Элис сидела, просто ожидая изменений в состоянии Генри: ни читать, ни вышивать не было сил и желания. Вернулась Джайлз, принеся горячую грелку, еще одно одеяло и теплый отвар хинина. Грелку Элис завернула в простыню и уложила в ногах у мужа, а одеяло накинула на лейтенанта сверху, надеясь, что это хоть немного согреет его.
Время текло мучительно долго. Иногда девушка вставала, чтобы проверить угли в камине или набрать в кувшин новую порцию холодной воды. И все это время в голове у нее крутились мучительные, тяжелые мысли, в которых она никак не могла разобраться.
Вспышка ревности, которой она поддалась, теперь пугала Элис. Странное недовольство, возникшее столь внезапно, заставляла задуматься и переосмыслить все происходящее. С самого начала этот брак был основан на чистом расчете, где каждый получал желаемое: Элис – свободу, а Генри.. она хотела думать, что Генри получит деньги, ее имущество и будет этим счастлив. Она запретила себе, внутренне, подсознательно, даже думать о каких-то чувствах. И, следуя своим собственным запретам, пугалась любого прикосновения мужчины, смущалась из-за любого проявления чувств чуть более откровенных, чем мог бы проявлять брат.
Она была уверена, что Генри ей безразличен как жених и муж. Что она уважает его как друга или того же брата, что протянул руку помощи в столь непростой ситуации, но не больше. Однако, если бы это действительно было так, то ее ни за что не огорчило бы проявление заботы со стороны служанки. Ей должно было быть все равно: хочет ухаживать Полли за племянником хозяина или нет. 
Но Элис не было все равно.
Еще и леди Ребекка...
Да и какая разница, если от нее пока одни только проблемы! Разве лежал бы лейтенант сейчас раненный, чуть ли не умирающий, если бы не она?
Когда Генри закашлялся, то девушка вскинулась, с тревогой глядя на мужа, и тут же вскочила, склоняясь над больным.
- Как вы себя чувствуете, Генри? – спросила она негромко, понимая что у лейтенанта могут быть, из-за лихорадки, обострены все чувства. – Я сейчас дам вам лекарство, что прописал доктор Рассел. Постарайтесь выпить его, хорошо? Я помогу вам.
Но прежде девушка сняла компресс со лба Генри и коснулась ладонью его щеки, стараясь понять прошел ли жар. Ей показалось, что лицо военного уже не горело так, как прежде, но, впрочем, это могла быть обманная видимость из-за компресса.
Взяв в одну руку стакан, второй она помогла лейтенанту приподняться, чтобы он мог сделать глоток.
- Нужно выпить все.

Элис знала, что сиделка должна проявлять заботу и внимание, но, вместе с тем, быть решительной и твердой. И если пациент отказывается от лекарства, то следует уговорить его.
Миссис Кендал временно отставила стакан в сторону, но только чтобы подложить под спину Генри подушки – так ему будет удобнее сидеть. А затем вновь взяла смесь отвара хинного дерева и алкоголя. Чтобы не нависать над раненным, она присела на краешек кровати, протягивая наполненный наполовину стакан твердо и уверенно:
- Я с удовольствием вам почитаю, - она улыбнулась. – Но только после того, как вы выпьете лекарство. Это обязательная рекомендация врача, - улыбка померкла, уголки губ Элис опустились вниз, выдавая ее тревогу и волнение. Очень уж страшный прогноз дал доктор Рассел и забыть об этом, конечно, не получалось. Если лейтенант еще и от лечения отказываться будет!  – Пожалуйста, я очень прошу вас. Так вы скорее встанете на ноги.

- Все, что угодно, чтобы вы как можно скорее встали на ноги, - Элис улыбнулась, когда лейтенант все-таки выпил лекарство. – Вам нужно будет принимать этот отвар с виски три раза в день. И, думаю, что в следующий раз мы можем попросить Джайлз принести что-нибудь вкусное, чтобы порадовать вас.
Методы лечения в Крыму – одним только алкоголем, не вызвали у девушки большого восторга, но, с другой стороны, методы доктора Рассела тоже пока не были подтверждены выздоровлением пациента. А виски.. что ж, наверное, поздним вечером можно будет налить лейтенанту и стакан виски, чтобы он спал глубоким и спокойным сном и чтобы у него не было желания вскакивать на ноги и куда-то бежать.
- К сожалению, Перкинса я не видела. Я не выходила из комнаты, а он не может сейчас прийти сюда: врач ограничил число посетителей, чтобы избежать заражения. Но мы можем спросить у Джайлз, - Элис взяла в руки колокольчик, подошла к двери, чуть приоткрыла ее и позвонила. – Может быть вы хотите есть? Мы можем сразу попросить кухарку приготовить вам овсянку или принести хлебцы с чаем.

- Генри… вы только не волнуйтесь, - Элис вернулась и опять присела на краешек кровати лейтенанта. Она коснулась ладонью руки военного, мягко поглаживая ее. – Доктор считает, что повторная лихорадка может быть очень заразной. Так же он рекомендовал обрить вас, чтобы избежать тифа. Но я уверена, что тревожиться не о чем, с вами все будет в порядке, если вы будете вовремя пить лекарство. А за этим прослежу я.
Лежа в кровати, бледный, уставший, с темными кругами под глазам, Генри вызывал острую жалость и желание помочь. Он совсем не походил на того активного и деятельного человека, каким показался Элис при встрече. И сейчас даже было сложно поверить, что всего несколько суток назад в нем пробудился тот самый зверь, о котором толковала леди Ребекка, и он набросился на свою жену.. нет! Это был, будто, совсем другой человек.
- Я попрошу Джайлз позвать Мервина, - кивнула миссис Кендал, даже не споря. Она отлично понимала, что есть потребности, утолить которые в ее присутствии лейтенанту было бы неловко. Мужская помощь была необходима и, если это не Перкинс, то пусть будет Мервин.
- Но что случилось с Перкинсом? Он сильно пострадал? Надо было попросить доктора осмотреть его!

Появились слуги – Полли, к счастью, не было видно, и Элис отошла чуть в сторону, чтобы не мешать. Она искренне надеялась, что никакого тифа не будет, но все равно считала, что им нужно следовать рекомендациям доктора Рассела, даже несмотря на осведомленность самого Генри.
Едва лейтенант вышел, девушка приоткрыла окно, надеясь, что резкий запах уксуса хоть немного выветрится. Затем она встала недалеко от двери в ванную комнату, готовая в любой момент броситься на помощь, если лейтенанту станет хуже. Из-за этого ей было хорошо слышно мужчин, каждое их слово. Элис даже хотела сказать, что сама займется сменой повязки – она хотела быть хорошей сиделкой, но не решилась подать голос. Ведь тогда станет ясно, что она подслушивала.
Миссис Кенал потерла перебинтованные ладони. Она искренне хотела помочь Генри, но не знала что еще может сделать. Как все-таки ужасно, когда болеет кто-то из близких! Гораздо проще переносить болезнь самой, чем мучиться ужасными опасениями и домыслами, сидя около кровати больного!
И почему нет идеального порошка, способного за один день вылечить любую боль!

Когда раздался голос Генри, Элис вздрогнула, но, к ее чести, не растерялась и не принялась беспорядочно метаться по комнате. Она мигом схватила колокольчик и позвонила, а после, налив в стакан виски, торопливо вошла в ванную комнату. Вид голого торса мужа, который сидел к ней спиной и немного – полубоком, смутил девушку, но она не подала виду, только опустила взгляд, глядя себе под ноги. Под ногами лежали бинты, испачканные кровью, но ее было совсем немного.
Элис никогда крови не боялась. Она и вовсе считала, что женщины, которые способны упасть в обморок из-за пореза  – довольно странные особы.
- Возьмите, Мервин,  - девушка застала окончание разговора, когда слуга признавался отчего ему стало дурно. Она протянула мужчине стакан с виски. – Выпейте, вам станет лучше. Вам лучше выйти, а я помогу мистеру Кендалу.

К счастью, дворецкому не было так плохо, чтобы его приходилось выводить под руки: хлебнув виски он самостоятельно ушел прочь. Элис медлила и только когда он вышел, повернулась к Генри, не глядя, впрочем, ему в лицо.
Грязные бинты валялись на полу, но рядом, на полке, лежали чистые: то ли доктор вчера оставил, то кто другой, например – Полли, позаботился о лейтенанте.
- Это не забота Мервина: перевязывать ваши раны, - спокойно заметила Элис, очень успешно скрывая внутреннею дрожь. – Я все сделаю сама.
Вряд ли перебинтовать рану, уже осмотренную врачом, сложнее, чем замотать порез от садового инвентаря. Просто нужно действовать осторожно и аккуратно. Взяв в одну руку бинты, миссис Кендал склонилась над мужем, касаясь ладонью его плеча. Кожа у лейтенанта была горячей – то ли девушке это показалось, то ли мужчина еще горел в огне лихорадки.
Пришлось поднять взгляд. И хотя Элис старалась смотреть только на раненую руку, которая выглядела просто ужасно и вид которой вызвал жалостливый вздох, но любопытный взгляд ее не мог не скользнуть по торсу мужчины, невольно оценивая рельеф мышц и подмечая следы от старых ран.
- Доктор велел использовать какую-нибудь мазь во время перевязки? – пробормотала Элис.

Рана выглядела ужасно и, одновременно с этим, очень аккуратно: круглое отверстие с почти ровными краями. Кожа вокруг была воспаленной, покрасневшей. Элис, в который уже раз, испытала острый приступ жалости к Генри, который страдал по ее вине. Но как жаль, что он ничего не помнил про мазь! А больше ведь и спросить не у кого: девушка отлично помнила, что когда доктор вышел из комнаты военного, то больше посторонних там не оставалось. Да и никакой баночки с мазью сейчас поблизости не наблюдалось.
Генри дрожал. Только Элис не знала от чего: то ли болезнь была тому причиной, то ли ее неосторожные действия причиняли лейтенанту боль.
- Простите.. я буду осторожнее, - ответила девушка, действуя еще более аккуратно и неторопливо. – Приподнимите немного руку. Вот так..
Она сама подхватила раненную руку под локоть, помогая занять наиболее удобное для перевязки положение. Прижала край бинта ладонью и принялась наматывать слой за слоем: не слишком туго, чтобы не причинить боль, но и не слабо. Бинт переходил у Элис из одной руки в другую, пока наконец не показался его конец.
- Вам не очень больно? – с беспокойством спросила миссис Кендал, полностью погрузившись в свое занятие. – Еще совсем немного, мне осталось только завязать. Вот так.. где ваша рубашка? Я помогу вам одеть ее.
Элис отвернулась, чувствуя, как сердце прыгает у нее в груди; со стыдом осознавая, что она, скорее, хочет прижать ладони к груди лейтенанта и ощутить пальцами его горячую кожу, а не помогать ему одеваться. Хочет провести руками чуть ниже, коснуться рубцов от старых ран, что она успела приметить.
Девушка поспешно схватила рубашку и выставила ее перед собой, заливаясь краской – щеки ее так и пылали.
- Давайте сначала раненную руку, - выдохнула она, вновь глядя на кончики старых домашних туфель, в которые была обута. – Так.. я думаю так вам будет удобнее.

- Вы слишком добры ко мне, - ответила девушка на похвалу. Она понимала, что во время перевязки действовала не слишком ловко, но все-таки она добросовестно старалась.
Элис осторожно натянула рукав на больную руку лейтенанта, затем второй рукав – на левую и только после этого помогла просунуть голову через воротник. Ладонями она невольно провела по волосам Генри, вновь вспомнив о том, что голову нужно обрить.
- Все в порядке, я просто... – Элис смешалась, не зная что ответить. Вот кошмар: муж заметил как она покраснела и наверняка догадался отчего! Девушке стало очень стыдно и от этого щеки ее заалели еще сильнее.
Миссис Кендал собралась было отступить на шаг – может быть увеличив расстояние она сможет отдышаться? Но лейтенант решил иначе, обнимая ее и прижимаясь губами ко лбу. Элис замерла, но, в этот раз, не от страха, а млея от непривычных, но таких сладостных ощущений.
- Д-да.. – пробормотала она, не делая попыток отстраниться и готовая согласиться сейчас почти на все, что бы ни сказал Генри: читать книгу, сидеть и смотреть друг другу в глаза, держась за руки... даже поцеловаться! Или нет. – С удовольствием...  но...
Пришлось сосредоточиться, чтобы вспомнить о чем она хотела еще сказать.
- Вам нужно состричь волосы... я позову Мервина.

Элис удивленно распахнула глаза, с недоумением глядя на лейтенанта. Она не понимала причин столь резкой смены его настроения, не понимала почему голос его вдруг стал резким, ироничным.
- Я.. я вовсе не..
Очарование момента исчезло, словно и не было ничего. В душе всколыхнулся страх, Элис внутренне сжалась, готовясь к самым неприятным последствиям. Она, верно, опять что-то сделала не так, только она совершенно искренне не понимала в чем провинилась. А, едва только прозвучало сравнение с Дилилой, как девушка задрожала от обиды, но, чтобы это не было так заметно, обхватила себя руками, отступая на несколько шагов назад, стремясь оказаться как можно дальше от Генри.
Она так волновалась, так старалась заботиться о муже, делала все, что в ее силах, только чтобы он поправился. Она подвергла себя риску заражения, хотя даже доктор велел ей поостеречься и уйти. Она готова была не спать ночью, сидя около его кровати. А теперь лейтенант сравнивает ее с Далилой, которая польстилась на деньги, которая предала Самсона ради нескольких горстей звонких монет.
И почему? Только потому что она хотела, из лучших побуждений, следовать советами доктора Рассела.
Элис расстроено заморгала, чувствуя, что в носу защипало – первый признак слез. Но сейчас миссис Кендал держалась, ей помогла держаться обида. И пусть глаза ее наполнились слезами, но ни одна капелька не пробежала по лицу, которое вновь стало бледным, будто у привидения.
Девушка поняла: военный, верно, упрекает ее в том, что был ранен из-за нее. Как был повержен, ослеплен, Самсон, так и Генри чувствует себя подобным герою. Да, дуэль случилась из-за нее, она была причиной, но разве в этом была хоть капля ее воли и желания?
Все это было ужасно несправедливо.
Элис хотела промолчать, но последние слова мужа, очень уж высокомерные и больше похожие на приказ, заставили ее ответить. И слова словно сами потекли рекой. Голос девушки был негромким и дрожал, и говорила она быстро, торопливо, боясь, что лейтенант перебьет ее.
- Почему вы так разговариваете со мной? Разве я... я хоть раз заставила вас думать, что собираюсь предать вас, словом или делом? Разве я хотела, чтобы вы страдали или терпели боль из-за меня или моего приданного? Я не просила вас стреляться на дуэли. Если бы вы сказали мне про дуэль раньше, то я ни за что не допустила бы это. Я бы добровольно вернулась к баронету и умоляла его отменить все, только чтобы вам ничего не угрожало.
Элис глубоко вздохнула и отступила еще на несколько шагов назад.
- Так почему вы называете меня именем предательницы?.. – слова закончились и миссис Кендал сама испугалась своего красноречия. Разве можно так говорить с мужем?
Да и леди Ребекка.. а что леди Ребекка? Почему-то сейчас единственное, что вспоминалось из разговора, было предположение дамы о том, что Генри был контужен на войне.
- Простите. Мне не следовало так говорить, - торопливо добавила девушка, понимая, что пока она пятилась, то дошла до дверей в комнату Генри. – Простите. Я прочитаю все, что вы пожелаете.
Она развернулась и чуть ли не бросилась к саквояжу лейтенанта, чтобы найти там Библию и украдкой вытереть мокрые дорожки на щеках. Миссис Кендал не хотела, чтобы военный видел ее слабость.

Библия нашлась почти сразу, но девушка не торопилась оборачиваться. Она утерла слезы, благо появление Джайлз, которая отвлекла лейтенанта, позволяло это; сделала несколько глубоких бесшумных вдохов и выдохов, успокаиваясь достаточно, чтобы не подавать виду. Но внутри было ужасно больно: обида и недоумение грызли душу изнутри. Элис совершенно не понимала за что заслужила от военного такое отношение. И пусть в этом доме было уютнее, теплее и кормили вкуснее, но душа ее был все так же истерзана, как в доме баронета Уайта, и нанесенные предательством родственника раны не заживают. Нарочито небрежная поза лейтенанта давала понять, что ему безразличны обиды жены. Впрочем, для мужчин ведь это было вполне обычное поведение?
Девушка с трудом подавила желание попросить Джайлз остаться. Но для этого не было, ни одной причины.
Едва за кухаркой закрылась дверь, Элис уселась на стул около окна, низко опустила голову, чтобы ее лица совсем видно не было, открыла Библию и нашла нужную страницу.
Она читала, но совершенно не вникала в смысл, не понимала слов, которые произносит. Ей было все равно: она только выполняла просьбу мужчины, который каким-то непонятным и невероятным образом оказался ее мужем. Совершенного чужого и незнакомого – много ли она успела узнать о нем за несколько дней?
Наверное, было бы правильным предложить военному свою помощь: вряд ли ему было легко справляться с едой одной левой рукой. Но Элис сейчас не то, что помогать не хотела, но даже просто смотреть на лейтенанта не желала.
- Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина.
  От благовония мастей твоих имя твое - как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя.
  Влеки меня, мы побежим за тобою; - царь ввел меня в чертоги свои, - будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно любят тебя!
  Дщери Иерусалимские! черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы.
  Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня: сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, - моего собственного виноградника я не стерегла.
  Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих?
  Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец и паси козлят твоих подле шатров пастушеских.
  Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя.
  Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях;
  золотые подвески мы сделаем тебе с серебряными блестками.

Отредактировано Элис Кендал (2018-02-11 11:55:29)

Казалось, что хуже и быть не может: Элис буквально ощущала насколько натянута обстановка в комнате, насколько сильно напряжение, витающее вокруг. И слова, которые она произносила, повисали вокруг, делая воздух еще более вязким.
Девушка вздрогнула, когда лейтенант решил подняться, запнулась на миг, но тут же продолжила чтение, остановившись лишь тогда, когда муж велел ей прерваться. Нужно было высказать свою тревогу: раненному нельзя вставать! Нужно было уговорить его лечь обратно. Нужно было собрать еду и позвать служанку, чтобы та сменила белье. Нужно было уговорить военного выпить еще лекарства.
Нужно... нужно... нужно …
Какой в этом смысл, если все слова заботы воспринимаются с резкостью? Наверное, она что-то не так говорит, что-то неверно делает, если это вызывает в муже лишь ироничную недоброжелательность. Наверное, нужно быть более терпеливой, внимательной, заботливой.
Или, что более вероятно, работа сиделкой просто не для нее. 
Головы Элис не поднимала и продолжала смотреть вниз: поначалу на книгу, потом – на свои руки. Она не знала чего ожидать и, совершенно точно не предполагала, что лейтенант поступит... так. Девушка словно окаменела, когда Генри взял ее за руку, крепко, чуть ли не до боли, сжимая; и вскинула голову, глядя в сторону, когда мужчина спрятал лицо в ее юбках.
Внутри, в душе, все сжималось от острой боли.
Элис подняла руку, испытывая смутное желание провести ладонью по волосам лейтенанта, но, не успев коснуться, замерла и опустила руку обратно себе на колени. Она не знала какую реакцию это вызовет и опасалась очередной вспышки недовольства.
По щекам потекли беззвучные слезы, как ни старалась Элис их сдержать. Но происходящее было почти невыносимо. Она запуталась и ничего не понимала. И все-таки опять подняла руку и коснулась кончиками пальцев черных прядей. Помедлила и провела ладонью по макушке Генри.

Всем известно: от злых дел больше всего страдают те, кто их совершает, потому что нет муки более страшной, чем терзания совести. Конечно, лейтенант не был злодеем, но если он, хоть в малой степени, чувствовал свою вину за случившееся, то его следовало пожалеть... и простить.
Пожалеть было проще, чем простить. Жалость не требует много времени, а вот прощение вызревает медленно, неторопливою. Слова военного не потеряли своей остроты и горькой обиды, высокомерный тон не изгладился из памяти. Но, несмотря на это, Элис не испытывала жгучей ненависти, только грусть и недовольство на себя – ее вины в случившемся было не меньше, если не больше.
Но как права была леди Ребекка! Не во всем, конечно. Но в главном – да.
Когда чуть приоткрылась дверь, то Элис торопливо склонила голову, чтобы незваный свидетель не смог увидеть ее слезы. Женщине не зазорно плакать, но та женщина, которая плачет все время, может получить «титул» истерички, а истерика – уже болезнь.
Она не противилась, когда лейтенант решил переплести их пальцы, и не отстранилась, когда он коснулся ее лица. Слезы все еще стекали по ее щекам, но большая часть их уже пролилась и сейчас вниз бежали уже только отдельные капельки. Правую руку она подняла, дотрагиваясь  до ладони военного - легко, осторожно. А ладонь левой руки продолжала немного растеряно и неуверенно касаться волос Генри.
Наверное, нужно было что-то сказать, вот только миссис Кендал совершенно не знала что именно, да и, говоря откровенно, боялась нарушить хрупкое перемирие.

Элис было стыдно, что она вновь плакала и что Генри заметил это. Видимо, сдержанность и невозмутимость, которой учили в юности, недостаточно прочно укоренились в ней, и эмоции, которые нужно держать при себе, то и дело прорывались наружу.
Девушка медленно покачала головой. Она тоже не знала, что можно сказать сейчас. Может быть следует и вовсе сделать вид, что ничего не случилось, просто затолкать свою обиду как можно глубже. В конце концов душа – бездонна, и стерпит все.
- Вы не обязаны ничего объяснять, - ровно произнесла она.
Каждое слово, которое девушка собиралась произнести, теперь вызывало у нее самой опасения – вдруг она, в своей глупости, вновь скажет что-то не так? Но и молчать было невозможно. Элис нервно прикусила нижнюю губу.
- Если вы скажете, что я делаю не так, - медленно произнесла девушка, стараясь подбирать слова так, чтобы они звучали как просьба. – То я исправлюсь. Или, - она согласно кивнула, глядя на свои руки, - напишите об этом, если так удобнее.
Как все-таки сложно! Она совершенного не понимала Генри: то он делает ей шикарные и дорогие подарки, то обвиняет в ужасных вещах, то дарит чудесную прогулку, то упорствует в своих пугающих мужских желаниях; отвозит ее на бал, но сам приглашает лишь на один танец. А потом бормочет в бреду имя служанки! И обещания лейтенанта звучали замечательно, но разве он не давал ей свое слово раньше, пусть и по другому поводу? Вот только...
Определенно, она должна что-то исправить в себе, чтобы больше не становиться причиной недовольства, чтобы не сердить и не огорчать лейтенанта. И, разумеется, вспышка недовольства, которая выплеснулась из нее в ванной комнате после сравнения с Далилой, никогда не должна повторяться.
Но, несмотря на обиду  и недоумение, Элис беспокоило решение военного отправиться в дорогу. В конце концов, даже если лейтенант не захочет думать о своем здоровье, если он не станет слушать ее, то он обязан будет прислушаться к словам своего дяди, который должен будет остановить его.
- Я понимаю, что для вас мнение доктора Рассела, который опасается распространения болезни – не достаточная причина, чтобы оставаться здесь. Но, подумайте, что с вами станет, если вы свалитесь с лихорадкой в дороге. Ваше состояние может усугубиться. Не дай Бог, конечно. Может быть вы можете остаться здесь еще хоть на несколько дней?
Элис поднялась, принимаясь собирать на поднос еду, которую опрокинул лейтенант, когда столь поспешно вставал. Можно было, конечно, позвать служанку, но тогда ей самой было бы совершенно нечем заняться.