- Джеральд - настоящий джентльмен и поборник всего, что составляет суть современного общества! - горячо воскликнул Огилви. - Разумеется, он не стал бы оставаться в стороне. Вы думаете, что это стало причиной его исчезновения? Что ж, вполне возможно...Работорговцы - жестокие и опасные люди, поэтому...
Он замолчал, так как продолжать свою мысль ему не хотелось: а вдруг его друг действительно стал жертвой работорговцев? Но в таком случае, все, что им с мисс Стоун удастся найти - его кости. Эта мысль так потрясла Огилви, что он почувствовал, как трудно стало дышать, и совсем не от миазмов, наполнявших воздух.
- Нам надо поговорить со шкипером и матросами, - сказал он. - Если Джеральд шел тем же путем, что и мы, кто-нибудь из них мог видеть его в Келеруне или что-нибудь слышать о нем. Давайте разделимся: я поговорю с матросами, а вы - со шкипером, или наоборот.

Огилви никогда не затрагивал с Моррисом проблему женских прав. Они обычно говорили о чем-нибудь более интересном: о путешествиях, Крымской войне, политической нестабильности в мире и пагубном влиянии опиума на психику тех, кто приобрел эту пагубную привычку. О женщинах они тоже говорили, конечно, но не в той плоскости, которая так волновала мисс Стоун. Но Огилви решил не докладывать ей об этом маленьком недоразумении, тем более, что было неизвестно, найдут ли они Морриса, который бы мог опровергнуть его слова.
- К правам женщин Джеральд относится так же, как должен относиться любой здравомыслящий человек, - твердо сказал хирург.
Слова его можно было трактовать двояко, - и как утверждение, что мистер Моррис считает ношение блумерсов неотъемлемым правом прекрасного пола, и как то, что он решительно против такого надругательства над женской фигурой и общественной моралью.
- Поговорите со шкипером, сударыня, а я пойду к матросам.
И Огилви, не желая развивать опасную тему равноправия полов, быстро удалился на корму и вступил в оживленную беседу с чернокожим матросом.

Огилви не понял, в чем состояла его ошибка, но мисс Стоун не стала ничего объяснять, а он не стал спрашивать. Опросив всех матросов по очереди, он так ничего и не выяснил: Джеральда Морриса никто из них не встречал и ничего о нем не слышал. Глубоко разочарованный, Огилви вернулся на свое прежнее наблюдательное место и стал ждать возвращения мисс Стоун, которая разговаривала со шкипером, не слишком надеясь на то, что ей удастся взять след. Но тут к нему подбежал один из чернокожих матросов, которых он только что опрашивал, и торопливо сказал:
- Сэр, я вспомнил! Брат моей жены попал в плен к работорговцам, но сумел сбежать и вернуться домой, сильно избитый и оголодавший. Он рассказывал нам, что его держали в каком-то поместье, в старом амбаре, закованным в цепи, вместе с другими невольниками. И однажды, через щель между досками в стене он видел, как в поместье прибыла группа, которую возглавлял высокий белый человек с густыми усами. Может быть, это ваш друг?
- Когда это было и где находится поместье? - спросил Огилви.
- Это было полгода назад, но где точно находится поместье, не скажу: брат моей жены долго плутал, прежде чем нашел путь домой, и даже он не показал бы вам дорогу. Где-то не слишком далеко от грохочущей воды, но точнее не скажу.
Огилви поблагодарил матроса и выдал ему вознаграждение за информацию.

- Напротив! - воскликнул Огилви. - Один из матросов сказал, что человека, похожего на Джеральда Морриса видели примерно полгода назад  в рабовладельческом поместье неподалеку от грохочущей воды. Вы понимаете, что это значит? Помните мой сон, о котором я вам рассказывал? Все совпадает! И мы двигаемся в правильном направлении! К сожалению, тот человек, что видел Джеральда, не помнит, где точно находилось поместье: он сидел в кандалах и цепях, много пережил и потом сбежал и долго искал дорогу домой. Но тем не менее, это зацепка. Как только мы прибудем в Келемане, надо расспросить местных о поместьях, - в этих местах их немного, наверняка все известны.

- Согласен, будем действовать осторожно, - сказал Огилви. - А сейчас пора на боковую, чтобы успеть выспаться до Келемане. Спокойной ночи, Элизабет.
Для единственной женщины на палубе было устроено нечто вроде палатки, в которой она могла укрыться от мужских глаз и при желании даже раздеться на ночь. Огилви собирался провести ночь там, где стоял, использовав вместо постели свой сюртук. Походные условия во всей красе,- с этим ничего поделать было нельзя, но он уже начинал с ностальгией вспоминать кейптаунскую гостиницу и «Боевого петуха».
- Или вы хотели перекусить на ночь?- спохватился он, вспомнив, что в последний раз они ели в Натале. - Правда, я не уверен, что на этой барже есть кают-компания, где пассажирам подают обед и прислуживает стюард.

Мисс Стоун всегда искала и находила в нем худшее, даже то, чего в нем не было!
- Да ничего подобного, - сказал Огилви, - Я совсем так не считаю, я просто вспомнил, как кормили на корабле, на котором я плыл в Кейптаун из Англии, - уверен, что и на вашем было не хуже. Однажды корабельный повар приготовил такое рагу...
Огилви многозначительно замолчал, чтобы мисс Стоун могла додумать оставшееся невысказанным. На самом деле рагу было так себе, если не сказать хуже, и после него половина пассажиров первого класса, к числу которых принадлежал и хирург, пропостилась три дня на воде и сухариках. Но, конечно же, все пострадавшие, включая капитана, списали недомогание на морскую болезнь, хотя Огилви придерживался другого мнения.
- Вареное мясо - это прекрасно! Сейчас достану и мы поужинаем.
Огилви почувствовал, что в нем проснулся здоровый аппетит, и рысью побежал на корму, где были свалены саквояжи и сундуки с вещами первой необходимости, в том числе и съестные припасы. Двое его слуг, почуяв запах мяса, уставились на него голодными глазами, и Огилви пришлось выдать им сухой паек. К мисс Стоун он вернулся со свертком, который был гораздо меньших размеров, чем когда он вытащил его из сундука.

- Я всегда предпочитал простую и здоровую пищу, - заверил мисс Стоун хирург, за обе щеки уминая кусок хлеба с ломтем мяса. - Я и своим пациентам всегда рекомендую придерживаться лёгкой диеты, из которой исключены такие тяжёлые и неудобоваримые блюда, как паштет с трюфелями,  черепаховый суп и консоме. Или, скажем, жареный гусь: он, вне всякого сомнения, вкусен и питателен, но слишком жирен. Лучше съесть кусочек отварной куриной грудки или крылышко индейки и запить его чашкой ячменного отвара. То же самое могу сказать и о рыбе:  полезнее отварная рыба, чем жареная, а также прозрачный рыбный суп с сухариками или клецками. Да и без сахара можно прожить, даже не заметив его отсутствия, уверяю вас. Вы замечали, что у аристократов, как правило, плохие зубы? А все потому, что они едят слишком много сладкого, чего не может позволить себе беднота. Так что да, я за воздержанность в еде, и даже рад, что во время нашего путешествия у меня не будет возможности предаваться чревоугодию и лакомиться ростбифом.
С этими словами Огилви потянулся за следующим куском хлеба, на который положил толстый кусок отварной говядины. Запив все это лимонадом, он почувствовал, что не наелся и стал вспоминать, нет ли чего съестного в одном из его саквояжей. Но кроме порошка из коры хинного дерева, на ум ему ничего не приходило.
- Но от десерта отказываться все-таки не стоит, - глубокомысленно добавил он, надеясь, что в закромах у его запасливой спутницы найдется что-нибудь похожее на десерт. - Мне очень нравится ваша английская традиция завершать трапезу овсяным печеньем или вафельной трубочкой с заварным кремом (не более одной, разумеется!)... или кусочком мармелада, если больше ничего нет.

Конечно, Огилви хотел печенья! И не только он: его чернокожие слуги вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть лакомства, которые находились в свертке. Огилви передвинулся так, чтобы заслонить им обзор, и забрал сверток из рук мисс Стоун.
- Моё любимое... - сказал он, развернув бумагу. -Это вы пекли или купили перед отъездом?
Печенье могло храниться годами, поэтому Огилви не мог определить на взгляд, когда оно было сделано: возможно, что мисс Стоун везла его из самой Англии как сувенир и напоминание о родине.
- Очень вкусно, можно еще? - спросил Огилви, умяв сразу две штуки.

Огилви поблагодарил, съел еще две штуки и почувствовал, что на этом надо остановиться.
- Оставим на завтра, - со вздохом сказал он, отодвигая от себя пакет с печеньем. - Я люблю растягивать удовольствие, а вы? Надеюсь, в Келемане отыщется лавка, в которой можно купить что-нибудь такое же вкусное и что долго не портится: да хотя бы ванильных сухарей с изюмом!
Огилви стряхнул крошки от печенья с сюртука в ладонь и высыпал их в рот, чтобы ни одна крупинка добра не пропала даром. Спать ему пока не хотелось, но он понимал, что отдых необходим, а закат уже окрасил бурую воду в багровый цвет и казалось, что баржа плывет по морю крови. Темные мангровые заросли по берегам протоки лишь усугубляли это зловещее впечатление. Матросы зажгли кормовой фонарь и вокруг его стеклянного колпака зароились мошки.
-У вас есть москитная сетка? - спросил Огилви. - Накройтесь ею, не то утром встанете с опухшим лицом.

Огилви еще немного посидел, глядя на темную маслянистую воду и черную стену высоких деревьев, и перебрался на корму, где уже вповалку спали слуги и проводники. При свете кормового фонаря он развернул карту и снова начал разглядывать ее до боли в глазах. Да уж, путь им предстоял немалый... Еще раз оценив груз, который им надо было тащить на себе, Огилви понял, что в Келемане придется нанять носильщиков, иначе они просто не справятся и выбьются из сил в самом начале пути. По-видимому, вдовая сестра Морриса была при деньгах, раз могла позволить себе такие траты. А может быть, напротив, отказывала себе во всем, чтобы сэкономить каждый пенни и потратить его на поиски единственного брата. Он решил, что носильщиков наймет на свои деньги, а мисс Стоун скажет, чтобы она не включала расходы на них в общую ведомость.
С наступлением ночи москиты потеряли всякую совесть и набрасывались на хирурга с такой яростью, как будто были не мелкими насекомыми, а армией Ксеркса, выступившей прости горстки спартанцев. По оценкам Геродота, в ней насчитывалось  было более двух миллионов воинов, по утверждению Симонида - все четыре. Ктесий Книдский же был более скромен в подсчетах и сообщал о восьмистах тысячах. Москитов было точно не менее четырех миллионов, в этом Огилви был уверен. Он хлопал себя по щекам, шее, лбу и другим открытым частям тела, но его попытки сдержать атаку врага, превосходящего его как числом, так и умением, не увенчались успехом. Услышав его приглушенные проклятия, к нему подошел шкипер и протянул открытую баночку с остро пахнущей мазью.
- Намажьтесь,- посоветовал он. - Пахнет не слишком приятно, но отпугивает кровососов.
Огилви схватил баночку, зачерпнул кончиками пальцев темную густую массу и стал торопливо размазывать ее по лицу и шее. И действительно, москиты сразу же отступили. Огилви поблагодарил шкипера и спросил, нет ли у него этого чудодейственного средства на продажу. Оказалось, что есть, и спустя несколько мгновений хирург стал счастливым обладателем глиняного кувшина, доверху наполненного противомоскитной мазью. Огилви сразу же подумал о мисс Стоун: несмотря на ее заверения о том, что у нее есть москитная сетка, она все же оставалась в опасности: крошечные твари обладали способностью проникать даже сквозь самую мелкоячеистую сеть. Пожелав шкиперу спокойной ночи, Огилви вернулся к палатке мисс Стоун, и, просунув голову внутрь, зашептал:
- Элизабет, вы не спите? Я раздобыл средство от москитов, хотите намазаться?

- Прошу прощения... - извинился Огилви, недоумевая, по чему он должен был постучать: ведь в палатке не было двери, а был только примитивный полог. К тому же внутри было так темно, что он не видел даже своей руки, не говоря уже о мисс Стоун, и только чудом не промахнулся, когда вкладывал ей в руку баночку с мазью.
- Пахнет неприятно, но помогает - проверил на себе! - добавил он. - Что ж, извините еще раз и позвольте откланяться. Спокойной ночи!
Откланяться было нелегко, потому что Огилви стоял на коленях, и поэтому ретироваться ему пришлось практически ползком. К сожалению, выползая из палатки, он наткнулся задом на что-то твердое, и, оглянувшись, увидел перед собой две ноги - это был шкипер, с недоумением взиравший на него сверху вниз. Огилви пробормотал что-то нечленораздельное и начал устраиваться на ночь: подстелил сюртук, вместо подушки положил валик в виде свернутой в трубочку карты, и улегся на это подобие походной койки, глядя на луну.

Мистер Огилви не спал и все слышал. Буквально все: и плеск воды за бортом, и крики ночных птиц, и  шелест листвы на деревьях, которыми поросли берега реки, и скрип такелажа, и похрапывание слуг, крепко спавших на корме. Свою постель он устроил в двух шагах от палатки, в которой обосновалась на ночь мисс Стоун - вернее, на расстоянии вытянутой руки от входа в нее, так как хотел быть поблизости, если среди ночи случится что-нибудь непредвиденное и мисс Стоун понадобится его помощь.
- Нет, я не сплю, - ответил он достаточно громко, чтобы мисс Стоун расслышала его слова. - Вам что-нибудь еще принести, Элизабет? Может быть, хотите попить воды?
Каждый раз, когда Огилви называл мисс Стоун ее христианским именем, он поражался, насколько красиво оно звучит. Ему нравилось сочетание букв в этом имени и то, что когда он произносил его, в его сознании сразу же возникал образ королевы Бет, -самой выдающейся правительницы Британии, если не считать ныне живущей Виктории.

Огилви не знал, что ответить на этот вопрос, но решил, что надо поддерживать в мисс Стоун и в самом себе бодрый дух. Начиная любое дело, надо верить в то, что достигнешь цели, а если не верить, то оно обречено на провал. Поэтому, готовясь к каждой операции, он убеждал себя, что она закончится успешно, а больной выздоровеет. Увы, помогало это не всегда: и в его практике пациенты умирали, но он утешал себя тем, что у многих его коллег смертельных случаев было гораздо больше.
- Мы должны найти Джеральда и сделаем всё, чтобы это случилось, - твёрдым голосом ответил он и поднялся, чтобы пойти за водой для мисс Стоун.
Вода хранилась в закрытом чистой тряпицей кувшине, который стоял в закутке, отведенном для приготовления пищи. Матрос, выполнявший обязанности кока, похрапывал рядом, разлегшись прямо на палубе. Поскольку ни стакана, ни кружки под рукой не оказалось, Огилви взял кувшин и вернулся с ним к палатке.
- Вот, попейте, - сказал он, ставя кувшин у полога, занавешивавшего вход. - Надеюсь, вода не успела прогоркнуть.

Прав он был или нет, Огилви и сам не знал, поэтому просто еще раз пожелал мисс Стоун спокойной ночи и улегся спать. Проснулся он на рассвете и сразу же увидел, что они достигли Келимане. Городок  принадлежал португальцам и выглядел, мягко говоря, затрапезно. На фоне полуразвалившихся деревянных хибар, медленно гниющих во жарком и влажном климате, выделялось единственное внушительное строение: белый католический собор. Но и на его оштукатуренных стенах уже поселилась и оставила серо-зеленые пятна вездесущая плесень.
Рядом с Келимане в Замбези впадал ее приток - река Шире, которая вела к горам и озеру Малави и еще не так давно являлась торной тропой для португальских работорговцев. Но экспедиции не нужна была Шире, поскольку они стремились к водопаду Виктория и должны были плыть дальше по Замбези, но предварительно наняв в Келимане носильщиков и еще одну баржу, так как "Сахарный тростник" не смог бы уместить всех.
Огилви поплескал в лицо водой из кувшина, пригладил растрепавшиеся волосы и позвал мисс Стоун:
- Доброе утро, Элизабет! Мы уже в Келимане!