Удар достиг своей цели и противник был повержен. Генри тоже был в порядке, в отличии от своей лошади, что завалилась на бок и судорожно подергивалась.
Про двоих других противников он помнил, вот только..
Выстрел.
Взгляд выхватил второго казака, который прицеливался в Томаса. Сейчас бы спрыгнуть с коня и укрыться... да хоть за крупом уже поверженной лошади! А потом попытаться разобраться с врагами с помощью ружья Перкинса. Или посредством револьвера.
- Хей! – Джеймс пришпорил коня, направляя его в сторону противника.
Возможно, это было глупо и опрометчиво. Казаку ничего не стоило пристрелить Томаса. Или его коня. Но в Джеймсе всегда была некая толика безумия, безрассудство. Он бросался вперед, с неразумной храбростью и, надо заметить, эти решения еще никогда его не подводили. Пусть даже в глубине души он и осознавал, что однажды это может привести его к большой беде. Но не сегодня.
И ружье русского дало осечку – офицер осознал это с какой-то холодной радостью, что будоражила кровь. А самому англичанину это дало немного времени, чтобы налететь, ударив казака саблей. Сталь зазвенела о сталь.

Удар, нанесенный на скаку, был столь силен, что казака крутануло. Но он быстро собрался, следующим своим взмахом пытаясь рубануть по ноге Томаса и, быть может, полоснуть по брюху коня. Но конь Джеймса, подчиняясь приказу, вовремя переступил тонкими копытами, отскакивая в сторону, чем спас и себя и хозяина. А Джеймс, сильно наклонившись в бок, полоснул по лицу русского, который пытался прикрыться саблей, но не успел. Потекла кровь. Еще один удар и враг был повержен.
Томас обернулся, только сейчас имея возможно посмотреть чем закончилась «дуэль» Генри и второго казака. Выстрел он слышал и был уверен, что стрелял Кендал, который сейчас сидел на земле. Тело его противника можно было увидеть распростертым чуть в стороне: руки безвольно раскинуты в стороны, ружье откатилось прочь – мертв.
Джеймс пришпорил скакуна, в несколько мгновений оказываясь рядом с другом. Тут же соскочил с коня, бросая поводья.
- Генри! Ранен? Да не молчи же ты! – с досадой, в которой он маскировал свой страх, воскликнул Джеймс. – Ну-ка, дай посмотреть!
Он склонился над другом, пытаясь понять насколько все плохо и сможет ли Кендал выдержал путь до лагеря. В то, что лейтенант опустился на землю лишь для того, чтобы достать письмо из седельной сумки, верилось с трудом.
Письмо. Нужно его обязательно забрать. Но – чуть позже.

Мундир Генри был в крови, ясно виделась дырочка – входное отверстие пули. Но насколько плохи дела так было не разобраться. Оставалось надеяться, что Кендал дотянет до французского лагеря, который был ближе, намного ближе английского, и где им могли помочь.
- Письмо будет доставлено, уж не сомневайся.
Томас принял письмо и тут же спрятал его в мундир. Ответ адмирала и вправду придется доставить ему самому, но прежде он позаботится о главном. Офицер взял ружье Перкинса, закинул его себе за спину, затем вновь склонился к Генри.
- Обопрись о мое плечо. Я помогу тебе, - Джеймс подхватил друга с правой стороны, помогая ему встать на ноги. – Сядешь на моего коня: он так плавно и мягко двигаться может, что человек даже в беспамятстве с него не свалится.
Томас коротко свистнул и его конь послушно подошел ближе, поглядывая на хозяина.
- Держись теперь за седло, я тебя подсажу, - велел Джеймс Кендалу и подставил руки, чтобы тот мог наступить на сложенные ладони сапогом. После этого Томасу останется только «подкинуть» Генри вверх, чтобы он мог более-менее безболезненно (хотя это сейчас и вряд ли!) сесть на коня.

Джеймс обернулся, схватившись за оружие и готовый пристрелить еще ни одного казака. Вот только приближались к ним свои, еще и в компании с дамой – и что они забыли в этом странном местечке? Не самое подходящее место для прогулок!
- Вы очень кстати, господа! - воскликнул тем не менее Томас. Он коротко кивнул даме. – Миссис Дюберли! Сегодня эта дорога была не столь безопасна. Нам повстречались пятеро казаков, лейтенант Кендал ранен. У меня письмо, которое нужно доставить в лагерь, поэтому попрошу вас позаботиться о лейтенанте Кендале и проводить его к нашим союзникам.
Джеймс коротко кивнул французам.
- Ваш лагерь ближе, надеюсь в госпитале не откажут в помощи англичанину.
Французы хором заверили Томаса, что обязательно окажут все возможную помощь.
- Благодарю вас. Капитан Таунли, прошу вас после привести мою лошадь обратно в лагерь, если вас не слишком затруднит эта просьба.
Отбирать у Генри коня, которого сам же ему и предложил, Джеймс не собирался. На его коне Кендал доедет с большим удобством, чем на рыжей лошади русских.
- Генри, я сообщу твоему денщику. Уверен, все будет в порядке.
Должно быть в порядке! Ведь Томасу совсем не хотелось писать вдове Кендала о его последнем прожитом дне. Тогда ведь и врать придется! Не расскажешь же, что Генри напоследок маркитантка приголубила!
Офицер поймал рыжую русскую лошадку, хлопнул ее по морде, когда та пыталась укусить его за локоть, и вскочил в седло.
- Благодарю вас! И будьте осторожны!
Рыжая лошадь, попыталась было взбрыкнуть один раз, но быстро успокоилась и почти спокойно шла под незнакомым ей всадником. Он миновал распростертое на земле тело казака и направился в балку – этот путь был знакомым, а значит самым быстрым.

Томас уже отъехал достаточно далеко, когда раздался голос, зовущий его. Если бы не ветер, дувший в спину, то слова и вовсе не достигли ушей офицера – выбравшись из балки он помчался вперед не жалея коня. Но пришлось остановиться и подождать миссис Дюберли. Неужели что-то случилось? Почему она одна?
Все разрешилось довольно просто: миссис отправили обратно в английский лагерь, хотя с таким же успехом она могла отсидеться у французов, вернувшись потом к мужу в привычной ей компанией поклонников. И Джеймс был изрядно раздосадован, что ему навязали в попутчики миссис  Дюберли, не спросив при этом его мнения. Неужто капитан Таунли не мог догадаться, что письмо требует, чтобы его доставили немедленно и как можно скорее, а из-за женщины, которую не заставишь мчаться во весь опор, придется потерять немало времени.
Впрочем, офицер не выдал своего разочарования и недоумения, улыбнувшись и заверив миссис Дюберли, что сопровождать ее – это счастье для него и особенная честь, хотя, конечно, женская забота сейчас была бы более кстати его раненному товарищу.
До лагеря они добирались словно целую вечность. По пути пришлось рассказать историю с казаками, превознося доблесть, смелость и ловкость Генри.
Джеймс собирался передать письмо адъютанту лорда Кардигана, который дожидался его на том же месте, где его оставили: около палатки Кендала перед едва теплившимся костерком. Перкинса только видно не было: то ли отошел куда, то ли в палатке спрятался.
- На обратном пути мы нарвались на пятерых казаков. Лейтенант Кендал ранен в грудь и отправлен во французский госпиталь, - сухо сообщил Томас, протягивая конверт. – Ваша лошадь была убита, но, чтобы доставить письмо незамедлительно, можете взять эту русскую лошадку, - мужчина похлопал рыжую лошадь по холке.

Джеймс нахмурился, но промолчал, хотя безразличие и даже некое пренебрежение к случившемуся со стороны адъютанта его задело. Да и потеря лошади его волновала больше, чем возможная потеря офицера. Мерзавец!
И, конечно, «русский заморыш» уступал Арабской Красавице, но все же он был во много крат лучше тех лошадей кавалерии, что сумели пережить эту зиму в английском лагере.
Мрачно посмотрев вслед адъютанту, Томас вздохнул и повернулся к Перкинсу.
- Мне жаль Перкинс, но лейтенант Кендал ранен, - сообщил Джеймс, начиная испытывать чувство вины из-за того, что сам не позаботился о друге и не доставил его в госпиталь. Но какие-то неведомые ему силы будто управляли судьбой офицера, заставляя иногда делать то, чего вовсе не хотелось. Однако осознание этого чувство вины это не умаляло. – Мы уже ехали обратно, когда нам встретились пятеро казаков.
И Генри так не вовремя вырвался вперед!
Джеймс покачал головой.
- В результате стычки русские были убиты, но лейтенант Кендал получил ранение в грудь. Почти сразу после этого мы встретили капитана Таунли и двух французских офицеров, которые взялись доставить раненного во французский лагерь. Туда ехать гораздо ближе.

Томас нахмурился, глядя на Перкинса: тут гадай – не гадай, а по всякому могло быть. Поехал бы денщик или нет... никому не известно, к чему это привело бы. Жизнь подчиняется одному – случайности.
- Поезжай, - согласился Джеймс. – Я договорюсь обо всем. И возьми свое ружье, - Томас снял ружье, которое висело у него за спиной и протянул его денщику. 
Известить родных Кендала было нужно, только пока офицер не знал, что писать. Прежде чем садиться за составление послания нужно понять насколько серьезно ранение, чтобы наиболее четко обрисовать перспективы раненного.
- Надо, Перкинс, - вздохнул Джеймс. – Я сам напишу мистеру Кендалу письмо. Но после того, как ты вернешься с новостями.
Впрочем, если рана лейтенанта окажется не столь серьезной, то, может, и вовсе писать ничего не придется – сам Генри напишет.