Огилви чуть не поперхнулся жулепом, так он был изумлен.
- Мне?!
Огилви уставился на шляпную картонку, но тут же спросил себя, с чего это он решил, что в ней находится женская шляпка: в таких картонках дамы хранили и перевозили самые разные вещи. Но что могла купить для него мисс Стоун? Огилви опасливо придвинул картонку к себе, осторожно снял с нее круглую крышку и увидел... шляпу! Но не женскую, а мужскую, причем такую, которая по всем признакам подходила для жаркого климата Африки. Оставалось проверить, подходит ли она ему по размеру. Огилви пригладил волосы и надел шляпу - она села так, как будто была сделана специально для него.
- Великолепный подарок! - с искренним воодушевлением воскликнул хирург, жалея, что в ресторане нет зеркала, а за окном ярко светит солнце, не давая возможности увидеть в оконном стекле свое отражение. - Огромное, огромное спасибо! У меня ведь, кроме цилиндра, нет другого головного убора, а я забыл заказать шляпу у Смита. 
Огилви снял шляпу и аккуратно вернул ее в картонку.
- У меня тоже есть  подарок для вас, Элизабет. Но прошу: не открывайте коробочку здесь, - откроете ее, когда мы зайдем ко мне в номер, чтобы посмотреть карту Африки.

Огилви не ожидал такого поворота, хотя ему и было приятно видеть написанное на лице мисс Стоун нетерпение, даже предвкушение того момента, когда ее ловкие пальчики развяжут ленточку на коробке с подарком от жениха. Жених! Что за странное слово... Огилви никак не мог к нему привыкнуть, и предпочитал избегать его упоминания даже в мыслях.
Он с тоской взглянул на меню, удивляясь и завидуя тому, что мисс Стоун не чувствует голода и готова ограничиться чаем, в то время как он охотно умял бы половину жареной цесарки или целого марлина с гарниром из батата.
- Да-да, конечно, - тем не менее согласился он, привставая, чтобы подать знак официанту. Но когда тот подошел, попросил отправить в его номер не только сладости к чаю, но и суп из сельдерея и фаршированного цыпленка в медово-горчичном соусе.
- Вы уверены, что чая будет достаточно? - спросил он мисс Стоун. - Давайте я закажу обед и для вас, ведь до ужина еще очень долго!

- Второй этаж, третья дверь налево по коридору, - не задумываясь ответил Огилви и добавил к заказу еще несколько блюд, предназначенных для мисс Стоун.
После этого они поднялись на второй этаж и зашли в его номер, в котором прохлаждался бамбути, в то время как второй чернокожий слуга сторожил во дворе груз, присланный Смитом. Увидев мисс Стоун, бамбути вытаращился на нее во все глаза, а его круглое лицо расплылось в улыбке. Сообразив, что его присутствие излишне, коротышка спрыгнул со стола, на котором сидел, рассматривая карту
(Огилви заметил, что держал он ее вверх ногами) и просеменил к двери, выворачивая шею, чтобы смотреть на мисс Стоун.
- Кажется, вы сразили его наповал, - заметил Огилви, как только за слугой закрылась дверь. - Презанятный малый, и утверждает, что он - лучший проводник в здешних местах. Что ж, у нас будет возможность это проверить.
Огилви распахнул окно, чтобы дать возможность выветриться запаху, который принесли с собой слуги, - не то чтобы он был очень неприятным, но несколько непривычным для английского обоняния, - и быстро протер стол, на котором ранее восседал бамбути. Расстелив на столе карту, он приготовился показать на ней путь от Кейптауна до  устья Замбези и выслушать соображения мисс Стоун по этому поводу.

- О да, конечно! - встрепенулся Огилви. - Разумеется, смотрите, и прошу вас не судить меня строго за столь скромный презент.
Он разволновался, как мальчишка: а вдруг мисс Стоун посмеется над его сентиментальностью? Отойдя от стола с разложенной на нем картой, хирург в волнении заходил по номеру, затем остановился у камина и стал выравнивать стоявшие на каминной полке безделушки, заметив, что руки у него подрагивают. Может быть, надо было купить настоящее украшение, а не медальон? Да, наверняка так и надо было сделать! Черт его дернул за руку, не иначе.
- Ножницы лежат на столе, - подсказал он мисс Стоун.- Разрежьте ленточку, она все равно больше не понадобится.
Он повернулся боком к столу и искоса стал поглядывать на мисс Стоун, обмирая от страха увидеть на ее лице разочарование или, что еще хуже, насмешку.

Огилви чуть не ахнул, когда мисс Стоун отхватила ножницами прядь своих роскошных волос. Такой жертвы он не ожидал, и был по-настоящему потрясен тем, что мисс Стоун пошла на нее ради него. Ведь волосы были главным украшением любой девушки! А у мисс Стоун к тому же они были длинными, красивыми и густыми и она наверняка тратила много времени, ухаживая за ними и добиваясь того естественного здорового блеска, который так ее украшал.
- Дорогая... - срывающимся голосом промолвил он. - Это так... так благородно с вашей стороны! То есть я хочу сказать, что не смел даже надеяться на такой щедрый подарок... Не волнуйтесь: они скоро отрастут, да и сейчас не заметно, что их вот здесь чуть-чуть не хватает!
Дрожащими руками он расстегнул крохотный замочек на серебряной цепочке и надел медальон на шейку мисс Стоун, после чего застегнул замочек и прерывисто вздохнул. Затем Огилви благоговейно поцеловал медальон, в котором лежал локон его невесты, и протянул медальон с цепочкой ей, чтобы она проделала ту же операцию, что только что проделал он.
- А знаете, - вдруг сказал хирург. - Принц Альберт подарил королеве ожерелье из зубов оленей, которых лично подстрелил на охоте. На каждом зубе выбит год, когда это случилось, и говорят, что Её Величество носит это ожерелье, не снимая. Хотел бы и я быть таким же метким стрелком как Его Королевское Высочество и перестрелять всех львов, чтобы сделать из их зубов ожерелье и подарить его вам!
Огилви не стал признаваться, что ему жаль благородных оленей, потому что такое признание не вязалось с образом сурового хирурга и искателя приключений, который он пытался создать в глазах своей невесты.

Замечание, которое сделала Элизабет, пришлось по душе Огилви, и положа руку на сердце, он должен был признать, что предпочел бы видеть на ее шейке не связку львиных клыков, а медальон с прядью своих волос. Но едва он открыл рот, чтобы сообщить ей об этом, как к его губам прижались мягкие губы и ему стало не до разговоров. Однако, несмотря на охвативший его экстаз, хирург ни на секунду не забывал о том, что именно на нем лежит ответственность за последствия всего, что может случиться в этой комнате. А последствия могли быть очень и очень серьезными - ему ли было об этом не знать!
- Лиззи, - сказал он, когда поцелуй, показавшийся ему самым сладостным из всех, что когда-либо выпадали на его холостяцкую долю, закончился. - Вы ведь позволите мне называть вас так, когда мы наедине? Лиззи, если вы и после свадьбы будете хотя бы раз в день целовать меня так, как поцеловали сейчас, - я буду считать себя счастливейшим из смертных!
Огилви поцеловал одну руку Элизабет, затем другую, и задумался над тем, что ему делать дальше. Его раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, он понимал, что надо немедленно отвлечься на менее опасные занятия, - например, вернуться к обсуждению маршрута, - с другой, ему хотелось продолжать то, что так храбро и безоглядно начала его невеста. Но чувство долга и ответственности возобладали и он, как мог, объяснил Элизабет, чем вызвана его беспрецедентная сдержанность:
- Нам предстоит опасный и тяжелый путь. Предположим (только предположим!) что я подхвачу лихорадку и умру, или меня сожрет крокодил, или затопчет слон... в общем, если вы вернетесь в Англию одна и встретите какого-нибудь достойного мужчину, который предложит вам руку и сердце, - как вы объясните ему, где и с кем вы лишились  девственности? Если бы мы сейчас были женаты, ваш будущий вдовий статус стал бы вашей защитой, но мы пока что не женаты и покуда я не отведу вас к алтарю, нам надо воздерживаться от малейших рисков - ради вашего блага, любовь моя, исключительно ради вашего собственного блага!
Огилви стало тошно от собственного благородства и предусмотрительности, но высказав Элизабет свои сомнения и опасения, он уже не мог повернуть вспять

Огилви понял, что сел в лужу, причем с размаху. Он хотел сказать Элизабет, что ей-то извиняться не за что, и что он  - набитый дурак, но понял, что никакие извинения ему не помогут, и единственный выход - сделать вид, что ничего не случилось. Он подошел к столу и встал сбоку от Элизабет, мысленно костеря себя на все лады. Она же так внимательно вглядывалась в карту, как будто на той были начертаны могущественные заклинания, произнеся которые она могла бы обратить своего жениха в горстку праха или в презренного червяка, извивающегося у ее ног.
- Да, нам надо сесть на корабль, о котором я вам уже говорил. Проблема в том, что капитан показался мне не слишком опытным, да так оно и есть: до недавнего времени он был младшим офицером и только болезнь капитана и скоропостижная смерть старшего помощника позволили ему занять капитанское место. Посмотрите вот на эти линии, идущие вдоль берега: здесь шельфовая полоса, а тут - мелководье  и острые рифы, и надо быть очень опытным капитаном, чтобы провести корабль в этих водах. Тем не менее, мы можем рискнуть и довериться этому сопляку... прошу прощения, юноше, и в результате сэкономим массу времени и усилий. Как вы правильно предложили, лошадей и мулов мы оставим здесь и купим других у португальцев. Болота в устье Замбези кишат малярийными комарами и москитами, поэтому я беру с собой солидный запас хинного порошка и джина.   
Огилви сглотнул, потому что от скороговорки, которой он излагал Элизабет свои соображения, у него пересохло во рту. Слушала ли она его? Или же слушала, но не слышала, погруженная в свои мысли?

- Хорошо, я тотчас отправлюсь в порт, а потом вернусь и расскажу вам, удалось ли мне договориться с капитаном канонерки. С лошадьми решим по итогам моего разговора с ним.
Огилви чувствовал, что нельзя отпускать Элизабет вот так, отделавшись сухими деловыми фразами: слишком уж бодрый был у нее голос и слишком старательно она отводила взгляд.
- Лиззи, - наконец решился он, когда увидел, что она готова уйти. - А может быть, будет лучше, если вы пойдете в порт со мной? Я доверяю вашей женской интуиции и вашей способности рассуждать здраво и  логически. Вы зададите капитану все вопросы, которые вас интересуют,  и если его ответы не вызовут у вас доверия к его опыту и мастерству кораблевождения или вам не понравится что-то в его манере вести себя, мы все отыграем назад.
Огилви взял руку Элизабет и поднес ее к губам, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть у него из груди.
- Лиззи, - мягко повторил он, стараясь поймать ее ускользающий взгляд. - Ну же, прошу вас: давайте отправимся в порт вместе, а все остальные дела и проблемы тоже будем делать и решать вместе, и все успеем.

Как только за мисс Стоун закрылась дверь, Огилви что есть силы саданул кулаком по стене, а потом, взвыв от боли, долго баюкал другой рукой кулак со сбитыми до крови костяшками.  Злился он на себя, но как исправить положение, не знал: женщины не прощали обид, а мисс Стоун оскорбилась не на шутку - в Огилви росло и крепло подозрение, что ее нынешняя обида превосходила все прежние вместе взятые.
Вернулся бамбути, которого Огилви посылал за хинным порошком и сразу же заметил, что у его бвана настроение не такое радужное, каким было, когда он уходил. Добрый малый тут же пристал к хирургу с расспросами, и поскольку отвязаться от его назойливых вопросов было практически невозможно, Огилви нехотя признался, что поссорился с единственной женщиной, которую любил.
- Е... единственной? - искренне удивился бамбути. - Это значит, что у бвана всего одна любимая женщина?
Он поднял вверх один палец, как бы спрашивая хирурга, не ошибся ли тот в подсчетах. Огилви мрачно кивнул. Это отчего-то страшно развеселило бамбути, и он пустился по номеру в пляс, то похлопывая себя по бедрам, то воздевая руки вверх, как будто исполнял ритуальный танец.
- Одна женщина! - нараспев повторял он, заливаясь смехом. - Всего однааа... А у бамбути - мунья, мабили, зинтхату - раз-два-три! Целых три любимых женщины, и если бамбути разругается с одной, то две других его быстро утешат!
Окончательно выведенный из себя хирург пулей выскочил из номера, громко хлопнув дверью и быстрым шагом направился в порт, чтобы выпустить по дороге пар.  Увы, встреча с новоиспеченным капитаном "Серого гуся" лишь еще больше его взбудоражила: молодой офицер действительно оказался блестящим в полном соответствии с рекомендацией, выданной ему портовым грузчиком: высокий, стройный блондин с голубыми глазами и орлиным носом был одет  как на парад, - даже сапоги у него сверкали. Но что хуже всего, он еще и оказался толковым малым и, поговорив с ним, Огилви понял,что ни одна девушка не сможет сопротивляться мужской харизме такой силы. Окончательно пав духом, он все-таки договорился, что Серый гусь возьмет на борт весь груз, предназначенный для поисковой экспедиции, и доставит ее участников в португальский порт Келемане.
Вернувшись в гостиницу, Огилви созвал слуг и вместе с ними и с грузом снова отправился в порт. Затем слуги повели лошадей и мулов обратно к мистеру Смиту, а Огилви, утомленный до крайности, вернулся в гостиницу и попросил коридорного принести ему  ужин в номер.

Огилви ждал коридорного с ужином и был немало удивлен, когда вместо тарелок с дымящимся рагу тот принес ему листок бумаги. Тем не менее на чай  чернокожему Гермесу все же давать пришлось. Еще раз напомнив коридорному, что умирает с голоду, Огилви отпустил коридорного и развернул записку, гадая, от кого бы она могла быть. Увидев аккуратный почерк мисс Стоун, он побледнел и не сразу смог вникнуть в содержание записки. Ему казалось, что она прислала ему официальное уведомление о том, что их помолвка расторгнута и он может катиться на все четыре стороны: хоть обратно в Англию, хоть на край света, хоть в тартарары. Оказалось, однако, что конец света еще не наступил: в вежливых и скупых выражениях мисс Стоун просила уведомить ее о результатах переговоров с капитаном канонерки. Огивли постоял с запиской в руке, думая, как поступить: ответить такой же вежливой запиской или же пойти к мисс Стоун и рассказать ей все в деталях. Однако пока он думал, принесли ужин, и хирургу волей-неволей пришлось остаться в номере. Поглощая еду, казавшуюся ему безвкусной, он представлял себе, чем обернется личная встреча, и его пробирал озноб. Мисс Стоун наверняка будет держаться с ним холодно и заморозит его своим презрением. Уж лучше все-таки написать ответную записку и попросить бамбути отнести ее в президентский люкс. Покончив с ужином, который наполнил его желудок, но не принес никакого удовольствия, Огилви положил перед собой чистый лист бумаги и застрочил пером:

Дорогая Элизабет, прошу прощения, что сразу не сообщил вам о том, как прошли переговоры с капитаном - думал, что вы еще не вернулись в гостиницу. Рад сообщить, что переговоры прошли успешно и груз уже находится на борту канонерской лодки «Серый гусь». Капитан Кеннеди  оказался славным малым, несмотря на то, что шотландец, как и ваш покорный слуга. На все время путешествия в ваше пользование будет предоставлена каюта первого помощника, который, как я уже говорил ранее, недавно скончался. Я же буду жить в кубрике с матросами, но мне не привыкать к аскетическому образу жизни. Лошадей и мулов я вернул Смиту.
Вот и все, что я имею вам сообщить, дорогая Лиззи. Увидимся завтра утром, однако если вам хоть в чем-нибудь понадобится моя помощь, я в вашем распоряжении в любое время дня и ночи.
Ваш покорный слуга,
Гектор Огилви

Перечитав записку, хирург остался недоволен ее содержанием, но переписывать ее заново означало затягивать ответ, поэтому он призвал к себе бамбути, вручил ему записку и объяснил, в какой номер надо ее отнести.
- Разговаривай с мисс Стоун так, как будто она королева вашего племени, - строго сказал он. - Постучись в дверь, скажи, что доставил письмо от мистера Огилви, и, когда она откроет, с поклоном вручи письмо ей, а потом сразу же возвращайся.

Первой остановкой Серого гуся был Дурбан, или Порт-Наталь, как сначала назвали его португальцы - самый дальний аванпост британского владычества в Африке. Ничего впечатляющего в этом поселении не было, разве что одинокая горбатая гора, издали похожая на спину кита, привносила некий элемент разнообразия в однообразную и довольно унылую картину. Огилви в одиночестве прохаживался по палубе канонерки туда-сюда, покуривая вонючую сигару и краем уха прислушиваясь к разговору, которым капитан Кеннеди развлекал мисс Стоун. Таким образом, практически не напрягаясь, он узнал об истории этого поселения, которая была такой же безликой, как и сам городок. По словам капитана, в 1824 году двадцать пять англичан, которыми командовал лейтенант Фаруэлл высадились на северном берегу бухты Наталь и быстро возвели на нем укрепленный форт. Поначалу отношения с коренными обитателями этих мест были весьма напряженными, но помог счастливый случай: некто Генри Финн вылечил вождя зулусов от полученной в бою раны и в благодарность за это вождь  подарил ему полосу земли шириной в тридцать миль вдоль побережья и длиной в сто миль вглубь суши. В  1835 году  тридцать пять  белых колонистов договорились меж собой, что назовут поселение в честь губернатора английских колоний в Южной Африке сэра Бенджамина Д’Урбана.
- Простите, капитан, а каким образом количество белых колонистов увеличилось на одиннадцать человек за десять лет? - поинтересовался Огилви, не выпуская изо рта сигару, вонь от которой могла свалить с ног лошадь. - Полагаю, жен да и вообще женщин у первых колонистов не было? Откуда же взялись еще одиннадцать человек? Они прибыли из Англии или же вмешался Святой Дух?
Вообще-то Огилви было наплевать, каким образом размножались первопоселенцы Дурбана, но его дико раздражал капитан Кеннеди, который был красив, как Аполлон, умен, как Архимед, и, - предположительно! -  храбр, как сто героев Троянской войны и триста спартанцев, вместе взятых. Огилви мог бы не обращать внимания на его присутствие на корабле, если бы капитан не находил малейшие поводы для долгих бесед с мисс Стоун, которая, насколько помнилось Огилви, пока еще не разорвала их скоропалительную помолвку.

Огилви заметил брезгливый жест мисс Стоун, которым она продемонстрировала свое недовольство запахом его сигары, и швырнул сигару за борт. Капитан Кеннеди смерил его ледяным взглядом, но присутствие дамы сковывало его и не давало возможности схлестнуться с хирургом. Любезно улыбнувшись мисс Стоун, он поведал историю о том, что белые переселенцы не страдали в одиночестве, так как из Англии им доставляли невест. То же самое, добавил Кеннеди, происходило и в Америке, где мужчин было гораздо больше, чем женщин. Канонерка тем временем приблизилась к берегу достаточно близко, чтобы можно было как следует рассмотреть людей, занятых своими повседневными делами. Огилви устремил красноречивый взгляд на ватагу детей, цвет кожи которых неоспоримо указывал на смешанное происхождение, их отцы, вне всякого сомнения, были белыми, а матери - нет. Обратной конфигурации представить было невозможно. Но это было в порядке вещей в любой из колоний: белые переселенцы быстро находили себе женщин среди коренного населения и, не вступая с ними в брак, обзаводились потомством, зачастую весьма многочисленным.
- Долго мы будем стоять на якоре в Дурбане? - сухо спросил он капитана, не поблагодарив его за историческую справку, которая лишь частично отражала действительное положение дел.
- Нет, недолго, - ответил Кеннеди. - Ровно столько, сколько понадобится для того, чтобы восполнить запас угля. Это займет пару часов, не больше.
Огилви поклонился и бросил взгляд на мисс Стоун, как бы спрашивая ее, не хочет ли она прогуляться по палубе с ним,  с её, так сказать, женихом, - просто ради разнообразия, тем более, что он уже избавился от сигары, которая так ее раздражала.

Кеннеди заверил мисс Стоун, что у него в запасе еще много интересных историй и, бросив на Огилви еще один ледяной взгляд, оставил наконец мисс Стоун в покое и начал раздавать приказы матросам, хотя они и без него справлялись превосходно: канонерка уже стояла на якоре, а на пристань были переброшены сходни, по которым должны были передвигаться грузчики с ящиками угля. Огилви не знал, что сказать мисс Стоун: единственной причиной, по которой он вызвал ее на разговор, было желание лишить ее общества капитана, которое, на его взгляд, становилось навязчивым. На самом деле он понимал, что причина в другом: на фоне капитана Кеннеди он казался слишком старым, слишком заурядным и слишком скучным.
- Пока вы разговаривали с капитаном Кеннеди, я наблюдал за стаями летучих рыб, - выдавил он из себя, тщетно пытаясь найти подходящую тему для разговора. - Они и вправду летают, почти как птицы. А вы, надо полагать, их и не заметили? Но надеюсь, у вас еще будет возможность понаблюдать за этим чудом природы, - если, конечно, вам снова не помешает капитан.

Огилви постарался сохранить самообладание, хотя далось ему это с большим трудом.
- Вы не увидели рыб, потому что смотрели не на них, а на... То есть я хочу сказать, что разговор, который вы приняли за вознаграждение, на самом деле явился причиной того, что вы лишились возможности понаблюдать за редчайшим природным феноменом.
Сказав это, Огилви понял, что выставил себя не в лучшем свете. Он звучал, как  университетский  профессор, читающий студентам с кафедры длинную  лекцию, в которой поток скучной информации изредка прерывался пространными нотациями. И это, вне всякого сомнения, сделало его в глазах мисс Стоун еще более старым и занудным типом, чем он на самом деле был. На таком бледном фоне, каким он являлся, блистал бы любой, не говоря уже о краснобае Кеннеди.
- Впрочем, невелика беда, - попытался он исправить положение. - В следующий раз, когда я увижу летучих рыб, я сразу же позову вас, даже если ради этого мне придется прервать поток интересных историй, которыми развлекает вас капитан Кеннеди.