Бай Лин задумался, сравнивая варианты, предложенные Зафирой.
- Садовника легче подкараулить и застать врасплох - ведь он постоянно работает в саду, - предположил он, разламывая очередную лепешку и обмакивая ее в растопленное масло. - Но женщины гораздо более пугливы и суеверны, - хотя конечно, ты - исключение из этого правила. К тому же служанка не будет держать язык за зубами и тут же растрезвонит обо всем, что видела, слугам и госпоже. Да, наверное, лучше напугать служанку... Но смотри, не переусердствуй, чтобы она не скончалась на месте от страха. В этом случае она уже никому ничего не расскажет!
Бай Лин усмехнулся и принялся жевать лепешку, в красках представляя грядущую сцену со служанкой.
- Ты что-нибудь сказала англичанке, когда она тебя увидела? - вдруг спросил он. - Насколько я помню, веталы всегда разговаривают со своими жертвами. То есть я имею в виду, что так утверждают те, кто верит в духов, вселяющихся в мертвецов.

-  Утром будет сложнее незаметно скрыться, - возразил Бай Лин. - Меня и так мучает совесть, что я ничем тебе не помогаю в этом деле, а мысль, что ты будешь неоправданно рисковать собой при ярком солнечном свете, и вовсе невыносима. Что, если на крик служанки сбегутся слуги во главе с англичанином? Тогда весь наш план рассыплется в прах, а ты, возможно, потеряешь свободу. Впрочем, поступай как знаешь, а я спрячусь с нашей стороны ограды и если что-то пойдёт не так, тут же вмешаюсь. 
Бай Лин обглодал куриное крыло и добавил косточки к груде костей, которые остались от курицы.
- Хочешь, я погадаю  на и-цзин, чтобы понять, какие препятствия и опасности могут подстерегать тебя в предстоящем деле? Заодно и потренируюсь… Ван И обещал направить ко мне англичанку, желающую узнать будущее. Она недавно овдовела и ищет нового мужа…
Ван И торговал сычуаньским шелком и вышивками и среди его постоянных клиенток было немало жен британских офицеров и чиновников Ост-Индской компании. Но торговля шелком была ширмой, за которой он прятал далеко не такие законные источники доходов.

- Я еще не настолько знаменит, чтобы ко мне приезжали из других городов, - усмехнулся Бай Лин, вставая. - Принимать ее буду там же, где и всех остальных. Пойдем туда - гадание на Великой книге перемен требует сосредоточенности, а сосредоточенность достигается лишь  там, где царят строгий порядок и гармония всех вещей. Честно говоря, мне никогда не нравилось убранство домов англичан - слишком много мебели и суетных мелких вещиц.
Поселившись в чужом доме, Бай Лин полностью переоборудовал одну из комнат первого этажа, служившую хозяевам малой гостиной, и приспособил ее к своему китайскому вкусу. Он вынес из комнаты всю мебель, заменил роскошный кашмирский ковер простыми циновками из бамбука и поставил у восточной стены длинный ларь из кухни, который служил ему и сидением, и столиком, и (в редких случаях) кроватью. Украшением этой аскетической обстановки служили бронзовая курительница для благовоний, пара свитков, висевших на крючках для застежки халатов, которые Бай Лин прибил к стене,  и высокая напольная ваза, в которой, согласно древней китайской традиции,  стоял одинокий цветок. Рядом с вазой лежал камень, принесенный Бай Лином из сада.  Ван И одолжил ему китайскую ширму, картину, на которой был изображен старик в монашеском одеянии, сидевший у пруда (Ван И утверждал, что это прижизненное изображение великого мудреца Кун Фу-цзы) и несколько больших листов цветной бумаги. Этой бумагой Бай Лин затянул окно комнаты, выходившее на запад, предварительно вынув стекло из рамы, и теперь мог каждый день любоваться тем, как послеполуденные солнечные лучи, проникая сквозь бумагу, отбрасывают на стены и пол разноцветные тени наподобие витража.
В эту комнату Бай Лин и привел Зафиру, уселся на циновки, поджав под себя ноги, и знаком предложил Зафире  сесть напротив него.
В курильнице тлели древесные угли, напитанные терпким ароматом садовых трав.
- Закрой глаза, сосредоточься  на том, что тебя тревожит, и мысленно задай вопрос, - сказал Бай Лин, вытаскивая из кармана халата три монетки. - Кивни, когда будешь готова выслушать предсказание.

Бай Лину не было необходимости знать, о чем конкретно думала вопрошающая: и-цзин давал ответ на ситуацию в целом, не вдаваясь в детали, описывал перспективу развития событий в ближайшем будущем и советовал, как нужно себя вести, а от каких поступков лучше воздержаться. Он потряс монетки в сомкнутых ладонях и бросил их на бамбуковую циновку. Древние прорицатели гадали на стеблях сельдерея или тысячелистника, но Бай Лин предпочитал монеты. Три  кругляша веером разлетелись по циновке: две упали вверх решкой, одна - орлом. Бай Лин взял кусочек угля, нарисовал на клочке бумаги прерывистую линию, собрал монеты и бросил их еще раз. Шесть раз он бросал монеты и зарисовывал углем полученный результат - в итоге получилась гексаграмма из шести черточек, расположенных друг под другом: две верхние были прерывистыми, четыре нижние - сплошными. Бай Лин развернул свиток и нашел описание гексаграммы. То же самое он делал, когда принимал посетительниц - с той разницей, что от их взоров его скрывала ширма. Канонический текст, описывающий значение гексаграмм, изобиловал туманными намеками и символами, затруднявшими понимание смысла - откровенно говоря, Бай Лин не понимал и половины. Но в его новом ремесле главным было дать вопрошаюшему надежду и уверенность в завтрашнем дне.
- Мощь Великого заключена в тебе, и она поможет преодолеть любые препятствия, вставшие на пути к достижению цели! - торжественно огласил он главную мысль, которая, по его мнению, крылась в описании гексаграммы, а затем прочитал вслух несколько избранных строк. - Мощь в пальцах твоих ног. Стойкость — к счастью. Раскаяние исчезнет. Изгородь пробита,  не застрянешь. Мощь — в осях большой колесницы. Козел бодает изгородь — не может отступить, не может продвинуться. Будет трудно, но будет и счастье.
Даже на его вкус предсказание было слишком туманным и расплывчатым, и он добавил для ясности:
- Обрати внимание на упоминание изгороди и колесницы - вероятно, нам надо быть готовыми к бегству.

Бай Лин уставился на монетки, как будто надеялся разглядеть в треугольнике, вершинами которого они являлись, образ реального козла или портрет того, кто скрывался за этим иносказанием. Вот это и бесило его в гаданиях: полная неопределенность! И если ему попадалась дотошная клиентка, подобная Зафире, начинались неудобные вопросы!
- Все может быть, - сказал он, поерзав на циновке. - Если за этим козлом действительно скрывается англичанин или другой такой же - например, его друг, которого я видел накануне, тогда тебе лучше не забираться в сад англичан, а действовать под прикрытием садовой изгороди, пугая служанку потусторонними звуками из нашего сада: сказано же, что козел не сможет пробить изгородь! В любом случае, всё и все, о чем и о ком говорится в предсказании, относится к ближайшему окружению вопрошающего, а значит, козлом может быть любой знакомый тебе мужчина.
Бай Лин сгреб монетки и спрятал их в карман, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой: по его же словам выходило, что козлом мог быть и он сам!
- Чепуха все эти гадания! - заявил он. - Я и без них  могу предсказать, что ждет человека,  по тому, как он говорит и ведет себя. Вот ты, например: из тебя уверенность так и брызжет, а это значит, что ты любому козлу рога обломаешь!

- Иное? - переспросил Бай Лин, равно удивленный как неожиданной лаской, которой его одарила Зафира, так и высказанным ею предположением. Он не знал, что сказать, потому что понятия не имел, что может являться невидимой преградой, проницаемой для людей их расы, но непреодолимой для англичан. Но что-то сказать было надо, иначе Зафира усомнилась бы в его способности истолкователя предсказаний, а этого допустить он не мог.
- Куда мне до тебя, - сказал он и желая потянуть время, и вполне искренне. - Слаще твоих поцелуев нет ничего, разве что мед горных пчел и белый сахар! А преграда… да что преграда… Все преграды - в наших головах! Самая прочная преграда - это страх. Англичане и их слуги не понимают, что происходит и оттого боятся. А ты не боишься ничего, поэтому и преград для тебя не существует.
Неожиданно Бай Лину понравилось то, что он сказал. Единственное, что его взволновало - не выдал ли он своего замешательства выражением лица. Вот если бы на его лице была маска… Да, если бы у него была маска, он мог бы не прятаться за ширмой, когда общался с женщинами, приходившими за советом.
- Я тут подумал, что хорошо было бы обзавестись маской, - но где ее взять? - добавил он и погрузился в раздумья.

Ночь в бунгало Кендалов прошла спокойно, - по крайней мере, так считал Генри, ночевавший в кабинете. Навестив Элис, которая провела ночь под присмотром служанки, он нашел жену отдохнувшей и вполне спокойной, что очень его обрадовало. Генри отпустил служанку, приказав ей принести воды для умывания и две чашки кофе, и как только она вышла, уселся на край постели, поцеловал  Элис и сообщил ей о выводах, к которым накануне пришли они с Джеймсом.
- Вас напугала обезьяна, - заключил он, сияя улыбкой, - Она же украла мешок с мукой из кухни и рассыпала муку под деревом франжипани. Надо поставить на окно кухни решетку, чтобы преградить путь этим проказницам.
Генри все еще продолжал улыбаться, считая, что инцидент исчерпан, как вдруг снизу раздались истошные крики и звон бьющейся посуды. Слуги кричали на два голоса - мужской и женский,  из чего Генри сделал вывод, что слышит визгливый дуэт повара и служанки.
- Да наступит ли когда-нибудь покой в этом доме?! - в свою очередь вскричал он, вскакивая с кровати и воздевая руки к небесам. - Это снова она - мерзкая обезьяна!!! Клянусь, я проделаю в ней дыру размером с мохур!*
Генри  бросился к туалетному столику Элис, рванул на себя ящичек, в котором она хранила свой дамский револьвер, и, вооружившись, выскочил из спальни, не потрудившись проверить, заряжено ли оружие.

*Золотая индийская монета

Генри ворвался на кухню с намерением навести порядок и установить тишину, однако достиг противоположного эффекта: увидев револьвер, повар и служанка закричали еще громче, после чего служанка рухнула на колени, простирая руки к сахибу в умоляющем жесте, а как только на кухне появилась мем-сахиб, поползла к ней, заливаясь слезами. Повар же попытался удрать через распахнутое настежь окно, но его толстый зад застрял в раме. Генри схватил беглеца за край курты и втащил обратно, оставив служанку на попечение Элис.
- Что случилось? - потребовал он объяснений от повара, смуглое лицо которого посерело от страха. - Ты что, впал в детство и испугался обычной обезьяны?
- Обезьяны?! - в свою очередь воскликнул повар. - Не было тут никакой обезьяны, сахиб. Это ветала - клянусь Хануманом! А если не верите мне - спросите у Суманы!
- Мадхуп говорит правду, сахиб, - подтвердила служанка. - Я обернулась к окну, а там  ветала свисает с ветки вниз головой, и волосы у него такие длинные, что по земле волочатся. Он хотел выцарапать мне глаза своими острыми когтями - уже и руку протянул!  Я закричала и опрокинула  кофейник с горячим кофе…
Сумана  показала руку, покрасневшую от ожога, и снова залилась слезами
- Не он, а она… - хмуро поправил повар.  - Я на ее грудь обратил внимание - такую не скроешь!
Генри, в отличие от повара, не придал значения упомянутой части женского тела, поскольку его потрясло совершенно другое: объяснение, которое они с Джеймсом придумали для Элис и в которое сами поверили, рассыпалось, как карточный домик. Одно было хорошо: Элис точно не страдала  душевным расстройством! Либо с ума сошли все трое: его жена, повар и служанка, но это было маловероятно.

- Ветала - это злой дух, вселяющийся в мертвое тело, - всхлипнула Сумана, размазывая слезы по хорошенькому личику. - Ох, мем-сахиб, не к добру все это, не к добру!
Народу на кухне тем временем становилось все больше: первым пришел Арджнун - водонос, принесший два ведра с водой. Поставив ведра у плиты, он занял пост у двери и стал внимательно прислушиваться к разговору, а затем выскользнул из кухни лишь затем, чтобы вернуться в сопровождении садовника Чандана и двух его сыновей, за которыми плелся кучер Шикхар. Последним явился Ману, служивший в доме опахальщиком и проводивший большую часть времени в полусне - он зевал и смотрел на собравшихся опухшими ото сна глазами.
Слуги столпились на кухне и подняли такой гвалт на бенгали, что Генри показалось - его окружила стая сорок. Тишина воцарилась лишь с появлением Санджая - главного слуги, исполнявшего обязанности дворецкого. Санджай приказал всем замолчать и, поклонившись Генри, попросил разрешения поговорить со слугами наедине. Генри был только рад уйти из этого бедлама и увести с собой Элис. По дороге в спальню он молчал, обнимая Элис за плечи и обдумывая, что скажет ей на этот раз, как объяснит происходящее. Фокус с обезьяной не удался: оставалось признать, что либо их сад облюбовал злой дух, либо кто-то живой, но не менее злой, решил поиграть с ними в жестокую игру. Мысль о баронете Уайте напрашивалась сама собой.

- Судя по всему, версия с обезьяной была неверной, - неохотно подтвердил Генри. - Я уверен лишь в одном: все эти истории о веталах - плоды суеверий, не имеющие под собой никакой реальной почвы. Я и в Англии слышал рассказы о  старинных особняках, в которых якобы обитали призраки, но разве они доказывают, что призраки действительно существуют? Пока что я не знаю, кто так сильно напугал вас и Мадхупа с Суманой, но уверен, что за обоими этими инцидентами скрывается злая воля человека. Давайте подумаем вместе, кто может так ненавидеть нас, чтобы спланировать и разыграть как по нотам такое чудовищное представление? Клод Мартин? Возможно, но мне кажется, что он, скорее, организовал бы покушение на меня, чем подобный спектакль для вас…Нет, Мартин отпадает - не его стиль.
Генри не стал озвучивать свои подозрения насчет баронета Уайта, решив, что оно вызвало бы в Элис бурю чувств, а ей сейчас был необходим полный покой.
- Не хотите навестить наших питомцев? - попытался он отвлечь Элис от тяжелых мыслей. - Может быть, совершим небольшую верховую прогулку или проверим птичник? Я не прочь получить на завтрак французский омлет из свежих яиц или яичницу с беконом!

- Вряд ли Мартину известно, где мы живем, - успокоил  Генри жену, понимая при этом, что выяснить их точный адрес не представляло особого труда. - В любом случае здесь, в Калькутте, - городе, полном англичан, руки у него будут связаны. А на службу я сегодня не пойду и завтра тоже - мне положено еще несколько выходных.
Куры мирно бродили по загончику под присмотром гордого петуха и клевали пшено, рассыпанное для них слугой, к которому на время отсутствия Ханны было поручено присматривать за птичником. Генри невольно залюбовался хохлатками: были среди них с белым и черным опереньем, но преобладали пеструшки. Он никогда не интересовался тем, сколько кур содержится в птичнике, но сейчас от нечего делать пересчитал их и удивился вслух:
- Две дюжины, если считать вместе с петухом! Надо же, я и не думал, что их тут так много.

Генри снова пересчитал хохлаток и убедился, что не ошибся - их было ровно двадцать три. Двадцать четвертым был петух, уже посматривавший на капитана с подозрением и явным намерением броситься в атаку при малейшей угрозе для его гарема.  Генри помнил его предшественника, с которым у него вышел полный конфуз, и поэтому ответил петуху таким же задиристым взглядом. Элис, стоявшая рядом, ничем не напоминала курицу, но Генри воспламеняло ее присутствие и он был готов отразить атаку пернатого бойца.
- Так ведь и я о том же говорю! -воскликнул он, поцеловав Элис в макушку. - Именно, что одной не хватает! Постойте здесь, душа моя: я не хочу, чтобы вы испачкали свое прелестное платье. А я зайду в птичник и проверю, не прячется ли там рыжая курочка с черным хвостом и пятнами на крыльях. Может быть, она занята высиживанием яиц для нашего завтрака?
Генри перемахнул через ограду, сплетенную из сухих веток, и решительно направился к птичнику, всем своим видом показывая петуху, что не боится его и готов дать отпор.
В птичнике было темно и пахло перьями и куриным пометом. Генри напряг зрение, но искомой курицы не было видно нигде - ни на насесте, ни на земляном полу. Зато яиц было много, не менее дюжины! Генри схватил корзинку, оставленную слугой у насеста, и аккуратно, с великими предосторожностями, сложил в нее еще теплые яйца.
Вернувшись к Элис, он показал ей свой "улов" и сообщил, что рыжей курицы в птичнике нет.
- Наверное, ее утащил шакал, - со вздохом сказал он. - Увы, но таких потерь практически невозможно избежать... Я куплю вам новую любимицу, душа моя!

- Да... то есть нет - я не проверял, есть ли там дыра в стене или подкоп... - сказал Генри, густо краснея от осознания того, какую оплошность совершил, и полез обратно через изгородь. Проверив курятник, он вернулся к Элис и сообщил, что стены курятника не повреждены и не подрыты, но зато на земляном полу он видел следы крови.
- Курицу кто-то убил, а затем вынес из курятника, - заключил Генри. - Но кто это был, мы наверняка утверждать не можем: возможно, это был тот, кто выдает себя за веталу, а возможно - обычный вор. Надеюсь, что никто из наших слуг не причастен к краже курицы, но я обязательно спрошу у Санджая!
Не успел Генри произнести имя дворецкого, как увидел, что тот спешит ему навстречу. Оказалось, что Санджай торопился сообщить господам о том, что к ним с визитом явилась миссис Халлидей. У Генри не было никакого желания вести светские беседы с супругой вице-губернатора, но его присутствие и не требовалось: миссис Халлидей, платившая ему взаимной неприязнью, всегда приезжала только затем, чтобы пообщаться с Элис.
Генри пообещал жене, что вместе с Санджаем займется поисками виновного в краже курицы, и, забрав у нее корзинку с яйцами, увел дворецкого обратно на кухню, куда миссис Халлидей никогда бы не заглянула.

Миссис Халлидей выглядела необычайно взбудораженной: она не сидела в удобном кресле, поджидая хозяйку дома, а расхаживала по гостиной, то и дело беря в руки и тут же ставя на место мелкие безделушки, служившие украшением гостиной. Увидев Элис, она воскликнула:
- Доброе утро, дорогая! Я пробуду у вас недолго, всего несколько минут: мне еще надо навестить нескольких знакомых дам и вернуться домой к тиффину, так что времени у меня в обрез. Я приехала к вам, чтобы сообщить невероятную новость! Возможно, вы не поверите, но поверить надо!
Высказав такое необычное пожелание, вице-губернаторша уселась в кресло и принялась энергично обмахиваться огромным веером, отчего воздух вокруг нее заколыхался и пошел невидимыми, но весьма ощутимыми волнами.
Вошел слуга, отправленный в гостиную Санджаем, и поставил на кофейный столик серебряный поднос с двумя чашками кофе и сладостями. Вице-губернаторша тут же схватила чашку и отпила несколько глотков.
- Прекрасный кофе! - похвалила она, милостиво кивая Элис. - Даже у леди Каннингем подают не такой вкусный!
При упоминании генерал-губернаторши миссис Халлидей скривилась: первая леди Калькутты стояла ей костью поперек горла.