Стол на открытой веранде был накрыт к чаю: традиция пить чай ровно в пять часов пополудни в британской Калькутте была такой же незыблемой, как и в Лондоне. Разница была лишь в том, что в дополнение к английским сандвичам с огурцом и ячменным лепешкам к чаю подавались бенгальские сладости. Генри с улыбкой смотрел на жену, сидевшую в плетеном кресле перед шеренгой фарфоровых тарелочек, на которых высились пирамидки из расагуллы, чом-чома и сандеша и стопки мальпуа - миниатюрных кокосовых блинчиков, вымоченных в сахарном сиропе. Элис была неисправимой сладкоежкой и поэтому, как подозревал Генри, Калькутта с ее культом сладостей должна была казаться его жене раем на земле.
Сам Генри, равнодушно относившийся к сладкому, находил удовольствие в наблюдении за женой, глядя на то, как она подхватывает тонкими пальчиками конфету чом-чом и подносит её ко рту. Затаив дыхание, он следил за тем, как разомкнулись ее губы,  очертаниями напоминавшие изящно изогнутый лук Купидона, сверкнули похожие на мелкий жемчуг зубки и аккуратно откусили крошечный кусочек от продолговатой конфеты, обсыпанной кокосовой стружкой.
По саду разливался упоительный аромат цветов  дерева, которое в Индии было известно под именем чампа, а среди европейцев - как франжипани. Сладкий запах цветов усиливался ночью и на рассвете, а сейчас, в преддверии сумерек, был не настолько интенсивным, и, по мнению Генри, как нельзя лучше гармонировал с чаепитием и подчеркивал нежный облик его жены. Сидя за одним столом с любимой женщиной и лучшим другом - капитаном Джеймсом Томасом, - Генри ощущал себя на седьмом небе. Наконец-то вернулась нормальная, спокойная жизнь и почти забылись ужасы того, что им с Элис пришлось пережить в поместье Мартина. Все случившееся на острове теперь казалось страшным сном, окутанным туманом забвения.
- Дорогая, налейте мне еще чаю, - попросил Генри, пододвигая поближе к Элис  чашку вустерского фарфора с узором из переплетенных роз. Он мог бы и сам наполнить чашку, но хотел полюбоваться тем, как Элис будет исполнять обязанности хозяйки дома.
- Это чай с плантации моего дяди в Ассаме, - несколько запоздало объяснил он Томасу. - Дядя отправил нам целый тюк чая сразу же, как добрался до места. Пишет, что дела на плантации идут хорошо, а целебный воздух Ассама благотворно повлиял на его здоровье и сейчас он чувствует себя окрепшим, бодрым и помолодевшим на пару десятков лет. Охотно верю, ибо мы с Элис тоже ощутили на себе благотворность горного климата в  Дарджилинге. Но, с другой стороны, нет ничего лучше родного дома, и я счастлив снова оказаться здесь, в Калькутте. Чувствуешь, как сладко пахнет франжипани? Несмотря на то, что дерево растет в самом дальнем углу нашего сада, аромат его цветов доносится даже сюда. И как же долго оно цветет - с июля по середину октября! Удивительное дерево: его цветы не имеют нектара и, привлекая своим сладким запахом насекомых, беззастенчиво обманывают доверчивых мошек. К тому же оно выделяет ядовитый млечный сок, опасный для глаз и кожи. Да, жизнь и природа полны контрастов и сюрпризов, порой неприятных...
Генри замолчал, сообразив, что начал во здравие, а кончил за упокой, как любил говаривать Перкинс. Вспомнив денщика, капитан нахмурился: отсутствие Перкинса давало о себе знать и несколько нарушало  идиллию, царившую в бунгало. Возможно,  точно так же чувствовала себя Элис, лишившаяся привычной поддержки Ханны. Несмотря на обилие индийских слуг,  вместе с Ханной и Перкинсом из уютного бунгало исчезло нечто важное, а именно - чувство локтя и ощущение стабильности. Генри бросил взгляд на Джеймса: хорошо, что он никуда не делся! Сидит рядом, с невозмутимым видом дегустирует ассамский чай, наверняка втайне мечтая о порции хорошего бренди...
- Дядя оставил мне бутылку великолепного Ожье*, - сказал Генри, незаметно от Элис подталкивая под столом ногу Джеймса. - Хочешь попробовать? И леди не возбраняется добавить в чай капельку коньяка...

*Ожье - старейший французский коньяк, самый старый из всех существующих в мире коньячных брендов. Дата его возникновения — 1643 год

- Будьте осторожны, дорогая, - попросил Генри, слегка удивленный желанием Элис прогуляться по саду в одиночестве. - Местное население не случайно называет франжипани  наг-чампа, то есть змеиной чампой - запах его цветов привлекает рептилий! Впрочем, наш верный и изобретательный Перкинс позаботился о том, чтобы свести риск к нулю: устья водостоков закрыты металлическими решетками и сетками, а обочины садовых дорожек покрыты битым стеклом.* В любом случае, возвращайтесь к нам как можно скорее.
Проводив жену взглядом, Генри подмигнул Джеймсу и скрылся в доме. Вернулся он через несколько минут, держа в одной руке бутылку коньяка, а в другой - два пустых стакана. Поставив стаканы на стол, капитан откупорил бутылку и разлил по стаканам коньяк.
- А знаешь, когда мы были в Крыму, я слышал байку о том, что гусары одного из русских полков после разгрома Бонапарта и взятия Парижа в 1814 году передислоцировались в Аррас. А поскольку мундиры их к тому времени порядком поистрепались, они обратились за помощью к монахиням капуцинского монастыря. И сердобольные невесты Христовы сжалились над ними и пошили им новые, поскольку сукно, из которого изготавливались их рясы, было того же цвета, что и мундиры русских. Не знаю, правда ли это или полковая легенда, но давай выпьем за прекрасных и милосердных дам, и особенно - за ту, что нас покинула, но с минуты на минуту вернется.
Генри сделал большой глоток и прищелкнул языком от удовольствия:
- Слава Ожье вполне заслуженна, - сказал он. - Спасибо дядюшке Бартоломью за столь щедрый подарок. Выпью и за его здоровье. И кстати, как поживают твои очаровательные кузины? Давно ли ты получал от них весточку?
Генри не питал особой симпатии к кузинам Джеймса, но, упомянув своих близких, не мог обойти молчанием родственников друга.

*Упомянуто в эпизоде Двуликий Янус, пост №2

- О да, о да - они постоянно обмениваются письмами, - подтвердил Генри, воскрешая в  памяти   благоухавшие сиренью и вербеной конверты, которые регулярно получала Элис. - Если не ошибаюсь, последнее письмо пришло примерно месяц назад - Элис была  вне себя от радости! Ведь твои сестры - практически единственная нить, связывающая ее с Англией. Ну, если не считать леди Ребекки... И если они действительно приедут в Калькутту, она будет по-настоящему счастлива!
Генри с задумчивым видом сделал еще один глоток коньяка. Говоря о том, что Элис будет счастлива встретиться с кузинами Джеймса, он не кривил душой. Однако сам не испытывал подобной радости. Он очень хорошо понимал чувства друга: его самого больше всего страшила перспектива увидеть на пороге бунгало леди Ребекку в окружении саквояжей и дорожных сундуков, но кузины Джеймса прочно занимали второе место в веренице нежданных и утомительных гостей. А в том, что они будут часто появляться в их бунгало, Генри нисколько не сомневался. С другой стороны, положение Джеймса было еще более незавидным: постоянное присутствие родственниц в его холостяцком бунгало крайне стеснило бы его, не давая возможности принимать у себя других молодых дам.
- Если твои кузины все-таки приедут, мы с Элис будем рады поселить их у себя, - сказал Генри в приливе самопожертвования, удивившего его самого. Но чего не сделаешь ради лучшего друга!
- Свободного места у нас предостаточно, а Элис наконец-то не будет скучать, дожидаясь моего возвращения со службы. - продолжил он, - Откровенно говоря, присутствие твоих сестер пойдет на пользу и мне - я смогу больше времени и сил посвящать карьере, не чувствуя угрызений совести за то, что жена страдает от одиночества. А тебе не придется выполнять утомительную обязанность сопровождающего во время многочисленных визитов. Элис познакомит твоих сестер с миссис Халлидей и после этого у тебя будут развязаны руки - эта дама  обожает покровительствовать молодым незамужним леди. Не успеешь оглянуться - обе твои кузины будут на дороге к алтарю!
Генри собирался развить свою мысль, но в этот момент из дальнего угла сада донесся исполненный ужаса крик. Генри вскочил, выронив стакан.
- Это Элис! - воскликнул он, хватаясь за то место, где у кавалеристов обычно находилась сабля, в настоящее время отсутствовавшая. - Она все-таки наступила на змею! Чертово франжипани!
Генри обвел веранду безумным взглядом и бросился прочь, опрокинув по пути плетеное кресло и большой глиняный горшок с цветущим гибискусом. Промчавшись по вымощенной плитками дорожке, он ломанулся сквозь кусты, в три прыжка достиг того уголка сада, где росло дерево франжипани, и увидел Элис, без чувств лежавшую на траве. Бросившись к жене, Генри опустился рядом с ней на колени и приник ухом к ее груди.
- Она дышит! - с облегчением объявил он Джеймсу, прибежавшему на место событий вслед за ним. - Надо перенести ее в дом и проверить, нет ли следов укусов...
Генри подхватил Элис на руки и понес ее к дому.

Несмотря на то, что мысли у него путались от беспокойства за жену, Генри сумел вспомнить и продиктовать Джеймсу адрес индийского доктора, который однажды уже оказал помощь Элис после того, как ее укусила собака*. Имя доктора Гупты первым пришло ему в голову, хотя любой другой англичанин на его месте послал бы за доктором Барри, пользовавшим семью вице-губернатора,  или за полковым хирургом. Но Генри почему-то казалось, что индийский врач лучше разбирается в змеиных укусах.
Добравшись до спальни, он уложил Элис в постель и быстро ослабил шнуровку на ее платье, чтобы дать ей возможность дышать свободнее, а затем снял с нее туфли и чулки и внимательно осмотрел лодыжки. Как выглядит укус змеи, он представлял хорошо, но ничего подобного не обнаружил. Но затем он вспомнил, что в Индии змеи частенько висят на ветвях крупных кустов и даже на деревьях и так же тщательно проверил шею Элис и кожу в вырезе ее платья, опасаясь, что ядовитая рептилия могла свалиться на нее сверху. Но и там не было даже намека на ранку.
С одной стороны, это вселяло надежду на то, что жизни и здоровью Элис ничто не угрожало, с другой он не понимал, отчего Элис лишилась сознания. Заметив, что жена пошевелилась и открыла глаза, Генри приподнял ее голову и поднес к ее губам стакан с водой, который взял с прикроватного столика.
- Что случилось, любовь моя? - с тревогой спросил он. - Вы так страшно закричали, а потом я обнаружил вас лежащей без сознания у дерева франжипани. Джеймс уже отправился за доктором Гуптой и очень скоро приведет его сюда.

Генри оцепенел. То, что жена искала успокоения и защиты в его объятиях, было приятно и правильно, но ее слова выбили его из колеи.
- Ужасное существо? - пробормотал он, - Что, то есть кого вы имеете в виду? Вы увидели ядовитую змею, свисающую с ветки дерева? Увы, любовь моя: я ее не убил по той простой причине, что я ее не видел. Но какое счастье, что она вас не укусила! Мне придется извиниться перед доктором Гуптой за ложный вызов, но это мелочи. И в любом случае он пропишет вам какое-нибудь сильное успокоительное - это точно не повредит.
Генри поцеловал Элис и с облегчением вздохнул: тревога за ее жизнь рассеялась, как дым.
- Я отправлю слуг в сад, чтобы они прочесали его частым гребнем и уничтожили всех змей, которых обнаружат. Хотя навряд ли они найдут их - Перкинс как следует постарался и поставил надежные препоны против нашествия рептилий. Удивительно, что одна змея все же пробралась в сад.

На этот раз Генри стало по-настоящему жутко: он ни на мгновение не верил, что Элис действительно видела то, что описала в таких ярких деталях, как в принципе не верил в существование демонов и говорящих мертвецов. Однако в искренности Элис он не сомневался: она явно убедила себя в том, что якобы видела, приняв болезненную фантазию за реальность. Нервное потрясение, которое она испытала в связи с тем, что произошло с ними в поместье Клода Мартина, в итоге вылилось в кошмарные видения. По опыту Генри знал, что когда Элис  находится в подобном нервном возбуждении, надо действовать мягко и ни в коем случае не подвергать ее утверждения суровой или насмешливой критике.
- Дорогая, -  промолвил он, бережно  укладывая жену обратно на подушки, - То, что вы описываете, действительно ужасно, и мне очень жаль, что меня не было рядом с вами в тот момент, когда вам явился этот фантом. Но сейчас все уже позади и вам необходимо отдохнуть. Давайте я помогу вам переодеться. Что вы предпочитаете - домашнее платье, пеньюар, матине, дезабилье, ночную рубашку? Или, может быть, вы будете чувствовать себя спокойнее, закутавшись в мой халат? Правда, боюсь, что он пропах сигарным дымом...
Генри сознательно отвлекал внимание Элис от ее собственных пугающих фантазий, считая, что лучше говорить о бытовых мелочах, укреплявших её связь с реальностью, которая была жестоко нарушена. Генри горько сожалел о том, что рядом не было Ханны - спокойной, уравновешенной, крепко стоящей на земле обеими ногами. Поддержку Ханны в такой ситуации, как эта, трудно было переоценить: Ханна смогла бы успокоить Элис гораздо быстрее и лучше, чем он! Увы, Ханна была далеко, и вся ответственность за состояние Элис ложилась на его плечи тяжелым грузом, буквально придавливая его к земле. И больше всего он боялся, что наделает непоправимых ошибок.
Вместе с этой мыслью неожиданно пришла другая: он никогда, ни за что не позволит Перкинсу увезти Ханну в Англию, разлучив ее с Элис! Более того: как только Элис уснет, он сядет за стол и напишет письмо в Ассам, требуя, чтобы Перкинс и Ханна срочно возвращались в Калькутту. И отправит письмо не обычной почтой, а с нарочным - как особо важную депешу. Впрочем, нет... Он поступит еще разумнее: передаст телеграфное сообщение в Ассам, адресовав его дяде.

- Как я могу вас оставить одну в таком состоянии?! - возразил Генри, но, видя, как решительно настроена Элис и как блестят ее глаза, смирился. - Ладно, я спущусь вниз и проверю слуг, а к вам пришлю Суману.
Поцеловав жену, капитан вышел из комнаты и спустился вниз, на кухню, где застал полный разгром. Из сбивчивых объяснений повара, он узнал, что куда-то пропал едва початый куль муки. Бедняга клялся и божился, что понятия не имеет, кто приложил руку к этому злодейству, но выяснит имя вора. Генри мало заинтересовало это происшествие - спросив повара, не случилось ли чего более важного за последние полчаса, он выяснил, что в остальном все в порядке и все слуги пребывают в добром здравии. Приказав повару найти Суману и отправить ее к мем-сахиб с чашкой крепкого чая, Генри вышел из дома, чтобы встретить Томаса и доктора Гупту, которые, по его расчетам, должны были прибыть с минуты на минуту. Расчеты оказались верными: уже с порога он увидел коляску, въехавшую на подъездную аллею.
Поприветствовав доктора, Генри пригласил его в свой кабинет вместе с Томасом и, как только джентльмены уселись в кресла, пересказал все то, что услышал от Элис. Он ожидал, что доктор поддержит его предположение о том, что Элис страдает от нервной горячки, которая и вызвала столь страшные видения, но доктор молчал, разглядывая узор на ковре. Генри заметил, что доктор побледнел и очень встревожен, хотя и старается скрыть свои чувства. Наконец Гупта поднял взгляд от ковра и посмотрел на капитана, который к этому моменту уже не находил себе места от беспокойства.
- Позвольте мне быть с вами откровенным, капитан, - сказал Гупта. - То, что я вам скажу, вряд ли вам понравится и наверняка вызовет сильнейшее сомнение в моих профессиональных качествах. Как вам известно, я учился в Европе и уважаю науку. Однако, будучи по рождению индийцем, я знаю, что есть вещи и явления, которые наука пока объяснить не в состоянии. То, что увидела ваша супруга - отнюдь не плод ее воображения.
Генри сделал возмущенный жест, пытаясь возразить, но доктор невозмутимо продолжил:
- Я более чем уверен, что вашей супруге не повезло встретить веталу - злобного духа, вселившегося в труп, который не успели сжечь.
- Да что вы такое говорите! - не выдержал Генри, бросая взгляд на Томаса, чтобы попросить его о поддержке. - Это... это просто ни в какие ворота не лезет, уж извините мне мой английский.
- И тем не менее, это так, - сказал доктор, вставая. - Вашей жене нужен не врач, а духовидец, который способен общаться с духами и при необходимости изгонять их. Все, что  могу сделать я - это дать вашей жене хорошее успокоительное, чтобы она спокойно провела ночь.
Гупта открыл свой докторский чемоданчик, вытащил из него коробочку с пилюлями и положил ее на стол.
- Это очень сильное и одновременно безопасное снотворное, - объяснил он. - Пусть миссис Кендал выпьет две пилюли перед тем, как ложиться спать - уверяю вас, она проспит всю ночь, как младенец, а утром встанет бодрой и отдохнувшей.

На лице китайца, сидевшего перед курильней благовоний и читавшего какой-то свиток, не дрогнул ни один мускул, хотя жуткий вид  и внезапность появления Зафиры могли вывести из равновесия кого угодно. Отложив в сторону свиток, который он до того читал, Бай Лин взглянул на Зафиру и спокойно сказал:
- Я нагрел воды  - можешь смыть с себя всю эту дрянь. А потом расскажешь мне подробности.
Бай Лин легко поднялся на ноги и подошел к Зафире, чтобы поприветствовать ее поцелуем, но тут же отступил: запах свернувшейся куриной крови и помёта, которые она использовала вместо грима, был таким зловонным, что заставил его закашляться. Однако китаец не мог не признать, что именно запах и делал маскарад Зафиры таким убедительным: было бы странно, если бы "труп" благоухал жасмином или розами.
Сам Бай Лин тоже изменился внешне, но не настолько радикально, как Зафира: приехав в Калькутту, он укоротил усы и отрастил короткую бородку, которую каждое утро подравнивал ржавыми ножницами, найденными в садовом сарае для инструментов. Парик из длинного конского волоса, купленный на калькуттском базаре, прикрывал его гладкий, как коленка, череп, а длинные пряди были зачесаны ото лба и собраны на макушке в тугой пучок. Единственное, что ему не удалось полностью скрыть  - старый сабельный шрам, тянувшийся от виска к подбородку. Но, выходя в город, китаец надевал широкополую соломенную шляпу, низко опускал голову, сутулился и шаркал ногами, как древний старик. Впрочем, он редко покидал дом, предпочитая проводить большую часть времени в саду, делая вид, что ухаживает за растениями, или играл с Зафирой в маджонг. Кроме того, Бай Лин нашел способ подработать и быть в курсе городских сплетен: один из его старых калькуттских подельников за небольшую мзду распустил слух, что в городе появился знаменитый китайский целитель и предсказатель, диагностирующий болезни по линиям на ладони и предсказывающий судьбу по великой Книге Перемен. К удивлению Бай Лина, к нему сразу же потянулся ручеек из желающих узнать свою судьбу, причем немалую часть составляли жены служащих Ост-Индской компании. С ними он общался из-за ширмы, не рискуя показываться на глаза, либо в полумраке комнаты, освещенной всего одним масляным светильником. Однако именно эта таинственность  вкупе с сильным акцентом заставляла посетительниц  верить, что они имеют дело с настоящим китайским прорицателем. Беседуя с ними, китаец исподволь  узнавал, что происходит в среде британцев - некоторые леди, как оказалось, были не менее болтливы, чем их индийские  служанки.

Пока Зафира смывала с себя грим, Бай Лин понапрасну времени не терял. Прокравшись к высокой каменной ограде, которая отделяла их сад от сада Кендалов, китаец ловко взобрался на дерево, простиравшее длинные ветви в обе стороны, и затаился в густой листве. Отсюда отлично просматривались ворота,  подъездная аллея и вход в  бунгало Кендалов, освещенные многочисленными светильниками, окаймлявшими аллею и подвешенными  над входом. Бай Лин видел, как из бунгало поспешно вышел  какой-то офицер и, вскочив на лошадь, дожидавшуюся его у коновязи, помчался к воротам. Некоторое время ничего интересного не происходило, только из открытого окна кухни доносилось громыхание посуды и возбужденный мужской голос, тараторивший на бенгали. Бай Лин разобрал слова "мука" и "вор" и усмехнулся, зная, о ком и о чем идет речь. Зафира предупреждала его, что наведается на кухню Кендалов, чтобы разжиться мукой, которой планировала обсыпать волосы. Бай Лин немного поворчал, считая, что его подруга рискует быть застигнутой врасплох в тот момент, когда будет рыться в чужих закромах, но Зафира стояла на своем, как скала, и наотрез отказывалась потратить даже горсть муки из собственных запасов. По-видимому, и куриной кровью она разжилась в птичнике Кендалов, и подумав об этом, Бай Лин решил уточнить, куда подевалась куриная тушка, - ведь он мог бы ощипать ее, замариновать в соевом соусе и специях, а затем отварить с имбирем и подать к ужину нарезанной на куски.
Пока китаец предавался кулинарным фантазиям, во двор въехала коляска, в которой сидел одетый по-европейски индиец. Его сопровождал все тот же верховой, который недавно спешно покинул  бунгало. Бай Лин сделал вывод, что индиец - врач, которого вызвали к хозяйке дома. К его удивлению, врач пробыл в доме не более четверти часа, после чего уехал, а офицер, сопровождавший его, остался. Бай Лин испытывал соблазн перебраться через ограду и залезть по плетям бугенвилеи на второй этаж бунгало, чтобы заглянуть в окно спальни, но потом решил, что не стоит так глупо рисковать. Он слез с дерева и вернулся к Зафире, которая к этому моменту уже избавилась от грязных лохмотьев и зловонного грима, вымыла и расчесала свои густые блестящие волосы и снова стала похожа на цветок магнолии в каплях утренней росы.
- К англичанке приезжал доктор, но почти сразу же уехал, - сообщил Бай Лин, обнимая Зафиру за тонкую талию и привлекая к себе. - По-видимому, она гораздо крепче и телом, и духом, чем кажется. А скажи мне, звезда моя, куда ты дела курицу?

- Ночью англичанка будет не одна, а с мужем, - возразил Бай Лин. - А муж у нее военный - может рубануть саблей или выстрелить из револьвера. Сегодня тебе просто повезло, что она решила прогуляться по саду в одиночестве, а будь по-другому, неизвестно, чем бы все закончилось. А курицу я сам приготовлю - так, как готовила моя мать.
Бай Лин замолчал, рассеянно поглаживая Зафиру по спине и думая о следующих шагах, которые им надо было предпринять.
- Надо как следует напугать слуг, - наконец сказал он. - Они придут в ужас от того, что к ним зачастил ветала.  Возможно, кое-кто из них даже возьмет расчет, что нам на руку, а те, что останутся, сведут с ума хозяйку своей суеверной болтовней. Единственное слабое звено в нашем плане - капитан Кендал. Сомневаюсь, что он верит в духов и говорящих мертвецов. А давай, кто-нибудь из нас прямо сейчас проберется к Кендалам и попробует выяснить, что там происходит, особенно - как ведет себя англичанин. Его друг сейчас в доме и они наверняка обсуждают случившееся. Кто пойдет - ты или я? А впрочем, можно бросить монетку. Решка - к Кендалам идешь ты, а я остаюсь готовить курицу. Орёл - иду я...
Бай Лин на мгновение замолчал, а потом неохотно добавил:
- А курицу приготовлю завтра.
Китаец вытащил из кармана халата одну из монет, при помощи которых гадал по книге И-Цзин, и подбросил в воздух, а потом поймал в кулак. Разжав пальцы, он продемонстрировал Зафире результат:

Кубики:
1,3 - орёл
2,4 - решка

[dice=5808-14]

Генри тоже плеснул себе коньяка, но остался стоять, прислонившись к деревянным перилам, окаймлявшим веранду.
- Я так и сделаю, если состояние Элис не улучшится, - сказал он. - Я ведь думал, что ее укусила змея - а кому, как не индийскому доктору, разбираться в таких вещах. К тому же в прошлый раз он показался мне весьма толковым. Но, видимо, я ошибался, поверив в его европейский лоск. Можно вывезти индийца из Индии, но нельзя вывести Индию из индийца. Что за суеверную чепуху нес этот дипломированный ученый муж  - уму непостижимо! Впрочем, его пилюли помогли в одном: Элис быстро уснула.
Генри сокрушенно покачал головой и сделал большой глоток из стакана.
- Разумеется, ей все привиделось - уверенно заключил он. - Но именно это и пугает меня больше всего. Ведь что-то подобное уже случалось - но не в такой ужасной форме, как сегодня. Я имею в виду, что Элис - крайне чувствительная натура и любое сильное потрясение становится для нее причиной нервного срыва. Это что-то вроде того, как если ты нажимаешь на спусковой крючок, боёк высекает искру, порох воспламеняется и пуля вылетает из ствола. Очень надеюсь, что проснувшись, она не вспомнит о том, что видела у этого злосчастного дерева... Может быть, надо его срубить, чтобы оно не служило ей напоминанием?

- А ведь и правда: обезьян здесь больше, чем сипаев в коннице Скиннера... Возможно, в наш сад забрался крупный экземпляр и скалился на Элис из густой листвы, а ее живое воображение дорисовало длинные седые космы и прочие детали... Возьми-ка этот фонарь, а я возьму другой - в глубине сада уже совсем темно.
Генри понимал, что хватается за соломинку, протянутую ему великодушным другом, но что оставалось делать? Альтернативой была уверенность в том, что Элис страдает каким-то душевным заболеванием - а с этим Генри смириться никак не мог. Захватив два масляных светильника из тех, что были расставлены на веранде, друзья отправились к дереву франжипани. Остановившись у дерева, Генри поднял фонарь повыше и стал вглядываться в густую листву.
- Если тут и была обезьяна, сейчас ее уже нет, - со вздохом сказал он. - Если вдуматься, то ситуация зеркальная: Элис напугал вид обезьяны, а обезьяну  - крик Элис. Да, скорее всего так оно и было. Утром я скажу Элис, что мы с тобой видели обезьяну, сидевшую на дереве - возможно, это ее успокоит.
Генри собирался предложить Джеймсу вернуться, но случайно взглянул на круг света на траве под деревом, который отбрасывал фонарь.
- А это что такое? - пробормотал он, наклоняясь. - Джеймс, взгляни: вся трава усыпана каким-то белым порошком!

Генри тоже снял с травы немного белого порошка и растер его в пальцах, а затем рискнул попробовать на вкус.
- Это мука! - с удивлением воскликнул он, а затем задумался, припоминая разговор с поваром.
- Мне кажется, я понимаю, в чем дело, - объяснил он Джеймсу. - Наш повар, когда я сегодня зашел к нему на кухню, чтобы попросить приготовить чаю для Элис, сетовал на пропажу куля с мукой. Я тогда не обратил на это никакого внимания, а теперь вижу, что он был прав. Вор, кем бы он ни был, прошел здесь и рассыпал часть муки на траву. Но здесь только стена, разделяющая наш сад и соседский - выходит, что вор перебрался с добычей через стену и скрылся в соседском саду. Сейчас слишком поздно, чтобы идти к соседям и выяснять, не видели ли они кого-то подозрительного, пробегавшего через их сад. А впрочем, и спрашивать-то некого: я только сейчас сообразил, что соседнее бунгало пустует: хозяева выставили его на продажу и уехали в Англию примерно месяц назад. Логично, что вор ушел этим путем: ему бы не удалось миновать ворота незамеченным, ведь там постоянно дежурит привратник. В таком случае, вор знал о пустом бунгало по соседству... Но откуда?
Генри снова взглянул на дерево франжипани и его глаза расширились:
- А может быть, вором была та самая обезьяна, о которой мы с тобой говорили?! - воскликнул он. - Обезьяны тащат все подряд как английские сороки! Предположим, обезьяна забралась на кухню, стащила куль с мукой и потащила его в глубину сада. Затем забралась на дерево, и тут появилась Элис! Похоже на правду, как думаешь?

Уверенный тон друга подействовал на Генри, как тонизирующее лекарство. Если он и сомневался в гипотезе с обезьяной, то теперь преисполнился уверенности.
- Так все и было! - подтвердил он. - Уф, у меня с души  будто тяжкий груз свалился... Завтра утром я расскажу Элис о том, что мы обнаружили, а потом приведу ее сюда, чтобы показать следы от муки. Заодно и повара успокою: бедняга дрожал, как осиновый лист, - боялся, что я заподозрю его в краже и уволю. 
Друзья вернулись в дом, удобно устроились в гостиной и продолжили дегустацию коньяка, переведя разговор на обсуждение полковой жизни. Генри иногда замолкал и прислушивался - не донесется ли сверху крик. Он все еще волновался, что Элис приснится кошмарный сон. Но наверху было тихо, и когда он, попрощавшись с Томасом, вернулся в спальню, то обнаружил жену крепко спящей. Ее индийская служанка тоже спала, сидя на полу и положив голову на край постели. Генри решил не будить ее и тихо вышел из спальни, чтобы устроиться на ночь на диванчике, стоявшем в его кабинете.