Конюшие Аполлона уже запрягли крылатых коней в его сияющую квадригу, и он понесся по небу, пролив золотой дождь на крыши Вечного города. В этот ранний час бог солнца и света был Юпитером, а Рим - его Данаей, распростершейся на  простынях семи холмов.
Лейтенант Кендал сидел у открытого окна, перелистывая  страницы французского путеводителя, напечатанного для нужд путешественников года три назад, но не потерявшего с тех пор своей актуальности* Из окна спальни, являвшейся частью апартаментов, арендованных лейтенантом в гостинице Лондон,  открывался великолепный вид на площадь Испании и фонтан "Баркачча" работы великого Бернини-старшего. Генри то и дело отводил взгляд от страниц путеводителя, чтобы украдкой полюбоваться служанками, выходившими из домов с кувшинами в руках, чтобы набрать воды из фонтана, который, согласно путеводителю, питался от одного из одиннадцати античных акведуков под названием "Вода девы". Все эти девушки по странной прихоти воображения казались лейтенанту непорочными весталками, а фонтан, представлявший из себя полузатопленную рыбацкую лодку, - источником в гроте у Квиринских ворот, откуда жрицы Весты брали воду для мытья храма, посвященного богине.
- Какое счастье, душа моя, что мой попутчик уступил мне почти за бесценок этот прекрасный путеводитель, когда мы подъезжали к Риму! - сообщил лейтенант жене, - Иногда и французы способны на  благие дела... Я имею в виду не попутчика, - он датчанин, уже бывал в Риме не раз и может ходить по городу с завязанными глазами, - а составителя этой книги, и особенно - картографа, который создал карту Рима. Теперь мы с вами точно не заплутаем! Куда хотите пойти после завтрака? У меня отчего-то разыгралось воображение и неудержимо тянет к храму Весты, хотя от него почти ничего не осталось. Вы же знаете, что потерявших девственность весталок закапывали живьем на холме у Коллинских ворот? Какое ужасное зверство!
Генри снова устремил взор в окно, на тонущую лодку, к которой подошла очередная служанка с кувшином в руках.

*О путеводителе 1852 года и карте Рима 1841 года La bella Italia, пост 3

Против плотного завтрака лейтенант ничего не имел, так же как и против плана, предложенного женой. Однако, пошуршав  страницами путеводителя, он задумался, и его чело пересекла продольная морщинка:
- Вы уверены, что сможете одолеть сто тридцать восемь ступеней наверх? Вы же еще не вполне оправились после происшествия в Неаполе и утомительной дороги. Подняться по лестнице мы можем в другой день, а сегодня ограничиться завтраком в кафе Греко и осмотром фонтана.
Генри всмотрелся в карту и повел пальцем по замысловатому переплетению римских улиц, изображенных на ней:
- Не так уж это и далеко: сначала мы спустимся от площади Испании вниз, к виа Кондотти, затем выйдем на Корсо, где и позавтракаем в кафе Греко, а потом... еще полмили, - и окажемся у дворца Поли, перед которым и находится фонтан Треви!

Лейтенант закрыл путеводитель и протянул его Элис:
- Дорогая, вас не затруднит положить нашего бумажного Вергилия в сумочку? А я возьму с собой разговорник, которым разжился еще в Неаполе в день нашего отъезда и начал штудировать в дороге. Отдаю должное вашему дяде: он прекрасно говорит по-итальянски, а я, несмотря на то, что худо-бедно знаю латынь, так пока и не могу толком разобрать язык Данте и Петрарки.
Тут Генри замолчал, как будто ему пришла в голову неожиданная мысль, и хлопнул себя по лбу:
- Как я мог забыть, что Рим наводнен священниками и монахами, к любому из которых я могу обратиться на латыни, чтобы спросить дорогу! Думаю, что разговорник мне не понадобится.
На площади, залитой утренним солнцем, было людно: кроме вездесущих нищих, которых в Риме было ничуть не меньше, чем в Неаполе, отовсюду подавали голоса pifferari, - бродячие музыканты, под аккомпанемент дудочек исполнявшие песни в честь Мадонны и младенца Христа. А кроме них, повсюду были самые невероятные персонажи, будто сошедшие со страниц Ветхого и Нового Заветов. Сначала Генри не понял, кто они такие, но приглядевшись пристальнее, сообразил, что это городские бедняки, которые зарабатывают на масло к своему черствому хлебу, подвизаясь  в ролях натурщиков  бессчетного количества художников, стекавшихся в Рим из разных уголков Европы. - Посмотрите на этого колоритного старца, душа моя, - шепнул жене Генри, указывая на высокого старика с длинной белой бородой и суровыми чертами лица. – Готов побиться об заклад, что не пройдет и часа, как его наймет какой-нибудь живописец, чтобы написать с него Ноя или Моисея.

Слушая щебет своей очаровательной спутницы, Генри не уставал радоваться тому, что Рим производит на нее такое благотворное воздействие. Казалось, что в Элис вдохнули новые силы, и она оживленно оглядывалась по сторонам и явно стремилась узнать о Вечном городе как можно больше. Два молодых и весьма привлекательных офицера, мундиры которых красноречиво свидетельствовали об их принадлежности к французскому гарнизону, размщенному в Риме, прошли мимо супружеской пары, не преминув обратить внимание на Элис. В их глазах Генри прочел жгучее восхищение и интерес, и потому положил руку на талию жены и ненавязчиво поворотил ее так, чтобы она развернулась спиной к этим по-галльски жадным взглядам. У него не было никакой охоты ввязываться в ссору с представителями союзной армии в первый день пребывания в Риме.

- Полагаю, вы сможете порисовать al fresco в Колизее, -  сейчас это очень модно, - сказал Генри в ответ на упоминание женой акварелей. -  Но неужели наводнение, послужившее источником вдохновения самому Бернини, было настолько сильным? Интересно, до какой по счету ступени испанской лестницы добралась вода...  Кстати, я вспомнил об одной любопытной детали, которую очень хочу проверить, - не сегодня, а в какой-нибудь из дней, когда мы поднимемся по лестнице к церкви Тринита деи Монте. Датчанин, который снабдил меня путеводителем,  сообщил мне, что на паперти этой церкви можно увидеть некоего Беппо. Он является чем-то вроде цыганского барона или, лучше сказать, он - король римских нищих.*

*al fresco - "под открытым небом"
Беппо - историческая фигура и упоминался Уильямом Стори в его записках о Риме 1850-х  и Гансом Христианом Андерсеном в  романе "Импровизатор". Учитывая, что два этих произведения разделяли почти 20 лет, король нищих прожил достаточно долгую жизнь!

Генри пожал плечами, глядя на вершину лестницы, где, как на огромном троне, должен был восседать Беппо, глядя на своих подданных с поистине королевской высоты:
- В каждом сообществе существует своя иерархия, душа моя. Англичанами управляет королева, солдатами и офицерами  - фельдмаршал, католиками - папа Римский. Отчего бы и нищим не обзавестись своим королем? По словам мистера Хансена, который видел его не раз, Беппо - это личность весьма примечательная, и, как говорят, правит своими вассалами железной рукой и собирает с них подати и налоги, несмотря на то, что природа лишила его обеих ног. Несмотря на свое увечье, он женат и имеет нескольких детей, а недавно выдал старшую дочь за уважаемого в Риме торговца. Надеюсь, я разбудил ваше любопытство так же, как мое - мистер Хансен. А сейчас нас ждет завтрак в заведении, где до нас побывали люди более известные, чем мы с вами: например, Шелли и Китс. Давайте спустимся вниз по виа Кондотти и выйдем на Корсо. Я запомнил дорогу, изучая карту, так что можете не доставать ее из сумочки.
- Buon giorno, Signore! - раздался хриплый голос справа от лейтенанта и он увидел протянутую к нему руку, - костлявую, с грязными обломанными ногтями. - Oggi fa bel tempo!
Сложно было не догадаться, что говоривший - один из подданных короля Беппо, и лейтенант вытащил из кошелька несколько мелких монет и подал их нищему.
- Можно подумать, что этот человек - наш соотечественник, - с усмешкой промолвил Генри, уводя жену подальше от попрошайки. - Иначе с чего бы он первым делом заговорил о погоде? Впрочем, не удивительно: это одна из тех фраз, что есть в любом разговорнике, - даже я успел ее выучить.

* Доброе утро, сеньор! Какая прекрасная погода! (итал)

- Я думаю, дорогая, что сеньор Беппо возглавляет нечто вроде средневековой гильдии нищих, - возразил Генри, опуская очередное подаяние в шляпу нищего, сидевшего на земле и демонстрировавшего прохожим свои лохмотья и покрытые язвами ноги. – В каждой гильдии  был цеховой мастер, который следил за порядком и за это получал больше, чем другие мастера, не говоря уже о подмастерьях. Подозреваю, что вы – сторонница взглядов мистера Стерна*, который почти сто лет назад отказался пожертвовать малую толику денег монаху-францисканцу в Париже, поскольку считал, что францисканцы подобны трутням, живущим за счет трудолюбивых пчел. Впрочем, я большей частью согласен и с вами, и с мистером Стерном.
Разговаривая с женой, лейтенант заметил увитое девичьим виноградом кафе с выставленными наружу столиками. На каждом столике стояли шахматные доски, а посетители были погружены в несвойственное итальянцам молчание. Над входом в заведение красовалась вывеска с надписью Scacchi* Генри пошел медленнее, придерживая Элис за локоток и разглядывая сосредоточенные лица, склоненные над шахматными досками.
- Bottega! - вдруг воскликнул один из игроков и стукнул о мраморную столешницу пустым стаканом.
- Vengo! Vengo! Subito!* - тут же откликнулся один из официантов, стоявший у соседнего столика и внимательно наблюдавший за игрой другой пары шахматистов.

*Лейтенант имеет в виду Лоуренса Стерна, написавшего «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», в котором отражен упомянутый в посте случай.
Scacchi (итал.) – шахматы – действительно существовавшее римское кафе, в котором играли в шахматы.
Vengo! Vengo! Subito!* - Иду, иду! Сей момент!

Генри не сразу понял, о чем ему толкует жена. Сам факт того, что леди, тем более такая юная, как Элис,  умела играть в шахматы, был совершенно противоестественным с точки зрения джентльмена. Но после секундного размышления он сообразил, что Элис имела в виду другое: она знала, как переставлять фигуры, и называла это игрою в шахматы! Успокоившись, Генри тонко усмехнулся, потому что в голову ему пришла коварная мысль, которую он захотел воплотить в жизнь как можно скорее.
- Почему вы мне никогда об этом не говорили? - с почти искренним возмущением воскликнул он. - Как много драгоценного времени мы упустили напрасно! Обещайте мне, что нынешним вечером вы сыграете со мной партию или две. Уверен, что у сеньора Абруцци найдутся и доска, и комплект фигур.
Продолжая посмеиваться, он повел жену дальше, думая о том, как легко обвести ее вокруг пальца ради невинной шутки. Впрочем, шутка была не настолько невинной, как он хотел себя в этом убедить. Одновременно он чувствовал немалое возбуждение и, как всегда, бесконечную любовь к своей милой и бесконечно наивной спутнице жизни.

Генри даже остановился, таким чудовищным показалось ему предположение жены. И  тут же на него нахлынуло раскаяние: он так долго и упорно пытался направлять Элис и руководить всеми ее поступками, что по-видимому, это дало свои плоды, и теперь жене мерещилось его неудовольствие даже там, где его и в помине не было.
- За что же мне на вас сердиться? - сказал он, целуя руку Элис. –Я с нетерпением буду ожидать вечера, чтобы сразиться с вами в шахматы, хотя и уверен, что вы меня обыграете.
Разумеется, лейтенант был уверен в обратном: он не мог себе представить, что Элис обыграет его, но собирался дать ей возможность свести первую партию вничью, чтобы не ранить ее самолюбие.
- Вам известно, любовь моя, - продолжил он, - Что шахматы в том виде, который знаком нам, появились в Италии, а если точнее – во Флоренции, только в пятнадцатом столетии? Это касается и внешнего вида шахматных фигур, и того, как они передвигаются по доске. Элеонора Аквитанская, считавшаяся одним из сильнейших игроков своего времени, была бы очень удивлена, узнав, что везирь, или ферзь, - самая слабая и медлительная фигура, - превратилась в самую подвижную и сильную, и получила название королевы. Итальянцы поначалу пытались переименовать новые шахматы  в «игру безумной королевы», но, к счастью, старое название сохранилось. Кстати, если бы вы сели играть в шахматы с викарием, он бы называл слона «епископом», но итальянцы переименовали слона в знаменосца, а французы - в королевского шута. А вот и кафе Греко: смотрите, до него нам осталось пройти несколько ярдов. Пока мы их преодолеваем, расскажите мне, кто научил вас этой благородной и сложной игре? Неужели баронет Уайт?

- Мне то же самое, - быстро сказал Генри и добавил, - И принесите французскую газету.
- Si, Signore, - кивнул официант и испарился.
Генри оглядел зал: большинство посетителей были мужчинами. Одни курили, выпуская в потолок клубы табачного дыма, другие читали газеты, обмениваясь короткими фразами со своими сотрапезниками.  К запаху табака примешивался аромат свежесваренного кофе и выпечки, - настолько густой и аппетитный, что у лейтенанта, не успевшего заморить червячка в гостинице, сладко засосало под ложечкой.
Официант вернулся быстро, - с огромным подносом, на котором стояли кофейник, две чашки, сливочник и тарелочки с сыром и выпечкой. Из кармана его белоснежного фартука торчала аккуратно сложенная газета, которую он, освободив поднос, вытащил и положил на стол рядом с кофейником.
Сделав первый глоток из чашки, Генри блаженно зажмурился и сладострастно вздохнул:
- Невероятно! - сказал он, ощущая послевкусие божественного напитка на языке и нёбе. - Никогда не пробовал ничего подобного! Теперь я понимаю, почему французский гарнизон так надолго задержался в Риме!

Генри развернул газету, пробегая взглядом типографские строчки:
- Это довольно старый выпуск парижской Le Moniteur universel*, душа моя, что неудивительно: даже для того, чтобы добраться из Марселя в Рим, газетам требуется не менее нескольких дней, а извержение началось всего три дня назад. Впрочем, я уверен, что во Франции, как и в других странах, о нем уже известно, поскольку телеграф дает возможность корреспондентам передавать злободневные новости из-за границы в считанные минуты, поэтому в конце этой недели мы сможем прочитать в более свежем выпуске, что думают наши французские друзья об этом катаклизме. Когда мы вернемся в нашу гостиницу, я спрошу сеньора Абруцци, о чем пишут в римских газетах по поводу извержения Везувия. Хотелось бы услышать, что оно закончилось, не нанеся великого ущерба ни населению, ни прекрасным виноградникам, растущим на склонах вулкана.
Генри снова сложил газету и пододвинул ее к Элис:
- Посмотрите сами, душа моя, - вдруг обнаружите что-нибудь действительно интересное.

- Не переживайте, дорогая: достаточно того, что есть, - поблагодарил Генри, намазывая булочку маслом. - И сыр, и выпечка восхитительны! Я не хочу переедать, потому что ходить нам придется долго. И знаете, я начинаю проникаться к Риму самыми теплыми чувствами! Не удивительно, что сюда приезжает так много художников: Рим будто создан для того, чтобы его писать. И все же я немного скучаю по Лондону: этот закопченный, туманный и опасный город бесконечно мне дорог. Неизвестно, когда снова удастся его увидеть. Кстати, я ведь не рассказал вам, о чем написал мне дядя. Со здоровьем у него, слава Богу, все в порядке, он много гуляет и даже начал снова ездить верхом! Ваша Мальта превосходно себя чувствует, но, как выразился дядя, явно по вам скучает. И вот еще что: дядя очень расстроен из-за того, что ему нечем пополнить свой гербарий, - в округе не осталось ни единой былинки, которую бы он не поместил в свою ботаническую коллекцию. И он, будучи страшно удручен этим обстоятельством, просит вас отправить ему из Рима несколько образцов местной флоры. По его словам, только среди руин Колизея произрастает более шестисот разновидностей растений! Сейчас самое благоприятное время для сбора: вы обратили внимание на то, как много повсюду цветочниц с фиалками, маргаритками  и другими весенними цветами? Конечно, дядю не интересуют ни фиалки, ни маргаритки, но он будет счастлив, если получит от вас посылку с каким-нибудь римским чертополохом.
Генри отправил в рот кусок булочки с маслом и запил его глотком кофе.

- Я помогу вам, - сказал Генри, внимательно глядя на жену. - В сущности, я могу и сам этим заняться, пока вы будете рисовать Колизей, а потом засушу собранные растения между страницами книги. Вам останется лишь написать дяде несколько теплых строк и присоединить их к гербарию. Он любит вас, как родную дочь, душа моя, и я уверен, что его просьба, высказанная в письме, скрывает единственное желание: получить от вас весточку.
Чашка с кофе опустела, булочка была съедена, и Генри был готов расплатиться и покинуть кафе, но ждал, когда Элис будет готова, и не хотел ее поторапливать.
- Будьте добры, достаньте путеводитель, - попросил он. - Я все-таки хочу снова свериться с картой.

- Я помню, что вы рассказывали мне о своих занятиях садоводством, - ответил Генри, - Я просто не хотел вас утруждать и...
Он впервые задумался о том, так ли гладко все было между двумя самыми близкими ему людьми: женой и дядей. Ему казалось, что Кендал-старший питает к невестке самые теплые чувства, - об этом говорил хотя бы тот факт, что он принял ее с распростертыми объятиями, как только она впервые переступила порог его дома, да и в своих письмах к племяннику всегда интересовался ее самочувствием, настроением и передавал низкий поклон. Но то, что Элис, при всей её любви к условностям и соблюдению правил этикета, ни разу не написала ему, хотя бы даже из приличия, наводило на размышления. Неужели дядя тщательно скрывал от него свою неприязнь к ней, но явно демонстрировал оную в его отсутствие? Для Генри это явилось настоящим ударом, но даже тот факт, что Элис никак не отреагировала на его сообщение о том, что Бартоломью Кендал любит ее, как родную дочь, лишь подтверждало возникшие у него сомнения. Впрочем, он не хотел пока делать далеко идущих выводов, тем более, что в ближайшие пару лет его жена была избавлена от общения с его дядей.
Генри сделал вид, что внимательно изучает карту, хотя попросил ее у жены только затем, чтобы потянуть время и дать ей возможность закончить завтрак.
- Да, это совсем недалеко, - наконец ответил он, закрывая путеводитель и возвращая его жене. - Думаю, что после осмотра фонтана у нас останется еще много времени для того, чтобы продолжить прогулку.
Нащупав в кармане кошелек,  он вопросительно взглянул на жену:
- Может быть, вы хотите еще кофе?

Генри достал кошелек и выложил на стол несколько серебряных монет в уплату за угощение и газету.
- Блестящая идея! - сказал он, выходя из-за стола. - Палатин - колыбель Рима: согласно легенде, у его подножия была нора, в которой волчица вскормила своим молоком Ромула и Рема. О нем подробно писали Светоний, Плиний и Ливий, - латинские авторы, которых дядя заставлял меня читать вместо Апулея и Аристофана. От Авестинского холма Палатин отделяет лощина, которая некогда была превращена в место для состязания колесниц, иными словами, эта лощина вкупе со склонами двух холмов, служивших местами для зрителей, являла собою Большой цирк. Я с удовольствием прогуляюсь туда, чтобы воочию увидеть место, где состязались возницы от партий белых, красных, голубых и зеленых. Однако прошу вас следить за своим самочувствием, душа моя: доктор Маркони, выйдя от вас, сообщил мне, что вам необходимо воздерживаться от чрезмерного напряжения сил в течение недели или дольше. Времени на осмотр достопримечательностей у нас много, посему не пытайтесь охватить необъятное в один день. Я не прощу себе, если вы сляжете после первой же прогулки!
Упомянув доктора Маркони, Генри в глубине души подосадовал на то, что эскулап, косвенно прописав миссис Кендал воздержание от мужа, как причины физических усилий,  не прописал ей также и полное воздержание от корсета хотя бы на неделю.