В голове у хирурга шумело, и хорошо, что мисс Стоун помогла ему подняться, сам бы он с этим вряд ли справился. Впрочем, пощупав затылок, он не обнаружил крови, да и в глазах не двоилось, что было хорошим знаком. Удар бутылкой, нанесенный дрожащей рукой пьяницы, оказался скользящим, в противном случае хирург бы чувствовал себя иначе. И все-таки ноги у него  подкашивались и выходить в таком состоянии на улицу он не мог.
- Помогите мне сесть в кресло, мистер Стоун, - просипел Огилви, наваливаясь на плечо своего спутника. - Мне надо отсидеться и выпить стакан воды.
Вернее, ему надо было бы отлежаться, но лечь здесь было некуда, разве что снова на грязный пол, усеянный собачьей шерстью и покрытый пылью годичной давности.
- Что же вы так гостей встречаете, матушка Рассел? - поинтересовался Огилви, усаживаясь в кресло, в котором недавно храпела хозяйка дома. - Мы не воры: как вам такое в голову могло прийти? Я - хирург, мой друг - гм... тоже врач общего профиля. Нас направила к вам дочка мистера Кадхилла, вашего, так сказать, коллеги, поскольку мы ищем собаку той породы, которой у него нет.
- Вот стервь, - мамаша Рассел сплюнула на пол, сделав его еще грязнее, что, впрочем, было трудно. - Все они такие, эти скромницы: ходит, глазки потупив, считает, что  чище других. Я как ее папашу увижу, все ему выскажу. Пороть эту девку надо, чтоб язык не распускала.
Миссис Рассел отбросила пустую бутылку, которая глухо звякнула, ударившись о доски пола, и шагнула к буфету. Распахнув створки дверцы, пошарила на полупустых полках в поисках бутылки, и, не найдя ее, с досадой их захлопнула. Огилви, несмотря на туман в голове, понял, как нужно действовать дальше, чтобы переговоры увенчались удачей.
- Не сочтите за навязчивость, мэм, но я чувствую себя виноватым, а кроме того, занял ваше кресло. Позвольте угостить вас стаканчиком джина в качестве компенсации? Мистер Стоун, вас не затруднит перейти через дорогу и купить две бутылочки джина в пабе напротив? Я тоже не против промочить горло после такой встряски.
Свинячьи глазки мамаши Рассел расширились от удивления, а потом  алчно блеснули.
- Сидите, сидите, сэр, - с гораздо большим гостеприимством в голосе сказала она. - И извиняйте, что я на вас так накинулась: но откуда мне было знать, кто вы и зачем явились? Я женщина одинокая,  а вокруг - одни волки позорные, так и норовят последнюю рубашку с тела снять или еще чего похуже.
За этими словами последовал тяжелый вздох, который дал Огилви основание заподозрить, что миссис Рассел скорее  надеялась на "кое-что похуже", но оно все никак не случалось.
- Вы лучше три бутылки купите, сэр, - сказала Рассел, обращаясь к "мистеру Стоуну" - Жажда томит, сил моих нету. Скажите Эдди, что за стойкой стоит, что вы от меня: он вам скидку сделает.

Мамаша Рассел проводила молодого джентльмена взглядом, который, по меткому выражению одного из старых приятелей Огилви, просветил его насквозь, от ткани сюртука до кошелька, и тяжело сглотнула.
- Симпатяшка ваш друг, мистер....
- Огилви - подсказал хирург, страстно желая приложить к ноющему затылку холодный компресс. Он даже подумал, не попросить ли об этом хозяйку дома, но все тряпки, которые до сих пор попадались ему на глаза, были такими сальными и грязными, что он расстался с этой мыслью. Поудобнее устроившись в кресле и осторожно приложив затылок к подголовнику, он спросил:
- И давно вы занимаетесь разведением собак, мэм? Наверное, выгодное дельце, продавать мопсов?
Миссис Рассел хмуро на него взглянула:
- Да не такое уж и выгодное. Им на прокорм уходит больше, чем я выручаю за продажу.
- А вы только мопсов разводите? - не отступался Огилви. - Мы с мистером Стоуном ищем мальтийскую болонку и увидели на лестничной площадке очаровательную представительницу этой породы, точь-в-точь такую, какая нам и нужна для подарка одной молодой леди.
- А, эта...
Рассел небрежно махнула рукой в сторону лестницы.
- Не, это не моя, потому продать не могу. Ее вчера принес какой-то мужик, попросил подержать несколько дней, оставил бутылку джина в задаток, обещал два фунта через неделю заплатить. Ежели к субботе не явится, я ее продам. Приходите в субботу.
Такой вариант Огилви совершенно не устраивал, но и сообщать миссис Рассел о том, что собака краденая, он тоже не хотел, как и расставаться с кровными деньгами, покупая чужую болонку.
- А что за мужик? - как бы между прочим спросил он.
- Да откуда мне знать, - свирепо рыкнула собачница. - Ходют тут всякие... не разберешь: ни имени, ни звания свово не называют, да мне и не к чему. Но точно не джентльмен. Сюртук старый, бутылочного цвета, на рукаве прореха. Цилиндр лоснится весь, небось у старьевщика за бесценок выкупил или снял с кого. Башмаки каши просят. И рожа страшная, не приведи Господь: меж передними зубами щербина, нос набок и шрам через всю щеку.
Ее явно томила жажда: Огилви уже видел первые признаки тяжелого похмелья: на лбу выступили бисеринки пота, руки дрожали, глаза запали и светились нездоровым блеском запойного пьяницы.
- В субботу будет слишком поздно, - сказал он. - У леди, для которой предназначен подарок, день рождения завтра. Может быть, вы уступите нам с мистером Стоуном эту собачку за пять фунтов? А потом два из них отдадите ее прежнему владельцу.
Огилви вспомнил объявления от владельцев пропавших собак и задумался о том, сможет ли мисс Стоун получить в качестве вознаграждения от леди Кардиган хотя бы половину этой суммы.

"Мистер" Стоун вернулся с богатым уловом: три бутылки, в которых плескалась мутная ядовитая жидкость, были прижаты к его груди. То есть к ее груди, и таким образом, что пристальный взгляд мог заподозрить неладное. По мнению Огилви, грудь мисс Стоун была не настолько велика, чтобы ее невозможно было замаскировать, скрыв под мужским одеянием, - в противном случае он бы не предложил ей переодеться мужчиной,  - но тем не менее в данный момент она явно превышала размеры мужской, и две приятные глазу выпуклости обрисовались под плотной тканью. Хирург метнул быстрый взгляд  в сторону мамаши Рассел: не заметила ли она этой трансформации? Но глаза пьянчужки были прикованы к бутылкам. Судорожно сглотнув, она утиной походкой направилась к гонцу, принесшему для нее добрые вести, и выхватила у него из рук все три бутылки.
Выдернув из одной из них пробку зубами, она жадно присосалась к горлышку и не отпускала его, пока бутылка не опустела на треть. Огилви смотрел на этот акт саморазрушения даже с некоторым уважением: мамаша Рассел пила джин, как обычную воду.
- Что ж, мистер Стоун, - откашлявшись, произнес он. -  Интересующая нас болонка находится здесь, но не принадлежит миссис Рассел: ее отдал на передержку какой-то безымянный господин, который предположительно вернется за ней в субботу. Но я уже сказал миссис Рассел, что мы не можем ждать до субботы, поскольку день рождения леди Кларик завтра!
Сообщив своей напарнице все нужные сведения, хирург обмяк в кресле, потому что почувствовал внезапный приступ головокружения.

Хирург моментально пришел в себя. Конечно, он сам сказал, что не прочь промочить горло, но не этой же ядовитой пакостью, которая могла свалить с ног даже слона и выжечь все внутренности! Воспользовавшись тем, что мисс Стоун обернулась к хозяйке дома, он наклонился и поставил стакан с джином за кресло. Если он и выпьет сегодня, то не джина, а отличного односолодового виски, которого у него дома еще осталось на пару порций.
Мамаша Рассел с сожалением оторвалась от бутылки и утерла мокрые губы рукавом.
- Я слово дала, сэр, - важно ответила она. - А слово - не воробей, вылетит - не поймаешь. Здесь честные люди живут: раз обещала посторожить шавку, значит, слово свое сдержу. Она покосилась на бутылку, которую успела опустошить на треть и видимо, ей в голову пришла другая мысль:
- Ладно, ваша взяла. Тот оборванец может сегодня в луже утопнет, а я женщина одинокая, мне денежки нужны. Давайте фунт задатка - и приходите завтра после полудня. Ежели тот не явится, отдатите мне остальное и забирайте шавку ко всем чертям.
Огилви послушно полез за кошельком и вынул оттуда фунт.
- Возьмите, мэм, и спасибо вам за понимание.

- Пять фунтов, один уже отдал, осталось четыре, - честно ответил хирург, удивленно поглядев на мисс Стоун. - А как вы хотели, даром? Тогда пришлось бы звать полицию и объяснять полицейским, что собака украдена у леди Кардиган. Это ж целая история! Во-первых, сама леди ни о чем вас не просила, во-вторых, это на самом деле может оказаться не ее болонка, вы это принимаете во внимание? В-третьих, сильные мира сего терпеть не могут связываться с полицией, в-четвертых, набегут газетчики, что тоже не прибавит вам популярности в глазах леди Кардиган. Нет, сударыня, такие дела надо делать осторожно. Но кто вам сказал, что я собираюсь отдавать этой карге кровные четыре фунта? Сегодня ночью я попробую выкрасть собаку!
И хирург, весьма довольный собой, распрямил плечи и направился к "Якорю", рядом с которым стоял дом Донована. Но потом что-то сообразил и остановился.
- К Доновану нам идти пока незачем. Если собака та, которую мы ищем, дело в шляпе. Но об этом мы узнаем завтра, когда вы предъявите ее вашей клиентке. Сейчас нам надо раздобыть корзинку с крышкой, чтобы было в чем донести собаку, когда я ее вынесу из дома Рассел.

Она потеряет время! Огилви свирепо посмотрел на мисс Стоун, хотя может быть ему только казалось, что свирепо, потому что чувствовал он себя после удара по затылку слабым и беспомощным, как младенец. Но тем не менее нашел в себе силы возмутиться таким нелепым заявлением. А он не терял свое время, помогая ей искать собаку на совершенно добровольных началах?
- Что ж, воля ваша, детектив - вы, а не я, и вам лучше знать, как действовать в подобных обстоятельствах, - ответил он и поморщился, снова ощутив ноющую боль в затылке.
Черт возьми, еще и пострадал ни за грош, а ей хоть бы хны! Пусть идет к Доновану, пусть! А он возьмет кэб и поедет домой, чтобы лечь в постель, предварительно выпив виски.  Из "Якоря" вывалились на мостовую два забулдыги, поддерживая друг друга, хотя на самом деле эта поддержка была лишь видимостью: они больше мешали друг другу, чем помогали.
- Ох, и плохо мне, Том, - простонал один. - Кажись, сейчас блевану.
Его кадык дернулся, и забулдыга согнулся пополам, извергнув из себя все съеденное и выпитое в пабе. Огилви схватил "мистера Стоуна" за руку и оттащил в сторону, подальше от отвратительной лужи, растекавшейся по тротуару.
- Вы же видите, что здесь за район, -прошипел он. - Один ваш сюртук стоит два фунта, да цилиндр шиллингов десять, не меньше.  Ладно, ступайте, я вас здесь обожду: мне позарез нужен свежий воздух.
Окружающий воздух трудно было назвать свежим, но хирург подозревал, что в доме мистера Донована воздух еще хуже.

Огилви прислонился спиной к сырой стене, ожидая продолжения. Ему не хотелось бросать мисс Стоун одну в этом подозрительном, кишащем оборванцами и забулдыгами месте. Все-таки это он ее сюда привел и теперь чувствовал ответственность за ее безопасность.
- Эй, дядя, табачку не найдется?
Перед хирургом стоял мальчишка лет девяти: босой, но в цилиндре. Выглядел он так нелепо, что Огилви чуть не засмеялся. Мальчишка, видимо, заметил усмешку, промелькнувшую на его лице, и набычился, поправив засаленный и порыжевший цилиндр, съезжавший ему на грязный лоб:
- Чё смешного? Я спросил,  табачку не найдется?
-  Трубка у тебя еще не выросла, чтобы курить, - в тон ему ответил хирург. - Где такую шляпу взял? Небось, у папаши стибрил? А что будет, когда он узнает?
Мальчишка презрительно сплюнул на землю:
- Нету у меня никакого папаши, а где я шапку взял, - не твово ума дело.
Потрясенный такой наглостью, Огилви на мгновение потерял дар речи. Ему захотелось схватить малолетнего наглеца,  сорвать с него нелепый головной убор и надрать ему уши. Но он сообразил, что можно поступить по-другому, с большей пользой.
- Табака у меня нет, я не курю, - сказал он. - Но я могу дать тебе шестипенсовик, чтобы ты купил себе унцию отличного табака или даже сигару!
В глазах малолетнего курильщика промелькнула искорка интереса, тут же сменившаяся подозрением.
- Эй, я такими делами не занимаюсь, усёк? А будешь дальше приставать, я дяде Маку скажу, и он тебе быстро кочерыжку отчекрыжит.
Огилви с недоумением уставился на мальчишку, не  понимая, что тот имел в виду, но постепенно до него дошел смысл его слов, и он густо побагровел от ярости и стыда. Желание задать наглецу хорошую трепку стало нестерпимым, но он вдруг понял, что мальчишка просто высказал подозрение, которое проистекало из опыта, полученного в трущобах, и взял себя в руки.
- Я не из таких, - сдержанно сказал он, удивляясь, что вынужден оправдываться. - Мне просто нужна от тебя информация.
- А это ещё чё такое? - спросил мальчишка. - Нету у меня никакой формации, дядя.
- Я ищу одного джентльмена, - терпеливо продолжил Огилви. - Он высокий, тощий, в сюртуке бутылочного цвета с прорехой на рукаве. На лице шрам через всю щеку. Не знаешь такого?
Мальчишка нахмурил брови и сунул грязный палец нос, как будто хотел выковырять из его глубин необходимые крохи информации.
- Да это ж Доходяга Дик! - воскликнул он. - Хахаль косоглазой Молли! У него всего один сюртук, зеленый, как речная тина, и весь в прорехах. Только про джентльмена ты загнул, дядя: какой он джентльмен!
Огилви почувствовал, что лед тронулся, и, чтобы подбодрить информатора, вытащил шестипенсовик и начал крутить его в пальцах. Мальчишка заметил этот маневр и на мгновение приоткрыл рот.
- Ну давай, продолжай, - сказал Огилви. - Где живет эта Молли?
- Да там,  в переулке, - мальчишка махнул рукой в направлении кожевенной фабрики. - Она раньше на фабрике работала, а сейчас на улицу вышла, ну ты понял, дядя, небось не дурак. А Дик, он ей так... приходящий хахаль. То придет, то уйдет, и поминай, как звали.
Огилви протянул ему шестипенсовик:
- Спасибо, ты мне очень помог.
Он еще раз смерил мальчишку взглядом и подумал, что мисс Стоун неплохо бы обзавестись подобным помощником.

Отпустив мальчишку, Огилви дожался, пока вернется мисс Стоун и, поглядев на ее лицо, понял, что вернулась она не солоно хлебавши. Впрочем, в сыщицком деле отсутствие результата тоже являлось результатом. Огилви часто имел дело с полицейскими и детективами из Скотланд-Ярда и часто слышал от них, что только одна из дюжины нитей наводила на след преступника.
- Я кое-что узнал, - сообщил хирург, отлепляясь от стены, которая все это время была опорой его усталому телу. - Человека, который принес болонку мамаше Рассел, зовут Доходяга Дик, и он время от времени появляется у Косоглазой Молли, которая зарабатывает на жизнь проституцией. Предположу, что он ее сутенер, но это не точно. Прогуляемся к Молли в соседний переулок или не будем тратить время зря? Я все-таки уверен, что болонка та самая и ее надо попросту забрать, и вернуть настоящей владелице.Вывалив все сведения, Огилви подумал о том, насколько проще иметь дело с леди-детективом, особенно когда она одета по-мужски. Разве посмел бы он в разговоре с дамой в кринолине употребить такие слова, как "проституция" и "сутенер"? К Молли ему идти не очень хотелось, он уже твердо решил, что ночью вернется сюда и попытается выманить собаку из дома, а если не получится, то заберется в дом и просто ее заберет, воспользовавшись тем, что хозяйка дома дрыхнет без задних ног в пьяном угаре. В том, что мамаша Рассел успеет опустошить все три бутылки до его прихода, он не сомневался. Может, и входную дверь запереть забудет, - с нее станется!

- Надеюсь, что сотрясения у меня нет, - сказал хирург, но голос его звучал как-то неуверенно. - Что ж, давайте вернемся, сделали мы сегодня немало.
Найти кэб в этом районе было трудно, практически невозможно: люди здесь жили бедные и не имели привычки (да и денег!) разъезжать на кэбах. Впрочем, от Бермондси до дома хирурга, находившегося по другую сторону моста, было ближе, чем до дома Кадхилла, от которого они сюда пришли, и хирург надеялся, что небольшая прогулка на свежем воздухе пойдет ему на пользу.
- Вы не забыли, что вам нужно сначала зайти ко мне, чтобы переодеться в женское платье? - на всякий случай уточнил он, немного смущенный пристальным взглядом мисс Стоун, которая смотрела на него так, как будто подозревала в чем-то. - А что это вы на меня так смотрите? Я немного устал, только и всего, и мне надо немного отдохнуть перед ночной вылазкой.
Хирург посмотрел на дом мамаши Рассел, оценивая возможность забраться в него ночью, и заметил  приоткрытое окно на втором этаже. Удача сама шла к нему в руки!

Огилви не стал спорить, но как только они перешли мост и поймали кэб, вернулся к этому разговору.
- Как вы собираетесь вернуть собаку, если не хотите, чтобы я ее выкрал? - спросил он, когда коляска покатила по мостовой и их никто не мог подслушать. - Если вы думаете, что меня смущает вопрос законности этого действа, то вы ошибаетесь. Собака была украдена, поэтому я не вижу ничего противозаконного в том, чтобы вернуть ее настоящей владелице, наказав преступников тем же манером. И тем более я не вижу смысла выкупать похищенное, - фактически, этим самым мы их наградим, а не накажем, и они и дальше будут воровать или утаивать награбленное, как это делает мамаша Рассел. Кстати, я заметил, что одно из окон второго этаха не закрыто, и в него будет легко проникнуть даже если хозяйка дома запрет входную дверь. Единственное, что мне понадобится - это приставная лестница, но она наверняка найдется во дворе.
Огилви вспомнил мальчишку, с которым разговаривал у "Якоря" и подумал о том, что такой щуплый мальчуган мог бы легко проникнуть в дом через дымоход, как трубочист. Но сам он в лезть в дымоход не рискнул бы: существовала опасность застрять в нем и задохнуться от дыма, когда мамаша Рассел разведет огонь в очаге.

Огилви чуть было не ляпнул, что тогда его подстегивала мысль о том, что за окном его ждет красивая девушка, а сегодня ночью он может наткнуться на престарелую пьяницу в лице мамаши Рассел, но вовремя прикусил язык. Мисс Стоун терпеть не могла комплиментов в свой адрес. Ох уж эти современные молодые женщины, в блумерсах или без оных...
- А среди ваших знакомых есть такой "другой" - вместо этого буркнул он. - Кого вы попросите заняться этим делом? Уж не привратника ли? Голова у Огилви чудесным образом перестала болеть и он ощутил зверский голод: еще бы! они с мисс Стоун с самого утра пешком бродили по городу, а сейчас уже смеркалось. Но в квартире, куда они ехали, было хоть шаром покати.
- Сударыня, а не перекусить ли нам в пабе? - спросил он. Недалеко от моего дома есть прекрасный паб, где собирается приличное общество и отлично кормят. Пообедаем там, а потом вы зайдете ко мне и переоденетесь, чтобы идти домой.
У Огилви чуть слюнки не потекли, когда он представил горячий пастуший пирог с румяной хрустящей корочкой и нежным бараньим фаршем и луком, сельдереем и морковью. А треска с жареной картошкой! Пальчики оближешь! Ну а если сегодня повар приготовил воскресный ростбиф, можно считать, что день удался!

Для посещения паба Огилви всегда чувствовал себя достаточно хорошо, в чем немедленно заверил мисс Стоун.
- Мы пойдем в паб на Флит-стрит, - заявил он. - Оттуда до моего дома всего полчаса пешком.
Огилви немного накинул время, потому что не знал, в каком состоянии они с мисс Стоун выйдут из паба. На трезвую голову он бы прошел этот путь  за четверть часа, но после посещения паба - вряд ли.
Он выглянул в окошко кэба и увидел, что они почти у цели. Приказав кэбмену остановиться, он вышел первым, чтобы расплатиться за проезд, а когда к нему присоединился "мистер Стоун", повел его к пабу, над входом в который висела вывеска с названием "Старый Чеширский сыр"*. Найдя свободный столик, хирург уселся спиной к окну и сделал заказ, попросив принести пастуший пирог,  две дюжины устриц, две порции яиц по-шотландски и две пинты пива. Ростбифа в меню не оказалось, но яйца по-шотландски послужили ему хорошей заменой.
- Вы наверняка помните вспышку холеры 1854 года на Брод-стрит, - сказал он, когда  официант поставил перед ним и "мистером Стоуном" две большие кружки с пивом. - Тогда за считанные недели умерло почти шестьсот человек и все они пили воду из городской колонки. А вот монахи из монастыря поблизости не заболели, потому что пили не воду, а пиво собственного изготовления. Поэтому пейте пиво, мой юный друг, и не слушайте поборников трезвости.
Дав профессиональный совет, он перешел к истории паба.
- Это место существует с  1538 года, но после Великого лондонского пожара было перестроено. Его погреб был когда-то частью монастыря, а верхний этаж — борделем. Но сейчас это благопристойное заведение, куда ходят настоящие джентльмены.
Огилви понес кружку к губам, сделал глоток и вдруг поперхнулся, вытаращив глаза.
-  Посмотрите на человека, который сидит к нам в профиль за столиком в дальнем углу, - просипел он, понижая голос. - Это же мистер Диккенс!

*старейший лондонский паб, который упоминается в «Повести о Двух Городах» Диккенса:

Огилви сверлил знаменитого писателя взглядом, каким иные мужчины смотрят на красивых женщин: в нем светились обожание, преклонение и восторг. Огилви запоем читал все, что выходило из-под пера Диккенса, а поскольку романы печатались по частям, с нетерпением ждал продолжения. Ремарка мисс Стоун о невзрачности гения возмутила его до глубины души. Женщины! Все-то они судят по внешнему виду. Да если посмотреть на него: он ведь тоже невзрачен, но разве это мешает ему быть блестящим хирургом?! Но конечно, дамам подавай писаных красавцев, неважно, что большинство из них глупы, как пробки, и интересуются только спортом и балами.
Диккенс даже в таверне не тратил время зря. На столе стояла пинта пива и блюдо с йоркширским пудингом, а перед ним лежала стопка писчей бумаги, на которой он что-то быстро писал, склонив голову и изредка покусывая перо.
- Как можно судить гения по его внешности? - возмущенно прошипел Огилви, гневно глядя на мисс Стоун. - Этот человек обессмертил свое имя еще при жизни, и внес неоценимый вклад в вашу английскую литературу! Конечно, он не красавец, но лично мне это безразлично: я вижу его душу и его могучий ум писателя, а не то, что видят женщины.
Хирург схватил кружку с пивом и осушил ее до половины.
- Может быть, подойти и попросить у него автограф? - задумчиво пробормотал он и снова бросил взгляд на Диккенса. - Нет, неловко получится... Он же творит!

Почувствовав насмешку в словах мисс Стоун, хирург окинул ее свирепым взглядом и снова схватился за кружку, опустошив ее до дна. Впрочем, и мисс Стоун от него не отставала, что весьма его удивило.
- А вы знаете, что сидите в пабе, которое этот великий человек упомянул в своем последнем романе "Повесть о двух городах"? - спросил он. - Вы читали это произведение? Его печатали по частям в прошлом году в течение тридцати недель. Вы правы: надо подойти и высказать ему свое восхищение, может, он и меня упомянет в одном из своих следующих романов!
Огилви, конечно, сильно сомневался, что Диккенс найдет что-то интересное  в скромном хирурге. Что-то, что заслуживало быть упомянутым в его произведении. Но почему же скромном? Огилви расправил плечи и подал знак официанту принести еще одну пинту пива. У него были кой-какие заслуги перед медициной и обществом! Вспомнить хотя бы, сколько раз он помогал полиции, вскрывая трупы и делая заключения, которые давали детективам ниточки к расследованию! А сколько геморроидальных шишек он вырезал только в этом году! Одна из них принадлежала члену Парламента, а еще две - известному репортеру и судье из Олд Бейли! Да, черт возьми, этим самым он оказал обществу неоценимую услугу: и член Парламента, и судья наконец смогли высиживать догие часы слушаний: один в Палате Лордов, а другой - в суде. Да и хлесткие и полные сарказма статьи репортера стали гораздо мягче и миролюбивее после того, как он избавил его от геморроя. А открытые и закрытые переломы, ампутации гангренозных конечностей, извлечение камней из почек! Дня не проходило, чтобы его скальпель пылился в футляре для инструментов. Он заслуживает своей минуты славы, пусть мисс Стоун сколько угодно иронизирует!
Огилви встал и направился к столику, за которым сидел автор "Повести о двух городах"
- Прошу прощения, сэр, - обратился он к писателю, чье перо летало по бумаге, йоркширский пудинг успел остыть, пивная пена в кружке - осесть. - Хирург госпиталя  Королевского колледжа Гектор Огилви к вашим услугам. Я ваш давний и пылкий поклонник. То есть не ваш, а вашего творчества.
Хирург  запутался и смешался, не зная, что еще сказать.