- Египет, Италия... - вздохнул Бартоломью Кендал, - Никогда там не бывал - в мое время в Индию добирались на парусниках, следовавших вдоль западного побережья Африки, а не так, как сейчас. А в этот раз я слишком торопился, чтобы делать остановки, - в моем возрасте  каждый день на вес золота. Я ведь прожил в Индии более двадцати лет, миссис Перкинс, и полюбил эту страну, как вторую родину. А как вы относитесь к тому, что оказались так далеко от Англии? Скучаете по родным местам и хотите вернуться или же всем довольны?
Бартоломью Кендал задал вопрос будто бы невзначай, но при этом бросил на Ханну быстрый и острый взгляд. Шел он достаточно бодро, приноравливаясь к походке Ханны, и держался очень прямо, а не как дряхлый старик. Слуги, в этот ранний час уже работавшие в саду, поднимали головы в тюрбанах и с удивлением рассматривали гостя, а он кивал им в качестве приветствия и ласково улыбался каждому.

- О, вам есть к кому возвращаться в Англию, вернее - с кем! - с жаром воскликнул Бартоломью Кендал, - Ведь у вас есть муж, миссис Перкинс! Кстати, хочу заметить, что семейная жизнь пошла ему на пользу: выглядит он гораздо лучше, чем в те времена, когда был холостяком. А что касается вашей привязанности к миссис Кендал и капитану - позвольте заверить вас в том, что она взаимна и что капитан и его супруга  высоко ценят то, что вы для них делаете. Генри не раз упоминал о вас в письмах и всегда рассыпался в похвалах в ваш адрес и также неоднократно писал о том, как он счастлив, что у его супруги такая заботливая и мудрая наперсница, как вы.
Если Кендал-старший и приукрасил действительность, то не намного. Племянник действительно часто упоминал Ханну в письмах и ни разу не сказал о ней худого слова. А вот о Перкинсе не всегда отзывался в хвалебном тоне, однако Кендал-старший мудро рассудил, что негоже ставить жену в известность о мелких недостатках и провинностях мужа.
- Я был бы счастлив, подобно моему племяннику, взять на службу такую экономку, как вы, - добавил он чуть погодя, дав Ханне время, чтобы проникнуться комплиментами, высказанными им до этого. - Роберт наверняка сообщил вам о том, что я предложил ему место управляющего моим английским поместьем? Было бы славно, если бы вы с ним согласились принять это предложение. Но, конечно, с согласия ваших нынешних работодателей. О, как прекрасен этот фонтан с водопадом! Генри писал, что идея принадлежала Элис, и даже приложил к письму зарисовку фонтана, сделанную им собственноручно. Но в реальности все выглядит гораздо, гораздо лучше! Я восхищен, сударыня: я очень люблю фонтаны и этот - один из лучших, что я видел. Присядем на скамью, чтобы дать отдых ногам?

- Баронет Уайт... - задумчиво произнёс Бартоломью Кендал, рисуя концом трости на песке замысловатую фигуру. - Генри писал мне, что баронет тоже переехал в Калькутту. Что ж, я думаю, это радует Элис - ведь баронет - ее единственный кровный родственник. Я должен нанести ему визит вежливости в самое ближайшее время.
Бартоломью Кендал бросил на Ханну взгляд, ласково ей улыбнулся, и морщины, резче проступившие на его лице, когда он говорил о баронете Уайте, разгладились:
- Вы совершенно правильно меня поняли, миссис Перкинс: вам я тоже предлагаю работу, как и вашему мужу. Конечно, вы можете отказаться: ведь вам не обязательно работать. Вы - замужняя женщина, а ваш муж благодаря своему жалованью обеспечит вас всем необходимым. Но сначала выслушайте мое предложение - оно несколько необычно. Дело в том, что Перкинса я хочу сделать управляющим землями и поначалу буду платить ему сто пятьдесят фунтов - до того момента, как он закончит свое образование, на что потребуется около двух лет. В его обязанности будет входить управление фермами, сбор арендной платы с фермеров, арендующих у меня землю, и прочая полезная активность, которая послужит процветанию поместья. Для меня это очень важно: ведь  поместье будет передано по наследству моему племяннику, а затем - его сыну. Обычно, миссис Перкинс, такие должности занимают образованные джентльмены, но я хорошо знаю Перкинса и уверен, что немного подучившись, он даст фору любому джентльмену, окончившему университет. Разумеется, в университет он не пойдет, но я знаю в Лондоне человека, который возьмет на себя труд научить Перкинса всему, что обязан знать управляющий. Это человек умный, практичный и строгий:  в конце курса он заставит вашего мужа сдать экзамен, и если Роберт сдаст его успешно - тогда   его жалованье подрастет в два раза и составит триста фунтов в год, - столько не зарабатывает даже наш приходской священник. Если же экзамена он не сдаст,  - что ж... тогда все останется как есть. Что касается вас, миссис Перкинс, то ваша должность будет, в некотором смысле, экспериментальной. Так как мой верный Мервин*  совсем одряхлел, попросил расчет и уехал к замужней дочери в Кент, где климат мягче для его старых костей, то вам придется (если согласитесь, конечно!) взять на себя некоторые из его прошлых обязанностей: главным образом те, что связаны с наймом слуг мужского пола, выплатой им жалованья и увольнением. Это сложная работа: мужчины не любят, когда ими распоряжается женщина, но я готов рискнуть. Ваше жалованье составит сто фунтов в год**, а кроме того, у вас с мужем будет свой отдельный, полностью меблированный коттедж на территории поместья, за аренду которого вам платить не придется - так же, как и за еду и лошадей.
Бартоломью Кендал бросил на Ханну еще один взгляд и добавил:
- Подумайте, миссис Перкинс, не торопитесь с ответом - посоветуйтесь с мужем, с миссис Кендал. Как я уже сказал, вы можете и вовсе не работать в Папоротниках, но сто фунтов на дороге не валяются, не так ли?
Бартоломью Кендал замолчал и снова стал чертить на песке фигуры, размышляя при этом о том, что если он правильно уловил характер Ханны, она будет трудиться даже в том случае, если ей это запретят. А тут он предлагал ей неслыханное для женщины жалованье за то, что она, как он был уверен, делала бы и бесплатно, так как любила во всем порядок. С его отъездом из Папоротников должность дворецкого все едино была бы упразднена, так что предлагая Ханне взять на себя некоторые из прошлых обязанностей Мервина, он попросту льстил ее самолюбию и одновременно оправдывал размер обещанного ей жалованья.

*Дворецкий в Папоротниках, упоминался в эпизоде Утро туманное, утро седое.
**Жалованье хорошего дворецкого, экономке же платили 5-10 (не помню, сколько платят Кендалы Ханне в настоящий момент)

- Мне известно, кем вы работали в Крыму, миссис Перкинс, - сказал Бартоломью Кендал, любуясь на фигуру, которую нарисовал на песке концом трости: фигура была замысловатая и представляла собой большое око, заключенное в треугольник, над которым расходились в стороны солнечные лучи*. - Но я также успел заметить, в каком идеальном порядке содержится этот дом, и насколько вышколены слуги, а индийских слуг не так-то просто заставить делать все по нашему, английскому обычаю. Я не говорю, что они ленивы, о нет! Но время здесь течет по-другому, чем в Англии, да и обычаи коренным образом отличаются. Да и дом этот ничуть не меньше, чем тот, что в Папоротниках, а слуг гораздо больше - опять же, местная традиция, о коей я знаю не понаслышке, так как долгое время прожил в Индии. Раз вы справляетесь здесь, - справитесь и там, у меня нет в этом никаких сомнений.
Бартоломью посмотрел на фонтан с водопадом, на фигуры слонов, из хоботов которых в мраморный бассейн изливалась вода, и сменил тему:
- Удивительно, но при всей моей любви к фонтанам, я так и не удосужился установить фонтан в собственном поместье. Наверное потому, что часто гостил у леди Ребекки и вдоволь налюбовался фонтанами, установленными в её парке. Ей бы тоже понравился этот фонтан. Что ж, миссис Перкинс, не смею больше отрывать вас от ваших прямых обязанностей. Только попрошу распорядиться, чтобы для меня заложили коляску: я хочу проехаться по городу и посмотреть, насколько он изменился, а может быть, и загляну по дороге к паре старинных друзей, с коими все эти годы поддерживал переписку. Вы не против, если я возьму с собой Роберта в качестве сопровождающего? Мой личный камердинер останется здесь, чтобы распаковать сундуки и привести в порядок вещи.

*Масонский знак

Перкинс проснулся как по побудке, как только услышал торопливые шаги в коридоре. По походке он узнал жену, а жена для него была навроде фельдмаршала. Вскочив на ноги, денщик быстро привел себя в достойный вид и натянул покрывало на кровати так, что на нем ни одной морщинки не осталось. Метнувшись к двери, он распахнул её и оказался лицом к лицу с Ханной.
- Голубушка моя! - воскликнул он, широко улыбаясь. - А я вас искал: вот только что заглянул в нашу спаленку, думая, что вы здесь рукодельем занимаетесь или еще каким важным делом. Съездил я к капитану Томасу, поговорил с ним по душам, пригласил на обед. Правда, он ничего определенного не обещал - если сможет, то заглянет в один из дней. Забывать он стал о нас, отдаляться...
Перкинс скорбно пожевал губами, вспоминая, как было раньше, иными словами - до женитьбы капитана Кендала.
- То ли дело раньше, - озвучил он свои мысли, отступая в сторону и давая Ханне возможность войти в комнату. - Раньше-то капитаны были неразлей вода! Всюду вместе ходили - и в бой, и по баба... То есть в театр, ежели в Лондоне полк стоял, или по ботаническому саду прогуляться. А теперь я уж забывать стал, какой капитан Томас блестящий офицер. А ежели и он женится - так можно на ихней дружбе крест поставить, - помяните мое слово!

Услышав о коляске, Перкинс с трудом сдержал ликующую улыбку: коляска означала, что ему выпал счастливый билет и вместо того, чтобы целый день заниматься делами, он будет разъезжать по городу в компании старого джентльмена, которого любил и уважал, как собственного отца, которого, впрочем, никогда не видел. Перкинс никогда не рассказывал Ханне о своем тяжелом детстве и не собирался делать этого и впредь, поскольку боялся, что не выдержит и разрыдается от жалости к себе.
- Бегу, душа моя! - откликнулся он и сделал шаг, намереваясь выйти из комнаты, но сообразил, что Ханна только что сообщила ему еще нечто важное и надо бы узнать, что она имела в виду. - Лопатой деньги грести - это хорошо. А за что платить-то будут? Дом убирать - не такая уж важная работа, чтобы за нее золотом осыпали с ног до головы.
Будь на месте Кендала-старшего другой джентльмен, Перкинс бы заподозрил худое: Ханна была красавица  в самом расцвете сил, и какой-нибудь старый сморчок обязательно бы положил на нее глаз, посулив златые горы. Но Кендал-старший был не таков, а кроме того, собирался остаться в Индии, - то есть чести Ханны в Англии точно ничего не угрожало. Но от этого все становилось еще загадочнее, а Перкинс загадок и тайн не любил, а любил полную ясность, особенно когда дело касалось его жены.

Сто фунтов?! Перкинс открыл рот и стал хватать им воздух, как рыба, выброшенная на берег. У него в голове не укладывалось, что женщине будут платить такие деньжищи,- и не просто женщине, а его жене. За этой мыслью пришла другая: а сколько же мистер Кендал-старший будет платить ему? Ну уж точно не сто, а поболе - он же все-таки мужчина!
- Вот это новость! - наконец вымолвил он, заключая Ханну в объятья. - Эдак мы с вами накопим денежек и откроем собственное дело! Конный завод, например! Я же дока во всем, что касается лошадей - сызмальства этим занимался. Будем разводить рысаков для скачек и грести деньги лопатой. Побегу к мистеру Кендалу старшему,  - он ждать не любит. Заодно по дороге выспрошу подробности и о своей судьбе.
Перкинс поцеловал жену, выскочил из комнаты и стремглав понесся вниз по лестнице, как будто опаздывал на пожар.

Перкинс весь день возил мистера Кендала-старшего по Калькутте: старому джентльмену хотелось осмотреть город и сравнить его с тем, что он видел, когда еще состоял на службе в Ост-Индской компании. По ходу дела он сообщал Перкинсу о своих наблюдениях, пускаясь в воспоминания о былом. А Перкинса былое ничуть не интересовало, - его интересовало будущее, в котором он был известным конезаводчиком, а Ханна носила шелковые платья и выезжала в собственном экипаже. Но он терпеливо слушал воспоминания Кендала-старшего и искал в их потоке лазейку, чтобы можно было перевести разговор на более существенные темы.
В конце концов, когда фонтан красноречия Кендала-старшего иссяк, Перкинс начал задавать вопросы касаемо своего будущего. И то, что он узнал, одновременно обрадовало его и испугало. Учиться в его возрасте?! Он что - мальчишка какой? Считать, писать и читать умеет - а что еще надобно? Нет, такого поворота он никак не ожидал и не пожелал бы подобного даже злейшему врагу. Но обещанное вознаграждение властно влекло его , заставляя смириться с кое-какими неудобствами. Вот Ханна-то обрадуется, когда узнает, какое жалованье пообещал ему мистер Кендал-старший! Перкинс подозревал, что столько не получал даже  его племянник, верой и правдой служивший Короне.
За всеми этими мыслями Перкинс напрочь забыл о капитане Томасеи о том, что тот пообещал приехать к обеду. До капитана ли ему было? Поэтому, когда ворота распахнулись, пропуская капитана верхом на лошади, у Перкинса в буквальном смысле слова отпала челюсть. Пока капитан спешивался и передавал поводья слуге, Перкинс метнулся в дом к Ханне.
- Ханна, голубка моя, - залепетал денщик, - К нам капитан Томас к обеду пожаловал! Ох, а я -то думал, что он не приедет, а если приедет, то не сегодня. Ну ладно, ты его встреть и проводи куда надо, а я побегу сообщу мистеру Кендалу, что гость пожаловал. Придется будить старика - он после прогулки заснул с устатку.
И Перкинс помчался к лестнице, чтобы взбежать по ней на второй этаж и прервать послеполуденный сон Кендала-старшего.

Кендал-старший не спал, а сидел у окна в кресле и читал какую-то книгу. Услышав от Перкинса, что приехал капитан Томас, старый джентльмен тут же закрыл книгу и не без труда выбрался из кресла.
- Подай мне трость, Перкинс, - попросил он, и как только Перкинс сделал это, направился к двери, опираясь на трость. По лестнице он спускался долго, держась за перила одной рукой и, прежде чем ступить на следующую ступеньку, ставил на нее конец трости. Перкинс шел за ним следом, готовый в любой момент подхватить старика, если тот  случайно оступится.
Капитана Томаса они нашли на террасе и Перкинс, после того, как джентльмены поприветствовали друг друга, спросил, чего бы они хотели выпить, выслушал их пожелания и с поклоном удалился. Вернулся он с подносом, на котором стояли графин, бутылка и стаканы и расставил все на столике, надеясь, что и ему предложат выпить.
Из столовой доносился глухой стук столовых приборов и фарфора - под чутким руководством Ханны слуги накрывали стол к обеду. Из кухни тянуло аппетитными запахами, от которых у денщика заурчало в животе: он не ел с самого утра и теперь мечтал о той минуте, когда сможет сесть за стол на кухне и как следует поесть. Увы, после того, как в доме появился важный гость, им с Ханной в столовую дорога была закрыта в том смысле, что завтракать и обедать теперь они могли только на кухне или у себя в комнате. Но Перкинса согревала мысль о том, что скоро у них с Ханной будет собственный коттедж со столовой, обеденный сервиз на шесть персон и пара слуг, которые будут накрывать на стол для господ - мистера и миссис Перкинс.

- О нет, гораздо раньше! Я вернулся в Англию в начале тридцатых годов, -  с тех пор минуло двадцать пять лет. Вернулся лишь потому, что умер мой брат, а следом за ним - и невестка, а я был единственным, кто годился в опекуны Генри. Печальное это было время...
Бартоломью Кендал поднес к губам бокал с кларетом и сделал глоток. Его глаза затуманились от воспоминаний и некоторое время он молчал, смакуя вино, но потом продолжил, сменив тему на более жизнерадостную.
- В то время Калькутта была иной - более старомодной, но и более оживленной и жизнелюбивой, если вы понимаете, о чем я. Дамы были не так строги по отношению к своим фигурам, а джентльмены пускались во все тяжкие. В городе было несколько театров! А сейчас, как я понял, не осталось ни одного. А как тогда играли, как играли! В конце прошлого века на сцену выходили только мужчины-актёры, но в мое время появились и актрисы.  Я застал театр Чоурингхи, - он находился на одноименной улице, которая вам наверняка хорошо знакома, капитан. Построили его на частные пожертвования: подписчики платили по сто рупий, и я горжусь, что был одним из тех, кто внес свою скромную лепту в развитие театрального искусства в Индии. Это был большой театр по меркам Калькутты: в зале помещались три сотни зрителей.  Я и сейчас могу перечислить вам имена актеров:  мистер Паркер, миссис Блэнд, мистер Фрэнсис и миссис Готлиб... миссис Гудолл, мистер Аткинсон... Как вдохновенно они играли! И, конечно, примадонна театра -  Эстер Лич. Генерал-губернатор не пропускал ни одной премьеры, а ставила труппа много, в особенности Шекспира, - Макбета, Генриха V, Кориолана и Венецианского купца. Увы, уже находясь в Англии, я узнал из газет, что театр сгорел - это случилось в 1838 году. Правда, миссис Лич почти сразу же основала другой театр, названный Сан-Суси, но и он закрылся лет семь или восемь назад. А вы, капитан, любите театр?

При упоминании индийских танцовщиц глаза старого джентльмена так заблестели, как будто он собирался поделиться с капитаном Томасом своими собственными наблюдениями. Он даже приоткрыл рот, но не произнес ни слова и ограничился тем, что пригубил кларет, а затем промокнул губы идеально чистым носовым платком и ответил на заданный капитаном вопрос:
- Я всегда считал, что дети должны расти там, где родились, в привычном для них климате и окружении. Если бы Генри родился в Индии, я бы остался с ним здесь. Но перевозить пятилетнего ребенка из благополучной Англии с ее прохладным климатом в жаркую страну, где свирепствуют тропические болезни, казалось мне неоправданным риском. Ведь Генри - единственный продолжатель нашего рода, и я чувствовал себя обязанным вырастить его здоровым и крепким. И мне это удалось, да, удалось - хвала Господу! И я с нетерпением жду того дня, когда у Генри появятся собственные дети - тогда я умру спокойно. А что же вы, мой мальчик? Еще не выбрали себе избранницу сердца? Не тяните слишком долго, жизнь коротка. Не успеете оглянуться - и вы уже седой генерал, а как показывает печальный пример моего брата, детей надо заводить в молодом возрасте.
Старый джентльмен говорил так по-отечески ласково и с так дружелюбно поглядывал на капитана, что оскорбиться на его фамильярное обращение было бы нелепостью.
- Так что там с индийскими танцовщицами? - неожиданно вернулся он к началу беседы. - Расскажите мне все без утайки - порадуйте старика, все удовольствия которого давно остались в прошлом.
Но не успел капитан Томас ответить, как на террасе появился Перкинс и пригласил джентльменов к столу.

За обедом мистер Кендал-старший ел мало, но не переставал нахваливать блюда и отдавать должное стараниям Ханны и повара. Он забросал капитана Томаса вопросами по поводу армейской службы, спросил, хорошо ли тот устроился в Калькутте и сумел ли снять для достаточно комфортабельное бунгало, а потом стал рассказывать о своей чайной плантации в Ассаме, куда намеревался вскоре поехать.
- Я купил эту плантацию незадолго до того, как покинуть Индию, - сообщил он. - И все эти годы, что я отсутствовал, на ней вел дела мой управляющий. Но недавно он умер и боюсь, что сейчас дела на плантации идут не слишком хорошо. Я должен навести там порядок и нанять нового знающего и опытного человека, - ведь эта плантация, как и мое английское поместье, должна приносить доход и после моей смерти, перейдя в руки Генри. А вы не знаете, капитан, зачем Генри  отправился в Дарджилинг? Просто отдохнуть или поправить здоровье в благодатном горном климате? Он не писал мне, что со здоровьем у него нелады, а также не упоминал ничего в таком духе об Элис. Но возможно, он просто не хотел меня волновать, да и последнее письмо от него я получил довольно давно: за пару месяцев до того, как уехал из Англии.
Голос Кендала-старшего дрогнул, выдавая его глубокое волнение о самочувствии племянника и его супруги.
- Многие англичанки очень долго приспосабливаются к здешнему климату, - продолжил он. - А некоторым так и вовсе этого не удается. Элис же, насколько я помню, всегда отличалась хрупким здоровьем. Я очень за нее волнуюсь - даже больше, чем за Генри. Надеюсь, что в Калькутте они нашли хорошего врача, который мог бы при надобности оказать помощь бедняжке.

- Я писал Генри* - со вздохом сказал Кендал-старший, - Тогда я еще не знал, что управляющий умер, а потом подумал, что займусь этим сам, так как все равно твердо решил ехать в Индию. Но может быть, Генри поехал в Дарджилинг  с намерением побывать и в Ассаме? Впрочем, навряд ли - такое путешествие заняло бы слишком много времени. Так вы говорите, что Элис кто-то искусал?
На лице Кендала-старшего отразилось такое сильное волнение, что более чувствительный человек, чем капитан кавалерии, мог бы испугаться, что близится сердечный приступ, и опрометью бросился бы к вышеупомянутому доктору Барри, чтобы привести его к больному.
- Кто же? - продолжил Кендал-старший, прижав руку к левой половине груди. - Надеюсь, не бешеная собака или шакал? В Калькутте из сотни, - в мое время они сбивались в стаи и бродили по улицам, распугивая прохожих. Впрочем, нет: от бешенства нет лекарства, а раз моя дорогая Элис по-прежнему жива, значит ее укусил кто-то другой.
Кендал-старший вопросительно приподнял брови, глядя на на капитана Томаса и ожидая дальнейших объяснений. В этот момент в столовую вошел Перкинс, до сих под стоявший за приоткрытой дверью и без зазрения совести подслушивавший разговор двух джентльменов: денщик рассудил, что обязан быть в курсе всего, что происходит в доме в отсутствие хозяина. Впрочем, истинной причиной такого поведения было то, что он искал повода, чтобы зайти и напроситься на рюмку чего-нибудь более крепкого, чем чай, которым обычно потчевала его жена на сон грядущий.
- С вашего позволения, сэр, миссис Кендал укусила сначала шавка миссис Халлидей, а потом - змеюка, которая заползла в их с капитаном спальню. Но я енту гадину прихлопнул, будьте спокойны. - промолвил денщик, ставя на стол еще один развесистый канделябр с зажженными свечами, который прихватил, чтобы оправдать свое появление в столовой. О том, что змея не успела укусить миссис Кендал, он предпочел  умолчать, чтобы добавить значительности своему подвигу. Он уже даже не помнил, была ли змея ядовитой или же безобидным полозом, но в любом случае это была змея, а леди страсть как их боятся.
- Боже мой, какой ужас... - воскликнул Кендал-старший, всплеснув руками. - Бедная, бедная Элис! Сколько несчастий разом на нее обрушилось! Но как так вышло, что змея заползла в спальню? Роберт, ты должен был предотвратить это, - ведь есть же масса способов, как преградить змеям доступ в дом.
- Так я и предотвратил, - пробормотал Перкинс, который не ожидал, что разговор примет такой неблагоприятный для него оборот. - Еще как предотвратил, сэр! Сетки везде поставил, толченое стекло вдоль дорожек рассыпал. Эта змея не сама вползла - её кто-то принес и подкинул господам в спальню! А до этого конюшню подожгли. Ох, как вспомню пожар - сразу дурно делается: чудом лошадей спасли и не дали огню на дом перекинуться!
- Ну-ну, Роберт, не волнуйся так, - переполошился Кендал-старший, наполняя чистый стакан бренди и протягивая его Перкинсу. - Присядь, выпей с нами. Ты ведь, можно сказать, член семьи.
Перкинс важно кивнул, принял из рук Кндала-старшего стакан и торжественно произнес:
- Вы для меня - как родной отец, сэр, капитан Кендал - заместо сына, а капитан Томас - лучше родного брата! Ваше здоровье, господа!

*Двуликий Янус, пост №2

- А и скажу! - с горячностью, неприличной для денщика, который находился в обществе джентльменов, воскликнул Перкинс, разгоряченный крепким бренди. - Конечно, происки! Меня на том корабле по затылку так погладили, что я чуть дуба не дал. И украли важное письмо. И хотя я не видел, кто меня ударил, нутром чую, что это китаец - потому как он среди пиратов был. А недавно этот же китаец пытался украсть документы у генерал-губернатора, - мне об этом капитан доложил. Что, тоже совпадение?
Не замечая изумленного и осуждающего взгляда, которым окинул его Кендал-старший, денщик схватил бутылку и щедро плеснул бренди в свой стакан.
- И я знаю, кто за этими совпадениями стоит, - заявил он, в упор глядя на капитана Томаса. - И вы знаете, сэр, или хотя бы догадываетесь, потому что этот человек вам хорошо знаком еще с Англии. И капитан Кендал всё знает, но молчит - не хочет расстраивать миссис Кендал. А я бы уже обо всем доложил кому следует, чтобы  этого злодея арестовали и повесили на первом суку - пусть он трижды баронет!
Бартоломью Кендал ахнул и замахал рукой:
- Перкинс! Тебе бренди ударило в голову, не иначе! Ты ведь знаешь, какое наказание полагается за клевету...
Но это предупреждение не остудило пыл Перкинса. Он опрокинул в рот остатки бренди и выпрямился во весь рост, расправив плечи, как будто стоял перед судьей и давал показания.
- А я не боюсь, потому что не клевета это, а чистая правда, сэр! - отчеканил он. - Баронет Уйат - вот кто строит козни против вашего племянника, а заодно и против миссис Кендал, которая ему близкая родня.
Захмелевший и оттого осмелевший денщик  и дальше бы продолжал свою пламенную речь, но в этот момент в столовую вошел индийский слуга и с поклоном поставил на стол серебряный поднос для почты, сообщив, что нарочный привез срочную депешу для mānjhī*
Перкинс схватил запечатанный конверт и покрутил его в руках, озадаченно хмурясь.
- А капитан Кендал еще в дороге и неизвестно, когда вернется, - наконец вымолвил он. -  А депеша и впрямь особого назначения - ох, только бы в ней ничего плохого не было.... А вдруг новая афганская война намечается и капитана призывают в действующую армию? А что будет с миссис Кендал, когда капитана отправят к черту на кулички, откуда он, может, и не вернется? А нас-то с Ханной здесь уже не будет - кто же за ней присмотрит, за бедной мем-сахиб?
Тут Перкинс сообразил, что прямо перед ним сидит капитан кавалерии, однополчанин его капитана, и спросил:
- Вы ничего такого не слышали, сэр?
Кендал-старший тоже разволновался и повторил вопрос, заданный Перкинсом:
- Да, капитан, - скажите, неужели на пороге новая война с Афганистаном?

*Капитан