Прошло две недели с той злополучной ночи, когда пути-дорожки Огилви и мисс Стоун разошлись в разные стороны. Хирург маялся, скучал, даже тосковал, и если бы не необходимость каждый день выходить на службу и делать операции, запил бы горькую. Однажды вечером, вернувшись из госпиталя домой, он обнаружил у входа толстый конверт, оставленный почтальоном.
Устроившись у камина с сигарой в руке, хирург распечатал конверт и обнаружил, что письмо написано рукой Джеральда Морса, его старинного друга, с которым он познакомился во время Крымской кампании: капитан Морс был ранен осколком русского ядра,  попал в госпиталь и благодаря Огилви снова поднялся на ноги и через три месяца снова вернулся в строй. После окончания Крымской кампании Морс был награжден крестом Виктории, вышел в отсавку и вернулся в родной Озёрный край, где у него была сестра. Друзья переписывались, но не так часто, как хотелось бы, из-за того, что последние несколько лет Огилви бросало из одной страны в другую.
В этом письме Морс сообщал, что стал участником экспедиции, отправлявшейся в Африку для того, чтобы изучать жизнь племен, и его отсутствие должно было продлиться не менее двух лет. Далее он сообщал следующее:
"Моя сестра Элайза около года назад вышла замуж за мистера Баллантайна, владельца самого старого и популярного паба в Кендале под названием "Золотое руно". Мистер Баллантайн гораздо старше ее летами, вдовец с двумя прелестными детьми, - мальчиком и девочкой, - стал ей хорошим мужем и поначалу в их семье царил мир и покой, а дела паба процветали. Но полгода назад все изменилось таким роковым образом, что не поддается описанию. И все-таки я попробую описать тебе события, произошедшие за это время."
Огилви перевернул листок и продолжил читать письмо, от которого волосы у него встали дыбом. По словам Морса, в пабе "Золотое руно" стали происходить неожиданные и страшные события, в результате которых его сестра стала вдовой после того как на ее мужа упал обломок черепицы. Более того: со слугами и с нею самой постоянно случались какие-то беды: одна служанка обварилась кипятком, другая чуть не воткнула себе в гляз мясницкий нож, хотя потом клялась, что ножом управляла чья-то невидимая рука. Элайза Баллантайн дважды чуть было не выпала из окна третьего этажа и в слезах рассказывала брату, что чувствовала, как ее сильно толкнули в спину. "Золотое руно" из места, где собирались толпы, превратилось в пустующее заведение и приобрело дурную славу. Нервы миссис Баллантайн до того расшатались, что брат был вынужден отправить ее вместе с детьми к дальним родственникам, жившим в соседнем графстве, а паб сдать в аренду другим людям, чтобы обеспечить сестре и детям приличное существование. Однако новые арендаторы отказались от аренды спустя три недели, жалуясь на то, что в пабе происходит "какая-то чертовщина", которая стоила главе семьи сломанной руки, а кухарке - вывихнутой лодыжки. После этого он уже не смог найти других арендаторов в то время как день его отъезда из Англии приближался.
"Один из моих бывших однополчан, ныне живущий в Лондоне, дал мне адрес частного сыщика,  и посоветовал обратиться к нему за помощью. Я уже написал этому джентльмену, присовокупив чек на сумму, которая покроет все дорожные расходы и две недели пребывания в Кендале. Прошу тебя тоже приехать в Кендал и поселиться вместе с детективом в пабе "Золотое руно", чтобы оказать ему посильную помощь в расследовании."
Огилви дочитал письмо и задумался, не замечая, что пепел от сигары падает на ковер. Уехать из Лондона в Озёрный край!  Сменить затхлую обстановку города на свежий воздух полей и красоту озер, равных которым нет во всей Англии! Отвлечься от навязчивых мыслей о мисс Стоун, выздороветь и вернуться в Лондон таким же убежденным холостяком, каким он был до сих пор! В госпитале только что собрали по подписке деньги на ремонт крыши и он закрывался на несколько месяцев, а деньги у хирурга были, и потому он мог позволить себе двухнедельный и даже более долгий отпуск. Огилви швырнул сигару в камин, схватил железнодорожный справочник Брэдшоу и начал лихорадочно его листать, чтобы найти ближайший поезд, отправлявшийся в Озёрный край.

Путь предстоял не близкий, и Огилви, уладив свои дела в госпитале, решил, что ехать надо с комфортом, и купил  в агентстве билет первого класса. Собрав небольшой саквояж, в котором было все, что могло понадобиться энергичному холостяку, и прихватив портплед, он дал последние указания приходящей служанке и отправился на вокзал. Но по-видимому, переживания, связанные с мисс Стоун, сделали его более рассеянным, чем обычно, и он перепутал время отправления поезда и чуть было не опоздал. Кондуктор, неодобрительно покачав головой, распахнул перед ним двери первого попавшегося купе, и Огилви ввалился в него, едва не оставив на перроне весь свой багаж.
Купе было роскошным, - по крайней мере, по меркам хирурга, привыкшего к аскетическому образу жизни, - но не обтянутые бархатом сиденья и ковер под ногами поразили Огилви больше всего, а женская фигурка, сидевшая у окна, занавешенного бархатными же шторами с золотыми кистями.
- Вы! - воскликнул Огилви, роняя на ковер саквояж и плед и глядя на мисс Стоун вытаращенными от изумления глазами.
Наверное, он не удивился бы больше, увидев в купе королеву Викторию.

Первым побуждением Огилви было подхватить свои вещи и с извинениями ретироваться, чтобы занять место в другом купе, но это было невозможно: в вагоне не было коридора, и дверь из купе открывалась прямо наружу, то есть если он и мог ретироваться, то только выпав из поезда. Мисс Стоун, увидев его, сразу же отвернулась к окну, но он упел заметить, как в ее взгляде что-то промелькнуло, - то ли испуг, то ли удивление, но никак не равнодушие, которое она так старалась демонстрировать.
Огилви поставил саквояж и портплед на багажную полку и сел на диван, противоположный тому, на котором сидела мисс Стоун, и теперь их разделял столик.
Мисс Стоун упрямо не желала обращать на него внимание и делала вид, что любуется картинами, проносящимися за окном поезда, хотя откровенно говоря, любоваться было нечем, поскольку за окном стелился густой паровозный дым. Хирург вытащил из кармана пальто газету, которую купил на вокзале и, развернув ее так, что его лицо оказалось полностью скрытым за газетным листом, сделал вид, что углубился в чтение. Это давало мисс Стоун возможность немного расслабиться, ведь он не мог видеть, чем она занималась и лишь легкое шуршание юбок по бархатной обивке дивана подсказывало ему, что она пошевелилась или изменила позу.
Он действительно попытался читать статью, в которой сообщалось о росте опционов, но буквы плясали и расплывались у него перед глазами, и он с испугом заметил, что руки у него дрожат от волнения.

Со стороны мисс Стоун донеслось какое-то шебуршание, и Огилви  опустил газетный лист чуть ниже уровня глаз, чтобы быстро на нее взглянуть. Мисс Стоун не заметила его уловки, потому что в этот самый момент наклонилась, чтобы поднять с ковра оброненную книгу. Название книги хирург не разглядел, так как быстро вернул газету на прежний уровень, чтобы не быть застигнутым с поличным.
Купе снова погрузилось в полную тишину, прерываемую лишь едва слышным шелестом газеты и переворачиваемых страниц книги. Так ничего и не уразумев в статье, посвященной опционам, Огилви начал тяготиться создавшейся ситуацией. До конечного пункта назначения было еще очень долго, и он плохо представлял себе, как можно выдержать эти часы, не перемолвившись с попутчиком ни единым словом.
Впрочем, англичане были на такое способны, но он-то был не англичанином! Кроме того, ему захотелось есть, а в саквояже лежали бутерброды, завернутые в промасленную бумагу, и два больших осенних яблока. Рядом с ними покоилась фляжка с бренди - стратегический запас, который хирург припрятал на вечер.
- Не хотите перекусить, мэм? - спросил Огилви, все еще прикрывая лицо газетой, отчего его голосу звучал глуше, чем обычно. - Я взял в дорогу бутерброды с копченой курицей и ростбифом, с удовольствием с вами поделюсь.

Когда упрямому шотландцу отказывали или возражали, он становился лишь настойчивей. Отложив газету, Огилви раскрыл саквояж и вытащил из него сверток с бутербродами, фляжку с бренди и два яблока со светлой  желто-зеленой кожицей. Купе сразу же наполнилось аппетитными запахами курицы и ростбифа. Стол был застелен скатертью, поэтому Огилви, подумав, подложил под пропитанный маслом кулек газету и лишь потом развернул его.
- Выбирайте, сударыня: курица или ростбиф? - спросил он, отвинчивая крышечку с фляжки. - И обязательно возьмите яблоко: это сорт кальвиль, - вкус у него кисло-сладкий, аромат пряный, а мякоть удивительно нежная.
Хирург сделал глоток из фляжки и с хрустом вгрызся в яблоко, предоставляя мисс Стоун возможность убедиться в том, что плод, который он ей предлагал, сочный и свежий.

Огилви, поднесший к губам фляжку, чтобы сделать новый глоток, в недоумении замер:
- Опасаетесь? Но чего? - воскликнул он. - В этой фляжке - чистейшее французское бренди, которое считается почти лекарством от всех болезней! Вам я не предлагаю, поскольку знаю, как вы относитесь к крепким напиткам ( и совершенно напрасно, между прочим, надо только соблюдать меру). Ешьте, сударыня: следующая остановка, где можно будет что-то купить в станционном буфете, через пять часов!
И он настойчиво пододвинул к мисс Стоун бутерброды.
- Сделайте ваш выбор, потому что я тоже очень проголодался, но не могу приступить к еде, пока не начнете вы. Да и потом здесь душновато и если не съесть бутерброды сейчас, они протухнут до конца поездки. Запах будет не такой приятный, уверяю вас. И не держите на меня обиды за то, что я не поздоровался: я был сражен нашей встречей и потерял дар речи: согласитесь, это просто невероятное совпадение, и уже не первое такого рода!
Огилви не стал добавлять, что его попутчица тоже не произнесла ни слова, увидев его в купе.

Хирург не стал чиниться и взял бутерброд с ростбифом, предположив, что дама больше любит копченую курицу с зелеными листиками салата.
- Слежу за вами? Помилуйте, что за вздор! С какой стати я стал бы вас преследовать? Я еду в Кендал - там у меня образовались кой-какие дела. А вы куда? Если не секрет, конечно.
Огилви стал жевать бутерброд, почти не чувствуя его вкуса. Замечание мисс Стоун о недостойном поведении больно его укололо, но он не стал его комментировать, потому что чувствовал за собой вину и из-за того, что накинулся на нее с поцелуями в подворотне и потому, что случайно дважды спал с нею в одной постели. Но таковы были обстоятельства непреодолимой силы, как любили выражаться юристы, и возмущение мис Стоун, по мнению Огилви, все же было чрезмерным.

Огилви доел бутерброд и взял второй, отвергнутый мисс Стоун, после чего сжевал его так же неторопливо и методично, как и первый, запив еще одним глотком бренди. Второе яблоко он оставил на столе в тайной надежде, что мисс Стоун все-таки проголодается и сможет им закусить. Разговор не клеился, а мисс Стоун даже не пожелала сообщить ему, в какой город едет. Огилви хотел было попросить разбудить его, когда поезд будет подъезжать к Кендалу, но сообразил, что мисс Стоун может выйти на другой станции, раньше него.
Растянувшись на диване, хирург укрылся пледом и закрыл глаза, намереваясь взремнуть. У него с собой была газета и книга, которую он начал читать еще в Лондоне, но он чувствовал, что не сможет сосредоточиться на чтении. Его не оставляла единственная мысль о том, что судьба снова свела его с мисс Стоун лишь затем, чтобы мисс Стоун могла выразить свое презрение к нему. Под эту мысль и стук колес он и заснул.

Огилви не знал, сколько он проспал, но когда открыл глаза, за окном уже начало темнеть. Он хотел вытащить часы и посмотреть, сколько времени, но заметил, что мисс Стоун погружена в чтение какого-то письма. Яблоко по-прежнему лежало на столе нетронутым, - по-видимому, у мисс Стоун были свои собственные припасы, которые она съела, пока он спал.
Письмо, которое читала мисс Стоун, было длинным и состояло из нескольких страниц, густо исписанных с одной стороны. Один из листков, уже прочитанных и отложенных мисс Стоун в сторону, случайно спланировал на ковер, чего она не заметила, но заметил  хирург. Читать чужие письма было неприлично, но Огилви не смог побороть искушения, чтобы определить по почерку, кто писал письмо, - мужчина или женщина. Прищурившись, он стал разглядывать листок, к счастью, упавший на пол исписанной стороной вверх.
Почерк был, несомненно, мужским, и поняв это, Огилви почувствовал укол ревности, хотя и понимал, что не имеет никакого права и оснований ревновать. Но, по крайней мере, ему стало ясно, что за дела в Озерном краю у мисс Стоун: она ехала к мужчине! Возможно, к родственнику или жениху. Бросив на листок еще один взгляд, Огилви вдруг почувствовал легкое беспокойство: почерк показался ему не просто мужским, а знакомым! Но этого попросту не могло быть: его друг, Джеральд Морс, никогда не упоминал в письмах имени Элизабет Стоун, а писал он обычно обо всем, включая своих друзей и даже шапочных знакомых. Уж наверное, он бы сообщил армейскому другу о наличии невесты и о ее имени! К тому же Морс уже должен был отплыть на корабле в далекую Африку, - с чего бы мисс Стоун ехать к нему через всю Англию? И все-таки Огилви был уверен, что письмо написано его другом.
Он покашлял, чтобы отвлечь мисс Стоун от чтения, и задал вопрос в лоб:
- Мисс Стоун, вам известно имя Джеральд Морс?

Слова и поведение показались Огилви подозрительными. Достаточно было просто ответить коротким "нет", - по крайней мере, в подобных обстоятельствах так сделал бы сам Огилви! - но мисс Стоун начала задавать встречные вопросы, как будто подталкивала хирурга к дальнейшим объяснениям.
Он принял сидячее положение и уставился на свою визави строгим взглядом:
- Вот и я спрашиваю: откуда и почему? Сдается мне, что письмо, которое вы только что читали, написано рукой мистера Морса.
Огилви порылся в своем саквояже и выудил из него письмо от Морса, которое протянул мисс Стоун.
- Сличите почерк, а еще лучше - подписи в конце каждого из писем! А потом мы продолжим наш разговор.
Только сейчас он сложил два и два: Морс писал ему, что нанял лондонского детектива, и Огилви решил, что детективом был мужчина, но сейчас он ехал в одном поезде с леди-детективом, в руках у которой было письмо, написанное почерком, как две капли воды похожим на почерк Морса.

- Вот что, мисс Стоун, - сказал Огилви, забирая письмо, - Может быть вам моя помощь и не требуется, но я связан обещанием, данным старому армейскому другу, который попросил меня приехать и оказать помощь детективу, имени которого он мне не сообщил. Я не знал, что детектив - это вы! Впрочем, даже если бы и знал, все равно бы поехал, потому что свято чту священные узы дружбы, закаленной в боях.
Огилви несколько погрешил против истины: его дружба с Джеральдом Морсом завязалась не на полях сражений, а в военном госпитале, но в общем-то это не имело значения. Она могла зародиться и в пабе за кружкой пива, и где угодно еще, - главное, что он чувствовал себя обязанным выполнить просьбу товарища. Могла ли его понять мисс Стоун? Огилви не был в этом уверен, поскольку не верил в существование женской дружбы: откуда было знать мисс Стоун, что для мужчин дружба порой гораздо важнее любви к прелестной даме? Любовь приходит и уходит, а настоящая, крепкая мужская дружба заканчивается только со смертью одного из друзей!
- Джеральд Морс попросил меня остановиться в пабе "Золотое руно", принадлежащему его сестре. Полагаю, что с той же просьбой он обратился и к вам, я прав?

- Что?! - воскликнул Огилви, пораженный тем, как ловко мисс Стоун прикрылась щитом репутации лишь для того, чтобы не сказать ему прямо в лоб, как неприятно ей его общество. - Сударыня! Мы говорим о "Золотом руне", - то есть о пабе, вернее  - инне, который есть не что иное, как постоялый двор, под крышей которого останавливаются и леди, и джентльмены. Если же продолжить вашу мысль, то ваше пребывание в одном купе со мною должно разрушить вашу репутацию до основания!
Огилви был так раздосадован, что схватил фляжку с бренди и сделал глоток, чтобы заглушить сосущую горечь под ложечкой.
- Скажите уж прямо, - хмуро закончил он, когда бренди потекло по пищеводу, согревая его изнутри. - Дело не в вашей репутации, которой ничто не угрожает. Вам неприятен я, вам просто не хочется видеть мое лицо, вот в чем настоящая причина! А что, скажите на милость, делать мне, как защитить свою репутацию, которая будет подорвана, когда люди узнают, что я не выполнил просьбы друга и более того, бросил леди одну в доме, где уже произошло несколько несчастных случаев, один из них - со смертельным исходом? Или, может быть, не один? Что написал вам Джеральд Морс?

Огилви с беспокойством посмотрел на яблоко, которое мисс Стоун крутила в руках с таким видом, как будто была Давидом, собравшимся выстрелить камнем из пращи в Голиафа и убить его наповал. Он снова приложился к фляжке с бренди, чтобы укрепиться духом, и ответил, как и подобало отвечать шотландскому горцу, который вышел на бой с английскими стрелками:
- Хей-хо! Можно подумать, что вы впервые ночуете со мной под одной крышей! Но не об этом речь. Речь о том, что мой друг дал мне совершенно определенные указания: не отходить от детектива ни на шаг ни днем, ни ночью, и я намерен эти указания выполнить. Но я готов пойти на компромисс ради вашего спокойствия: назовемся братом и сестрой, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что нас связывают какие-то иные отношения, кроме родственных. Хотя если честно, все это лишнее, сударыня. Тем более, что на брата и сестру мы мало похожи. Давайте сделаем так: вы останетесь тем, кем являетесь, то есть детективом, приехавшим расследовать дело по поручению мистера Морса, а я назовусь новым арендатором паба "Золотое руно".

Мис Стоун откусила от яблока, и Огилви с облегчением перевел дух: если ей и вздумается бросить в него огрызком, особого ущерба это не причинит.
- Ну... сказаться подругой миссис Баллантайн - неплохая идея, - признал хирург. - Ладно, ваша взяла: не буду навязываться и сниму комнату в другом инне. Но только затем, чтобы там ночевать, а днем уж извините, - буду приходить в "Золотое руно" как посетитель и сидеть с кружкой пива до закрытия. Но почему вы так легкомысленно относитесь к вероятности присутствия потусторонних сил? Ведь из того, что сообщил нам Джеральд Морс, следует, что без них там дело не обошлось. И кому, как не нам с вами в это верить: ведь мы уже не раз убеждались на своем опыте, что таковые силы существуют.
В купе становилось все более душно и жарко и Огилви мечтал снять с себя хотя бы сюртук и остаться в рубахе, но присутствие леди не позволяло ему раздеться. А каково было мисс Стоун в ее жестком корсете, он и представить себе не мог.