Генри достал брегет: стрелки показывали половину одиннадцатого утра. Если в пути ничто их не задержит, они с Джеймсом успеют вернуться в лагерь до полуночи. Арабская Красавица забеспокоилась, и лейтенант обернулся, чтобы посмотреть, что или кто так ее встревожил. К конюшням приближалась небольшая группа, состоявшая из полудюжины арабских и десятка турецких лошадей. Все лошади выглядели  хорошо откормленными и отдохнувшими.
- Откуда такие сокровища? - обратился Генри к двум верховым, исполнявшим роли табунщиков.
- Подарок Омар-паши, сэр! - объяснил один из них, остановив своего жеребца. - А в бухте бросила якорь  "Дануба" - на ней прибыли еще с полсотни из Англии. То есть я хочу сказать, с полсотни выживших.
Генри сумрачно кивнул, удовлетворившись объяснением: лошади, перевозимые на кораблях, зачастую не выдерживали тяжелых условий и он своими глазами видел, как павших лошадей погребали точно так же, как и моряков, отдавая их трупы ненасытной морской пучине.
Верховой посмотрел на Арабскую Красавицу и его брови удивленно взлетели вверх:
- Это же лошадь капитана Морриса из штаба!
- Капитан Моррис любезно одолжил ее мне, чтобы я смог доставить депешу в Камьеш. Моя лошадь, увы, в настоящее время не способна преодолеть и милю под седлом.
Генри страшно хотелось проведать Кумира, но присутствие арабской кобылы связывало его по рукам и ногам. К тому же он не хотел понапрасну расстраиваться перед дорогой, глядя на своего изнуренного жеребца. А в том, что Перкинс в его отсутствие навестит Кумира, он не сомневался.
- Великолепная лошадь, сэр! - верховой продолжал придерживать свою, любуясь гнедой кобылкой.
- Эй, Кеппел! Хватит лясы точить: сейчас все лошади разбегутся! - окликнул верхового его товарищ. - Простите, сэр, но нам надо как можно скорее разместить наших подопечных в конюшне.
Последнее адресовалось лейтенанту.
Генри кивнул:
- Конечно, капрал...
Лицо второго верхового, одетого в форму капрала,  показалось ему смутно знакомым, но он не смог вспомнить его имени.
Верховые занялись делом, а он вспомнил Мальту и случай на озере. Прикоснувшись к той стороне груди, на которой было спрятано письмо жены, он подумал, не прочитать ли его, пока Джеймс занят в конюшнях, но решил, что не успеет.

Генри не разделял оптимизма друга, но не стал возражать, только заметил:
- Ну разве что в разведку отправят, да и то не факт. Двадцатого февраля отряд из тридцати пяти или тридцати восьми драгун из 4-го полка* был застигнут таким сильным снегопадом, что был вынужден вернуться: не видно ни зги, а снега за час насыпало столько, что лошади с трудом шли шагом, да и люди промерзли до самых костей. Какой сильный ветер сегодня! Как бы не начался шторм. Кстати, вот тебе новость: шестнадцатого февраля лорд Лукан отплыл в Англию. Возможно, скоро за ним последует и лорд Кардиган? Давай будем забирать левее, Джеймс...
Гнедая кобылка шла под ним той особой, грациозной и плавной рысью, которая присуща арабской породе лошадей. Поскольку Камышовая бухта располагалась к северо-западу от того места, где они находились, Генри решил продвигаться, насколько это возможно, параллельно береговой линии. А всего в нескольких милях от них, но к востоку, находилась Долина смерти, усыпанная ядрами русских пушек. Навстречу двум всадникам медленно продвигалась санитарная тележка, на которой лежали два солдата: то ли раненые, то ли больные холерой.
Разминувшись с нею, Генри хмуро заметил:
- Видел? Тоже подарок французов: у нас даже своего санитарного транспорта нет! Эх Англия, Англия! Скоро с королевского герба исчезнут и лев, и единорог...А впрочем, есть кое-что, что тебя наверняка порадует: в нашем балаклавском госпитале недавно появились восемь сестер милосердия: прибыли из Скутари. Я ни одной не видел, но Перкинс уже все разузнал: сказал, что старшая над ними - бой-баба и сержант в юбке, еще пятеро - серые мышки, но две ирландки - чистое загляденье. Одна темноволосая с синими глазами, вторая - рыжая с зелеными. Правда, обе - католические монахини, но тебя ведь такие мелочи не смутят?

*4-й драгунский полк Лёгкой Бригады под командованием лорда Джорджа Огастуса Фредерика Пэджета. Вообще же легкая кавалерия в основном использовалась в качестве застрельщиков, для осуществления стратегической разведки и связных функций. В бой посылалась (за редким исключением) лишь для уничтожения противника, потерявшего строй или бегущего. Лошади были быстроходные и легче по массе, чем в тяжёлой кавалерии. Изначально же английские драгуны были, по сути, конной пехотой: единственной функцией лошади было доставить всадника к месту сражения, где он спешивался и вступал в бой на земле

- Нет уж, уволь! - усмехнулся Генри. - Я уже побывал в нашем госпитале, и больше туда ни ногой:пусть лучше сразу прикончат. В этот ад меня не заманишь даже самой красивой сестрой милосердия! К тому же гораздо проще завести знакомство, не будучи раненым. И тебе ведь известны мои вкусы: я предпочитаю блондинок.
Вспомнив одну из них, Генри не удержался от вздоха. Снова захотелось прочитать письмо, спрятанное на груди, но он понимал, что придется обождать, пока они с Джеймсом не доберутся до Камьеша, а там можно будет с удобством расположиться в какой-нибудь греческой или турецкой кофейне и в тепле прочитать послание жены и, может быть, даже написать ответ.
Ледяной ветер, порывами налетавший с северо-востока, нагнал туч и в воздухе запорхали первые снежинки.
- Проклятый холод! Ты никогда не думал о том, чтобы перевестись в какой-нибудь колониальный полк? В Индии, по крайней мере, всегда тепло. А отсутствие рыжих легко можно компенсировать, любуясь на раскрашенные хной руки местных дам. Как думаешь: они только руки так украшают или и все прочее? Надо будет при случае спросить у  полковника Битсона или лейтенанта Эллиота: они же служили в Индии и должны знать!
Офицеры, упомянутые Генри, были адъютантами генерала Скарлетта, командовавшего тяжелой кавалерийской бригадой.

- Охоту на тигров забыл! Я бы поехал, да: в Бенгалию или Пенджаб... Дядя мне все уши прожужжал, как там красиво и насколько жизнь в колониальном раю отличается от английской глубинки. Правда, англичане мрут, как мухи,  от малярии, но с другой стороны: чем она хуже холеры? Как только закончится эта бесславная заварушка, сразу же подам прошение о переводе. А что касается тамошних дамочек -  ты мог бы проверить лично или, как я уже посоветовал,  расспросить наших индусов.
"Индусами" называли офицеров, отслуживших в Индии. Представив себе сцену с участием Джеймса и индийской чаровницы, Генри почувствовал легкое волнение. Разумеется, взволновал его не Джеймс, а облик дамы, украсившей себя там и сям причудливым рыжим орнаментом, нарисованным хной.
- А впрочем, турчанки тоже красят ладони этой краской: будешь в Константинополе - постарайся рассмотреть все в подробностях и после расскажи мне, как у местных гурий обстоят дела "там", а я с удовольствием выслушаю твой рассказ.Кстати, ты мне так и не поведал о своих амурных парижских приключениях.

Генри пожал плечами:
- Я не успел поинтересоваться мнением миссис Кендал по этому поводу и не собираюсь делать этого и впредь, поскольку не имею желания подвергать её  хрупкое здоровье опасностям колониального климата. Воздух Камберленда, хотя и прохладный,  стократ здоровее для английских роз. Жене вовсе не обязательно, а порой и вредно сопровождать мужа к месту его службы. Ты ведь встречал в лагере миссис Дюберли*, жену казначея 8-го гусарского? Она каждый день разъезжает верхом в компании офицеров и обедает с ними. Признаться, я не понимаю ее мужа. Как он мог позволить ей приехать в Крым? Впрочем, в данном случае мы с тобой находимся по разные стороны баррикад: я женат, а ты холост, и отношение ко многим вещам, касающимся семейной жизни, у нас разное. Но скажу тебе откровенно: мне жаль Генри Дюберли, супруга которого на устах всего экспедиционного корпуса.
Генри впервые неприятно царапнуло совпадение его имени с именем казначея. Ранее он об этом не задумывался, поскольку не был женат на красивой женщине, привлекавшей внимание подавляющего числа мужчин.

*Историческое лицо

- Поедем вдвоём! - с воодушевлением подхватил Генри, - Заведём себе слуг-индусов: мой дядя Бартоломью до сих пор сокрушается, что его индийский камердинер умер незадолго до того, как им надо было возвращаться в Англию. И у капитана Клиффорда отличный слуга-индус, ты ведь его видел... Не знаю, будет ли доволен Перкинс, но с другой стороны, ему осталось всего два года до того момента, когда он сможет покуривать трубочку на кухне у Джайлз, получая за свои былые заслуги по шиллингу в день.
Генри с трудом представлял себе, как можно прожить на шиллинг в день: такая пенсия полагалась нижним чинам, верой и правдой отслужившим в доблестной британской армии двадцать один год* В Балаклаве за фунт мыла платили пять шиллингов, а за бутылку шерри - десять,  а новый гусарский мундир стоил сорок фунтов, хотя на аукционах, время от времени устраиваемых офицерами, можно было приобрести ношеный всего за два с половиной фунта.
- Разумеется, я не обреку Перкинса на полуголодную жизнь, - решительно добавил он. - Он получит от меня гораздо больше, чем согласна выплачивать ему казна, а если вдруг ему втемяшится в голову жениться на Джайлз, уверен, что дядя предоставит ему и кров, и стол, и работу в конюшне или саду.

*введена герцогом Веллингтоном

Генри окинул взглядом своего друга, гарцевавшего рядом на свежей лошади и одетого как на парад, и сравнил его чистый мундир со своим. Сравнение явно было в пользу Джеймса. Кроме того, Генри хотелось остаться одному хотя бы на полчаса, чтобы прочитать письмо жены и он собирался сделать это, пока Джеймс будет выполнять поручение лорда Кардигана.
- Если ты не против, я займусь поисками провизии, а ты передашь письмо адъютанту Его французского Превосходительства: у тебя вид аккуратный и, прошу прощения, сытый, а я, напротив, своими грязными лохмотьями и запавшими щеками смогу высечь искру сострадания в сердцах маркитанток. Но не завидуй моему счастью: эти дамы носят сапоги со шпорами и украшают платья эмблемами полков*. Ничего общего с теми красавицами, которыми ты любовался в Париже! Однако, по слухам, французские солдаты относятся к ним с огромным уважением и любовью. Собственно, так оно и должно быть: кто кормит солдата, тот, или скорее "та", и танцует с ним кадриль. Взять хотя бы Перкинса: я уверен, что Джайлз покорила его сердце отнюдь не внешними достоинствами, а лимонным кексом, ну а после того, как он показал  почтенной вдове свои тылы, продырявленные дробью, он просто обязан на ней жениться.
Генри оглянулся: монастырь святого Георгия, располагавшийся на вершине мыса Фиолент, остался далеко позади. По его расчетам, до Камышовой бухты оставалось не более получаса.

* из биографии лорда Реглана.

Генри не слишком хотелось сдавать Перкинса, но отказать другу он тоже не мог, хотя в дополнение к прочему понимал, насколько неприглядной была его собственная роль в истории с розами леди Ребекки. Не то чтобы он был напрямую виноват, но все же должен был предполагать, на что способен его денщик.
- Боб в буквальном смысле слова понял моё распоряжение достать цветы посреди зимы хоть из-под земли. Поскольку в подземное царство доступа у него не было, он позаимствовал розы в доме леди Чатсуорт, а привратник, поймав его с поличным, довольно метко всадил ему в зад порцию мелкокалиберной дроби. Хвала Господу, что старикан подслеповат, да и расстояние до мишени было слишком большим, - иначе Перкинсу пришлось бы уйти со службы: ты же знаешь, что заряд дроби способен разворотить не то что тазобедренную кость, но и кое-что покрепче. Я безмерно благодарен леди Ребекке за то, что она не выдала нас с Перкинсом миссис Кендал.
Упоминание о красавице-маркитантке он не стал комментировать, поскольку на самом деле не собирался просить милостыни у этих ангелов-хранителей французских солдат, а хотел отыскать какую-нибудь кофейню, чтобы без лишних свидетелей прочитать в ней письмо жены и написать ответное. Генри предполагал, что его другу придется прождать не менее получаса, пока адресат лорда Кардигана напишет ответ. А у хозяина кофейни наверняка найдется пара-тройка битых цыплят и дюжина свежих яиц.

- Смейся, смейся! - мрачно сказал Генри, чуть пришпоривая арабскую кобылку, чтобы она продолжала идти голова к голове с лошадью Джеймса. - Счастье, что Перкинс поехал за цветами в экипаже*: я же ему поручил купить в теплицах не только розы, но и корзину фиалок: моя супруга очень их любит. На лошади он бы это все не доставил. Но красных роз не оказалось, вот он и решился на грабёж средь бела дня. Думаю, что леди Ребекка не стала раздувать скандал из-за моей раны, в противном случае не поздоровилось бы ни мне, ни тем более Перкинсу. Но прошу тебя никогда не упоминать об этой криминальной истории в присутствии миссис Кендал. Да и Перкинсу лучше не знать, что я его сдал тебе с потрохами. Но если бы ты видел его лежащим на кухонном столе без штанов, а рядом - Джайлз, выковыривавшую дробины, ты бы понял, что эти двое созданы друг для друга.
Сказав это, Генри почувствовал, как его охватывает уныние, ставшее неизменным и постоянным спутником  мыслей о браке в целом и о его собственном в частности. Если бы он мог сказать, что и они с Элис были созданы друг для друга! Но все, что произошло в "Папоротниках", доказывало обратное. И его жена наверняка страдала от этого еще больше, чем он: ведь юные девушки - такие трепетные и чувствительные создания... А виноват в ее страданиях только он.
Глухие, тяжёлые звуки разрывов пушечных ядер, доносившиеся со стороны Севастополя, отвлекли его от очередного приступа угрызений совести.
- Мы уже совсем близко, Джеймс. Возьми депешу сейчас.
Генри вытащил письмо лорда Кардигана и протянул его Джеймсу, который ехал на своей лошади бок о бок с ним, не отставая и не опережая: укоренившаяся привычка не приносить в жертву скорости плотный кавалерийский строй довлела над ними обоими даже когда строя, как такового, не было.

Джеймс не мог догадаться, как больно задело его друга сделанное им замечание. Разумеется, думал Генри, его любимая давно забыла и о розах, и о фиалках, и о других его подарках: да и как могло быть иначе после того, как ее увлек за собой вихрь парижской жизни и окружила толпа новых поклонников.
- Ну, Перкинс-то не забыл, - возразил он. - До сих пор погоду предсказывает согласно тому, ноет у него раненое место, или нет. Да и леди Ребекка наверняка всё помнит, так что я на месте Перкинса поостерегся бы показываться ей на глаза после того, как мы вернемся в Англию. Бренди куплю, не волнуйся. В "маленьком Париже" он несравненно лучше, чем у греков и армян в Балаклаве, но и дерут за него втридорога.
Перед всадниками раскинулась широкая и удобная для стоянки Камышовая бухта, только вместо камышей неподалеку от берега вырос густой лес из корабельных мачт, разбавленный трубами паровых фрегатов и  винтовых линкоров, - таких, как 90-пушечный "Наполеон" или адмиральский "Вилль де Пари".
- Не потеряешься тут без меня? - на губах Генри заиграла тонкая улыбка: он любил поддразнить друга. - Смотри, не забреди на "Монтебелло": никого, кроме лошадей, так не отыщешь.
Военный корабль "Монтебелло" еще в начале кампании был переоборудован французами в морские конюшни.

-  Лейтенант Кендал, а ваш друг времени даром не теряет... Или вы вместе с ним решили поохотиться на прекрасную дичь в чужих угодьях? Я бы вместо этого предложил вам отведать свежайшего пирога с куропатками и запить его шампанским в нашей офицерской столовой
Обратившийся к Генри офицер говорил по-английски почти безупречно, и лишь легкий акцент и форма  выдавали в нем француза. Генри узнал в говорившем полковника Вьено*, командира 1-го полка Иностранного Легиона, который впервые за всю историю своего существования сражался на полях Европы. Полковника он знал по достопамятной битве при Инкермане, - это была поистине запоминающаяся встреча, но он никак не ожидал, что храбрый ветеран запомнил его лицо и имя. Спутник полковника,  молодой человек примерно того же возраста, что и Генри, был одет в форму лейтенанта морского флота.
- Добрый день, сэр! Безмерно рад встретить вас снова. Огромная честь для меня...
Генри спешился и ограничился вежливым поклоном, не решившись подать полковнику руку в запачканной и порванной перчатке. Он не стал переходить на французский, справедливо заключив, что выбор языка общения за них с лейтенантом Томасом сделал Вьено.
- Мой однополчанин, лейтенант Томас. У него пакет для адмирала Буэ-Вильоме от лорда Кардигана, а я вызвался сопроводить его до Камьеша.
- Какое счастливое совпадение! - Вьено улыбнулся в густые усы. - Лейтенант Дюпюи служит на адмиральском линкоре и может сопроводить  вашего друга на борт судна вместо вас. А я, в свою очередь, приглашаю вас выпить шампанского - у меня есть полчаса свободного времени до того момента, как мне надо будет вернуться в Стрелецкую бухту**
Генри замялся, стыдясь своего непрезентабельного вида, но полковник уже указывал на вход столовую, предназначенную для французских офицеров:
- Привяжите своих лошадей у крыльца, господа. Здесь вам не ставка Омар-паши и они будут в целости и сохранности

* Полковник Вьено - историческое лицо, погиб в ночь с 1 на 2 мая 1855 года во время захвата союзниками редута Шварца.
**В глубине Стрелецкой бухты располагались полки Легиона (полковников Вьено и де Капре), входившие в 5-ю дивизию.

Расставшись с Джеймсом и лейтенантом Дюпюи, Генри позаботился о лошадях и вместе с полковником Вьено вошел в аккуратное дощатое строение, в котором размещалась столовая для офицеров. Взгляды находившихся там французов тут же обратились к нему: на лицах одних было изумление, другие позволили себе мимолетные  пренебрежительные усмешки, впрочем, тут же исчезнувшие, когда в спутнике одетого в грязный и потрепанный мундир англичанина узнали командира полка Иностранного Легиона.
Последующие полчаса Генри отвечал на вопросы полковника, касавшиеся преимущественно его отпуска, проведенного в Англии. Когда он упомянул о своей женитьбе, Вьено внимательно на него взглянул и спросил:
- Ваша жена не собирается приехать в Крым? Я недавно познакомился с очаровательной миссис Дюберли, женой одного из ваших офицеров: если мне не изменяет память, он служит в 8-м гусарском полку. Отличная наездница и одна из самых остроумных женщин, которых я встречал. И сколько отваги в этой маленькой леди! Приехать к мужу туда, где она каждодневно рискует попасть под артиллерийский обстрел или заболеть холерой... На такой поступок способны лишь единицы.
Генри придвинул к себе бокал с шампанским:
- Нет, не думаю, - ответил он, глядя на пузырьки, игравшие в бокале. - У моей супруги очень хрупкое здоровье, да и я буду против, если она выразит такое желание. Женщинам нечего делать там, где льется кровь.
- Это зависит от склада характера женщины, - возразил Вьено. - Кроме того, я слышал, что миссис Дюберли навещает раненых в балаклавском госпитале и приносит им еду, купленную на собственные средства. Мне сообщила об этом не она сама, разумеется, а полковник Сомерсет.
- Что ж, похвальное и закономерное поведение для англичанки, - вяло согласился Генри, который впервые слышал о благотворительных деяниях жены казначея 8-го гусарского полка.
Полковник изменил тему и, поговорив еще немного, попрощался с лейтенантом и покинул столовую. Генри остался наедине с мясным пирогом и недопитой бутылкой шампанского, к которой, впрочем, добавилась еще одна: по-видимому, о том заблаговременно распорядился Вьено, зная, что вскорости к одному англичанину присоединится второй.
Генри, на которого уже никто не обращал внимания, вытащил письмо жены и прочел его дважды. Упоминание о скором приезде в Париж юного Трелони не вызвало в нем бури негодования: он лишь досадливо поморщился, но не испытал очередного прилива жгучей ревности: горячий мясной пирог и ледяное шампанское настроили его на благодушный лад. Элис развлекалась в красивейшем городе мира, и это было хорошо для нее, а значит, и ему не стоило терзаться по этому поводу.
Генри подозвал к себе обслугу и справился на французском, нельзя ли получить письменные принадлежности, чтобы написать письмо. Оказалось, что можно, и спустя пару минут на чистый лист бумаги легли первые строки ответного письма.
Лейтенант Кендал сообщал миссис Кендал  о том, что их общий друг лейтенант Томас находится в полку с конца февраля, что здоровье его не вызывает беспокойства, впрочем, как и здоровье ее мужа, и что британский лев как никогда близок к тому, чтобы сломить сопротивление русского медведя. Также он просил передать поклон дяде Бартоломью и сообщить Джайлз о том, что Перкинс скучает по ее кексам.
Дописав письмо, Генри в очередной раз наполнил бокал и с чувством выполненного долга выпил его до дна.

К тому моменту, как вернулся его друг, Генри успел убрать все бумаги и вернуть обслуге письменные принадлежности, и теперь сидел за столом, расслабленно потягивая шампанское и думая о том, как сложно будет заставить себя покинуть это теплое местечко, чтобы вернуться в холодный и грязный лагерь под Балаклавой. Впрочем, выбора у них с Джеймсом все равно не было.
Генри налил шампанского во второй бокал и пододвинул поближе к другу блюдо с пирогом.
- Удалось повстречать красавицу-маркитантку? - поинтересовался он, чтобы поддержать разговор, хотя понимал, что если Джеймс и ответит утвердительно, то скорее всего, это будет шуткой. - Вижу, что нет: иначе ты бы не вернулся с пустыми руками.
Генри окинул друга испытующим взглядом, не нашёл на его гладко выбритом лице никаких следов встречи с дамой, и добавил:
- Ешь и пойдем купим чего-нибудь, как собирались. У меня при себе только английские деньги, но надеюсь, нас не заставят расплачиваться франками.

- В том, что ты справишься с поручением так же легко и непринужденно, как и с этим пирогом, я ни минуты не сомневался! - ответил Генри, улыбаясь и невольно сравнивая друга с французскими офицерами, сидевшими за соседними столами. Все они смотрелись бодро, разговаривали громко и уверенно, много смеялись и вообще производили впечатление довольных жизнью людей. Джеймс, с его легким отношением ко всему окружающему, с его неизменным чувством юмора и повышенным вниманием к дамам, прекрасно вписывался в этот круг. Генри, в общем-то, и сам не страдал отсутствием интереса к дамам, но не до такой степени, как Джеймс, который, казалось, приходил в волнение от одного шелеста женских юбок.
- Послушай, а у тебя в роду точно не было французов? - спросил Генри, допивая свой бокал и с сожалением отмечая, что и во второй бутылке не осталось ни капли. - Характер у тебя истинно галльский.
Он помолчал, держа в руке опустевший бокал, и поставил его на стол:
- Давно хотел тебе сказать: я рад, что у меня есть такой друг, как ты.