Исход сентября  подарил Лондону несколько теплых и солнечных дней, заставив горожан на время забыть о предстоящих холодах и долгой, сырой и туманной зиме. В городских предместьях и парках пылали медью буки, сверкали золотом листья лип и радовали глаз багряные кроны кленов. Душа Огилви, закончившего свой очередной рабочий день в госпитале Королевского колледжа, просилась на свободу, под пестрый покров начавшей редеть осенней листвы. Пора листопада всегда наполняла его душу тихой меланхолией, смешанной с ожиданием чего-то важного и хорошего. Ему нравилось гулять в одиночестве по парковым дорожкам, разбрасывая концом трости палую листву и слушая, как она шуршит у него под ногами.
Выйдя из госпиталя, он сразу взял кэб и отправился в Гайд-Парк, чтобы там, в уединении, среди столетних дубов и кленов, предаться светлой меланхолии. В этот сумеречный час в Гайд-Парке было немноголюдно, даже Роттен-роу, по утрам обычно запруженная всадниками и модными экипажами, была полупустой. Огилви встретил только двух всадников, надменно на него взглянувших, и нарядное открытое ладно, в котором сидела расфуфыренная дамочка, по-видимому, успешная куртизанка. Куртизанка на него и вовсе не взглянула: скромно одетый джентльмен средних лет не мог привлечь ее внимание. А ведь этот джентльмен считался одним из лучших хирургов Лондона и денег у него было вполне достаточно, чтобы содержать двух требовательных любовниц. Но у Огилви и в мыслях не было заводить романы с продажными женщинами. Хотя и были времена, когда он оказывал врачебные услуги содержательницам борделей, они давно миновали, и он был рад, что больше не нуждается в дополнительном заработке такого сорта.
Мимо него пробежали мальчик в матросском костюмчике и девочка в нарядном платье, катившая перед собой обруч. За ними трусил бульдог, наводя ужас на окружающих  своими неестественно широкими плечами, короткими ногами и сморщенной мордой, а за бульдогом, торопясь и спотыкаясь, следовала пышнотелая бонна, напрасно призывавшая детей остановиться.
Огилви проводил группу бегунов взглядом: дети и бонна не затронули в его душе чувствительных струн а вот бульдог заставил в который раз задуматься о том, не завести ли ему собаку-компаньона. Но держать в городской квартире собаку Огилви представлялось жестоким, поэтому он решительно развернулся и пошел в обратную сторону.
На улицах было по-прежнему шумно и многолюдно и он сразу же окунулся с головой в кипящий котел большого города. Ни одного свободного кэба поблизости не было, поэтому хирург пошел домой пешком. Свернув на тихую тенистую улочку, застроенную небольшими особнячками с аккуратными палисадниками и примыкавшую к зеленому скверу, он остановился, чтобы посмотреть на куст пышных георгин необыкновенного пурпурного оттенка. К дороге он стоял спиной и поэтому не увидел, что за женщина прошла мимо, но стук ее каблучков заставил его обернуться: ритм показался ему до боли знакомым.
Со спины молодая особа показалась ему еще более знакомой, чем на слух, единственное, что смущало хирурга, это то, что одета она была не в блумерсы, а в элегантное платье, которое выгодно подчеркивало все изгибы ее стройной фигуры, но сразу же отметало подозрение, что его владелица готова к мимолетным знакомствам. Нет, это никак не могла быть мисс Стоун! Огилви прекрасно помнил, что в Лондоне она носила только блумерсы, да и к тому же, скорее всего,  она осталась в Америке, в Новом Орлеане, покольку обзавелась там недвижимостью и рабами.
Тем не менее, ведомый исключительно ностальгией, он последовал за молодой особой, стараясь держаться от нее на таком расстоянии, чтобы не потерять из виду и не возбудить в ней подозрения, что он ее преследует. Дойдя до двери дома номер шесть, особа вытащила из сумочки ключи, открыла ими дверь и вошла внутрь. Огилви вздохнул: ему так и не удалось увидеть ее лица, чтобы окончательно убедиться в том, что это не мисс Стоун и спать спокойно. Мисс Стоун иногда появлялась в его снах, сумбурных и наполненных событиями, которые случились с ними в разных уголках Европы и Америки во время их необыкновенных приключений. Но в его снах она была совсем не такой, какой он знал ее в реальности, а ласковой, покорной и постоянно улыбающейся. Честно говоря, эта неизменная улыбка со временем начала выводить Огилви из себя: он понял, что предпочел бы видеть во сне прежнюю мисс Стоун: прямолинейную и принципиальную поборницу женского равноправия.
На доме, в который вошла молодая особа, висела латунная табличка, на которой Огилви прочитал следующее: "Детективное агентство "Лунный свет". Леди предоставляется скидка!"
Любопытство его разгорелось. Он постучал в дверь и на стук открыл консьерж. Огилки сказал, что ему надо повидать детектива из агентства и что встреча назначена заблаговременно.
- Придется вам обождать, сэр, - предупредил его консьерж. - У леди-детектива сейчас посетительница. Час в приемной просидела*, а теперь в кабинет зашла и видать, надолго там застряла!
- Ничего страшного, я подожду, - сказал Огилви, поразившись, что детективом оказалась женщина, и проследовал в приемную. Приемная оказалась на рекость уютной, но главное, что на низком столике, поставленном у небольшого диванчика, лежали кипы старых выпусков "Иллюстрированных новостей Лондона", "Таймс" и "Полицейской газеты". Огилви взял один из наименее древних и принялся его читать. Из-за массивной двери, отделявшей кабинет от приемной, не доносилось ни звука и Огилви мысленно похвалил владельца агентства за его заботу о сохранении тайны клиентов.
Время тянулось долго и Огилви успел изучить газетный выпуск от корки до корки, включая колонку светских новостей и некрологов. Ни в той, ни в другой не оказалось его знакомых, и он перешел к чтению "Полицейской газеты". Но как раз когда он наконец нашел статью, представлявшую для него интерес, дверь кабинета отворилась и из кабинета вышла краснощекая полноватая девушка. Краем потрепанной шали она утирала слезы, струившиеся по ее лицу, а затем вытащила огромный носовой платок и трубно в него высморкалась. Заметив джентльмена с газетой в руках, она пробормотала:
- Прошу прощения, сэр... - и выскочила за дверь.
Огилви оставалось лишь теряться в догадках, какая беда привела эту сельского вида девицу, - вероятнее всего, горничную или кухарку, - в частное детективное агентство.

*Я исхожу из того, что девушка не договаривалась с мисс Стоун о встрече, и пришла внезапно, поэтому и не застала ее в агентстве.

Огилви тоже вскочил, сбив со столика кипу газет и не веря своим глазам. Это действительно была Элизабет Стоун! Но какая! Раньше он ее редко видел в платьях,  разве что в Новом Орлеане. А так то в блумерсах, то в отрепьях, когда они спасались по горящему городу от толп неприличностей или прятались в полуразрушенном замке и на сеновале. Еще он видел ее в мужском костюме - на корабле "Минерва", который затонул у Шетландских островов. Конечно, она и тогда была вполне симпатичной девушкой, но сейчас перед ним стояла леди, - затянутая в корсет талия*, строгое элегантное платье мягких осенних тонов, безукоризненно уложенные волосы. Ни дать ни взять, патронесса института благородных девиц! Огилви внезапно вспомнил, что оперировал всю ночь и весь минувший день, и что щетина на его лице, мягко говоря, просила бритвы, а сюртук - срочной и тщательной чистки. Да и ботинки тоже.
У него мелькнула мысль, что мисс Стоун зашла сюда по какому-то своему делу ( может быть, успела выйти замуж и теперь собиралась прищучить мужа, гулявшего на стороне, чтобы иметь на руках веские аргументы для развода?), но тут он вспомнил, что привратник упомянул "леди-детектива" и все понял. Тем более, что она открыла входную дверь своим ключом.
Мисс Стоун молчала, удивленно глядя на него, и он взял себя в руки и поздоровался первым, как и полагалось джентльмену:
- Здравствуйте, Элизабет. Да, это я, ваш старый знакомый. Зашел случайно... А тут вы и у вас теперь свое детективное агентство. Но как же профессия врача? Вы получили диплом?
Огилви замолчал. Он назвал девушку по имени, потому что не знал, как к ней обращаться, "мисс" или "миссис", но посмотрев на ее левую руку, увидел , что на ней нет обручального кольца и понял, что она до сих пор не замужем. Отчего-то это его порадовало. Не то чтобы он собирался прямо здесь встать на одно колено и сделать ей предложение, но все же ему было приятно знать, что она прежнему та самая девушка, с которой они много чего пережили вместе.
В приемную заглянул привратник и многозначительно покашлял:
- Прошу прощеньица, мэм, там разносчик газет пришел, спрашивает, не нужен ли вам сегодняшний номер "Таймс"?
- Мне нужен! - воскликнул Огилви и потянулся за кошельком.

* Так или не так?

Кончилось все тем, что Огилви купил два выпуска газеты и с поклоном презентовал один из них мисс Стоун. В былые времена он бы ограничился одним: прочитав его от корки до корки в приемной, оставил бы на столике с прессой, а может быть, и не оставил.
Но сейчас он почему-то не мог заставить проявить лучшие качества, свойственные шотландцам. а именно, - рассудительность, хладнокровие и бережливость, - и потому поступил, как англичанин. Хладнокровие ему точно изменило: он чувствовал, как сильно бьется сердце, а ведь он целый час просидел на диванчике, ничего не делая! Пожалуй, предложение выпить чаю было уместным, и он охотно на него согласился.
Вообще-то он мог бы пригласить мисс Стоун в ближайшую чайную (там, кстати, можно было бы бесплатно прочитать свежий выпуск Таймс или Стандард), но вспомнил о своем непрезентабельном виде и решил, что такая элегантная девушка откажется появиться с ним в обществе.
- Буду премного благодарен за чашку чая, можно без сахара, молока и печенья, - сказал он, удивляясь сам себе.
Его так и тянуло посмотреть, что представляет из себя кабинет леди-детектива. В Америке он однажды побывал в детективном агентстве Пинкертона (кстати, уроженца Шотландии) и был поражен аскетичностью обстановки. Но у леди все должно было быть иначе, ведь женщины вели дела по-другому, чем мужчины.
В приемную снова заглянул привратник, чтобы спросить у мисс Стоун, не нужно ли чего: например, воды для чая или сбегать в ближайшую кондитерскую за имбирным печеньем, но у Огилви сложилось впечатление, что за этой услужливостью крылось что-то другое. Наверняка  старому казанове, изъяснявшемуся на кокни, просто нравилась молодая леди, и он пользовался каждой возможностью, чтобы ей услужить. Огилви пожалел, что так быстро отказался от печенья и, снова вытащив кошелек, выдал привратнику энную сумму денег, попросив купить к чаю французских пирожных-бланманже для мисс Стоун и полфунта тминного кекса для себя. Приближалось время ужина, а хирург не ел с самого утра и чувствовал слабость в ногах.

Кабинет оказался на редкость уютным, но без налета той слащавой приторности, на которую обычно были падки дамы. Огилви устроился  в удобном кресле у камина и взял в руки  чашку из спода, глазурованную голубым кобальтом.*
- Прекрасный сервиз, - заметил он. - Трудно поверить, глядя на эти чашки, что Джозайя Спод начинал, как обычный гончар, лепивший посуду из глины.
У хирурга промелькнула мысль, что клиенты часто роняют чашки, поскольку приходят к детективу в растрепанных чувствах, и руки у них дрожат от волнения. Накладное это дело, держать свое агентство! Но мисс Стоун, по-видимому, справлялась неплохо, а может быть, и очень хорошо, судя по тому, что он видел вокруг. Его томило любопытство по поводу причины визита девицы, которую он видел в приемной, но сразу спрашивать об этом было неприлично, поэтому он решил отложить вопросы на потом в зависимости от того, как будет развиваться беседа.
- Я заметил вас еще на улице, - признался Огилви, наполняя чашку ароматным и в меру горячим чаем. - Честно говоря, стук ваших каблучков показался мне знакомым, да и  фигура тоже. Но я ведь был уверен, что вы до сих пор живете в Новом Орлеане, поэтому и не подумал, что это вы, но все таки какая-то сила повлекла меня за вами. Могу ли я спросить, почему вы отказались от своей мечты стать врачом?
Огилви был почти уверен, что знает ответ на свой вопрос, но хотел услышать, что по этому поводу скажет мисс Стоун.

Огилви прекрасно знал, как работает система: кроме того, что пациенты еще не научились доверять женщинам-медикам (исключая бабок-повитух), прежде всего им не доверяли коллеги-мужчины. Обычно, если какой-нибудь частнопрактикующий врач не справлялся с наплывом больных или же должен был на некоторое время уехать из Лондона по делам, он переадресовывал всех своих пациентов одному или двум своим коллегам. Но конечно, о том, чтобы направить пациента к женщине-врачу, речи не шло. Американцы были гораздо более продвинутой нацией в этом смысле, но Огилви также  помнил, как сам с недоверием отнесся к планам мисс Стоун и, что там греха таить, неоднократно доказывал ей, что место женщины - за кухонным, а не за операционным столом. Правда, в Бостоне его отношение стало меняться, когда он увидел, с какой ответственностью мисс Стоун подходит к занятиям. И тем не менее впервые ему стало по-настоящему стыдно за свои прежние насмешки и нотации.
Но он также вспомнил и нечто другое: как мисс Стоун, переодевшись мужчиной, выдала себя за его ассистента на исследовательском судне "Минерва"
- У меня все по-прежнему, мисс Стоун,- медленно произнес он, ставя почти полную чашку на столик. - Оперирую пациентов, читаю медицинские журналы, веду переписку с коллегами из Франции и Германии... вот, собственно, и все. Скажите, а вам не приходило в голову выдавать себя за врача-мужчину? У вас ведь когда-то это очень убедительно получалось. Знаете, я никому и никогда еще об этом не рассказывал, да и не расскажу впредь, но когда я служил в Крыму полковым хирургом, к нам с проверкой приехала комиссия из Лондона, чтобы проверить, как идут дела в военных госпиталях, в том числе под Балаклавой и в Скутари. В составе комиссии был врач по имени Барри*. Очень компетентный врач, пользовавшийся огромным уважением в медицинском мире. Сейчас он служит в Южной Африке и стал колониальным медицинским инспектором, - это высокая должность.
Хирург помолчал, вспоминая маленького доктора, чей рост не превышал роста двенадцатилетнего мальчика, а лицо не нуждалось в бритве. Характер у него при этом был взрывоопасный и ходили слухи, что он неисправимый дуэлянт и задира.
- Так вот, - продолжил он, - Меня, конечно, подняли бы на смех мои же коллеги, но я практически уверен, что доктор Барри - женщина.

* Имеется в виду доктор Джеймс Миранда Барри, женщина, с успехом выдававшая себя за мужчину и ставшая военным врачом после окончания Эдинбургского университета. Барри переехал в Южную Африку, Кейптаун, в 1816 году, а умер в 1865, в Крыму он действительно был во время Крымской кампании и даже отчитал Флоренс Найтингейл за то, что она носила корсет в жару)). Подробнее можно прочитать здесь https://ru.wikipedia.org/wiki/Бэрри,_Джеймс

Огилви смущенно покрутил чашку в руках и отпил глоток чая. Он не рассчитывал на то, что мисс Стоун приступит к нему с уточняющими вопросами. Но на то она и была леди-детектив! Но у него язык не поворачивался объяснить ей в чем дело. Он кашлянул и, отпив еще один глоток, снова поставил чашку на столик.
- Это крайне конфиденциальная информация, сударыня, - церемонно ответил он, придав своему лицу торжественное выражение. - Я упомянул об этом лишь затем, чтобы показать вам, что такие примеры были. А вспомнить пиратов! Вам же наверняка попадалась в руки книга Чарльза Джонсона "Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами"? На самом деле давно циркулируют слухи о том, что ее автором являлся не кто иной, как автор "Робинзона Крузо", а некоторые подозревают в авторстве Натаниэля Миста, бывшего моряка и публициста. Но это к делу не относится. Джонсон, кем бы он ни был, поведал читателям историю двух дам, Мэри Рид и Энн Бонни, которые всю жизнь провели на пиратских кораблях, притворяясь мужчинами, и если бы не их склонность заводить любовные шашни с моряками, никогда бы не были разоблачены! У Мэри Рид, кажется, даже был ребенок от пиратского капитана Джека Рэкхема. Прошу вас, не пытайтесь узнать от меня больше: Джеймс Барри еще жив и здоров и мне не хотелось бы, чтобы он потянул меня в суд за клевету и диффамацию. Уверен, что после его смерти тайна его пола раскроется: ведь его тело будет осматривать врач! Расскажите лучше мне о том, как вы ведете расследования и что именно расследуете. Я не прошу вас раскрывать имена клиентов или выдавать другие конфиденциальные детали, но в общих чертах: вас обычно приглашают, чтобы найти похитителя пары серебряных чайных ложечек или разыскать сбежавшую невесту или попадаются и какие-то серьезные преступления вроде грабежей и убийств?

Огилви только собрался спросить, о какой важной особе идет речь, но тут снова появился докучливый привратник. К счастью, мисс Стоун, забрав покупки, с присущим женщинам тактом спровадила его из агентства, хотя он и топтался на месте и явно стремился задержаться подольше.
Огилви отрезал себе кусок тминного кекса и с удовольствием принялся за еду. Кекс оказался свежим, мягким и буквально таял у него во рту, хотя, признаться, хирург был так голоден, что, возможно, органы чувств его обманывали. С таким же удовольствием он умял бы и черствую краюху хлеба! Пока мисс Стоун расставляла на тарелочке пирожные, он в уме конструировал вопрос и когда дожевал первый кусок кекса и запил его чаем, спросил:
- Не могу даже представить себе, о какой знатной особе может идти речь, неужели о...
Хирург округлил глаза и со значением указал пальцем в потолок, намекая на венценосную особу. Все подданные королевы Виктории знали о ее любви к собакам, и так же страстно любил собак и принц Альберт. В королевском дворце сменялись собаки разных пород, и со сменой королевского любимца каждый раз менялась мода. В фаворе у публики попеременно были спаниели, скай-терьеры,  борзые, мопсы, таксы и померанские шпицы*
Придворные живописцы писали по заказу королевы и ее мужа портреты четвероногих любимцев, скульпторы изваивали их в камне и мраморе, литейщики отливали маленькие серебряные и золотые фигурки собак и украшали ими пресс-папье и другие мелкие предметы обихода. Вот этого шотландец никак не мог уразуметь. Ну ладно еще потратиться на портрет жены, даже на статую оной (но это, конечно, не при ее жизни, а в качестве посмертного подарка, если она уйдет в мир иной раньше него), но на портрет собаки!! Сам бы он до такого никогда не додумался.

*Вот пекинесов еще не было: они появились в Англии только в 1861 году. Королеве Виктории пекинеса презентовал Джон Харт Данн, капитан 99-го полка

- Вы, безусловно, правы, - кивнул Огилви, поскольку возразить было нечего.
Мисс Стоун темнила. Огилви, конечно уважал ее профессиональное стремление скрыть имя и личность клиента, но любопытство его лишь еще больше разгорелось после ее уклончивого ответа. Он припомнил заплаканную девушку, которая вышла из ее кабинета, - на важную особу это розовощекое дитя предместий точно не тянуло! Максимум - дочь фермера, поступившая на службу в богатый дом. Ему пришло в голову зайти с другого конца и он спросил:
-  И где же произошло это преступление? Я имею в виду похищение собаки.
Мисс Стоун могла попасться на удочку и назвать хотя бы район Лондона. Если бы это оказался Кенсингтон, Бейсуотер, Мейфэр или Белгравия, он бы поверил в существование важной особы, но упоминание об Уайтчепеле или окрестностях Вестминстерского аббатства, к которому лепилась одна из самых страшных лондонских трущоб, -"Акр Дьявола", - в пух и прах разбили бы легенду. Впрочем, услышать об "Акре Дьявола" он не надеялся: в трущобах не держали декоративных собак и слуг, тем более таких розовощеких и откормленных как девица, которую он видел. Бедняки Лондона были изможденными, имели землистый цвет лица и кутались в обноски, в общем и целом напоминая призраков.

Девица ворвалась в кабинет, как смерч, задев концом развевающейся шали чашку Огилви, которую он, к счастью, сумел спасти от неминуемой гибели, а свои брюки - от мокрого пятна. Протянув леди-детективу помятый и довольно грязный на вид клочок бумаги, она упала на стул и разрыдалась, громко всхипывая и ежесекундно сморкаясь в платок. Мисс Стоун была, видимо, так же потрясена ее внезапным появлением, как и Огилви, поскольку не выставила его вон, снова  покивав на тайну исповеди клиента.
Огилви, разумеется, не возражал, и навострил уши: дело о похищенной собаке интересовало его все больше и больше, особенно когда он услышал о Марилебоне. В Марилебоне, на Портман-сквер, находился особняк печально известного Джеймса Томаса Браднелла, 7-го графа Кардигана, который  по мнению многих (в том числе и самого Огилви, участвовавшего в Крымской кампании) стал главной причиной гибели Лёгкой бригады. О, хирург мог бы порассказать мисс Стоун многое об этом человеке! О его военных "подвигах", двух скандальных браках и прочем, но в настоящую минуту она была занята, к тому же тот факт, что собаку какой-то богатой леди или джентльмена похитили в Марилебоне, еще ничего не означал.
- А этот жентельмен, он тоже сыщик? - вдруг спросила девица, шмыгнув носом и указывая его красным кончиком на Огилви, развернувшего кресло к письменному столу мисс Стоун, чтобы не сидеть к дамам спиной.
- Я врач, - ответил хирург. - И как врач, призываю вас успокоиться и объяснить мисс Стоун, что случилось. О моем присутствии не беспокойтесь: я буде нем, как могила, ведь я давал клятву Гиппократа!
Огилви специально упомянул клятву Гиппократа, не имевшую никакого отношения ни  конфиденциальности, ни к детективным тайнам,  чтобы успокоить девушку: как и большинство представителей ее сословия, она питала уважение к мудреным словам. Так и случилось.
- А-ааа... - протянула девица, явно успокоившись. - Ну раз вы мистеру Гиппократу клятву дали, сэр, тогда  дело в шляпе.

Огилви услужливо поднес стакан воды безутешной служанке, в то время как в голове его безостановочно крутились мысли, как колесики и винтики в хорошо отлаженном часовом механизме. Двадцать пять фунтов выкупа за какую-то кудрявую болонку или раскормленного мопса! Уму непостижимо! Мысль о том, чтобы завести собаку, посетившая его во время прогулки в Гайд-парке, когда он увидел английского бульдога, теперь показалась шотландцу до крайности нелепой. Корми ее, пои, выводи ей блох и часами выгуливай на свежем воздухе невзирая на дождь, ветер и другие капризы погоды, а потом какой-нибудь проходимец  похитит ее и потребует выкуп в двадцать пять фунтов! Хирург даже почувствовал некоторое сострадание к лорду Кардигану или другому джентльмену, лишившемуся пса и теперь вынужденному согласиться на столь наглое предложение о выкупе. Но сейчас надо было заботиться не о владельце собаки, который явно был не в курсе происходящего, а о глупенькой служанке, которой грозило увольнение без рекомендаций.
- Послушайте леди: она дело говорит, -  с апломбом, к которому всегда прислушивались простолюдины, промолвил Огилви. - Допейте воду, вытрите слезы и возвращайтесь к своим прямым обязанностям. И вам очень повезло, что вы обратились именно к мисс Стоун, а не в полицию. Мисс Стоун - лучший детектив в Лондоне и  очень скоро отыщет вашего пса. Кстати, какой породы собака?
- Мальтийская болонка, сэ-эр, - простонала служанка и судорожно икнула. - Хозяйка с меня три шкуры сдерет! Я ж ее перед прогулкой выкупала в теплой воде со свежими яйцами! Мягкой губочкой всю шерстку протерла, высушила, расчесала с головы до пят...
Учитывая непоследовательность мышления низших классов, Огилви сделал вывод, что купание все же проводилось с болонкой, а не с хозяйкой, но упоминание последней позволило ему узнать еще одну существенную деталь, которую мисс Стоун так старательно от него скрывала:
- Да не может такого быть, мисс! - с деланным возмущением воскликнул он, привстав с кресла. - Чтобы хозяева были так жестокосердны к слугам, тем более таким хорошеньким девушкам, как вы! У кого же вы служите, мисс?
Грубая лесть, к которой прибег хирург, оказала свое воздействие: зареванная нимфа потеряла бдительность и честно ответила:
- У лорда и леди Кардиган на Портман-сквер...
Огилви снова сел в кресло и довольно откинулся на спинку.
- Вам повезло, мисс, - коротко сказал он, чтобы завершить беседу. - А теперь ступайте, ступайте, и ждите известий от мисс Стоун.
Девица поднялась на ноги, сделала неловкий книксен и, прошептав "По гроб жизни вам буду благодарна, мисс!", шмыгнула за дверь, чуть не сбив с ног привратника, приложившего ухо к обратной стороне этого ненадежного заслона.

Огилви понимал, что правила приличия требуют от него подняться, поблагодарить мисс Стоун за чай и откланяться. Но он не мог заставить себя так поступить и будто врос в кресло, уютно обнимавшее его своими подлокотниками. Что ждало его дома? Сегодня был даже не тот день, когда прачка приходила, чтобы забрать  в стирку постельное белье и подштаники. От частной практики он отказался. потому что  ему за глаза хватало жалованья в госпитале и тех денег, которые он получил благодаря продаже части драгоценных камней, вывезенных из Трансильвании. Да и в Америке он сумел заработать кругленькую сумму, к которой добавился крупный выигрыш в карты на речном пароходике. Иными словами, пациенты его не ждали. Оставалось читать свежий выпуск Таймс, который он только что приобрел у разносчика газет, или изучать очередную статью в Ланцете. А тут было настоящее расследование, а кроме того, приятное ему общество молодой, красивой и умной девушки. Правда, эта девушка почему-то не высказывала особой радости от его присутствия и молча взирала на него, отгородившись широким письменным столом, как будто иронически спрашивала, намекая на его скорый уход: "Неужели вы уже уходите, мистер Огилви? И даже чай свой не допьете?"
Огилви откашлялся и несколько смущенным тоном попросил:
- Не могли бы вы еще немного потерпеть мое присутствие, мисс Стоун? Я хотел бы выпить еще чашечку вашего превосходного чая. Где вы его покупаете? Неужели у Хорнимана?* Какой аромат, какой насыщенный цвет...м-мм...
Огилви надеялся, что мисс Стоун купится на похвалу чаю и не сможет отказать ему еще в чашечке этого бодрящего напитка, а у него появится повод задержаться и вернуть разговор к делу о пропавшей болонке.

*Horniman's - старейший чайный дом Британии, существует с 1826 года, в Лондоне обосновался в 1852 году

- Чай я пью только в госпитале, мисс Стоун, а там этим делом заведует старшая сестра Хиггинс.
Вспомнив сестру Хиггинс, Огилви на мгновение помрачнел: это была крепко сбитая кокни с зычным голосом, которая гоняла сестер и не давала спуску хирургам. Дело свое она знала хорошо, тут придраться было не к чему, потому ее и держали в госпитале, но ее боцманские ухватки  и острый, беспощадный язык вызывали у него содрогание. Сегодня, например, она схватила за шкирку и пинками вытолкала из приемного покоя мужа одной из пациенток, который заявился в госпиталь навеселе и начал требовать, чтобы ему "вернули взад " его драгоценную Молли, которая, кстати, и попала-то в госпиталь исключительно по его вине. Проклятия и угрозы, которые она при этом изрыгала, заставили покраснеть даже хирурга, случайно оказавшегося на месте событий. Но больные ее любили: она умела, как никто, вселить в них надежду на лучшее грубоватой шуткой и неустанной заботой.
Огилви не стал добавлять, что дома он пьет исключительно виски: мисс Стоун вряд ли одобрила бы такую привычку.
- Большое спасибо, сударыня, - поблагодарил он, снова наполняя свою чашку крепким чаем и потянувшись к куску тминного кекса. - Хочу сказать, что вам попался непростой клиент. Лорд Кардиган - та еще....
У Огилви с языка чуть не сорвалось слово "сволочь", но он вовремя остановился. Он был не одинок в своей антипатии к 7-му графу Кардигану, но употреблять такие слова в присутствии дамы было нельзя. Он сделал вид, что поперхнулся чаем и продолжил:
- Его вторая жена, леди Аделина, на тридцать лет его моложе, повенчались они всего год или два назад, так что сами понимаете: в этой паре хвост крутит собакой. Постарайтесь не вызвать ее недовольства, мой вам совет.
И снова Огилви не стал уточнять, что леди Аделина стала любовницей лорда еще до свадьбы, а главное, еще до того момента, как умерла его первая жена, с которой он, правда, жил раздельно. Эта скандальная история (не менее скандальная, чем обстоятельства, сопутствовавшие первому браку лорда), вызвали глубочайшее неодобрение королевы Виктории, и втора леди Кардиган была изгоем великосветского общества.

- Конечно, знаю: в октябре лорду исполнится шестьдесят три, а на леди Аделине он женился, если мне не изменяет память, когда ему стукнуло шестьдесят. Так что, мисс Стоун, для вашего покорного слуги еще не все потеряно: до шестидесяти мне далеко.
Огилви с легким сердцем позволил себе это замечание, поскольку был уверен, что не женится никогда, тем более дважды!
Он был обрадован, что мисс Стоун вернула разговор к делу о пропавшей собаке и воспользовался этим:
- С чего собираетесь начать расследование? Я, конечно, не дока в таких делах, но если хотите, могу сопроводить вас к нескольким бырашникам, которые занимаются подпольными собачьими боями и разводят с этой целью бульдогов. Но кроме того, они еще и отправляют своих подручных на улицы, чтобы те подбирали потерявшихся породистых собак, которых затем можно будет вернуть владельцам за вознаграждение. По крайней мере, полиции они сообщают именно это, а  я думаю, что потерявшихся собак меньшинство, остальные украдены. Мне об этом рассказывал сержант Столичной полиции, когда я проводил вскрытие жертвы убийства.

Огилви хотел сказать, что удобно ему будет прямо сейчас, но потом вспомнил, что уже вечереет, да и сам он чувствовал себя выжатым лимоном после целого дня неустанного труда и нескольких сложных операций.
- Завтра воскресенье, - сказал он. - Давайте я зайду к вам утром и мы вместе отправимся на Кристофер-стрит, где живет человек, который тренирует бультерьеров, бульдогов и такс для собачьих и "барсучьих" боев. К нему довольно просто попасть под видом желающих приобрести бойцовую собаку. И это, заметьте, на фоне действия Акта о Жестоком обращении с животными! Акт вступил в силу четверть века назад, а собачьи бои все так же процветают, как  при королеве Анне и короле Георге
Огилви вздохнул. Он любил собак и одна мысль о том, что этих дружелюбных и верных созданий специально натаскивают для убийства, ему претила.
- Что ж, мисс Стоун, рад был увидеться с вами и еще больше меня греет мысль, что наше знакомство возобновилось. Чем смогу - помогу, в этом вы можете не сомневаться!
Огилви внимательно посмотрел на Элизабет и добавил, впрочем, не слишком уверенным тоном:
- Подумайте о том, чтобы завтра отправиться на дело в мужском костюме. В тех районах Лондона, куда мы отправимся, безопаснее появляться молодому джентльмену, нежели юной леди. А сейчас прощаюсь, чтобы снова увидеться с вами завтра, и спасибо за чай!