- Случился пожар, - отвечал Огилви, страшно довольный тем, что сумел заинтересовать мисс Стоун. - Разумеется, соседи, прохожие и добровольные члены местной пожарной бригады бросились на помощь, передавая по цепочке воду в ведрах, зачерпную из реки. На улице стоял шум и гам, из окон особняка валил черный  удушливый дым, и лишь один человек сохранял полное спокойствие: это была хозяйка дома, мадам Лалори! Она отдавала хладнокровные и точные приказы добровольцам, которые выносили из комнат самые ценные вещи и предметы меблировки, чтобы уберечь их от огня и воды. Но первым, кто вспомнил о рабах, которых в доме было несколько десятков, был сосед Лалори, господин по имени Монтрёй. Однако на его вопрос мадам Лалори резко ответила, что это не его дело, и она сама за всем проследит. Тогда этот добросердечный месье обратился к местному судье, который волею судеб тоже находился на пожаре, и они вместе с еще несколькими добровольцами отправились на поиски рабов
Пока он рассказывал, они приблизились к внушительному особняку в три этажа, облицованному белым алебастром, но уже носившим следы обветшания: влажный климат Нового Орлеана был безжалостен к строениям, страдавшим от недостатка внимания хозяев: по некогда сверкающим белизной стенам и фасаду змеились трещины и расползалась вездесущая плесень, отчего особняк казался больным, пораженным проказой.
- Вот этот дом, - трагическим голосом сообщил хирург, указывая на здание. - Вот место, где обнаружили замученных до смерти рабов!!

- Да, мисс Стоун, - мрачно произнес Огилви. - Дельфина Лалори, мать двух прелестных дочурок и звезда новорлеанского высшего общества, которую все считали ангелом, оказалась сущей дьяволицей. На чердаке свого роскошного особняка она оборудовала комнату пыток, в которой месяцами томились провинившиеся рабы, закованные в цепи, - не только взрослые, но и дети!- и которых она собственноручно истязала и морила голодом. В тот день, ставший концом ее беззаботной жизни в Новом Орлеане, на чердаке обнаружили семерых несчастных, и некоторых из них не удалось спасти, настолько они были измучены голодом и пытками. На их телах были рубцы от ударов плетью и кнутом, но хуже того - покрытые струпьями и гноящиеся раны, нанесенные ножом! И все это сделала маленькая женская ручка, белее и нежнее которой не было в городе.
Огилви вошел в раж: он так проникся собственным рассказом о злодеяних мадам Лалори, что его голос дрожал от гнева и волнения, которые он безуспешно пытался скрыть.
- Вот до чего доводят игры с плеткой! - вдруг воскликнул он, обращая на Элизабет горящий взгляд. - Помните, как вы высекли меня, когда мы прятались от неприличностей в заброшенном лондонском особняке? Берегитесь, сударыня! Как бы вам не заиграться однажды и не повторить судьбу Дельфины Лалори, ведь теперь в вашем распоряжении  трое бессловесных рабов. Впрочем, я ведь рассказывал вам о "Коде Нуар", согласно которому нельзя издеваться над чернокожими? Когда жертвы мадам Лалори были обнаружены, жители Нового Орлеана готовы были разорвать преступницу на куски, и лишь бегство в Париж спасло ее от самосуда.

- Мисс Стоун....- начал было Огилви, но его спутница убежала, обливаясь слезами. Некоторое время хирург ошеломленно смотрел ей вслед, спрашивая себя, почему она так остро отреагировала на совет доброго друга в его лице, но потом рассудил, что женская душа - потемки и ломать голову над тем, что происходит в ее глубинах, - пустое дело и напрасная трата времени. А ведь он лишь хотел ее предупредить, что очень легко, начав с малого, скатиться в бездну! Припомнив, с каким остервенением она хлестала его по голым ягодицам, - его! беззащитное создание, тщетно пытавшееся укрыться от плети под кроватью, - хирург почувствовал прилив желчи. И ведь повод-то был пустяковый, но она пришла в такую ярость, что полностью потеряла контроль над своими поступками.
Постояв еще немного, Огилви все-таки решил последовать за беглянкой. В отличие от него, она совершенно не знала города и могла заблудиться, а это, свою очередь, могло привести к самым непредвиденным и неблагоприятным для нее последствиям. Воображение Огилви так разыгралось, что он уже представлял себе, как к хорошенькой англичанке пристает пьяный матрос или же пытается взять в оборот торговка живым товаром - владелица какого-нибудь борделя. И не успел он об этом подумать, как увидел, что мисс Стоун, бежавшая не разбирая дороги, натолкнулась на ту самую квартеронку, перед которой недавно расступалась толпа. По-видимому, она возвращалась той же дорогой, по которой шла, когда ее увидел хирург.
Вместо того, чтобы отчитать девушку за невнимательность, Мари Лаво приобняла ее за талию, как заботливая сестра, и заговорила с ней. С того места, где он стоял, хирург не мог услышать ни слова, но по выражению лица и жестам дамы догадался, что она успокаивает мисс Стоун и задает ей вопросы. Спрятавшись за толстый ствол старого платана, хирург ожидал, что будет дальше, чтобы решить, как ему поступить.
Если бы дамы расстались, он последовал бы за мисс Стоун на безопасном расстоянии, чтобы убедиться в том, что она не представляет интереса для пьяных матросов и владелиц борделей. Если бы мисс Стоун пошла дальше вместе с Мари Лаво, отправился бы дальше своей дорогой. Впрочем, таинственная Мари Лаво, несмотря на весь свой лоск и надменный вид, тоже могла оказаться владелицей борделя, - эта мысль внезапно обожгла его, как раскаленный уголек, вылетевший из  костра.

Две дамы последовали дальше вместе, а Огилви, дав им возможность удалиться на несколько ярдов, покинул свое укрытие и пошел за ними. О чем они беседовали, он не слышал, но ему этого и не надо было: все, чего он хотел, это узнать, куда Мари Лаво заведет его знакомую, чтобы в случае чего встать на защиту ее чести. Несмотря на их постоянные размолвки с мисс Стоун, Огилви чувствовал себя в некоторой степени обязанным ей, ведь она много раз выручала его из неприятностей. Чернокожий мальчишка, который ранее сопровождал Мари Лаво, неся на голове корзину с фруктами, куда-то исчез, и Огилви рассудил, что хозяйка отправила его с новым поручением. Дамы неспешно продвигались по набережной, а затем свернули в переулок. Огилви свернул туда же, держась поодаль и готовый в любой момент нырнуть за ствол дерева, чтобы не попасться им на глаза. Но ни одна из них ни разу не обернулась, да и зачем им было это делать? Мисс Стоун  явно не ждала, что ее будет сопровождать чичероне в его лице, а Мари Лаво чувствовала себя, как рыба в воде, и не опасалась преследования и приставаний, - это было заметно по ее уверенной и в то же время расслабленной походке. Пройдя пару кварталов, дамы подошли к красивому двухэтажному дому, который, как и большинство домов Французского квартала, фасадом смотрел не на улицу, а на внутренний дворик, представлявший из себя настоящую оранжерею. Дом был выкрашен голубой краской,  а по соседству с ним красовались два таких же ярких собрата: один со стенами цвета яичного желтка, а другой - мятно-зеленый. Никакой ограды вокруг домов не было, - еще одна характерная черта Французского квартала, которую Огилви успел отметить. Лишь несколько особенно пышных особняков были огорожены ажурными коваными решетками, которые не так давно вошли в моду и доставлялись из Франции, но дом, у которого стояли Мари Лаво и мисс Стоун был, скорее, аккуратным и милым, нежели роскошным, и уж точно не походил на бордель.*

*Предполагаю, что Мари Лаво привела новую знакомую к своему дому.

Обе дамы зашли в дом, а Огилви остался стоять за деревом, размышляя, что ему делать дальше, - уйти восвояси или же ждать, когда мисс Стоун выйдет и пойдет домой. Уже начало  смеркаться, и он рассудил, что придется ждать, - не мог же он позволить ей возвращаться домой в одинестве и в потемках! К вечеру стало холодать, и поскольку хирург вышел из дома без пальто, он ощущал, как под сюртук к нему пробирается промозглая сырость. Постояв под деревом полчаса, он продрог до костей, а к тому же начал накрапывать мелкий дождик. В итоге Огилви решил, что не стоит рисковать: он совсем не хотел подцепить бронхит или пневмонию. Поэтому он покинул свое укрытие и направился к дому Мари Лаво, приветливо сиявшему единственным освещенным окном. Стучаться в парадную дверь он не стал: обошел дом и обнаружил боковой вход. По-видимому, жизнь в Новом Орлеане была спокойной, поскольку жители забывали запирать двери. Хирург тихо вошел в дом и юркнул в первую попавшуюся дверь, за которой оказалась темная комната.

Пробираясь вглубь темной комнаты и натыкаясь на мебель, Огилви услышал женские голоса, доносившиеся из смежной комнаты. Он пошарил по столу, подвернувшемуся по дороге, и нащупал на нем пустой стакан. Прижав стакан отверстием к стене и приложив к его донышку ухо, Огилви  благодаря этому слуховому рожку сумел довольно отчетливо разобрать суть беседы. Но содержание показалось ему не заслуживающим внимания: дамы обменивались мнениями о превратностях судьбы, причем в довольно отвлеченной форме, в то время как Огилви предпочел бы услышать истории из их личного опыта. Кто знает, обладателем каких сокровенных тайн он бы стал благодаря простому стакану из тонкого стекла! Тем не менее, он не прервал прослушивания и приготовился услышать нечто такое, что могло дать ему пищу для размышлений по поводу прошлого мисс Стоун и загадочной Мари Лаво, и стать ключом к их характерам. Но вдруг он услышал ухом, обращенным к двери, какие-то странные звуки: в углу, где стоял большой сундук, о ребро которого он имел несчастье ушибиться коленом, что-то шуршало, причем это было не то приятное шуршание, которое издает шелк женского платья или опавшая листва, а нечто другое, от чего волосы у него на затылке зашевелились. Поставив стакан на стол, хирург осторожно двинулся на поиски лампы или свечи. Свеча обнаружилась на небольшом столике у стены, и даже не одна, а целых три, вставленные в трехрогий бронзовый канделябр. Там же лежал коробок фосфорных спичек. Огилви зажег все три свечи и снова прислушался. Шорох не прекращался и доносился из сундука. Огилви подошел к сундуку и приблизил к нему канделябр, с удивлением обнаружив, что в крышке и в стенках сундука просверлены крошечные дырочки, служившие для доступа воздуха. Замка на сундуке не было, и хирург приоткрыл крышку и заглянул внутрь. Вопль, который он издал, мог сокрушить стены Иерихона: на дне сундука извивались змеи, - целый клубок змей, расцветка которых указывала на то, что они принадлежали к самым ядовитым разновидностям луизианских рептилий.

При появлении в комнате дам Огилви  захлопнул рот и прекратил орать, как будто был автоматоном, на спине которого нажали нужную кнопку. Теперь его пугали не столько змеи, сколько необходимость объянять свое присутствие в доме, куда его не приглашали. Но прежде, чем это сделать, он решился на отвлекающий маневр.
- Ни шагу дальше! - воскликнул он с пафосом древнегреческого актера. - Замрите! Эта комната кишит змеями, причем ядовитыми!
Мисс Стоун должна была испугаться, в этом он нисколько не сомневался. Он не раз видел, как дамы залезали на столы, увидев в углу извивающийся хвостик обычной мыши.
Захлопнув крышку сундука, он отступил от него на шаг, все еще содрогаясь от омерзения, причем это чувство относилось не только к змеям, но и к их владелице, Мари Лаво. Что же это за женщина, которая не только не боится ядовитых рептилий, но и держит их в своем доме, как другие женщины держат котят и декоративных собачек? А что по этому поводу думает ее муж или любовник? Представив, как просыпается в постели и чувствует, что у него на груди свернулась кольцом змея, Огилви снова содрогнулся и издал квакающий звук. Он вспомнил, что Олимпиада, мать Александра Македонского и жена царя Филиппа, тоже была змеепоклонницей, и что Филипп развелся с ней, однажды застав ее лежащей в постели в обнимку с двумя огромными черными рептилиями.

Поняв, что его маневр не увенчался успехом, Огилви перешел в нападение, поскольку знал, что это является лучшей защитой. Чары змеепоклонницы Мари Лаво уже не действовали на него, и он вел себя вызывающе смело.
- Я - старый друг этой леди, - кивнул он на мисс Стоун. - И поэтому , увидев, что она куда-то отправилась с незнакомой ей дамой, решил последовать за ней, чтобы в случае чего защитить ее. Не сочтите за дерзость, мэм, но я вас не знаю, как и не знаю города, и то же самое можно сказать о мисс Стоун, которая приехала в Новый Орлеан не далее, как сегодня утром. Я собирался дождаться, пока она покинет ваш дом, но пошел дождьи я решил войти внутрь. Я просто попал не в ту комнату и не сумел сразу же оповестить вас о своем присутствии, о чем сожалею. Но согласитесь, что я поступил правильно. Увидев ваших подопечных, - Огилви кивнул на сундук, в котором находились змеи, - Я считаю, что мисс Стоун должна немедленно покинуть это место. Мисс Стоун, вы готовы идти со мной?

Огилви заглянул в сундук и увидел, что в нем действительно свалена куча тряпья и перекрученные веревки. Но этого не могло быть, ведь он видел змей и что более важно, он слышал, как они трутся друг о друга своими чешуйчатыми телами, издавая отвратительный шорох! Он бросил на Мари Лаво хмурый взгляд, понимая, что не может противопоставить реальности свои слабые аргументы. Но он был уверен, что креолка или квартеронка, - кем уж она там на самом деле являлась, - обвела их с мисс Стоун вокруг пальца. Возможно, что сундук был с двойным дном, и она привела в движение скрытый механизм, прикоснувшись к крышке сундука!
- Хорошо, я останусь и пережду ливень, - сказал он с таким видом, как будто делал хозяйке дома невероятное одолжение. - Но как только он закончится, я тут же уйду. И мисс Стоун уйдет вместе со мной.

- Ни в коем случае! - эхом откликнулся Огилви, ужаснувшись такой возможности.  - Как я сказал, мы с мисс Стоун старые друзья и ничего более. Но это накладывает на меня определенные обязательство по отношению к ней.
Пропустив дам вперед он вполголоса поинтересовался у Мари Лаво:
- Признайтесь, что за фокус вы тут нам продемонстрировали, мэм. Ведь я не слепой и не страдаю галлюцинациями: я видел змей в вашем сундуке! Кстати, не могли бы вы одолжить или продать нам с мисс Стоун парочку этих очаровательниц для предстоящего маскарада?

Брови Огилви изумленно взметнулись :
- О! А я-то думал, что во Французском квартале пьют только кофе. Благодарю, мэм: для нас, шотландцев и англичан, нет ничего лучше, чем чашка хорошо заваренного чая! Бодрит сильнее кофе и одновременно успокаивает нервы.
При упоминании нервов Огилви метнул красноречивый взгляд на мисс Стоун, которая, кажется, решила его игнорировать.
- Да, мы с мисс Стоун уже определились с маскарадными костюмами: я буду Асклепием, а она - одной из его дочерей. Наверное, вам известно, что главным атрибутом Асклепия, бога врачевания, был посох, вокруг которого обвивалась змея, ронявшая свой яд в чашу. Яды ведь не только убивают: в малых дозах они излечивают многие болезни!

Чай был подан в чашках из тончайшего китайского фарфора. Огилви пригубил напиток и понял, что к чайным листьям были добавлены какие-то травы и корешки, источавшие горьковатый, но приятный запах и придававшие чаю острый и немного вяжущий вкус. Как любой врач, он был сведущ в ботанике и траволечении и мог узнать по запаху не менее сотни лекаррственных растений, но этот сложный и пряный букет он не мог разложить на отдельные составляющие, хотя и должен был признать, что напиток не вызывает у него отвращения. Осушив чашку до дна, он, к своему удивлению, почувствовал еще большую жажду и без церемоний  наполнил ее вновь. Право отвечать на вопросы хозяйки дома он временно уступил мисс Стоун, а сам лишь потягивал чай да исподтишка оглядывал комнату, то и дело  задерживая свой взгляд на Мари Лаво. Особенно интересовал хирурга ее тюрбан, хитроумно закрученный таким образом, что образовывал семь углов. Огилви уже достаточно насмотрелся на тюрбаны цветных жительниц Французского квартала, чтобы понять: головной убор Мари Лаво отличался от прочих именно количеством углов, что явно имело какой-то смысл, скрытый от него, но понятный окружающим. Под тюрбаном должны были прятаться густые и курчавые волосы, свойственные всем женщинам черной или смешанной расы и огилви вдруг представил себе, что если Мари Лаво снимет  его с головы, то ее лицо превратится в лицо Медузы, обрамленное черными извивающимися змеями. Это внезапное видение так сильно его потрясло, что он вздрогнул и опустил взгляд на бусы, обвивавшие шею хозяйки дома, гладкую и стройную, как греческая колонна,  и спускавшиеся до пояса ее платья. Бусы были сделаны из грубо обработанных полудрагоценных камней, перемежавшихся с ракушками, клыками животных, отшлифованными косточками каких-то плодов и крохотными костяными фигурками. Они были настолько необычны и так плохо вязались с  изысканным нарядом прекрасной креолки, что Огилви заподозрил в них амулет, наделенный могущественной и тайной силой.
Выпив третью чашку чая подряд, он почувствовал, что разомлел и проникся невероятными симпатией и доверием к хозяйке дома, которую еще недавно подозревал черт знает в чем. Вполуха слушая ее новые вопросы, обращенные к мисс Стоун, а также ответы последней, он горел желанием вступить в разговор, блеснцть остроумием, раскрыть перед нею все тайны своей жизни и сердца, невзирая на присутствие нежелательного свидетеля в лице мисс Стоун.

Элизабет внезапно разговорилась так, что не остановить, и Огилви уже потерял терпение, слушая то, о чем и так уже прекрасно знал. К счастью, хозяйка дома задала ему прямой вопрос и он тут же ответил, потянувшись за четвертой по счету чашкой чая:
- Как можно заскучать в обществе таких очаровательных дам! - галантно ответил Огилви. - Я не только не скучаю, я наслаждаюсь и надеюсь, что дождь закончится еще не скоро. Я планировал принять участие в маскараде, и только, но теперь, увидев воочию все чудеса Французского квартала, сказал себе, что просто обязан задержаться: денег у меня достаточно, чтобы прожить здесь хоть полгода, ни  в чем себе не отказывая. Тем более, что я дал себе слово опекать и оберегать мисс Стоун, у которой в Новом Орлеане нет ни родственников, ни знакомых.
"Что я такое несу?" - мысленно ужаснулся шотландец.  - "Зачем я рассказываю совершенно постороннему и малознакомому человеку о своих накоплениях на черный день?"
Но эта здравая мысль промелькнула у него в голове и исчезла без следа, сменившись острым желанием поведать Мари Лаво еще больше.
- Мисс Стоун забыла упомянуть, что я неизменно был рядом с нею, когда она претерпевала превратности судьбы, - с апломбом заявил он. - Сколько раз  я приходил ей на помощь, и сосчитать трудно. А познакомились мы в госпитале, где я служил хирургом, а она - медсестрой.

Огилви не стал отрицать очевидное: мисс Стоун действительно вытаскивала его из разных переделок.
- Да, что было, то было, согласно кивнул он. - Мадам Лаво, вы тут наверное и не слышали о чудовищной эпидемии, которая разразилась в Лондоне пару лет тому назад. О, это было страшное время! По улицам города бродили ожившие мертвецы и набрасывались на всех, кто встречался им по пути. Мы с мисс Стоун в момент начала эпидемии как раз находились в морге госпиталя, - разумеется, не как трупы, а в том же виде, в каком вы видите нас сейчас. Я делал вскрытие, а мисс Стоун мне ассистировала. Ну знаете, ничего особенного: подавала нужные инструменты, записывала мои выводы в журнал и так далее. Собственно, я никогда бы не взял в ассистентки женщину, но в тот день мой постоянный ассистент заболел и прихлось брать, что есть. Так вот: труп, который лежал на столе, вдруг ожил и схватил меня за горло! Можете представить себе мое недоемние? Я было подумал, что передо мной больной, которого ошибочно приняли за мертвеца в то время как он на самом деле пребывал в летаргическом сне, - таких случаев пруд пруди, именно поэтому многие лондонцы делают особое распоряжение в своем завеание с просьбой похоронить их в гробу с отверстиями для воздуха и колокольчиками, в которые, очнувшись, они смогут подать сигнал из могилы. Но оказалось, что это не так...
Огилви сумрачно покачал головой, припоминая те ужасные дни и ночи.
- Кстати, - добавил он, Причины эпидемии так и не были установлены. Но в "Ланцете" как-то промелькнула статья, в которой описывались похожие, хотя и единичные случаи, происходившие на Гаити. Кажется, автор называл оживших мертвецов словом"зомби" и утверждал, что это дело рук жрецов местного культа, который называется вуду. Вы ничего такого не слышали?