- Благодарю, но я так наелся за обедом, что теперь могу поститься три дня, - пошутил Генри. - Давайте лучше поговорим о подготовке к предстоящему венчанию. Боюсь, я расстроил вас своим предложением пригласить на церемонию баронета Уайта. Поразмыслив, я решил, что настаивать было бы жестоко с моей стороны, и что ваше хорошее настроение для меня важнее общественных приличий. Нам также надо подумать о том, какое количество гостей мы сможем принять в этом доме. Насколько я слышал, в Калькутте принято широко отмечать свадьбы, и обычно приглашают даже шапочных знакомых, а учитывая, что все здесь знают всех, к нам может заявиться половина всех британцев, что живут в Калькутте. Хватит ли места для пятисот гостей, если поставить столы в саду?*К счастью, здесь принято приходить на званые обеды со своими собственными слугами, так что по крайней мере, недостатка в прислуживающих за столом не будет.

*Генри очень скромен в своих оценках количества гостей: по данным 1844 года в Калькутте проживало 3,138 англичан и 4,746 "европейцев", не считая португальцев и французов, по которым есть отдельная статистика. А свадьбы на 500 и более человек были достаточно обыденным явлением

-Дорогая, вы же слышали, что сказал доктор: я не болен, - мягко возразил Генри, накрывая ладошку Элис своей ладонью. - Завтра мне предстоит навестить казармы, - не столько ради того, чтобы поговорить с Перкинсом, сколько потому, что меня обязывает долг службы. А к вам обещала наведаться миссис Халлидей - вы же помните? Думаю, что она даст вам массу дельных советов по поводу правильной организации торжества, ведь она сама выходила замуж и у нее несколько дочерей, ради которых она будет устраивать праздничные церемонии. Уверен, что она назубок знает все правила свадебного этикета, чего я, увы, не могу сказать о себе... Но есть важные вопросы, которые даже она не в состоянии разрешить. Например: кого вы возьмете в качестве подружки невесты?

- Мне тоже жаль, - сказал Генри, не будучи, впрочем, уверен, что это так и есть.
Он так и не смог полностью преодолеть свою заочную неприязнь к Бетти, - кузине лейтенанта Томаса, о которой Элис так часто упоминала в связи со своей поездкой в Париж.  Но он понимал, что Бетти, скорее всего, – славная и воспитанная девушка (да и какая еще родственница могла быть у такого прекрасного человека, как его лучший друг!) и что его неприязнь продиктована ревностью к жене.
После короткой паузы он добавил:
- Что касается миссис Халлидей... боюсь, она меня недолюбливает, Бог весть по какой причине. Но если вы хотите, чтобы я остался, я останусь, а в казармы съезжу после того, как она закончит свой визит. Мне тоже любопытно послушать, какие советы она вам даст, а сам я буду сидеть тише воды, ниже травы, чтобы не возбуждать в ней раздражения. Но у меня одна просьба: я бы не хотел показываться ей в этой повязке, - это вызовет массу вопросов с ее стороны, и не дай Бог она вздумает меня лечить! Я сниму повязку, c с вашего позволения, а ссадину прикрою прядью волос – хорошо, что она у меня на виске, а не посреди лба!

На следующее утро Генри проснулся со странным ощущением того, что накануне случилось что-то крайне неприятное. Поправив повязку, съехавшую во время сна на лоб, он осторожно выбрался из постели, чтобы не будить Элис, и озадаченно уставился на стол, на котором не было никаких признаков предстоящей процедуры бритья: ни тазика, ни кувшина с горячей водой, ни чистых полотенец, ни помазка с бритвой. Он посмотрел на часы и убедился в том, что уже восемь утра, - время, в которое обычно Перкинс уже заканчивал его брить. И тут он вспомнил, что вчерашним вечером его денщик вспылил и покинул дом, решив перебраться в казармы. Смирившись с тем, что придется бриться самому, Генри накинул халат и отправился в кабинет, куда спустя четверть часа туземный слуга принес ему все необходимое для совершения утреннего туалета. Вообще-то лейтенанту было не привыкать бриться самостоятельно, но конечно он предпочитал, чтобы это делал его денщик, да и само присутствие Перкинса обычно заряжало его хорошим настроением на весь день: денщик пересказывал ему все, что видел и слышал в солдатских казармах, а учитывая то, что там жили не только холостяки, но и семейные, порой эти рассказы были очень занимательными, хотя далеко не все из них сам лейтенант мог пересказать своей жене. Солдатские жены часто ссорились и дело далеко не всегда заканчивалось мировой, - бывало, что и доходило до потасовок и вырванных волос. Повсюду сновали дети, что, по словам Перкинса, очень напоминало бродячий цирк или цыганский табор, и превращало существование холостых солдат в сущий ад. Генри не мог поверить, что Перкинс долго выдержит такую жизнь и убеждал себя, что тот вернется самое позднее через неделю. А пока что ему самому придется обходиться без денщика. Оставался открытым вопрос, примет ли обратно блудного мужа Ханна, но Генри твердо решил не вмешиваться в чужую семейную жизнь.
Закончив бритье, он снял с головы повязку, переоделся и вышел в сад, чтобы собрать для Элис букет из свежих роз, но, дойдя до розария, остановился в раздумье. Элис пребывала в убеждении, что ее цветнику нанесен великий ущерб слоном, и мог ли он лишать ее возможности любоваться на уцелевшие розы? Генри развернулся и направился к конюшне. Оседлав Султана, он выехал на дорогу и спустя час вернулся обратно с коробкой шоколадных пастилок с мятной начинкой, купленных в кондитерской на Консул Хаус стрит. Хозяйка кондитерской, мадам  Роше, - одна из сотни французов, живших в Калькутте, - сама делала шоколадные конфеты, которые славились на всю Калькутту, а ее французский шарм привлекал в ее лавку не только любителей сладостей, но и джентльменов, которые желали насладиться легким флиртом с очаровательной и остроумной замужней дамой, не ставя при этом под угрозу ее репутацию. Завернув коробку с пастилками в бумагу, на которой был оттиснут узор из купидонов, натягивавших тетивы своих луков, мадам Роше обвязала коробку атласной розовой лентой и попросила лейтенанта передать «ххорячий п’гивет» миссис Кендал, что он пообещал обязательно сделать.

Передав Султана на поруки конюху, Генри поспешил вернуться в дом. Элис наверняка уже встала и гадала, куда подевался ее муж. Проходя мимо столовой, он заглянул туда, но увидел лишь слуг, накрывавших стол к завтраку. В доме царило приятное утреннее оживление, которое вскоре должно было смениться дневной сонливостью, вызванной жарой. Генри вспомнил, что точно такое же оживление бывало по утрам в доме его дяди и задался вопросом, скучает ли он по Англии. К своему собственному удивлению он был вынужден признать, что не скучает. Единственный, кого ему не хватало, был Кендал-старший, а писем, которые они регулярно писали друг другу, было недостаточно, чтобы утолить тоску лейтенанта по обществу дяди. К счастью, Бартоломью Кендал, несмотря на свои почтенные годы, держался молодцом и продолжал со всей страстью отдаваться двум своим главным увлечениям: ботанике и астрологии. Генри подумал и о том, как парадоксально распорядилась судьба: он разлучен с человеком, который заменил ему отца и вызывал в нем лишь самые светлые чувства, а Элис была вынуждена терпеть ненавистное ей общество баронета Уайта, который хотя и был ее ближайшим родственником, но при этом не вызывал в ее душе ничего, кроме страха и неприязни. Даже оказавшись за тысячи миль от Англии, они все еще оставались заложниками черных замыслов баронета, - а в том, что эти замыслы не плод его воображения, лейтенант был уверен.
Войдя в спальню, он увидел Элис, сидящую у окна перед раскрытой тетрадью, и просиял. Жена, как всегда, была аккуратно причесана и одета как на выход, а не слонялась по дому в затрапезном капоте и с заношенным чепцом на голове, как делали некоторые калькуттские дамы, не умевшие бороться силой духа с тяжелым климатом и непривычными условиями.
- Доброе утро, душа моя! Как отрадно видеть вас такой же бодрой и прекрасной, как только что распустившийся бутон розы в вашем цветнике! – с искренним энтузиазмом, которого было лишено большинство мужей, воскликнул лейтенант и со всей возможной быстротой и решительностью пересек комнату, чтобы поцеловать жену и вручить ей скромный подарок.
- Мадам Роше просила передать вам горячий привет  и коробку шоколада, - продолжил он, когда все поцелуи были исчерпаны. – Мне кажется, что она считает шоколад лучшим афродизиаком, а то, что она рекомендовала мне шоколадные пастилки с мятной начинкой намекает на ее особое расположение к вам.

- Да, именно вечером, - согласился Генри и поцеловал жену еще раз. - А сейчас я готов отдаться вашим заботам.
Он пододвинул себе стул и уселся на него в ожидании, когда Элис примется обрабатывать его "рану".
Из окна спальни была видна часть подъездной аллеи и он с легкой тревогой ожидал того момента, как на ней появится щегольская коляска вице-губернаторши, запряженная парой серых в яблоках лошадей. Эту коляску знали все в Калькутте именно благодаря необычной масти рысаков, которыми миссис Халлидей очень гордилась. Увидев  коляску, Генри с трудом удержался от стона отчаяния: в глубине души он все-таки надеялся, что какие-нибудь неожиданные дела или события помешают вице-губернаторше нанести визит его жене. Увы! Она уже подъезжала к их бунгало, сидя в открытой коляске под большим зонтиком из белого шёлка. И не одна, а со старшей дочерью, зонтик которой был небесно-голубого цвета. На коленях у дам возлежали уже знакомые лейтенанту японский хин и мальтийская болонка* - и он мог бы поклясться, не сходя с места, что обе собачки были завиты и надушены тщательнее, чем их хозяйка.
- Они уже здесь! - загробным голосом сообщил лейтенант жене. - Миссис Халлидей с дочерью!
"И их проклятые шавки тоже" - мысленно добавил он.

*Упоминались в эпизоде "Ревнуют не затем, что есть причина"

- Но вы же хотели, чтобы я остался, - недоверчиво поглядев на жену, возразил лейтенант, но не стал настаивать на том, чтобы остаться. - Впрочем, я действительно предпочел бы отправиться по делам, пока вас развлекают дамы, чтобы оставшееся свободным время вы посвятили мне одному. А позатракаю я в Спенсе или Окланде*, - там превосходно кормят.
Генри упомянул две главные гостиницы Калькутты, в ресторанах которых мог получить завтрак и обед не только постоялец, но и любой желающий. Цены были умеренные: заплатив одну рупию и восемь анн можно было сытно позавтракать, за две рупии - пообедать.
- Я вернусь после полудня, - пообещал лейтенант, взглянув на часы, стрелки которых показывали десять утра. - Надеюсь, что к этому времени миссис и мисс Халлидей уже попрощаются. Благодарю за то, что вы так заботливо и осторожно обработали мою рану - я почувствовал лишь легкие прикосновения ваших нежных пальчиков, а боли как не бывало!
Лейтенант поцеловал руку жене и встал, намереваясь покинуть дом.
- Я выйду через заднюю дверь, чтобы не попасться на глаза дамам, - предупредил он Элис.
Дверь спальни отворилась и на пороге возникла внушительная фигура Санджая, явившегося, чтобы оповестить хозяев дома о том, что мем-сахиб и биби-сахиб ожидают в столовой.

*The Spence и The Auckland

-Доброе утро, душенька!
Элиза Барбара Халлидей встала со стула и мелкими шажками направилась к Элис, чтобы заключить ее в дружеские объятья. Следом за ней, как верный паж, семенил на коротких лапках японский хин, держа  в зубах поноску – куриную косточку, которую успел основательно изгрызть.
- У вас прелестный, просто прелестный дом! – собщила вице-губернаторша, - Я и Генриетте так сказала: посмотри, Этта, каких удивительных результатов можно добиться при помощи хорошего вкуса и верного взгляда, обладая гораздо меньшими возможностями, чем у нас!
- О да, - эхом прошелестела в ответ мисс Халлидей, почесывая за ухом мальтийскую болонку, распластавшуюся у нее на коленях. – У вас прелестный дом, миссис Кендал! А где лейтенант Кендал? Мне кажется, что я видела из окна столовой, как из ворот выезжал всадник в драгунском мундире.
- Юная леди! – суровым тоном произнесла ее мать. – Нехорошо подглядывать в чужие окна и за чужими мужьями! Хотя, конечно же, жаль, если я его не увижу сегодня: я хотела дать ему несколько советов по поводу его обязанностей суфлёра. Душечка Элис, мистер Халлидей просил передать вам, что вы замечательно соответствуете своей роли, - лучшей парнерши он и желать бы не мог! И знайте, что на вашем месте мечтали оказаться многие калькуттские дамы: по секрету вам скажу, что миссис Рис-Эванс слегла от огорчения, когда услышала, что роль Дездемоны уплыла у нее из рук. Ну какая из нее Дездемона! Курам на смех! В прошлом месяце ей уже стукнуло сорок, а эта ее манера молодиться достойна всяческого осуждения, в особенности на фоне генерала Рис-Эванса, - он уже и на лошадь взобраться не может без посторонней помощи! Кстати, о лошадях: я надеюсь, что ваш конюх как следует позаботится о моих серых в яблоках?
Миссис Халлидей с беспокойством оглянулась и посмотрела в окно, из которого была видна часть каретного сарая.

- Благодарю, дорогая, но мы с Эттой уже позавтракали, - извиняющимся тоном сказала вице-губернаторша. - Мы завтракаем очень рано, потому что мистер Халлидей встает ни свет ни заря. Но я с удовольствием выпила бы рюмочку шерри, а Генриетта - лимонада со льдом.
- О да, - снова подтвердила слова матери мисс Халлидей. - С удовольствием!
- Когда мы подъехали к дому, я слышала, как трубил слон, - продолжила миссис Халлидей. - Неужели у вас есть свой собственный слон, дорогая? Вы его купили или арендуете? Я очень люблю слонов - удивительные животные! Не только умные, но и верные. Вы наверное не знаете, что слоны  в этом смысле ничем не уступают собакам и лебедям, а скорее даже превосходят их. О, я бы могла рассказать вам много историй о слоновьей верности, но боюсь, они вызовут у вас слёзы, поэтому расскажу вам об их уме и феноменальной памяти. Наш собственный слон (его зовут Морган, как знаменитого пирата), если его попросить, выберет из кучи обуви именно ту пару, которая нужна, и подаст ее хоботом владельцу. Как он это запоминает - ума не приложу! Я считаю, что по внешнему виду, но мистер Халлидей со мной не согласен - он говорит, что все дело в том, что у слонов очень тонкое обоняние и они различают предметы по запаху.
- Но сами ужасно воняют! И кожа у них грубая и свисает складками, - сморщив хорошенький носик, заявила Генриетта. - Я больше люблю собак, особенно таких маленьких и шелковистых, как наши милые псинки! И уж они точно умнее слонов, а обоняние у них такое, что можно спрятать косточку в соседней комнате - и там найдут!
Мальтийская болонка, лежавшая у нее на коленях, подняла голову и лизнула хозяйку в руку, как будто поняла ее слова.
- А у вас есть собака или кошка, миссис Кендал? - продолжила светскую беседу мисс Халлидей.

- Канарейка! - Мисс Халлидей захлопала в ладоши как маленькая девочка, увидевшая рождественскую ёлку. - А вы могли бы приказать слугам принесли клетку с ней сюда, чтобы мы послушали ее пение? Обожаю канареек и кенаров!
- Генриетта! - миссис Халлидей красноречиво подвигала бровями, призывая дочь к молчанию. - Миссис Кендал задала мне вопрос! Да, дорогая Элис, я бывала на охоте, и не раз. Это очень захватывающее развлечение. Я даже стреляла из охотничьего ружья, но удовольствия в этом мало, поверьте моему опыту: отдача такая, что я потом неделю ходила с синяками на плече. Но как волнительно ехать на слоне, выглядывая в зарослях тигра! Сердце так и замирает от близости смертельно опасного хищника, хотя на самом деле опасности никакой нет: тигр никогда не допрыгнет до беседки, в которой вы сидите, к тому же вокруг полно вооруженных до зубов мужчин, - погонщиков я даже не считаю. Кстати, совсем скоро состоится очередная охота, и если ваш муж разрешит вам участвовать, я буду рада вас видеть, тем более, что слон у вас уже есть.

Увидев канарейку, мисс Халлидей тут же сняла болонку с колен и подбежала к клетке.
- Ах, какая чудесная птичка! - воскликнула она, любуясь жёлтенькой певуньей, разливавшейся трелями. - Вот бы и мне такую, мама! А лкчше двух: я бы их слушала целыми днями и научила бы петь под музыку. Миссис Кендал, а у вас есть фортепиано?
Ее мать равнодушно оглядела птичку и что-то хотела сказать, но покольку дочь задала вопрос хозяйке, сдержала свой порыв и начала кормить японского хина, бросая ему со стола кусочки сыра, которые тот хватал на лету и тут же жадно проглатывал.
- Но разве у вас только одна ртичка? - тем временем продолжила мисс Халлидей. - Когда лейтенант Кендал выезжал со двора, в одной руке он держал поводья, а другой придерживал  большую клетку. Я не успела рассмотреть что за птица была внутри, только заметила яркое красное пятно и подумала: откуда в Калькутте красногрудый реполов? Впрочем, птица была явно крупнее реполова и мне показалось,что она кукарекнула. Но я тут же поняла, что это не так: зачем вашему мужу петух да еще и в клетке?
- Какое у тебя хорошее зрение, Генриетта, - пробормотала вице-губернаторша, недовольно поджав губы и покачивая головой, отчего ее светлые кудряшки мелко затряслись. - И слух отменный! Я ничего такого не видела и не слышала, тем более, что Маркиза и Сёгун заливались лаем. Это клички моих собачек, - объяснила она Элис.

- Нет, это мистер Халлидей так назвал малыша, потому что порода японская, - ответила вице-губернаторша. - Сёгун - это японский князь, что-то в таком духе. А вот малышке Маркизе имя выбрала я! Красавица моя...
И миссис Халлидей подхватила на руки мальтийскую болонку и принялась ее тискать и гладить, как мать - младенца.
- А вы могли бы нам сыграть и спеть? - спросила Генриетта Халлидей. - У вас такой чудесный, нежный голос - папа просто в восторге от него. Он именно за голос вас и выбрал на роль Дездемоны, - сказал, что вы звените, как хрустальный колокольчик.
- Истинная правда, - не проявляя ни капли ревности, подтвердила миссис Халллидей. - Конечно, никто не посмеет отрицать, что вы необыкновенно красивы, но для актрисы голос имеет не менее важное, а порой и более важное значение, чем внешность! Я знавала одну молодую даму, которая была похожа на ангела, но голос у нее был как у старой вороны...Спойте нам, душечка Элис! Я обожаю смотреть и слушать, как играют на фортепьянах и поют романсы юные леди! Генриетта тоже сыграет и споет, но только после вас. У нее несомненный музыкальный дар и превосходное колоратурное сопрано, - об этом сказал один итальянский граф, который гостил у нас в прошлом году проездом в Кашмир, а итальянцы знают толк в музыке.
Генриетта зарумянилась от похвалы матери и скромно потупила глазки.

- На ваше усмотрение, миссис Кендал, - поторопилась заверить Элис мисс Халлидей, и, как только увидела инструмент, прижала руки к груди и воскликнула в искреннем восторге:
- Какое прекрасное фортепиано! "Это же "Джон Бродвуд и сыновья"! Вы привезли его из Англии или купили здесь, в Калькутте? Маман, посмотрите, какая великолепная инкрустация...
Мисс Халлидей благоговейно погладила своими тонкими пальчиками полированный корпус инструмента и вздохнула:
- Чтобы мы делали без музыки... Я уверена, что у этого инструмента божественное звучание
И, отойдя в сторонку, уселась в кресло и приготовилась слушать.
Миссис Халлидей пылала таким же энтузиазмом, которому, впрочем, мешали ее четвероногие питомцы, не к месту и не ко времени залившиеся возбужденным лаем.
- Да угомонитесь же вы наконец! - в сердцах воскликнула вице-губернаторша, расправляя кринолин, чтобы поудобнее устроиться во втором кресле и вдруг глаза ее округлились и она взвизгнула так громко, что на потолке закачалась люстра.
Засим последовал истошный вопль "Змея!", и первая леди Калькутты в один момент оказалась сидящей на крышке фортепьяно, накрыв инструмент своими пышными юбками. Один Бог знает, как ей удалось туда забраться, но выглядела она так, как будто никакая сила в мире не заставит ее спуститься обратно.
- Генриетта! Миссис Кендал! - продолжала вопить вице-губернаторша, - Сюда, ко мне! Нет, не сюда - забирайтесь в кресла с ногами! А лучше - на стол! О мой Бог, я сейчас потеряю сознание и упаду прямо на этй мерзкую тварь! Сёгун, Маркиза, - отойдите от змеи, мои славные детки, - она вас покусает!!!
Виновница переполоха, оказавшись в положении Буридановой ослицы, свернулась в кольцо в углу, по-видимому, решая, на которую из собак напасть первой - на японского хина или мальтийскую болонку, которые продолжали яростно ее облаивать.

Санджай, явившийся во всеоружии, прижал голову змеи рогатиной и отрубил ей голову большим ножом, явно взятым из кухни. Бросив останки в мешок, услужливо подставленный ему Ману, он поклонился дамам и важно удалился, оставив своим помощникам убирать место казни. Быстро протерев тряпкой пол, они тоже удалились.
Вице-губернаторша, тем не менее, не торопилась слезать со своего насеста: ее глаза лихорадочно бегали по комнате, проверяя каждый угол.
- Змея точно была одна? – требовательно осведомилась она, - Змеи обычно ползают парами. А вдруг вторая прячется где-нибудь  за комодом и ждет минуты, когда сможет отомстить за смерть своей товарки? Они умудряются заползать в самые неожиданные места! Ай! Она может сидеть внутри фортепиано!
В мгновение ока вице-губернаторша оказалась на полу и, мелко семеня ногами, добежала до ближайшего кресла и забралась в него с ногами, накрыв все пространство вокруг себя пышными юбками.
- Где же ваш муж, миссис Кендал? – тоном капризной девочки спросила она. – Где же наш герой, который обязан позаботиться о безопасности дам? Мужчины! Всегда, когда нам нужна их поддержка, их не оказывается рядом!
- Маман! – укоризненно произнесла Генриетта, все это время выказывавшая необычное для юной девицы хладнокровие. – Вы же видите, что наши верные паладины успокоились, значит, никакой другой змеи тут нет. Миссис Кендал, вы настоящая героиня! Несмотря на то, что я не боюсь змей, я никогда бы не рискнула подойти к ядовитой змее даже на пушечный выстрел!
- О да, - пристыженно пробормотала ее мать. – Удивительное самообладание для леди, просто удивительное! Я обязательно расскажу о вашем подвиге мужу, а он при встрече перескажет эту историю  генерал-губернатору. Сёгун, подойди к мамочке, - ты тоже настоящий храбрец! Ох, мне надо выпить капельку бренди, - я вся дрожу от страха.
Вице-губернаторша раскрыла веер и стала обмахиваться им.
- Вам надо обязательно завести мангустов, миссис Кендал, - серьезно промолвила Генриетта, подав матери рюмку с шерри, которую та не успела допить до появления змеи. – У нас в доме живет целая дюжина, - мы завели их по настоянию маман, и ни разу об этом не пожалели.