Бай Лин был китайцем, но половину жизни провел на полуострове Индостан и на островах Индийского океана, проворачивая там свои дела. Поэтому ему были прекрасно известны все явные и тайные пути, по которым двигался опиум, - один из самых ценных индийских товаров. Опиумный мак был знаком населению Индии с незапамятных времен: в Раджистане даже было в ходу приветствие гостю, в котором ему предлагалось отведать опиума. В Малве, Бихаре и Патне расстилались поля, по весне расцветающие алыми головками мака. Главным импортером индийского опиума всегда был Китай, и с приходом в Индию британцев  такое положение дел не изменилось. Изменился лишь передел доходов от опиума: теперь монополией на вывоз и продажу мака владела достопочтенная Ост-Индская компания, и только на ее корабли могли грузить сундуки с ценным грузом, который в Китае обменивали на серебро, чай и фарфор. Доходы от продажи опиума были колоссальными, и конечно же, нашлись люди, которые вывозили опиум тайком, в обход официальных путей. Когда-то Бай Лин был одним из них, действуя преимущественно в Бихаре. Там он и познакомился с европейцем, называвшим себя разными именами, но чаще всего - Ломбардом. Ломбард быстро понял, что такой человек, как Бай Лин, может быть ему полезен, и стал поручать ему дела, требовавшие хитрости, бесстрашия, силы, виртуозного владения оружием и умения держать язык за зубами. Бай Лин работал не только на Ломбарда, но Ломбард платил щедрее всех, и их деловая связь крепла с каждым годом и с каждым новым поручением, которое Бай Лин выполнял по поручению Ломбарда. В какой-то момент к Бай Лину присоединилась Зафира, и с тех пор они всегда работали в паре. Бай Лин был силой и надежным фундаментом их союза, Зафира же отличалась изворотливостью и изощренной хитростью, присущей большинству женщин и лишь некоторым мужчинам. Оба были бесстрашными и умелыми бойцами, владевшими почти всеми известными видами холодного оружия, но если Бай Лин даже в бою порой напоминал медлительную и немного сонную панду, то Зафира была похожа на стремительную кобру, каждый бросок которой заканчивался гибелью противника.

Тем не менее,  и у них случались провалы. Зафира переживала их гораздо болезненнее, чем Бай Лин, и всегда стремилась сравнять счёт, жестоко отомстив противнику. Иногда Бай Лину казалось, что его верная соратница однажды сгорит от сжигающей ее душу жажды мести. А он не хотел её терять - и для того у него были свои, личные причины, никак не связанные с ремеслом, которым они с Зафирой зарабатывали себе на жизнь. Последнее время провалы стали случаться все чаще, и виной тому был капитан английской кавалерии Кендал и, что еще более удивительно - его хрупкая английская жена, похожая на весенний первоцвет. Поэтому терпение лопнуло даже у Бай Лина, и когда он получил новое задание от Ломбарда, в котором была упомянута уже хорошо знакомая ему супружеская пара, то не сдержал радостного крика. У Ломбарда были свои люди на каждом крупном телеграфном узле, в том числе и в Дарджилинге. Получив шифрованное послание, содержание которого для непосвященных выглядело совершенно невинным, подкупленный телеграфист передавал его по назначению.
Ломбард поставил задачу так: Бай Лин и Зафира должны были выследить супружескую пару, в настоящий момент возвращавшуюся в Калькутту из Дарджилинга, капитана Кендала убить, но так, чтобы его смерть выглядела как несчастный случай, а его жену доставить к Ломбарду. Бай Лин не знал, как  Ломбард собирался распорядиться судьбой капитанской жены, но не без оснований подозревал, что тот собирается продать красавицу-англичанку в гарем одного из северных раджей, известного своим сластолюбием и любовью к светловолосым и белокожим наложницам.
Выследить Кендалов не представляло труда: из Дарджилинга в Калькутту вела всего одна хорошая дорога. Но момент сладкой мести все откладывался и откладывался, потому что половину пути Кендалы проехали в компании нескольких британских офицеров, возвращавшихся с горного курорта в свои гарнизоны. Но наконец настал тот день, когда парочка осталась в обществе единственного слуги-индуса, которому по приказу Ломбарда была уготована участь, схожая с капитанской.
Бай Лин и Зафира опередили Кендалов на полдня пути и сняли комнату на большом постоялом дворе, где Кендалы неизбежно должны были остановиться на ночлег.

Бай Лин сидел на ковре, прислонившись спиной к стене, и наблюдал за тем, как Зафира заплетает длинную косу. Мелькание её тонких смуглых пальцев, между которыми струились блестящие иссиня-черные пряди, завораживало и возбуждало китайца, и от волнения он накручивал на свой указательный палец тонкий длинный ус, сам не замечая этого. В результате он так сильно дернул за ус, что чуть не вырвал его с корнем. Опомнившись, Бай Лин вытащил нож и стал выстругивать деревянную фигурку, которую начал уже давно, но никак не мог закончить. Изначально он планировал выстругать панду, сидевшую на толстом стебле бамбука, но сейчас заметил, что панда начинает приобретать черты обнаженной женской фигуры с полными грудями, длинной шеей и плоским животом. Бамбуковый стебель, в свою очередь, стал напоминать пресловутый нефритовый жезл, нижняя половина которого пряталась между бедрами женщины, а верхнюю оплетали ее руки.
Погрузившись в это занятие только для того, чтобы не пялиться на Зафиру, которую, как он считал, раздражали его откровенные, а порой и голодные взгляды, китаец вздрогнул, услышав заданный ею вопрос, и порезал кончик большого пальца.
- Понятия не имею, - ответил он, вытирая кровь о полу своего шелкового халата. - Ломбард хочет, чтобы его смерть была похожа на несчастный случай, а в детали он не вдавался и мы должны сами придумать, как все обстряпать. Что думаешь насчет яда в еде или питье? Хотя на самом деле важен не способ, которым мы убьем этого англичашку, а вся сцена: я считаю, что надо представить все так, как будто жена отравила мужа и сбежала. Или заколола кинжалом и сбежала. Или задушила подушкой, когда он спал. Если бы нам удалось заставить её написать ложное признание в убийстве из ревности и намерении утопиться в реке после того, как она осознала, что натворила - мы бы достигли нужного результата.
Бай Лин отложил деревянную фигурку и встал, чтобы размять ноги. Хорошо бы найти умельца, который сумел бы подделать почерк англичанки, но где? Да и времени на поиски особо не было.

Бай Лин следил за передвижениями Зафиры по комнате, сам оставаясь недвижим. Он мог оставаться в таком положении сколько угодно долго благодаря мастерству, приобретенному в тибетском монастыре, где провел несколько лет, обучаясь приемам боевого стиля под названием Панда. О, это были суровые годы! Первое время Бай Лин находился в натуральном рабстве у своего наставника - мастера Шао. Он таскал от источника ведра с водой по бесконечной лестнице, вырубленной в склоне горы, на которой стоял монастырь, выносил ночной горшок мастера, варил для него рис и стирал его одежду. За малейшую провинность (или поступок, казавшийся таковым его наставнику) Бай Лин бывал сурово наказан - Шао бил его палкой по голым пяткам. Но все эти унижения и страдания окупились сторицей. Выслеживая и поджидая свою цель, Бай Лин мог неподвижно лежать в засаде часами, как сытый крокодил. И так же неожиданно, как крокодил, он переходил от полной неподвижности к стремительному движению, бросаясь на врага с острым клинком в руках.
Его сонный вид практически всегда обманывал окружающих: им и в голову не могло прийти, что эта глыба, состоящая из мяса и мускулов, могла нападать так неожиданно и стремительно. Но и в бою движения Бай Лина оставались плавными и исполненными определенной грации.
Сейчас его целью была Зафира. На лице китайца жили только глаза: они перемещались следом за девушкой, которая ходила по комнате, дразня его изгибами своей женственной фигуры и особенно - очертаниями высокой груди, обтянутой шелковым сари. Ее длинная и толстая коса извивалась по узкой спине и казалась Бай Лину похожей на черную змею Кундалини. Ему хотелось схватить ее, намотать на свою мускулистую руку и притянуть Зафиру к себе, а потом впиться в ее полные губы жадным поцелуем.
Но несмотря на то, что его зрение было полностью сконцентрировано на девушке, он внимательно слушал все, что она говорила.
- Слугу тоже убьем, - согласился он. - Убьем и бросим в реку. Крокодилы довершат дело.
Бай Лин увидел, что Зафира приближается к вырезанной им деревянной фигурке, которую он оставил валяться на полу, и сделал едва заметное движение в ее сторону, как будто собирался опередить ее и схватить фигурку. Но потом передумал и снова застыл, как скала

- Да, -согласился Бай Лин, хотя ему было абсолютно наплевать на судьбу слуги и на то, каким способом они его убьют, - особенно сейчас. Розовый кончик языка Зафиры притягивал его взгляд, как север - стрелку компаса. Бай Лин перепробовал много женщин - китаянок, бенгалок, малаек, даже парочку черных рабынь отымел, но ни одна не вызывала в нем такого яростного и неутолимого желания, как Зафира. Он был не настолько туп, чтобы не понимать: она дразнила его, потешалась над ним, понимая, какую власть над ним имеет. Другая женщина на ее месте не стала бы так себя вести, испугавшись его силы. Но Зафира не боялась никого - она легко могла бы отразить атаку любого мужчины и потому веселилась, наблюдая за его мучениями. Сколько бессонных ночей провел Бай Лин, представляя себе, как сжимает ее в объятиях, заставляя стонать от его настойчивых ласк, а затем и кричать, поднявшись на пик наслаждения! Но в итоге стонал и кричал он сам, сжимая в потной руке свой нефритовый жезл, готовый лопнуть от возбуждения и неутоленной страсти к женщине, которая была настолько же недоступной, как вершина Джомолунгмы, священной горы Тибета.
- Откуда тебе-то знать? -возразил он исключительно для того, чтобы показать, как мало его трогает  дерзкое и жестокое кокетство Зафиры.- Англичанки бывают разные, как и твои, и мои  соплеменницы. Я однажды переспал с англичанкой - и знаешь, она совсем не походила на рыбу. Скорее, на тигрицу, распаленную кровью.
Ложь легко сорвалась с губ Бай Лина:  хотя он ни разу не спал с белой женщиной, ему захотелось солгать, чтобы возвыситься в глазах Зафиры.
- Сама посуди, - продолжил он. - Если бы та блондинка, которую ты, судя по всему, подразумевала, была холодна, как рыба - разве ее муж стал бы любить ее так сильно? А ведь он ее любит, даже я это понял. Не суди о людях поверхностно, по первому впечатлению: скромная белая леди может оказаться отъявленной шлюхой в постели. Кто знает, что она творит со своим мужем, когда дверь их спальни закрыта? Я бы не отказался посмотреть, а ты?
Бай Лин поплотнее запахнул халат, чтобы скрыть то, как предательски восстал его жезл - и от того, что он смотрел на Зафиру, и от опасного направления, которое приобретал их разговор.

Бай Лин впился в Зафиру горящим взглядом. Он не ожидал, что она подхватит его мысль, а вернее - замаскированное предложение.
- Я знаю, в какой комнате остановятся Кендалы - я заплатил хозяину постоялого двора за то, чтобы он выделил им эту комнату, а не другую, - хриплым от возбуждения голосом сказал он. - Окнами она выходит во двор и находится в самом конце коридора.
Бай Лин прекрасно понимал, что имела в виду Зафира, говоря о желании, которое возникает, когда смотришь на соитие другой пары. Но для чего она это сказала, он не понимал. Снова издевалась над ним или действительно была не против понаблюдать?
Бай Лина охватил жар: все его тело запылало, как тело сати - вдовы, которая предпочла самосожжение одинокой жизни без мужа
- В этой комнате есть потайное окошко, через которое можно наблюдать за всем, что в ней происходит. Соседняя комната никогда не сдается - я уверен, что хозяин постоялого двора и сам не прочь понаблюдать за гостями. Если ты и правда хочешь узнать, как ведут себя в спальне англичанки - я легко могу это устроить.
Бай Лин настолько возбудился, что забыл про осторожность. Приблизившись к Зафире, он остановился, глядя ей в глаза, и закончил свою мысль:
- Давай проверим, что умеют делать в постели благовоспитанные английские леди. Ставлю сто рупий на то, что малютка покажет нам такие трюки, о которых мы не подозревали. И мы убьем ее мужа в тот момент, когда он вознесется на пик наслаждения - прекрасная смерть, не так ли?

Бай Лин, дрожа от возбуждения, смотрел на свою жестокую соратницу, думая о том, что никогда не встречал женщины прекраснее и желаннее. В этот момент раздался негромкий стук в дверь, и он почти с облегчением отвернулся от Зафиры, понимая, что этот звук спас его от унизительного фиаско: еще мгновение, и его самообладание, которым он так гордился и которое воспитывал в себе долгие годы, рухнуло бы, как обветшалая постройка. Он бы не сдержался и поцеловал Зафиру, а потом попытался бы овладеть ею, а она... Лицо китайца исказила горькая усмешка, когда он взялся за ручку двери и открыл ее.
В коридоре стоял низкорослый тощий индус - по сравнению с высоким и мощным китайцем он казался ребенком.
- Они приехали, сахиб, - прошептал слуга, с некоторым испугом глядя на Бай Лина, который возвышался над ним, как гора.
- Им отвели тот номер, о котором я говорил? - так же тихо спросил китаец.
- Да, сахиб, - подтвердил слуга. - Они уже там.
- Принеси мне ключ от соседнего номера, - приказал китаец и закрыл дверь.
Короткий разговор с подкупленным слугой и известие о том, что цель находится на расстоянии вытянутой руки, немного успокоили китайца. Его возбуждение не прошло, но немного утихло и перестало невыносимо терзать его плоть и душу.
- Ты все слышала, - сказал он, поворачиваясь лицом к Зафире. - Сейчас нам принесут ключ от смежной комнаты и мы сможем занять наш наблюдательный пункт. Конечно, я не думаю, что англичане сразу же займутся супружескими утехами, - они наверняка устали с дороги, да и поужинать захотят непременно. Так что нам придется подождать пару часов. Кстати, ты не хочешь перекусить? Я отчего-то проголодался.
Ждать! Бай Лин говорил спокойно, не выдавая нетерпения, которое его снедало. Не имея возможности утолить свою страсть к Зафире, он готов был перенаправить ее в другое, более жестокое русло, и убить англичанина до того, как тот ляжет в постель со своей женщиной. Но уговор есть уговор - они с Зафирой сделали ставки, а кроме того, разве жизнь не есть долгое ожидание смерти?

В душной и тесной каморке, навевавшей мысли об одной из камер Диюя - так китайцы называли ад, -  Бай Лин ощущал себя грешником, которого поджаривали на медленном огне голодные демоны-эгюи. Виной тому была близость Зафиры: от аромата ее волос и кожи у Бай Лина  кружилась голова и темнело в глазах, а под кожей разливался жгучий жар. Орудуя палочками, он поглощал ужин, который принес им в каморку все тот же слуга, и старался не смотреть на свою сотрапезницу, которая брала рис и мясо руками, а потом облизывала пальцы свои розовым язычком.
Бай Лин ел медленно и аккуратно, захватывая небольшие порции риса и овощей двумя деревянными палочками, которые всегда носил с собой, используя их и в качестве столовых приборов и, при необходимости, как оружие. В рукопашном бою  ими можно было выколоть глаз или проткнуть барабанную перепонку в ухе, парализовав противника невыносимой болью. Однажды Бай Лин умудрился сделать и то, и другое одновременно, а затем задушил поверженного врага голыми руками. Палочки он выстругивал сам, - это занятие погружало его в подобие транса.
Поужинав, Зафира несколько раз приникала к смотровому окошку, чтобы проверить, чем заняты англичане. Бай Лин терпеливо ждал, когда она пригласит его разделить с ней удовольствие от этого бесплатного представления: англичане были актерами, которые даже не подозревали о том, что выступают на публике. Наконец Зафира поманила Бай Лина  и он встал и сделал шаг к стене. Отверстие располагалось на уровне глаз Зафиры, ему же пришлось наклониться, чтобы заглянуть в него.
Белая кожа англичанки излучала слабое сияние в тусклом свете единственной свечи, стоявшей на прикроватном столике. Бай Лин еще никогда не видел полностью обнаженной белой женщины и разглядывал ее с любопытством врача или ученого, то есть не испытывая тех чувств, которые обычно испытывает молодой и здоровый мужчина при виде обнаженного женского тела. Англичанин тоже разделся и оказался смуглее жены, но его Бай Лин разглядывать не стал - мужское тело не вызывало в нем даже научного интереса.
Как только супруги улеглись в постель, китаец отпрянул от окошка и уступил место Зафире, поймав себя на мысли, что ему гораздо больше хочется смотреть на ее затылок и спину, по которой спускалась туго заплетенная коса, чем на то, что происходит в соседней комнате. От волос Зафиры исходил запах кокосового масла, а от кожи - аромат розовых лепестков и жасмина, слегка приправленный терпким запахом пота. Эта последняя, едва уловимая нота пробуждала в Бай Лине почти животную страсть и он раздул ноздри, чтобы вдохнуть ее в себя.

Бай Лин неохотно сменил Зафиру у наблюдательного поста. Он побывал в десятках борделей и поимел десятки шлюх, которые исполняли в постели такие акробатические трюки, которые английской леди не могли присниться даже в самом ярком сне. Особенно этим славились его соплеменницы, которые умели закручивать свое тело в узлы и изгибаться под самыми немыслимыми углами. Китайца не особо волновало, выиграет он сто рупий, на которые поспорил с Зафирой, или проиграет их - он и предложил этот спор лишь для того, чтобы ее подразнить. Но приглядевшись к хрупкой белокожей женщине, которая казалась ему бесцветной, он вдруг понял, чем она отличалась от виденных им профессионалок: она не притворялась! Женщины умели имитировать удовольствие, которого на самом деле не ощущали, - в этом Бай Лин неоднократно имел возможность убедиться. Но маленькая англичанка отдавалась своему мужчине  искренне и всецело,  и поняв это, Бай Лин почувствовал, как в его душе зашевелилась черная зависть к англичанину - сам он никогда не спал с женщиной, которая бы его любила. С досадой отвернувшись от окошка, Бай Лин пропустил к нему Зафиру, а сам снова встал у нее за спиной, вдыхая запахи кокосового масла и жасмина, окутывавшие ее легким покрывалом.
Из соседней комнаты до его слуха доносились поскрипывания кровати, а также прерывистые вздохи, протяжные стоны и даже два или три коротких и резких всхлипа - женский и мужской голоса сплетались воедино, создавая причудливую и прекрасную любовную мелодию, которая возбуждала плоть Бай Лина и терзала его душу, изголодавшуюся по любви. Китаец стиснул челюсти, чтобы не застонать от разрывавшего его желания, и дернул за пояс, которым был перехвачен его халат. Полы халата распахнулись, выпуская на наружу его распаленную плоть. Рывком задрав сари Зафиры, он прижался затвердевшим членом к ложбинке между ее ягодиц, давая ей почувствовать силу его желания и твердую решимость овладеть ею несмотря ни на что, а его широкие ладони безжалостно стиснули ее грудь. Глухо зарычав от нетерпения, Бай Лин едва удержался от того, чтобы укусить Зафиру за плечо, оставив на нем подобие тавро. Вместо этого, он освободил одну из ее грудей от захвата и схватил основание толстой косы правой рукой, разворачивая Зафиру лицом к себе. Затем он наклонился и накрыл ее губы своими, соединившись с ней в поцелуе, в который вложил всю свою боль от неразделенной любви

Китаец ожидал чего угодно, но не того, что Зафира подастся ему навстречу и ответит на его поцелуй. Но он не стал задумываться о том, что это значило - охватил ли ее приступ похоти от того, что она насмотрелась на чужое соитие, или же она не хотела затевать потасовку с Бай Линем, чтобы не выдать их присутствие соседям. Она не сопротивлялась, а  шла в любовную атаку, как в бой, ни в чем не уступая Бай Линю. Бой так бой - Бай Лин ничего не имел против.  Слизнув каплю крови, выступившую на губе от укуса ее острых зубов, он подхватил Зафиру под бедра и прижал ее спиной к стене, мысленно молясь о том, чтобы англичане не закончили раньше, чем закончат они с Зафирой - как ни старался он действовать тихо, деревянные перегородки на постоялом дворе были старые и своим скрипом и треском неизбежно насторожили бы соседей. Но из-за стены по-прежнему доносились звуки, которые заставляли медлительную кровь Бай Линя быстрее струиться по жилам - закончив первый любовный танец, супружеская пара начала второй, еще более энергичный и страстный.
Затвердевшие соски Зафиры проступали сквозь тонкую ткань, упираясь в голую грудь китайца. Ему хотелось прикусить каждый зубами, а потом сорвать с Зафиры сари и ощутить языком  шершавую упругость соска и шелковистую гладкость кожи вокруг, но поза, которую он вынужденно избрал из-за недостатка свободного пространства, не позволяла ему сделать это. Придерживая Зафиру за бедра и впиваясь стальными пальцами в ее податливую плоть, он вошел в ее горячее и влажное лоно и почувствовал, что сейчас потеряет сознание от вспышки наслаждения, которая пронзила его мощное тело и откликнулась огненным смерчем у него в голове. Но эта мгновенная слабость тут же прошла и он продолжил двигаться вперед по дороге наслаждений, опасаясь лишь того, что достигнет пика быстрее, чем хотелось бы Зафире - для того, чтобы удовлетворить  тигрицу, требовалось достаточно продолжительное время. Чтобы не позволить себе извергнуться раньше положенного срока, Бай Лин закрыл глаза и попытался думать о чем-то обыденном и скучном, но перед его мысленным взором упрямо стояла картина того, как его член скользит между полных грудей Зафиры, блестящих от кокосового масла. Отчаявшись изнать эту картину из своей головы, китаец снова издал короткий и глухой львиный рык и приник губами к шее Зафиры, терзая языком ее нежную кожу.

Излившись в Зафиру и полностью опустошив свой сосуд, Бай Лин почувствовал что и его душа стала странно-пустой и невесомой. Он добился того, о чем давно мечтал, но если задуматься - того ли ему действительно хотелось? Он овладел Зафирой и, возможно, даже смог ее не разочаровать, как любовник на одну ночь, но разомкнув объятия, они остались теми же, кем  были до сих пор - просто подельниками, которые поддерживали друг друга из необходимости. У них были общие цели, задачи и враги, они ночевали под одной крышей и ели из одного котла - но на этом их единство заканчивалось. Более того, Бай Лин подозревал, что сегодня безвозвратно нарушил баланс, который существовал ранее, и теперь превратится для Зафиры в кусок мяса, в инструмент, при помощи которого она сможет по первому зову плоти удовлетворять свои желания. Он любил ее, сгорал по ней, а она его не любила - и это невозможно было изменить или хоть как-то исправить.
Отпустив Зафиру, Бай Лин прижался скользким от пота лбом к стене, делая вид, что приходит в себя после бурного соития, но на самом деле ему это было надо, чтобы заглянуть в соседнюю комнату. Свеча на прикроватном столике оплыла почти до основания, а супружеская пара на кровати уже спала. Англичанин обнимал жену одной рукой, прижимая к себе и закинув на ее обнаженное бедро мускулистую голую ногу. Её голова покоилась на его груди, а маленькая рука лежала там, где еще недавно вставал на дыбы его обезумевший жеребец. Лица у обоих были умиротворенные, англичанин даже улыбался во сне - может быть, видел сон с продолжением того, что случилось недавно. У Бай Лина защемило сердце: он знал, что у него такого никогда не будет, проживи он хоть сотню лет. И вместе с этим пришло осознание, что он не в состоянии причинить вред этой паре прямо сейчас. Позже, когда буря у него в душе утихнет и он обретет свое обычное хладнокровие и железную самодисциплину, он выполнит приказ Ломбарда. Но сейчас он не испытывал желания убивать - вся его злость по отношению к англичанину куда-то испарилась, осталось лишь сожаление о том, что он всего-навсего свидетель  чужого счастья и всепоглощающей взаимной любви.
- Сегодня мы ничего не будем делать - сказал он, оборачиваясь к Зафире и туго перехватывая полы халата поясом, который поднял с пола. - Не у нас одних есть уши - кто-нибудь еще да слышал, как они предаются любовным утехам. И кто после такого поверит, что жена убила мужа или решила от него сбежать? Я иду спать и тебе того же советую. И не вздумай действовать по своему усмотрению: Ломбард поручил это дело мне, и я буду решать, когда наступит подходящий момент.
С этими словами Бай Лин открыл дверь каморки и бесшумно выскользнул в коридор. Но на пороге на мгновение задержался и, оглянувшись, добавил с усмешкой:
- Ты выиграла. Сто рупий твои - отдам, когда вернешься в нашу комнату.

Бай Лин вернулся в комнату, которую снимали они с Зафирой, и растянулся на плоском тюфяке, лежавшем у стены. Он никогда не спал на кровати - не приобрел такой привычки, и к тому же мало было кроватей, на которых мог с удобством расположиться человек его роста. Зафира же спала на высоком помосте, накрытом коврами, как какая-нибудь рани во дворце раджи. Бай Лину не хотелось думать о Зафире, даже видеть ее он сейчас не хотел, но вопреки этому в его памяти снова и снова всплывали самые жаркие моменты их соития, а запах жасмина и кокосового масла настолько прочно въелся в его ноздри, что Бай Лин буквально задыхался. Перед мысленным взором китайца покачивались полные груди Зафиры с твердыми сосками, которые, казалось, стремились пронзить тонкий шелк ее сари. Ее запрокинутое лицо и полуоткрытый рот, в котором блестели идеально ровные и белые, как жемчуг, зубы, ее тяжелые полуприкрытые веки и полукружья бровей, - все это запечатлелось у него в памяти так ярко, что он никак не мог отогнать от себя это видение. И снова почувствовал, как помимо воли начинает возбуждаться.
Чтобы не дать желанию завладеть им, китаец встал и начал рыться в своем дорожном мешке. Вытащив туго набитый кошель, он отсчитал сто рупий и положил их рядом с подушкой, на которой ночью покоилась голова Зафиры. На подушке он заметил длинный блестящий волос и, взяв его двумя пальцами, стал внимательно рассматривать, как будто это был не женский волос, а цепь из драгоценного металла. Затем он намотал волос на основание безымянного пальца, сделав из него нечто наподобие кольца, и снова улегся на тюфяк, сложив руки на груди и глядя в потолок, по углам которого висела густая паутина. Мысли его вновь вернулись к Зафире: она оплела его паутиной, как паук оплетает муху, и он не знал, как вырваться из этого сладкого и страшного плена.
Затем мысли китайца обратились к супружеской паре, которую он пощадил неожиданно для самого себя. Вернее, дал им отсрочку. И теперь он стоял перед нелегким выбором: и дальше быть милосердным или же выполнить договор и убить англичанина, а его жену передать в руки Ломбарда. Бай Лин прекрасно понимал, какая участь ее ждет: она станет игрушкой в руках сластолюбивого старца и его распутных друзей, и либо со временем смирится, либо убьет себя. К самой англичанке он особого сочувствия не испытывал -в конце концов, все женщины были созданы для того, чтобы ублажать мужчин в постели. Но неожиданно он поставил себя на место ее мужа и задал себе вопрос: как бы он чувствовал себя, если бы его возлюбленную отдали на потребу другим мужчинам, как дешевую шлюху? Если бы на месте англичанки оказалась Зафира - что бы сделал он, даже зная, что Зафира равнодушна к нему и никогда его не полюбит? Он бы пошел до конца и уничтожил бы всех, кто встал бы на его пути, - только чтобы спасти возлюбленную от гнусного рабства. Разумеется, англичанин не подозревал, какую участь уготовил его жене Ломбард, как не подозревал и о том, что умрет до того, как его жена станет рабыней в гареме раджи, но это было и не важно. Бай Лин верил в то, что души умерших еще некоторое время остаются в мире живых и видят все, что происходит с теми, с кем разлучила их смерть. И он не завидовал душе англичанина.

Бай Лин не слышал, как Зафира шла по коридору - и не мудрено, ведь она умела ступать мягко и неслышно, как кошка, особенно когда обходилась без обуви и звенящих ножных браслетов. Но отворив дверь в их комнату, она выдала себя, и Бай Лин, не желавший вступать с ней в разговоры, закрыл глаза, притворившись, что спит. Однако долго притворяться спящим ему не удалось: дождь из серебряных монет, посыпавшийся ему на лицо, заставил китайца открыть глаза. Зафира стояла над ним, пылая от ярости, и ее разъяренный вид вызвал на лице китайца кривую усмешку: он понял, что так  взбесило гордую индианку. Бай Лин притворно зевнул и сонным взглядом посмотрел на Зафиру:
- В чем дело? - нарочито равнодушным тоном спросил он, поворачиваясь на бок и опираясь щекой на руку, согнутую в локте, как Будда, отдыхающий под священным баньяном. - Я вернул тебе долг, только и всего. Или ты считаешь, что монеты фальшивые? Или, быть может, ты не согласна с тем, что выиграла в нашем споре? Что ж, тогда я не буду настаивать и сохраню свои деньги.
Бай Лин сгреб монеты, рассыпанные вокруг него, и ссыпал их в свой дорожный мешок, служивший ему подушкой.
- А теперь я могу поспать? - осведомился он, снова принимая прежнюю позу: на спине и со сложенными на груди руками. - Я устал и хочу выспаться перед тем, как выполнить поручение Ломбарда. Хотя если честно, на этот раз мне не хочется его выполнять. Я думаю, что причинил достаточно зла другим людям, и намерен остановиться. Но и тебе не позволю убить англичанина, так и знай. Убив его, ты станешь моим заклятым врагом, поэтому подумай трижды, прежде чем всадить ему в спину нож или перерезать горло.
С этими словами Бай Лин повернулся на бок спиной к Зафире и снова закрыл глаза.

Зафира одинаково хорошо владела и клинком, и языком: от ее жалящих слов у Бай Лина запылало лицо и он порадовался, что Зафира этого не видит. Но китаец хорошо понимал, что именно этого она и добивалась: вывести его из себя, заставить гневаться. А человек в гневе становится крайне уязвим и начинает  совершать опрометчивые поступки и открывать свои слабые места врагу. Бай Лин не считал Зафиру своим врагом, - пока не считал, - но отношения между ними накалились. Он мог бы проигнорировать ее нападки, однако не всегда молчание - лучший выход из положения.
- Мы с тобой - обычные наемники - сказал он. - И Ломбард еще ничего нам не заплатил. Поэтому ни у меня, ни у тебя нет перед ним обязательств: если я откажусь выполнять свою часть работы, я не получу от него денег - вот и все. С Ломбардом я больше никаких дел иметь не хочу: пусть ищет других исполнителей для своих грязных дел. А ты, конечно, можешь делать все, что пожелаешь, - я тебе не судья и не сторож. Но поскольку я твердо решил не убивать англичанина, тебе придется действовать с оглядкой на меня - и не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Раскрыв таким образом свои карты, Бай Лин изменил положение: сел и прислонился спиной к стене. Теперь, когда их с Зафирой цели противоречили друг другу, он не мог быть настолько беспечным, чтобы заснуть в ее присутствии.

Предположение Зафиры настолько позабавило китайца, что он негромко рассмеялся, представив себе, как становится  тайным и незримым телохранителем англичанина - и не за деньги, а просто назло Зафире. Но вообще-то это предположение было недалеко от истины. Бай Лин знал, что Зафира не успокоится, пока не убьет англичанина, с которым у нее были личные счеты. А значит, ему придется и вправду ходить за ней по пятам, чтобы предотвратить убийство.
- Да, буду, даже если на это потребуется целая жизнь, - сказал Бай Лин, - Но есть и другой выход, гораздо более быстрый: мы с тобой можем решить эту проблему в честном бою. Если ты убьешь меня, - никто не помешает тебе убить и англичанина. А если я убью тебя, мне больше не надо будет его охранять. Впрочем, чтобы больше не волноваться за его жизнь, мне придется убить и Ломбарда.
Бай Лин помолчал и добавил:
- Ты сказала, что мое слово похоже на подгнивший плод манго. А на что похоже твое сердце, если любовь англичанки к мужу оставила тебя равнодушной? Или ты презираешь любовь так же, как презираешь меня?