева и Кобелева. У обеих мужья принимали участие в последней постановке Отелло, хотя актером является только один, а именно - Кобелев, который исполнял роль Лодовико. Казанцев же - коллежский секретарь, вышедший в отставку после получения наследства от почившей тётушки и посвятивший себя любительскому театру. Между нами говоря, он просто свихнулся на этой теме... Но поскольку в деньгах не нуждается, без мыла лезет в каждую постановку - готов даже чёрта лысого сыграть, уж простите меня за прямоту. А ведь ни талантом, ни внешностью природа его не одарила...
Лавр Сидорович сверился со списком, который написал со слов Ольги Аристарховны, и добавил:
- В Отелло Казанцев играл Грациано, этот факт вы можете упомянуть в разговоре с его женой, похвалив его игру. Хвалить там нечего, но вы всё же похвалите.
Произнеся столь длинный монолог, Лавр Сидорович уселся за письменный стол и забарабанил пальцами по столешнице, устремив тяжёлый взгляд на Анну Петровну. Узнать адреса Казанцева и Кобелева ей было не сложно, а больше ему нечего было ей сообщить и он как бы намекал на то, что она свободна и может идти выполнять его поручение.

- Вы уж постарайтесь, сударыня, постарайтесь, а получится или нет, это мне неведомо, - на все воля Божья, -  ответил Лавр Сидорович, вымучив отеческую улыбку.
Из всех смоленских вампиров, бывших и нынешних,  Анна Петровна была единственной, кто вызывал в нем какую-никакую симпатию. Она была молода, красива и, как надеялся Лавр Сидорович, все еще оставалась невинной, как и подобало русской барышне. Он не питал к ней никаких запретных чувств, поскольку все его чувства были целиком и полностью отданы жене,  но отдавал должное ее свежей непосредственности и даже жалел её, зная, что вампиром она стала вопреки своей воле. 
- И вот еще что, - добавил Лавр Сидорович, - Будьте начеку, не поддавайтесь сомнительным чарам господина Головина. Как я уже вскользь упомянул и повторю снова, этот господин - ловелас самого худшего толка, а еще и первостатейный враль! Не верьте ни единому его слову, иначе вскорости горько пожалеете о своей доверчивости

- Да вы что, сударыня, белены объелись?! - взревел Лавр Сидорович, вскакивая со стула, но тут же взял себя в руки и понизил голос. - Постойте, не уходите - я еще не все сказал… Никаких записок! Записку могут перехватить неблагонадежные лица, а в расследовании главное - полная конфиденциальность! Приходите с устным докладом сюда, а впрочем нет, сюда тоже не надо… Ольга Аристарховна начнет задавать вопросы. И участок  обходите стороной, - зачем вам косые взгляды…
Лавр Сидорович задумался, то и дело бросая косые взгляды на Анну Петровну, которую, как ему показалось, он сумел напугать своим рыком, в чем искренне раскаивался. Идея с запиской предстала перед ним в лучшем свете, когда он вспомнил о том, что в десяти верстах от Смоленска у него есть именьице под названием Обориха, расположенное на высоком берегу реки посреди густого соснового бора, от чего и получило свое название, указанное в земельной описи. Правда, в народе его называли Оборвихой, так как селилось там всего пятнадцать душ крепостных, в распоряжении которых не было даже клочка пахотной земли, а только грибы да ягоды. Лавру Сидоровичу именьице не приносило никаких доходов, одни убытки, и он лелеял планы на его реконструкцию, но грянула война, и планы рухнули в тартарары. Но место было весьма живописное, а главной его достопримечательностью был огромный дуб, возвышавшийся среди сосен как генерал среди рекрутов. Согласно легенде, этот дуб видел еще Петра Великого, который сиживал под ним во время Северной войны.  Лавр Сидорович не слишком в это верил, так по всей губернии росло с полсотни таких же дубов-очевидцев и складывалось впечатление, что царь помечал своим присутствием каждый дуб, встречавшийся на его пути.
- Виноват, сударыня, - был не прав, - сказал Лавр Сидорович, подойдя к Анне Петровне деревянной походкой служаки и поцеловав ей руку. - Идея с запиской хорошая. Вот как мы поступим: добытые сведения вы опишете в записке и положите ее в дупло старого дуба, который растет в сосновом бору за Оборихой,  а я потом ее заберу. Отныне будем держать связь посредством дуба, то есть через дупло!
Будучи хранителем, Лавр Сидорович знал, что вампиры обладают многими удивительными качествами - в том числе могут бегать без устали долгое время, обгоняя верховых и почтовых лошадей. И в темноте видят как кошки. Таким образом для Анны Петровны  не было проблемой пешком преодолеть десять верст под покровом темноты, чтобы доставить записку. Ну а он мог оседлать лошадь и, сказав Ольге Аристарховне, что едет в имение по делам, помчаться к дубу, чтобы забрать записку. Впрочем, Ольга Аристарховна делами убыточного имения интересовалась так же мало, как и передвижениями мужа, так что риска вызвать ее неудовольствие или любопытство  не было.

Кривич медленно и не без труда привыкал к своим подопечным.  Хоть они были и взрослые люди, но по сути годились ему в дети, особенно если учесть разницу в возрасте и жизненном опыте: все-таки, в отличие от них, он прожил целую тыщу лет! Иногда Кривичу очень хотелось схватить пучок розог, вымоченных в рассоле, и задать Жану горяченьких, а Аннушку на пару дней посадить на хлеб и воду, чтобы процесс воспитания новообращенных вампиров пошел быстрее. Но какой в этом был смысл? На Жане все заживало быстрее, чем на собаке, а у Аннушки с момента ее обращения полностью пропало желание есть обычную людскую еду. Можно было бы лишить ее порции - другой крови, но на такое зверство  Кривич был неспособен, а глядя на Аннушку, - бледненькую и почти прозрачную, - тайком пускал скупую отеческую слезу. Была она какая-то потерянная, неприкаянная, - в отличие от Жана, который, надо отдать ему должное, полностью погрузился в работу и  черпал в ней бодрость духа. Пусть бы и дальше черпал на благо болящим, кои не переводились в Смоленске и нуждались в его помощи, однако с некоторых пор Кривич стал замечать, что Жан стал часто задумываться, теряя нить разговора с пациентом и устремив невидящий взор в пространство, и при этом по его худощавому лицу блуждала дурацкая блаженная улыбка. Кривич достаточно пожил среди людей, чтобы понимать: француза одолела хворь под названием любовь. Сначала он решил, что предметом воздыханий Жана стала Аннушка, но затем ему открылась ужасная истина: француз вздыхал по Ольге Аристарховне Воронцовой-Трудной! И что же могло быть хуже для вампира, чем влюбиться в хранительницу? Разве что добровольно положить голову на плаху. Тем более, что Ольга Аристарховна была не просто главной хранительницей, а отъявленной стервой, и любого мужчину могла довести до ручки своим жестоким кокетством. Что со всем этим делать, как спасти Жана, Кривич не знал и решил пока что просто наблюдать за развитием событий, а там уж как Бог рассудит.
Очередное майское утро (сколько таких у него уже было - и не сосчитать!) Кривич посвятил ревизии своего гардероба и обнаружил, что теплый жилет, при помощи коего он спасался от сквозняков,  сожрала моль. Пришлось идти к портному, чтобы заказать новый жилет и послушать городские новости и сплетни.
- Вот вроде и война закончилась, Святослав Вернидубович, а смертоубийства продолжаются, - посетовал портной, снимая мерку с заказчика (старая, довоенная мерка уже не годилась, так как за время наполеоновского нашествия живот Кривича заметно округлился - ну а  что такого? крови вокруг было столько, что ею можно было напоить и накормить целую армию вампиров)
Кривич знал о том, что случилось в театре, и видел, как к Жану привезли раненого Головина, но терпеливо выслушал историю с начала и до конца. В изложении портного выходило так, что какой-то дурак разлил на сцене конопляное масло, коим заправляли светильники, а главный актер поскользнулся и упал на нож, проткнув себя насквозь.
- М-да, беда с этими актерами, - согласился Кривич, не любивший ни театр, ни скоморохов, которые козлами скакали по сцене и мазали лица всякой дрянью. - Намедни у меня в  доме  Аннушка пролила масло, так сразу же и подтерла все насухо своими белыми ручками, не дожидаясь служанки. А тут вона что творится! И куда смотрит Ольга Аристарховна? Хотя может, это она сама и пролила, а убрать за собой - не ее царское дело.
Покалякав с портным о том и о сем, Кривич попрощался  и отправился домой, по дороге то и дело останавливаясь, чтобы перекинуться словечком с очередным знакомым. Вернулся он в дом, изнемогая от груза новостей и желая поделиться ими с Жаном и Аннушкой, но поделиться оказалось не с кем. Мальчонка, что у Жана на побегушках был, сообщил о том, что Жан Иванович вместе с Анной Петровной уехали к Трудным и вернутся не скоро. А тем временем больных, приковылявших на прием к хирургу, становилось все больше, и предбанник смотровой стал напоминать бочку, забитую астраханской селедкой. Кривич тяжело вздохнул: ежели Жан и дальше будет манкировать своими обязанностями из-за амурных дел с Ольгой Аристарховной, растеряет всех пациентов! И тогда добычей пропитания для всей семьи придется заниматься ему, Кривичу! А он уже отвык от этого, разленился.
- Святослав Вернидубович, - прервал поток его тяжких раздумий мальчишка. - Говорят, что в лесу за Оборвихой волки лютуют. Оборвихская баба в лес пошла желуди собирать для свиней, а вернулась сама не своя, без желудей, вся как есть помятая и простоволосая - грит, что на нее волк напал, еле отбилась пустой корзиной!
- Угу, волк на нее напал,  - хмыкнул Кривич, прекрасно знакомый с повадками волков. - Знаем мы, что за волки замужних баб в кустах поджидают... Ладно, ты языком-то понапрасну не чеши - подай болезным отвара из липового цвета с малиновым вареньем, пока Жан Иванович отсутствует. А я, пожалуй, в лес пойду - Жан Иванович меня просил кой-каких целебных корешков накопать  для аптеки и пару гадюк поймать - он их ядом падучую и прострелы лечит. Скажи, чтобы к ужину меня не ждали, и к завтраку тоже - я у повитухи Смолокуровой заночую, у нее дом на краю болота стоит, а там этих корешков видимо-невидимо, да и гадюк полным-полно.
Кривич спустился в ледник, нацедил из жбана шкалик крови и принял на дорожку. Из дома он вышел через заднюю дверь, чтобы не встречаться с пациентами Жана.

Кривич любил бродить по лесу - среди деревьев и лесного зверья он чувствовал себя своим, в отличие от общества людей. О повитухе Смолокуровой он упомянул в разговоре с Женьком лишь затем, чтобы не вызывать лишних вопросов, на самом же деле даже и не думал  гостевать в ее покосившейся избенке, лепившейся к краю болота. Авдотья Митрофановна Смолокурова, которую за глаза прозывали Смолокурихой,  баба была  добрая и гостеприимная, но настолько болтливая, что любого могла заговорить до смерти. И хотя Кривич, будучи вампиром, смерти не боялся, уши свои все-таки берег.
Побродив по светлому сосновому бору, окружавшему небольшое сельцо под названием Обориха,  и надышавшись смолистым запахом сосновых игл, Кривич занялся тем, за чем, собственно, и явился: забрался поглубже в лесную чащу, встал на четвереньки и завыл по-волчьи. Почти сразу же на его призыв откликнулся целый хор волчьих голосов, а спустя некоторое время к носу Кривича прижался холодный и влажный волчий нос. Поздоровавшись таким способом, старые друзья обнюхали друг друга, после чего Кривич вытащил из котомки большущую баранью лопатку с остатками мяса и положил перед волком - матерым вожаком стаи, коему было, по подсчетам Кривича, не менее двенадцати лет. Кривич знавал его отца и деда, и даже прадеда - все они были вожаками  стаи, сменяя друг друга на этом ответственном посту. Подобно Хранителям, стоявшим на страже интересов людей, волки стояли на страже леса. Вот только волков Кривич любил и уважал больше, чем их двуногих собратьев-хранителей.
- Тут на тебя одна глупая курица бочку катит, - сообщил Кривич, глядя на то, как волк, улегшись на землю, обгладывает баранью лопатку, придавив ее мощными передними лапами. - Сказки сказывает, что ты ее в кустах подкараулил, на землю повалил и растерзать пытался, а она от тебя пустой корзиной отбилась. Эх, чего только бабы не придумывают, лишь бы от мужей свои грешки скрыть. А то им невдомёк, что Бог  сверху всё видит!
Кривич, несмотря на то, что был перворожденным вампиром,  в Бога верил и считал, что раз весь этот мир создан Творцом, то и вампиры - тоже, и каким-то образом вписываются в Его сложный план.
- Ну что ж, я тебя предупредил, - сказал он, потрепав волка по загривку, и, кряхтя, поднялся на ноги. - Смотри в оба: как бы деревенские на вас облаву не устроили.  А я пойду назад, нельзя моих деток надолго без присмотра оставлять - такую кашу заварят, что потом половником не расхлебаешь.
Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, когда Кривич вступил под своды соснового бора. Птицы давно замолкли и вокруг царила полная тишина, которую внезапно нарушил звук шагов: кто-то шел по толстому ковру из сухих сосновых игл. Вампир моментально насторожился и юркнул за толстый ствол корабельной сосны.
- Евпатий же Коловрат! - тихо пробурчал он себе под нос, увидев Анну Петровну, направлявшуюся к одинокому дубу. В руке у нее был большой конверт. Кривич впился взглядом в конверт и, как только Анна Петровна положила конверт в дупло, снова забормотал:
- А я что говорил?! Глаз да глаз за ними нужен: не успел я уйти со двора, а она уже записки по дуплам раскладывает! Эх, девка, выпороть бы тебя...А того, кому ты амурные цидули пишешь,  вздернуть на этом же дубе!
После того, как приоткрылась страшная тайна, уходить было никак нельзя: Кривич решил дождаться виновного в падении Аннушки и навсегда отбить у него охоту портить девок.
Аннушка ушла, а Кривич остался, гадая, сколько времени ему придется провести на своем посту. Но ждать пришлось недолго: едва на небе засияла луна, послышался глухой стук лошадиных копыт и к дубу подъехал всадник. Спешившись, всадник сунул руку в дупло, пошуровал там и вытащил конверт. Лицо его попало в пятно лунного света, и Кривич чуть не ахнул в голос, узнав Лавра Сидоровича Трудного. Так вот кто покусился на честь Аннушки, - не какой-то молодой прощелыга, а хранитель и целый тайный советник, тудыть его в качель... Старый вампир хищно оскалился, обнажив пожелтевшие от времени, но все еще острые клыки: его обуяла такая неистовая жажда крови, что только осознание последствий удержало его от того, чтобы вонзить их в шею хранителя. Нет, в данном случае надо было действовать тоньше... Кривич снова спрятался за ствол сосны и завыл, подавая знак волчьей стае. Спустя несколько мгновений поляну, на которой рос вековой дуб, заполнили серые тени... Лошадь тайного советника Трудного захрапела и встала на дыбы, а сам тайный советник выронил из рук письмо и закричал так, как будто его окунули в котел с кипящим маслом. Старый вампир усмехнулся и, расправив кожистые крылья, взмыл в небо. До города лететь было всего ничего и он был уверен, что успеет вернуться домой до возвращения Аннушки. А наутро пойдет к Ольге Аристарховне, чтобы раскрыть ей глаза на подлеца-мужа.

Лавр Сидорович считал себя смельчаком, и в сущности,  таковым и являлся. Пару раз он лично разгонял толпу вооруженных вилами и кольями смутьянов, а уж сколько раз дрался на кулаках в дни своей буйной молодости - и не сосчитать. Но одно дело - драка с себе подобными и совсем другое - схватка со стаей голодных и свирепых волков. Ужас, охвативший тайного советника Трудного, не смог бы описать даже другой тайный советник и самый яркий луч русской поэзии, Державин. Поэтому Лавр Сидорович и заорал благим матом, хотя на помощь прийти было некому.
Но помощь все же пришла откуда не ждали.  В двух шагах от Лавра Сидоровича, успевшего попрощаться с жизнью, пролетела фигура в женском платье и врезалась в крупного волка, сбив его с ног. Остальные волки сначала бросились на помощь к своему собрату, но неожиданно остановились как вкопанные и после короткой паузы поджали хвосты, заскулили по-собачьи и ретировались с поляны. Лавр Сидорович тоже застыл на месте, но быстро пришел в себя и поспешил к своей спасительнице. Подняв ее с земли, он глянул ей в лицо и оторопел:
- Анна Петровна, вы ли это?! - воскликнул тайный советник, хотя сомневаться в том, что перед ним была  именно Анна Петровна, не приходилось. Такую красавицу вряд ли можно было с кем-то перепутать, а у Лавра Сидоровича к тому же была цепкая память на лица. Однажды увидев преступника, он узнал бы его и через несколько лет, проведенных преступником на каторге.
- Как вы здесь оказались? - продолжил он. - Я прибыл сюда не более четверти часа назад, но вас по дороге не встретил…. А впрочем, понимаю: видимо, мы с вами просто разминулись. Вы не ушиблись, сударыня? Сможете добраться до дома или мне вас отвезти на лошади? Святые угодники, не могу поверить, что Бог послал мне на помощь именно вас! И Ольга Аристарховна ни за что не поверит - решит, что я снова пытаюсь вас приподнять в ее глазах…
Лавр Сидорович замолчал, пораженный неожиданной мыслью: а обрадуется ли его супруга тому, что он избежал смерти? Порой ему казалось, что она была бы не прочь стать вдовой…

Лавр Сидорович тоже огляделся, надеясь обнаружить букет, потерянный Анной Петровной по его вине, но конечно же, ничего не обнаружил.
- Не печальтесь из-за букета: я вам завтра пришлю другой, - у Ольги Аристарховны этих букетов столько, что уже ставить некуда, - весь дом пропах лилиями и туберозами. Поклонники ей все дарят и дарят, а у меня, между прочим,  на цветочную пыльцу аллергия.
Лавр Сидорович спохватился, что сказал лишнее,  и перешел к предметам менее деликатного свойства:
- Ах да, письмо! Да вот же оно… Не беспокойтесь: я его тщательно изучу и приложу к делу. А сейчас давайте отыщем вашу лошадь - надеюсь, волки ее не сожрали. Где вы ее привязали?
Лавр Сидорович чувствовал себя более чем странно. Давно он не гулял с красивыми девушками при луне. Хотя прогулкой это неожиданное рандеву назвать было сложно, сердце у него стучало подозрительно часто  и отнюдь не волки были тому причиной.  Ольга Аристарховна лишь презрительно-насмешливо на него бы взглянула, узнай она о его проблемах с сердечным ритмом. И за доктором бы не послала - и действительно, зачем тратиться на доктора из-за таких пустяков? Деньги на деревьях не росли, а тех, что приносил со службы ее муж, едва хватало на булавки и оплату счетов от белошвейки, модистки, куафера, ювелира и черт знает еще каких мастеров и мастериц.
Интересно, у Анны Петровны такие же расходы на модистку? Да нет, откуда! Но при всем при том одета она была всегда хотя и скромно (что импонировало Лавру Сидоровичу), но с большим вкусом.

Лошадь у Анны Петровны была красивая, серая в яблоках*.  Жеребец Лавра Сидоровича проявил к этим яблокам жгучий интерес, так что Лавру Сидоровичу пришлось применить силу, чтобы охладить его пыл.
- Позвольте вам помочь, - попросил тайный советник и, не дожидаясь согласия Анны Петровны, обхватил ее за тонкую талию и подсадил с седло. После чего вежливо приподнял треугольную шляпу и ловко вскочил на своего жеребца.
- Езжайте, а я последую за вами и провожу вас до  развилки, чтобы ничего плохого с вами не случилось  - сказал он, не заметив иронии происходящего: учитывая все случившееся, охрана скорее могла понадобиться ему, а не Анне Петровне.
Следуя за Анной Петровной, тайный советник любовался ее прямой спиной и размышлял о том, как сильно различаются женщины. Сравнения, которые он проводил между женой и Анной Петровной, были не в пользу первой. Ольга Аристарховна была авторитарна, Анна Петровна - послушна. Ольга Аристарховна носила дорогостоящие ювелирные украшения,  Анна Петровна обходилась без оных. Вокруг Ольги Аристарховны вился целый рой поклонников, в то время как Анна Петровна, будучи не менее красивой, не привлекала к себе наглых мужских взглядов...
Лавр Сидорович и сам не знал, зачем проводил этот сравнительный анализ, и прекратил рассуждать об оном лишь тогда, когда впереди замаячила городская окраина и дорожная развилка, на которой ему надо было свернуть направо, а Анне Петровне - налево.
- Спокойной ночи, сударыня, передайте поклон от меня Святославу Вернидубовичу и господину Дешаму, - крикнул он в спину Анне Петровне и свернул направо.

*Согласовано