Генри вел себя.. впрочем, он вел себя как обычно. Цеплялся к ее словам и находил в них какой-то скрытый, несуществующий смысл, за который можно было ее укорить. И пусть Элис в этот раз, говоря о возможной полезности заметок на полях, не стремилась польстить лейтенанту, но она просто старалась быть вежливой и учтивой. Однако это, как и ее робкие попытки проявить искреннюю заботу, воспринимались без особой радости и вызывали споры, полные невысказанных упреков и колкого подтекста. Точно так же было в «Папоротниках», когда Элис, желая оградить раненного, изнемогающего от боли лейтенанта от  страшной болезни, и потому действуя по рекомендации доктора, хотела позвать Перкинса, чтобы он остриг Генри волосы. Как сурово, сердито и несправедливо он отчитал ее тогда!
И вот вновь!
И отчего Элис кажется, что лейтенант словно недолюбливает кузин лейтенанта Томаса? Быть может у них было некое общее неприятное прошлое? Но девушки ни словом, ни взглядом не намекнули на это!
- Нет, эту книгу мне не дарили, - негромко, но твердо ответила Элис, глядя мыски домашних туфель, выглядывающих из-под ночной сорочки. - Она куплена на ваши деньги.
Женщина перевела дыхание и еще сильнее сжала пальцы.
- И я всего лишь предположила, что, возможно, кто-то будет читать эту книгу после. И так же, возможно, этому неизвестному или неизвестной будет интересно узнать ваши размышления. Но я не знала, что вы хотите, чтобы и я с ними ознакомилась. Вы не потрудились сообщить мне об этом, но зато сразу сделали выводы о том, что интересно или не интересно мне.

Элис уже приготовилась к очередной отповеди. Сейчас Генри начнет выговаривать ей резким, чеканным голосом, указывая в чем именно и почему она не права. Взгляд его станет колючим, холодным. А ее начнет трясти от происходящего и от несправедливости обвинений; и вновь польются слезы..
Ах, ну отчего она не могла промолчать! Почему не могла извиниться, сказать, что виновата, пусть даже не чувствовала за собой никакой вины! Отчего у нее такой дурной характер! Жена ведь должна слушаться мужа во всем, слушать его и действовать так, как он говорит, угождать ему и заботиться. А не высказывать свои собственные суждения!
Мысленно Элис приготовилась к самому скверному развитию событий, поэтому слова лейтенанта, без сомнений, удивили ее. Поэтому единственное, что она смогла сказать, это было растерянно:
- Спокойной ночи… - и, подняв голову, проводила мужа растерянным взглядом.
Дверь совсем перекосилась и, чтобы закрыть ее поплотнее и чтобы она не распахивалась сама по себе ночью, пришлось сложить вчетверо платок и подложить его между косяком и дверью. Наверное, надо будет завтра сказать Ханне, чтобы она нашла человека который все исправит.
Элис старалась думать о чем-нибудь стороннем, но, уже лежа в кровати, мыслями своими все возвращалась к Генри. Смотрела на свечу, которая медленно таяла, истекая белесыми слезами, и вспоминала все, что было между ними сегодня, и вчера и раньше и.. и прошедшей ночью. Его объятия, его силу и нежность.
Свеча давно погасла, а Элис все лежала и лежала, глядя в темноту, пока, незаметно для самой себя, не уснула.

Элис проснулась когда солнце уже поднялось над горизонтом.
Женщина пошевелилась под одеялом и потянулась, не слишком охотно открывая глаза. Последний сладостный миг сна, когда ты еще не понимаешь  где находишься и не помнишь своего состояния, растаял словно и не было его никогда. Каждый новый день был предвестником очередных бед – этого Элис, пусть не привыкла, пусть не смирилась, но ждала. Вот и сейчас ей страшно не хотелось вставать. Как хорошо было лежать в кровати, вольготно раскинувшись под теплым одеялом! Как спокойно и почти безмятежно!
Ночь не принесла женщине полного излечения от всех страданий, не сгладила все острые углы переживаний, но дала то облегчение, которое позволяло вздохнуть полной грудью и дышать более уверенно.
Так, быть может, и не вставать?
А действительно!
Но все же Элис поднялась, но только для того, чтобы взять книгу – вторую свою книгу. И она приоткрыла окно, позволяя свежему шаловливому ветерку ворваться в комнату. А еще вчера Элис пролила так много слез, что теперь ужасно хотела пить. Но вызывать Ханну не хотелось – тогда бы точно пришлось вставать! Взгляд женщины остановился на кувшине с водой для умывания, который вчера вечером принесла служанка – там оставалось немного воды. И ведь какая разница: вода из стакана или вода из этого вполне чистого кувшина! Элис колебалась не долго: обеими руками обхватила пузатые бока кувшина и приникла губами к его краю, жадно глотая живительную влагу. Вода полилась через край, потекла по подбородку молодой женщины, по ее шее прямо на ночную сорочку, которая тут же намокла и влажная ткань тесно приникла к телу.
Эта мелочь вдруг показалась Элис ужасно смешной – она ведь, верно, так нелепо выглядела в этот момент! Женщина даже тихо искренне рассмеялась, радуясь этой мелочи. Но как хорошо, что никто и никогда не узнает о этом ее поступке, который кроме как недостойной ленью и малодушием оправдать нельзя.
Но почему-то Элис от таких мыслей не расстроилась. Она забралась в кровать, вновь укрылась одеялом, подоткнув его со всех сторон, и, положив голову на подушку, раскрыла книгу, собираясь читать ее так долго, как получится. То есть до тех пор, пока Ханна не постучит в ее дверь.

Как бы ни было приятно лежать в кровати, наслаждаясь уединением и тишиной, но все же пришлось подняться. Ханна помогла Элис одеться в домашнее платье и сделала простую прическу – просто подняла волосы вверх и закрепила их. Служанка же рассказала девушке, что мистер Кендал уже покинул дом, предпочтя легкий завтрак у себя в комнате.
- Я тоже не буду завтракать, - заметила Элис, глядя на свое отражение в зеркале. Душевные страдания оставили отпечаток на ее лице, придав коже неприятный землистый оттенок, а под глазами бросив темные пятна усталости. – Выпью кофе в саду в беседке.
Сказано – сделано. Элис устроилась в тени бугенвилии и, изредка делая глоток из чашки, кофе в которой быстро остыл, принялась читать книгу дальше. Но мысли ее невольно возвращались ко всему случившемуся вчера и раньше – она не могла не думать об этом, не могла забыть так же легко, как сделал это лейтенант, которому все казалось шуткой, глупостью, не достойной столь пристального внимания.
И Элис не могла не сравнивать свою жизнь с произведением мистера Дефо, которое она начала читать еще на корабле.
Ведь как мужественно боролся герой книги, которую она держала на коленях, как стоически он принял все беды, павшие на его голову и как трудолюбиво принялся он за дело, оказавшись один на острове. Он не опустил руки, не одичал, не превратился в подобие зверя, но заботился о теле своем и о душе.
Так же и она должна смириться со своей участью и сделать все, чтобы мужу ее было легко и радостно. Она ведь должна заботиться о нем и потакать любым его желаниям, и даже, пожалуй, находить в его недостатках добродетели. Впрочем, все те недостатки, которые видит она, могут быть лишь игрой ее чрезмерной фантазии и слишком острой впечатлительности. Даже если ей кажется, что муж обходится с ней грубо или резко, так, возможно, она заслужила это? Но ее дурной характер  только усугубляет ситуацию, заставляет ее спорить и обижаться, а что хуже всего – показывать свою обиду.
Элис вздохнула и подняла голову, глядя на сад и на цветы. Ей стоит научиться смирять свои порывы, скрывать настоящие чувства и дурные, недостойные мысли. Она должна посвятить себя служению мужу и удовлетворению его желаний и потребностей. Она должна всегда улыбаться и быть веселой и приветливой, даже если ей этого не хочется. Потому что это будет правильно.
И даже если внутри она очерствеет от этого – так какое кому дело? Она исполнит свой долг, будет хорошей женой, а после смерти, в мире лучшем... отбросить все страшные мысли о самоубийстве!...  это все ей зачтется.
В этих мыслях было странное успокоение. Как вчера Элис приняла решение уехать – и в этом нашла свой покой, но – не получилось; так теперь она поставила перед собой другую цель и готова была… или же ей казалось, что она готова, по крайней мере в этот самый момент.. идти к ней столько, сколько потребуется, пусть медленно, но упорно, не думая больше о своем счастье, о настоящей любви или возвышенных чувствах. Ведь надежды на подобное только портят ее, делаю характер скверным и дурным, заставляют требовать от супруга невозможного и он, конечно, сердится на нее.
Женщина вздохнула еще раз. Без счастья, верно, можно прожить вполне неплохо, но без спокойствия – никак.

Приняв решение Элис поднялась с места. Забот в этом доме у нее никаких особенно не было, ровно как и в «Папоротниках», но сейчас она должна была сделать что-то приятное для лейтенанта.  Но в голову не шло ничего путного, поэтому женщина нашла Ханну и сделала распоряжения насчет обеда, надеясь, что ее выбор порадует мужчину – как своему сожалению она не знала что нравится ее мужу и каким блюдам он отдает предпочтение. Так же Элис велела Ханне встретить садовника, который должен был прийти сегодня, и передать ему просьбу починить дверь в комнате или найти человека, который сможет это сделать. Служанка ответила, что сделает все, как сказано, но на хозяйку отчего-то посмотрела с жалостью.
В ответ Элис улыбнулась, взяла маленький нож и направилась в сад нарезать цветов. Собрав букет она поставила его в вазу и отнесла в комнату Генри, попутно налив веселой канарейке воды в мисочку. Пожалуй что птичке было бы приятно погулять в саду – клетку можно было вынести и поставить в той же беседке или на веранде, но без разрешения лейтенанта сделать это Элис не решилась.
Женщина еще раз заглянула на кухню, велела Ханне сразу сообщить ей, когда лейтенанта Кендал вернется, вновь прошла в беседку и взяла в руки книгу.
Что ж, пожалуй она все сделала правильно. Позаботилась о том, чтобы муж был сыт – это забота о его телесных надобностях, и отнесла в комнату цветы, которые, несомненно, видом своим и ароматом должны были порадовать его душу, потому что нет на свете ничего более прекрасного и пробуждающего в человеке лучшие чувства. 
Оставалось только ждать возвращения офицера.
Но извиняться перед ним или нет? С одной стороны он сказал вчера, что забыл все. Но, с другой, наверное, будет правильным решением покаяться в своих грехах и попросить у него прощения, дав попутно обещание впредь не беспокоить его своими глупостями и мелочами.

Все утро Ханна провела в тревогах за свою хозяйку. Видно было – удумала она что-то. Но не такое, от чего в море топятся или со скалы бросаются, а другое, не смертельное, но явно не менее страшное. Держалась она спокойно и приветливо, была бледна и выглядела уставшей, но ни на что не жаловалась, хотя и отказывалась по прежнему кушать. Вот только  в глазах больше не было блеска. Раньше, в радости или в горе, но они сияли, а теперь словно потухли.
Ханна принялась готовить обед, но мыслями была с миссис Кендал. Поэтому и на денщика, который на кухне появился, взглянула поначалу с легким удивлением.
Мистер Перкинс, это сразу было видно, был чем-то недоволен – достаточно было на выражение его лица глянуть. Но Ханне некогда было еще и об этом волноваться да тревожиться.
- Вот сейчас и приступайте, - ответила Ханна. – Хозяйка сама велела мне дождаться садовника и поговорить с ним на эту тему. Но коли вы сами все сделаете, так милости прошу. Пока миссис Кендал в саду книжку читает. 

[nic]Ханна Дейвис[/nic]
[sta]Всегда готова помочь[/sta]
[ava]http://s7.uploads.ru/d/OqxK9.jpg[/ava]

Элис пыталась сосредоточиться на чтении, но у нее не слишком получалось: утренняя легкость исчезла, а голова ее была забита непростыми вопросами, которые ей предстояло решить. Не так-то просто соответствовать определенным канонам. Поэтому, раз ее взгляд не был устремлен на страницы книги, появление Генри не стало для женщины неожиданностью – она приметила его фигуру едва он появился в саду и направился в ее сторону. Поэтому же Элис успела подготовиться и внешнее и внутренне: между открытых страница книг она положила травинку, чтобы не потерять то место где читала, и чуть выпрямилась, расправив плечи. Когда Генри подошел ближе, женщина улыбнулась спокойно и вежливо.
- Надеюсь прогулка понравилась вам, дорогой, - заметила она и перевела взгляд на портрет.
Элис смотрела на портрет и видела себя – старую. Так пусть этот портрет и останется лишь напоминанием о том, какой она была. Отныне в этом мире есть только новая Элис – более правильная, спокойная и рассудительная. Такая, которая не будет без конца огорчать своего мужа и не заставит его тяготиться браком.
Ах, только бы у нее хватило на это сил!
- Это великолепный портрет! Правда, боюсь, маэстро Лингвини польстил мне, убрав все несовершенства и явно приукрасив.  И я благодарю вас, что вы привезли этот портрет. Увидеть его было мне крайне приятно. Жаль, что я не могу поблагодарить мастера лично, - Элис улыбнулась еще раз. – И еще я надеюсь однажды вы закажете наш общий портрет, чтобы повесить его в доме над камином.
Элис старательно выбирала слова, следя, чтобы с языка ее не соскочило лишнее или грубое слово. А еще она собиралась с духом, чтобы начать непростой разговор и повиниться перед мужем. В голове-то она речь уже составила, но как все это сказать?

Элис опустила взгляд на книгу. Она понимала о чем говорит лейтенант и понимала, что должна была сказать ему сейчас «Вы в любой момент можете увидеть меня. Не только днем, но и вечером и ночью». Это были бы правильные слова правильной жены, но у женщины словно горло на миг перехватило.
Она хотела, чтобы слова эти были продиктованы сердцем, а не разумом и не холодной рассудительностью, но быть хорошей женой получалось только забыв о беспокойном сердце. А раз уж она решила…
Она научится. Еще обязательно научится. Надо только начать.
- Конечно, как вы пожелаете, - Элис кивнула и вновь улыбнулась. Ей было интересно что за картина укутана в бумагу, но спрашивать у Генри она не решилась, подумав о том, что излишнее любопытство, верно, не красит женщину.  Если лейтенант захочет, то сам расскажет. Ведь это может быть подарок леди Ребекке или мистеру Кендалу или еще какому знакомому. – Я с удовольствием узнаю ваше мнение о произведении, когда вы дочитаете ее до конца. Меня только беспокоит, что книга отнимает у вас время, отведенное для сна. И это очень любезно с вашей стороны – беспокоиться о починке моей двери. Я Перкинса сама не видела, но просила Ханну, чтобы она поговорила о этом вопросе с садовником. Так что, вполне вероятно, что Перкинс и Ханна уже решили это вопрос между собой.  И, Генри.. я хотела поговорить с вами. Только прошу: выслушайте меня не перебивая.
Элис чуть нахмурилась и только сейчас поняла, что пальцы ее чуть дрожат. Это, верно, и не заметить было, но женщина покрепче стиснула книгу, чтобы совсем скрыть свое волнение.
- Я хотела извиниться за вчерашнее. И не только за вчерашнее, а за все дни, начиная с момента нашей свадьбы. Я поступала глупо, необдуманно и эгоистично. Я была плохой женой и теперь, подумав об этом, понимаю всю глубину своих ошибок, вижу то зло, которое, по незнанию, причиняла вам – ваши слова вчера открыли мне глаза и я благодарна за это. Вы проявили невероятное терпение по отношению ко мне. Гораздо больше терпения, чем заслуживает любая женщина, чем заслуживаю я. И я не прошу вас простить меня – это было бы слишком большой наглостью с моей стороны, но надеюсь, что со временем вы не будете столь сильно сердиться на меня за мою неопытность и неразумность.
Слова срывались с губ словно бусинки с ниточки. Округлые, правильные, порожденные и отшлифованные разумом и общепринятым знанием о том, чем должна быть жена для своего мужа.
- Но отныне моей главной задачей, как это и должно быть, станет лишь ваше счастье, ваши радости – будут моими радостями, ваше удовольствие – моим удовольствием, в чем бы оно не заключалось, я буду предубеждать ваши желания и исполнять все их. Я буду изо всех сил стараться соответствовать высокому званию вашей супруги. И, прежде всего, мне бы хотелось продолжить обучение стрельбе из револьвера. Ведь вы правы: если уж мне предстоит поездка в Индию, полную опасностей, то мне необходимо научиться убивать.
Внутри Элис вся содрогнулась от одной мысли об этом , но внешне никак не показала свей неприязни к убийствам. К тому же она старалась думать о том, как ей было весело учиться стрелять поначалу: само по себе занятие было увлекательным и требовало немалой тренировки, чтобы рука не дрожала и глаз был не просто зорким, но и обладал определенной меткостью. Ну так а разве крепкая рука и зоркий взгляд могут быть вредны женщине? В хозяйстве, чтобы за слугами присматривать и дела вести, это будет только кстати!
К тому же ведь может так статься, что ей не придется отнимать ничью жизнь.
- Я очень прошу вас продолжить эти уроки и обещаю быть прилежной и старательной ученицей. Если решите, что все же можете быть снисходительны ко мне и забыть все мои прежние ошибки..

С каждым произнесенным ей словом Элис чувствовала как внутри растет пустота. Это пугало ее, но, вместе с тем, так, определенно, было проще: иногда лучше не чувствовать совсем ничего, чем терзать себя пустыми надеждами и мечтами. Но она была рада, что Генри не говорит о любви, потому что к такому разговору она готова не была. Вот обсудить ее поведение и определенное взаимодействие с супругом – это правильно. Это похоже на договор, согласно которому она должна будет следовать определенным правилам. И Генри будет знать об этом и понимать, чего следует ожидать от нее.
Все-таки правила приличия и заповеди заботливой хозяйки и верной супруги были придуманы не просто так. И какое она имела право сомневаться в них до сих пор? Впрочем, дело не в том, что она сомневалась, она просто не сильно над ними задумывалась, следуя лишь исключительно собственным эгоистичным порывам.
Элис чуть подняла голову, глядя как лейтенант вышагивает по беседке: ровно, уверенно. И речь его казалась такой же: спокойной и основательной.
- Но мне бы не хотелось, чтобы вы менялись. Вернее, я хочу этого, но только если вы сами сочтете это необходимым. Ведь в вас нет тех недостатков, которые способны сделать супружескую жизнь невыносимой: вы весьма воздержанны в любви к вину и не устраиваете слишком шумные празднества, подобно баронету Уайту. Мне не в чем упрекнуть вас, - Элис говорила неторопливо, словно взвешивала каждое слово. Да так оно, по сути и было. Она словно взбиралась в гору по склону, усыпанному камнями: один неверный шаг и устоять будет невозможно. – И у меня нет причин желать чего-то больше того, что вы уже даете мне. Мое решение – абсолютно добровольное. И мое единственное желание: чтобы вы были счастливы, потому что тогда счастлива буду и я. Уверяю вас: вы не почувствуете никакого неудобства, я ни словом, ни делом не дам вам понять, что мои обязанности мне в тягость. Вам не придется больше видеть с моей стороны ни обид, ни отвращения, я никогда не посмею унизить вас... хотя и раньше, если это случалось, то лишь по моему недомыслию – за это я хотела попросить прощения отдельно…  Я буду бесконечно уважать вас и ваши решения и всюду и всегда следовать вашим указаниям и советам, в чем бы они не заключались. Это же касается обучению стрельбе: вчера я испугалась. Теперь же понимаю: вы были правы. И если вы считаете, что данное умение необходимо мне, то я с удовольствием продолжу обучение и обещаю вам заниматься так старательно, насколько хватит у меня способностей и сил. Если вы думаете, что в этом нет необходимости, то я не стану настаивать.

Отредактировано Элис Кендал (2018-10-28 13:19:11)

Элис вновь перехватило горло, сжало невидимой рукой – так бывало когда она испытывала какие-либо потрясения или ее охватывали слишком сильные переживания. Все же невозможно избавиться от эмоций в один миг, только захотев этого. Чувства, волей неволей, ищут выход наружу, сердце в груди бьет сильно, тревожно.
Но, конечно, в итоге чувства возможно подчинить доводам рассудка. Иначе как всем прочим женщинам удается быть настолько идеальными хозяйками и женами? Не могут же они быть все глупы или пусты, словно тонкие хрустальные бокалы, никогда не знавшие вина! Нет, конечно! Просто они умеют держать себя и думают о благе и о добром имени семьи.
Как мужчины тренируют мышцы, совершая упражнения, так женщины должны тренировать свои душевные качества, становиться сильнее.
И еще вчера она могла бы так много сказать Генри. Тем более что сам он это просил!
Но хорошая жена так делать не будет. Она поддержит мужа и мягко, разве что невзначай, даст совет или два. Да и то не слишком часто!
Элис подняла голову, взглянула в глаза мужа. Она уже перевела дух и вновь, пусть даже на краткое время, полностью владела собой.
- О, Генри, мне и в самом деле нечего желать более того, что уже есть, - произнесла она мягко и осторожно. А сама все пыталась понять как выкрутиться из этой ситуации. Лейтенант так настаивал на том, чтобы она упомянула хоть один его, самый незначительный, порок.
- Но, раз вы так просите.. хорошо! Мне бы хотелось, чтобы вы чаще радовали себя. Вам скучно проводить время только в женской компании, я понимаю. Мужская натура более деятельная и подвижная, вам требуются определенные... развлечения. И мне бы хотелось, чтобы вы ни в чем не ущемляли себя из-за меня, чтобы больше времени посвящали себе и своим удовольствиям. Если вы того желаете. Помнится, вы хотели поскорее уехать с Гозо? Скажите когда и велю Ханне все подготовить для этого!
Элис улыбнулась, на секунду перевела дух и добавила:
- Ах, да: мне передали, что сегодня утром вы не завтракали и я распорядилась о особенно сытном обеде. Вам следует хорошо питаться и не забывать о своем здоровье, - женщина многозначительно качнула головой, молчаливо напоминая о том, что еще совсем недавно – ведь и месяца не прошло!, лейтенант был так страшно болен.

- Конечно, я присоединюсь, - торопливо ответила Элис с тревогой вглядываясь в лицо мужа. – Это ведь будет неправильно, если я заставлю вас принимать гостя в одиночестве.  Но, Генри, с вами все в порядке? Вы плохо себя чувствуете? Или мои слова опять огорчили вас?
Женщина нахмурилась, пытаясь понять что она вновь сделала не так. Что именно огорчило мужчину, заставив его лицо вспыхнуть? Она ведь своими словами дала ему свободу, абсолютную свободу и дома и вне дома, и мягко намекнула на то, что никогда не пожалуется и не будет его ограничивать. Или ему была неприятна сама мысль о том, что она могла бы быть недовольной его возможными развлечениями?
- Если это так, то прошу.. нет, умоляю вас!.. скажите мне все, как есть. Я надеюсь, что вы будете сейчас со мной откровенны и честны. Только если вы укажете мне на мои недостатки, я могу исправить их, - Элис сжала ладони лейтенанта так сильно, что ему пришлось бы вырывать их из ее пальцев, чтобы освободиться.

Элис на мгновение потеряла самообладание: они изменилась в лице и уже даже приоткрыла рот, чтобы гневно отчитать лейтенанта, который посмел предположить такое.. такую.. гадость! Но в последний момент женщина опомнилась, вновь, с трудом, одела на себя маску хорошей супруги; и, чтобы Генри мог прочитать по ее лицу как можно меньше, опустила голову. И она поспешно отдернула руки, будто обожглась, переплела пальцы, крепко сжимая ладони.
- Неверные мужья.. – пробормотала она. – Вы не захотели говорить мне тогда, но я уже и сама поняла.. из книги. Раньше не понимала, но теперь – понимаю.
И это были единственные слова, которые она не хотела говорить, но они все же сорвались с кончика ее языка.
Элис несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь совладать с чувствами, собраться с мыслями и найти подходящие слова.
Чтобы Генри был с другой женщиной! Чтобы он признавался в любви, целовался и.. обнимал другую! Чтобы она сама толкала его на это! Как.. как мерзко, как гадко.. как противно!
Одним только предположением, что она могла предложить ему такое, лейтенант страшно оскорбил ее. Намерено или случайно.. нет, все же в этом явно было намеренье, как и в других обидных словах, что в обилии он говорил ей в порывах злости. Желание уколоть ее, заставить переживать, хотя она так старается быть ему покорной и внимательной.
- У меня даже мысли такой не было, - медленно заметила женщина, все еще не поднимая головы. – Под удовольствием я имела в виду встречи с друзьями, охоту, рыбалку, скачки, приглашение в гости тех ваших друзей, которых вы бы хотели видеть и с которыми вам приятно вести беседы на интересные для вас темы, и прочие невинные развлечения. Ведь вы так много времени посвящаете мне. А вовсе не.. не то, что вы имели в виду, - голос Элис дрогнул и она осеклась на мгновение. Но все же, собравшись с силами и нахмурившись, продолжила. – Я обещала стать той женой, которая будет во всем подчиняться вам и угождать, которая будет молча терпеть оскорбления, и я, конечно, не в праве требовать от вас чего-либо, но я все же надеюсь, что вы.. что вы никогда не дадите мне повод.. то есть.. что вы выполните свою часть..  я имею в виду.. брачную клятву.. и то, что ждет общество.. и.. и покажете отсутствие интереса к другим.. женщинам.
Элис задохнулась – вновь на миг стиснуло горло, и замолчала, так и не поднимая головы.

Элис молчала. О, ей было что ответить, но она сомкнула губы и не проронила ни звука, отлично понимая, что лейтенант, как и всегда, не услышит ее слов, не примет ее доводы. Они только будут вновь кричать друг на друга.. нет, она не выдержит.
И все же с ее губ сорвалась одна фраза:
- Простите, что опять огорчаю вас… - правда она не знала услышал ли ее муж или нет.
Элис сидела в беседке бледная, осунувшаяся, но заплакала она только когда мужчина уже скрылся из вида и не мог ее видеть. Спрятала лицо в ладонях и принялась торопливо размазывать слезы, текущие по щекам.
Она чувствовала себя такой пустой,  такой никчемной. Нет, винить в этом было некого, кроме нее самой. Пусть Генри разбил ей сердце, но он даже не понял этого. Наступил случайно, но не услышал хруста – очень уж громко они кричали друг на друга, споря до исступления.
Она приехала к нему в Скутари, ведомая сердцем, но какая встреча ее ждала? Она пыталась заботиться о нем, пыталась делать что-то приятное, но у нее ничего не выходило. Едва она начинала робко тянуться навстречу, как..
А когда она отдалась ему вся: душой и телом, когда она была счастлива и хотела дарить свое тепло, то  тут же чувства ее, настоящие, неподдельные, были небрежно отринуты и названы лицемерием.
Нет. Сердце давало ей плохие советы, поэтому даже хорошо, что от него остались теперь одни осколки. Элис выпрямилась, достала платок и торопливо вытерла лицо, после чего принялась обмахиваться. Она бы тот час сбежала к себе в комнату, но Перкинс там занимался дверью – ей даже некуда было податься.
Она будет опираться на общественное мнение. Не могут же столько людей разом ошибаться! Она будет уважать, заботиться и предубеждать все желания мужа. Женщина медленно кивнула сама себе, словно подтверждая свои мысли. И тут же ощутила почти невыносимую душевную боль, так что вновь пришлось поспешно вытирать щеки.
Баронет Уайт держал ее взаперти в старом холодном доме. Лейтенант Кендал не отпустил с острова в Англию. Но она сама добровольно запирала себя в гораздо более страшную клетку и собиралась навсегда выбросить ключи.

Элис сидела и думала, что это было глупой идеей – ставить в комнате Генри цветы. Не нужно было этого делать. Но теперь то уже поздно сожалеть о содеянном. Может быть он не заметит... как не заметил, что она еще вчера сняла кольцо с сапфиром да так и не одела. Или заметил, но не захотел обращать на это внимание.
Читать Элис больше не могла и поэтому осторожно и бережно закрыла книгу, отложив ее в сторону.
Когда появился Генри, то женщина вновь опустила взгляд вниз. Наверное, ей следовало сказать, что Генри может остаться с ней в его же комнате. Но он и так это знал – он имел на это право, и Элис бы ни единого словечка против не сказала, реши он поступить подобным образом.
- Как вы скажете, - ответила женщина, старательно складывая платок и убирая его в карман. Затем она поднялась, прижимая книгу к груди.  – Я сейчас же скажу Ханне, чтобы она перенесла все вещи.
Конечно, новость о сломанной двери и вынужденном переезде Элис не обрадовали, но высказать свое недовольство она не смела, опасаясь, что это вызовет очередные упреки со стороны лейтенанта, которые, конечно, были бы совершенно справедливыми.