Только присутствие третьего лица удержало Генри от того, чтобы остановить лошадей и обнять Элис. Как она могла подумать, что он сердится? Видимо, неправильно истолковала улыбку, скользнувшую по его губам.
- Любовь моя,  - тихо сказал он, чтобы не услышала вдова, сидевшая сзади, хотя и не был уверен что она понимает по-английски.- Я говорил совершенно серьезно: своим появлением и вовремя сказанными словами вы спасли жизнь не только этой несчастной женщине, но и мне. Нельзя недооценивать силу суеверий и религиозных предрассудков, а я именно это и сделал, вмешавшись в ритуал, которые местные жители почитают священным. А теперь давайте решим, куда мы отвезем спасенную: к себе домой или в резиденцию генерал-губернатора? По правде сказать, я бы предпочел второе, потому что жрец настроен воинственно и может подать жалобу на мои действия, наплев небылиц. Лучше опередить его, поставив власти в известность о происходящем. Или вы хотите взять ее в услужение?

Генри согласился, что лишние руки не помешают, если женщина согласится поступить к ним на службу. Впрочем, он подозревал, что в сложившихся обстоятельствах другого выбора у нее не было. Обернувшись к ней, Генри заговорил на ее родном языке и объяснил, что они собираются делать. Вдова затрясла головой, соглашаясь с каждым его словом. Как оказалось, муж был старше нее на тридцать лет, - это был его второй брак, потому что первая жена умерла, - а общих детей у них не было и женаты они были всего полгода.
К генерал-губернатору они, конечно, не попали, но переговорили с одним из его секретарей, рассказав, как обстояли дела.
- Вы поступили правильно, - сказал секретарь, - И я составлю докладную записку генерал-губернатору, в которой отражу все, рассказанное вами.
После этого лейтенант с женой и спасенной ими женщиной вернулись домой и Генри созвал всех слуг, чтобы представить им новую служанку. Перепоручив ее заботам  Ханны, он отвел в сторону Перкинса и, рассказав ему в деталях, что произошло, строго наказал денщику следить за тем, чтобы женщину не обижали другие слуги-индусы.
- Будьте спокойны, сэр, - отвечал Перкинс. - С ее головы и волосок не упадет без моего позволения, а я этого, разумеется, не позволю. Я их всех вот где держу, - и денщик показал лейтенанту крепко сжатый кулак. - Да и Ханна моя  - женщина добрая и справедливая: с ней, конечно, не забалуешь, но твориться произволу она не даст. И еще, сэр: покупатель приходил, отдал деньги, забрал лошадей.
Успокоенный, Генри вернулся к Элис и , сообщив ей о том. что бенаресские лошади уже проданы, предложил накрыть тиффин на веранде

После тиффина лейтенант решил отвести час на подготовку к экзаменам, тем более, что день вошел в полную силу и гулять под палящим солнцем было бы опрометчиво.
- Вы не против, если я немного позанимаюсь математикой? - спросил он жену. - А вы, если хотите, можете посидеть со мной, рисуя акварели, или написать несколько писем. А вечером мы можем съездить к лейтенанту Томасу, чтобы проведать его и убедиться, что все в порядке. Я очень обеспокоен тем,что он до сих пор не ответил на мою записку, которую я оставил ему вчера, когда заезжал к нему по дороге в охотничий клуб. К тому же я должен рассказать ему о том, что скоро освободится капитанское звание, на которое он может претендовать так же, как и я. Мы можем остаться здесь, на веранде: я попрошу Перкинса принести мне мои учебники и тетради, а вам - принадлежности для рисования и письма или корзинку с рукоделием.

Генри устроился за тем же столом, что и Элис, раскрыл учебник и тетрадь, принесенные Перкинсом, и начал с первой попавшейся задачи.
- Турецкий ковёр размером 11 футов 6 дюймов на 9 футов 8 дюймов положен на пол комнаты размером 14 футов на 12 футов 6 дюймов, - прочитал он вслух, не заметив, что Элис уже погрузилась в свой дневник и успела написать несколько строчек. - Вычислите, сколько коврового покрытия ещё необходимо для того, чтобы полностью покрыть эту площадь, а также её стоимость при цене 6 шиллингов за квадратный ярд.
Задачка была простая*, единственным неудобством была необходимость переводить футы в дюймы, но лейтенант, поскрипев пером и выполнив умножение в столбик, лихо с ней справился, после чего приступил к вычислению площади ковра и пола комнаты. Одновременно он задался вопросом, какова была площадь ковров и ковриков, которые они с Элис купили, возвращаясь из Аллахабада в Калькутту, поскольку они еще не успели разобрать все свои покупки. Отчего-то эта мысль не давала лейтенанту покоя и отвлекала от решения задачи.
- Как вы думаете, душа моя, - спросил он, аккуратно написав ответ в тетради для упражнений. - Тот ковер, что мы купили первым, поместится в нашей спальне?

*Эта задачка взята из экзаменационных заданий по математике Кембриджа, 1845 год.

Генри ненадолго задумался, но потом согласно кивнул:
- Если вас не затруднит, прикажите. Мне не терпится убедиться в том, что ковер подойдет  по размеру. Мне почему-то хотелось видеть его именно в спальне.
Ковер был и вправду красив, а его длинный ворс был настолько мягок, что Генри предвкушал, как Элис будет ступать по нему, утопая по щиколотки, на которых позванивают золотые браслеты. Эта картина снова отвлекла его от уравнений и задач, но он взял себя в руки и склонился над тетрадью, переписывая в нее условие очередной задачи, в которой надо было узнать, с какой скоростью будет лететь ядро калибром 4,8 дюйма, выпущенное из 12-фунтовой пушки. Расправившись с этой задачей, он стал вычислять расстояние, которое может одолеть за день кавалерийская лошадь с всадником, а затем перешел к трехчленам, о которых не так давно рассказывал Элис. Алгебра давалась ему легко и за четверть часа он успел решить дюжину уравнений.
Время от времени он поглядывал на жену, склонившую свою светловолосую головку над страницами дневника, и любовался тем, как быстро летает по бумаге ее перо и как она, задумавшись, покусывает его своими белыми зубками.
- Вы пишете о событиях сегодняшнего дня? - не выдержав, спросил он, испытывая непреодолимое желание хотя бы одним глазом заглянуть в дневник и прочитать, что там написано.

Генри отложил перо, пораженный словами жены. Он прекрасно понимал, что не проявил ни капли отваги. Конечно, он рисковал, и сильно, выступая против многовекового уклада и укоренившихся суеверий, но настоящая отвага в его представлении была все-таки чем-то иным, - лететь на коне в атаку с саблей наголо и не чувствуя страха, рубиться в гуще сражения, спасти товарища от верной гибели, как это сделал Джеймс Томас, когда они возвращались из Камышовой бухты. Ему было удивительно, что Элис так высоко ценит его необдуманный поступок и считает его героем, но при этом сердце его забилось сильнее, потому что, как и любой мужчина, он хотел выглядеть героем в глазах любимой женщины.
Генри встал со стула и подошел к жене, склонился над ней и поцеловал в светлую макушку, стараясь не смотреть на страницы дневника, густо исписанные ее красивым, почти каллиграфическим почерком.
- Настоящую отвагу проявили вы, душа моя, - сказал он. - Вы действовали умно и находчиво, не поддавшись страху. И я благодарен вам за то, что вы не послушались моего приказа и вернулись. Не будь вас, неизвестно, чем все могло бы закончиться. Может быть, сделаем небольшой перерыв и поднимемся наверх, чтобы взглянуть на ковер? Слуги уже должны были расстелить его в спальне.

Элис вспорхнула по лестнице, как птичка, и лейтенанту пришлось перепрыгивать через две ступеньки, чтобы догнать ее. Заглянув в спальню через  ее плечо, он увидел, что слуги расстелили на полу новый ковер. В Мирзапуре они с Элис выбрали и купили два больших парных исфаханских ковра, которые продавец с поэтичностью, присущей восточным народам, назвал "мужем и женой". Сейчас Генри видел перед собой "женский" ковер, из чего сделал вывод, что "мужской", с узором из цветков акации, постелен в его кабинете. Спальня, и до того бывшая красивой и уютной, преобразилась и стала еще напоминать личные покои какого-нибудь раджи. Изысканный и замысловатый узор ковра и его насыщенный цвет гармонировали с окружающим интерьером, тщательно продуманным Элис: покрывалом на широкой супружеской кровати, расшитыми восточными подушками и восточными светильниками и украшениями, расставленными по комнате. 
Ковер так и манил прилечь на него, что Генри и сделал, как только вслед за женой вошел в комнату.
Улегшись на ковер, он раскинул руки и ноги в стороны, как морская звезда, чувствуя, как мягкий ворс ласково щекочет ему шею, и понял, что с математикой на сегодня покончено.
- Опробуйте покупку, мем-сахиб, и клянусь, вы получите ни с чем не сравнимое удовольствие,  - вкрадчивым и елейный тоном, с акцентом, присущим жителям Северо-Западных провинций, протянул Генри, похлопывая ладонью по ковру рядом с собой. - Верьте мне: сейчас моими устами говорит сам Кама!

*Покупка ковров описана в эпизоде Колесо Сансары

- Глядя на вас, сударыня, я забываю обо всем, - сказал Генри, приподнимаясь на локтях и  привлекая Элис к себе для поцелуя. После этого на некоторое время в комнате воцарилось молчание.  Но пышные юбки Элис мешали лейтенанту и он попытался принять более удобную позу: сел и усадил жену к себе на колени боком к себе, как усаживают в дамское седло наездницу. Краем глаза он заметил что-то пёстрое там, где между стеной и краем ковра был узкий зазор,  и решил, что служанка обронила одну из лент, которыми Элис иногда подвязывала волосы. Он успел заметить, что лента была желтая с коричневыми крапинками, а Элис очень любила желтый цвет наряду с голубым. Раньше он у нее такой никогда не видел, но сейчас ему было не до того, чтобы спрашивать Элис, ее ли это лента, тем более - поднимать ее с пола. Лейтенант уже собирался вернуться к тому приятнейшему занятию, которое сам и прервал, но вдруг лента пошевелилась, и, извиваясь, поползла в дальний угол комнаты, где стоял большой платяной шкаф. Страшная догадка вспыхнула в мозгу лейтенанта и он почувствовал прилив крови к голове и жар, охвативший его тело, как бывало в самом начале кавалерийской атаки, когда опасность существует лишь в голове, но человек уже знает, что возможно очень скоро будет убит. Впрочем, это уже была не догадка, а уверенность. Самая смертоносная змея Индии - болотная гадюка, - находилась от них на расстоянии двух ярдов.
Эта страшная мысль отразилась на его лице, потому что Элис посмотрела на него с тревогой и недоумением*, вероятно, спрашивая себя, что заставило ее мужа в самый разгар любовных ласк так перемениться в лице.
- Элис, - одними губами прошептал Генри, - Замрите, не шевелитесь, я так хочу!
Он добавил последние три слова лишь затем, чтобы предотвратить малейшее движение жены, вызванное растерянностью или удивлением, что неминуемо привело бы к трагедии. Пусть сейчас она думает, что хочет: что он стал жертвой временного помрачения рассудка или решил проявить свои тиранические замашки, или что ему пришло в голову применить на практике премудрости, почерпнутые из трактата об искусстве любви, который подарил ему лорд Арлингтон, - все , что угодно, лишь бы не шевелилась.
Генри знал, что змеи - абсолютно глухие существа и реагируют только на вибрации почвы, и все же шептал, боясь громкими звуками потревожить воздух в комнате и вызвать его колебания.

*Да?)

В коридоре послышались шаги, - кто-то шел по направлению к двери спальни, - и Генри взмолился про себя, чтобы это был Перкинс. Сейчас ему было не до приличий: денщик, конечно, удивился бы, увидев его лежащим на ковре, а Элис - сидящей сверху, но по сравнению с опасностью быть искусанным ядовитой змеей все это были мелочи. Выражение лица Элис его встревожило, но он успокоил себя тем, что она все поймет и простит его за то, как он себя повел. Шаги приближались и наконец раздался тихий стук в дверь. Перкинс никогда  не стучал так робко и Генри поморщился: не хватало еще, чтобы в комнату вошла служанка и начала кричать, увидев змею. Стук повторился, но Генри ничего не ответил, потому что боялся, что Элис тут же вскочит на ноги, чтобы не быть застигнутой врасплох. Он лишь крепче сжал руки вокруг ее талии и повторил шепотом:
- Не двигайтесь!
Тот, кто стоял за дверью, ушел, потому что звук шагов начал удаляться и вскоре затих. Генри размышлял, что можно предпринять в таких обстоятельствах, как вдруг его взгляд упал на стол и он не поверил своим глазам, когда увидел там револьвер. Как и почему он оставил заряженное оружие на столе спальни, лейтенант не помнил, но факт оставался фактом: длинный ствол тускло отсвечивал металлическим блеском, отражаясь в зеркале трюмо. Но дотянуться до него он не смог бы при всем старании, тогда как Элис - могла, но для этого ей надо было развернуться вполоборота и протянуть руку.
- Ангел мой, послушайте меня, - прошептал лейтенант. - Только умоляю: не делайте резких движений! Мне надо, чтобы вы осторожно повернулись и взяли со стола револьвер, а потом отдали его мне.
Лейтенант все никак не мог заставить себя произнести слово "змея": ему казалось, что это напугает жену больше, чем его странная просьба, высказанная при еще более странных обстоятельствах.

Когда послышался звук приближающихся шагов - о, спасительный звук!, а после и стук в дверь, Элис захотелось вскочить и крикнуть: "войдите!". Это прервало бы ужасный миг, в котором она очутилась. Но - нет.
Она сидела, словно окаменевшее дерево, а Генри командовал.
Сошел он с ума? Тронулся рассудком от чрезмерного напряжения во время занятий! Может быть солнце напекло ему голову? Или это другая его сторона личности, та, которую Элис до сих пор и не видела, которая пряталась глубоко внутри, но теперь вынырнула наружу?.. ведь Генри, такой молодой, красивый, умный до нее ни разу не был женат - отчего?
Мысли, тяжелый и неповоротливые, все же мелькали в ее голове стремительно, урывками. Сердце билось через раз.
А потом вдруг - отпустило. Нет, ледяной кошмар остался, но Элис вдруг поняла, что это не как раньше, когда она боялась за свою жизнь; единственное чего она боялась теперь, от чего сжималось все внутри, а на ресницах сверкали слезы - страх за Генри. Что это с ним что-то случится. Что он станет кем-то другим.
Револьвер?.. зачем ему револьвер?..
Женщина, все такая же послушная и безмолвная и все так же опасающаяся смотреть в глаза супругу, медленно повернулась и подняла руку. Сжала рукоять револьвера, невесть зачем оставленного здесь лейтенантом, вновь начала поворачиваться, уже обратно.
Как раз в этот момент дверь резко, без предупреждения распахнулась. Кричал Перкинс.. нет, не кричал, а заставлял дрожать стены. А Элис, сидевшая вполоборота, заметила некое движение около шкафа.
В голове сама собой сложилась картинка и женщина вскинула руку, прицеливать и стреляя. Вот только выстрела не последовало.

Глупо было считать, что она на что-то способна. Даже если бы оружие выстрелило, то она бы наверняка не попала.
Элис отвернулась, не желая смотреть на змею: вид этих рептилий не внушал ей жуткого ужаса, как было положено, но все же был неприятен, тем более в доме. К счастью, мужчины были способны решить любую проблему в короткий срок – и сделали это.
Женщина только вздрогнула, когда в Генри выругался – воспоминания, всколыхнувшиеся у нее в душе, были еще свежи и неприятны, и в этих воспоминаниях с уст лейтенанта тоже сыпалась брань.
Но тот Генри был в далеком прошлом. С старом, уставшем Стамбуле, а здесь, вокруг, была жаркая, неистовая Индия.
Но зачем тогда у нее по щеке катится слеза и дрожат пальцы?
- Да, да, я понимаю… мне.. мне только надо.. отдохнуть, - пробормотала она, чувствуя себя как-то апатично, безвольно и растеряно моргая. – Я тоже испугалась.. за вас. Эта.. эта змея.. как она могла очутиться на втором этаже!