Огилви был не против согреться: он порядком продрог, пока находился на пронизывающем ледяном ветру, да и сейчас, когда ветер стих, на дворе по-любому был не май месяц. Если даже мельник, одетый по погоде, чувствовал холод, то что говорить о нем,  выскочившим из жарко натопленной девичьей светелки в  рубашке и штанах.
- Спасибо на добром слове, домнуле, - только и сказал хирург, но никаких определенных обещаний давать не стал. Его тревожила судьба сестры Стоун, и он ломал голову над тем, как незаметно увязаться за ней и пробраться в замок, чтобы (пусть и без ее ведома и согласия) быть начеку и прийти ей на помощь, если возникнет в том нужда. А он готов был прозакладывать свои хирургические инструменты на то, что такая нужда возникнет, и очень скоро.
Поглощенный такими мыслями, хирург последовал за Николае в дом.

Огилви вошел в светелку, обвел взглядом присутствовавших и направился к очагу, на котором сестра Стоун разогревала ужин для Елены, - не потому что хотел быть поближе к ней, а потому что продрог до самых костей. У него зуб на зуб не попадал от холода, а еще стало сказываться перенесенное потрясение. Присев на корточки сбоку от очага, чтобы не мешать сестре Стоун возиться с плошками и котелками, он протянул руки к ярко пылавшему огню и уставился на оранжевые языки пламени.
- Я вашему слуге приказал лошадей в обратную дорогу седлать, - негромко сообщил он ей. - Погода наладилась, стригоев мы обезвредили, так что самое вам время вернуться к любимому дядюшке. Могу вас проводить до замка, если желаете.
Хирург прекрасно понимал, что сестра Стоун ничего подобного не желает, но, как настоящий джентльмен, счел необходимым предложить ей услуги провожатого

Огилви удивился, но виду не подал. Фактически, сестра Стоун дала ему разрешение на то, чтобы он проводил ее до замка, оставалось попросить лошадь у Николае. Поповоду супа хирург тоже чиниться не стал: просто подошел к столу, сел и взял в руку ложку. Местная стряпня ему пришлась по душе: была она наваристой, ароматной и сытной. Можетбыть не такой сытной, как хаггис, но близко к тому. Огилви быстро расправился с супом и поблагодарил сестру Стоун:
- Спасибо большое, госпожа Батори. И кухарке графской передайте от меня низкий поклон.
Затем, вытерев губы краюшкой хлеба, обратился к мельнику:
- Домнуле, раз вы теперь дома, позвольте мне отлучиться ненадолго и дайте одну из своих лошадей вместо той, что растерзали волки. И еще ружьишко не помешает на тот случай, если волчья стая снова дорогу перейдет. Нехорошо госпожу Батори одну назад отпускать по темноте. От слуги ее толку никакого: пока мы с ней со стригоями воевали, этот подлый трус в конюшне прятался. Я ее только до ворот замка провожу и сразу обратно вернусь.

- Гордячка! - шепотом сообщил Огилви мельнику, подмигнув ему левым глазом. - Небось поджилки от страха трясутся, но нипочем не признается! А слуга её... что он есть, что нет его, так что придется мне за ней ехать, пусть и на некотором расстоянии.
Огилви пришлось самому седлать лошадь, которую разрешил взять ему Николае, поэтому он действительно выехал с мельницы позже, чем мнимая Эржебета Батори и ее никчемный сопровождающий. Небо очистилось от туч, и на нем ярко засияла луна, освещая покрытую снегом дорогу, глубокое ущелье и острые пики поросших хвойным лесом гор.
Огилви пустил свою лошадку легкой рысцой, разглядывая прямую спину и гордую посадку сестры Стоун, которая, к его огромному удивлению, держалась на лошади не хуже опытного наездника. Догонять ее он не стал: разговора все равно бы не получилось. Просто ехал следом, с наслаждением вдыхая чистый и морозный воздух, напитанный ароматами хвои и смолы.

Впереди показался графский замок и Огилви невольно поежился, хотя и был тепло одет. Но это движение было вызвано не холодом, а страхом за сестру Стоун. Хирург был уверен, что замок, куда она направлялась, был гнездом стригоев, и никто бы не смог убедить его в обратном. Но у него не было никакой возможности пробраться за высокие замковые стены.
- Огилви! – вдруг услышал он чей-то тихий голос и с удивлением увидел Скуна, высунувшего голову из-под полы овчинного тулупа, который дал ему в дорогу мельник.
- Ты здесь, мой друг! – обрадовался хирург. – А я думал, что ты поехал вместе со своей хозяйкой...
- К хозяйке я потом переберусь, она и не заметит, - ответил Скун, - А мне с вами покалякать надо. Пока вы на мельнице были, я  замок облазил от подвала до флюгера. Граф Дракулеску – вампир, это точно! Он днем спит в гробу, который стоит в круглой башне, - туда никому доступа нет, кроме Маришки и ее подружки Микаэлы. Они такие же гарпии, как те, которых мы сегодня убили. Это Маришка у вас всю кровь из спины отсосала, точно вам говорю! Рыжая и зеленоглазая  только она одна. А остальные слуги – дубье дубьем, ничего не видят, не слышат, не знают, ни о чем не догадываются. Да вы и сами видели, с каким олухом сестра Стоун на мельницу приехала.
- Ты рассказал о графе сестре Стоун? – перебил его хирург.
- Да куда там – грустно  сказал Скун. – Она до сих пор на меня дуется, разве ж будет она меня слушать? Но самое главное вот что: в крепостной стене есть  дыра, куда можно пролезть, не привлекая внимания графских слуг. Это на западной стороне, я сквозь нее трижды лазил туда-сюда в образе ван Хельсинга, - и на пустой живот, и наевшись от пуза, чтобы убедиться, что и вы пролезете.
Огилви немного подумал. Он не хотел оставлять мельникову лошадь за стеной замка, но и возвращаться на мельницу, чтобы вернуть ее Николае, а потом идти обратно к замку пешком означало зря терять время. Он решил, что просто отпустит смышленую гуцульскую лошадку, привязав к луке седла мельниково ружьё, и она самостоятельно найдет дорогу к дому. Тут Огилви осенила счастливая догадка, и он спросил у Скуна:
- Послушай, у графа, случайно, рука не перевязана так, как будто он ее недавно поранил?
- Ага, так оно и есть, - подтвердил Скун.
Огилви мрачно кивнул. Теперь он точно знал, что во главе напавшей на него волчьей стаи стоял граф Дракулеску собственной персоной, оборотившийся матерым волком.
- Встретимся в замке, - сказал хирург. – А сейчас беги к своей хозяйке: если она поймет, что ты со мной большую часть дороги проехал, точно никогда не простит.
- Не, я лучше через тот лаз пролезу, о котором вам говорил,  - сказал Скун. – Чёт у меня в животе бурлит после сметаны со сливками – целый горшочек вылакал давеча.
Кот спрыгнул с лошади, приземлившись на мягкий снег всеми четырьмя лапами, и помчался в обход крепостной стены.

Высокие и узкие, как бойницы, окна в круглой башне замка были застеклены витражами. Разноцветные кусочки мозаики из стекла были скреплены между собой узкими свинцовыми полосками, и в ясные, безоблачные дни лучи солнца, проникая сквозь стекло внутрь башни, позволя как следует рассмотреть картины, избраженные на витражах. Художник, создавший эти окна, вдохновлялся явно не евангелическими темами: присмотревшись, взгляд зрителя мог различить жутких созданий, как будто взятых из какого-то средневекового бестиария. Были там и гарпии, и василиски, и чудовищные волки, по клыкам которых стекала кровь. Игра света и теней порой заставляла фигуры двигаться: волки скалили зубы, гарпии шевелили крыльями, а василиски извивались, как огромные змеи, которыми, в сущности, и являлись. Однако единственными зрителями этого макабрического театра были только хозяин замка и две его «невесты», Маришка и Микаэла, поскольку снаружи разглядеть изображения на витражах было невозможно, так высоко над землей находилась башня, а внутрь Круглой залы доступа не было ни гостям замка, ни прислуге.  Обстановка Круглой залы была удивительно скромной: посреди комнаты находился большой круглый стол с тремя кубками из серебра, вокруг него – три высоких деревянных кресла, а на некотором отдалении от стола – помост, на котором стояли  три гроба, служившие местом для сна. Сейчас они пустовали: граф сидел за столом, у него на коленях уютно устроилась рыжеволосая Маришка, а прямо на каменном, не застланном коврами полу у его ног примостилась жгучая брюнетка Микаэла. Маришка ластилась к графу то кладя голову ему на грудь, то обвивая его шею руками и крепко целуя в губы, а Микаэла, хмурясь, наблюдала за этими нескромными ласками, глядя на пару снизу вверх и явно завидуя своей подруге. Сам граф принимал ласки своей молодой и красивой любовницы равнодушно: ее поцелуи явно не разжигали в нем того огня, который она так хотела зажечь.
- Довольно! – наконец промолвил он к радости Микаэлы, бледное лицо которой осветилось злорадной улыбкой, адресованной Маришке. - Поди прочь! Делом займись.
- А я, по-вашему, чем занята? -  игриво протянула Маришка, не желая сдаваться, и начала тереться высокой грудью о бархатный халат графа, одновременно пытаясь распутать витой шелковый шнур с кистями, завязанный у него на талии вместо пояса.
- Пойди проверь, вернулась ли госпожа Батори, - приказал граф, спихивая Маришку с колен.
Лицо рыжей гарпии исказилось от ярости:
- Пусть Микаэла проверит! – взвизнула она, тыча вытянутым пальцем в брюнетку. – Сегодня моя очередь с вами побыть! Госпожа Батоо-ори... – внезапно сменила она гневный тон на насмешливый. – Да она такая же венгерская графиня, как я – русская княжна! Простая девка, холопка, глупая гусыня!
Ответом ей была звонкая пощечина, которую влепил ей граф здоровой рукой, - другая его рука висела на перевязи. На мертвенно-белой щеке Маришки расцвело алое пятно и она попятилась, схватившись за щеку и злобно сверкая яркими, как изумруды, глазами.
- Пойди и проверь, - с металлом в голосе повторил граф, скрестив взгляд с маришкиным. Казалось, что зрачки его темных глаз вбирают в себя хрупкую девичью фигурку целиком, затягивают ее в свои бездонные омуты, гипнотизируют, одновременно угрожая страшными карами. Маришка тяжело задышала и вцепилась в свои густые, медно-рыжие волосы тонкими пальцами с длинными заостренными ногтями, сжимая виски.
- Не надо...- проскулила она. – Ох, больно! Я схожу...
И неверными шагами направилась к двери.

[nick]Василе Дракулеску[/nick][status]граф[/status][icon]https://b.radikal.ru/b02/1909/e0/8bb07641a900.jpg[/icon]

Огилви не удивился, когда сестра Стоун, не оглянувшись, въехала во двор замка. Ясное дело: даже если она и предполагала, чтоу нее есть еще один провожатый, помимо слуги, ей на него было начхать с самой высокой башни замка. Массивные ворота открылись, пропуская графскую племянницу и слугу, и снова закрылись, отрезая путь посторонним. Огилви сильно не расстроился: этой дорогой он следовать не собирался.  Спешившись, он привязал ружьишко мельника к луке седла и похлопал лошадку по шее:
- Домой иди, поняла? Домой, к Николае!
Умное животное тут же потрусило в обратный путь, а хирург под прикрытием ночи отправился исследовать западную часть каменной ограды замка.  Темнота была такая, что хоть глаз выколи, поэтому ему пришлось потратить несколько спичек из коробка, который по-прежнему лежал в его кармане. Наконец он обнаружил лаз, о котором сообщил ему Скун, и, опустившись на колени и согнувшись в три погибели, полез сквозь него. Голова его уже оказалась во дворе замка, в то время как ноги торчали с противоположной стороны, а вот туловище прочно застряло в узкой дыре. Огилви пробовал и так и эдак, но не смог продвинуться вперед ни на дюйм, поскольку руки, прижатые к бокам, не имели возможности вытянуться вперед и упереться в твердую землю. Оставалось лишь замереть и молиться о том, что спустя несколько часов голодовки (если, конечно, он к тому времени не околеет от холода)  он похудеет настолько, что сможет протиснуться сквозь лаз, - узкий, тесный и непроходимый, как вагина девственницы.

От того, что он находился в полной неподвижности, хирург очень скоро начал замерзать. Он проклинал свою непредусмотрительность, помешавшую ему совершить благоразумный поступок и перед тем, как пытаться протиснуться сквозь дыру в стене, снять толстый овчинный тулуп. Того, что его под утро обнаружат графские слуги, он не боялся. Он боялся другого: того, что его обнаружат слишком поздно. Ночной мороз уже успел пробраться под исподнее и злобно кусал хирурга за самые чувствительные и уязвимые места, а его ноги, торчавшие с внешней стороны стены, и лицо, выглядывавшее с внутренней, заледенели так, что он их уже не чувствовал. Впрочем, хирург знал, что смерть от холода - самая легкая и приятная из всех возможных. Человек постепенно теряет чувствительность и погружается в вечный сон, которому предшествуют сладкая истома и эйфория. Пока он никакой эйфории не чувствовал, из чего сделал вывод, что до конца еще далеко.
- Эй, Огилви! Вы что, заснули? - вдруг услышал он знакомый голос и почти не удивился, увидев перед самым своим носом вислоухую морду Скуна. Кот фыркнул и потрогал лапой его заиндевевший нос а затем, видимо сообразив, что дело плохо и надо выручать старого знакомого, оборотился человеком и, схватив Огилви за плечи, начал тянуть на себя. Огилви не сопротивлялся и ничего не говорил, но как только усилия его спасителя увенчались успехом, прохрипел:
- Бренди! Бога ради, бренди!
Скун подхватил его под мышки и поставил на ноги:
- Будет вам бренди, будет и  какава с чаем. Только сначала давайте я вас в теплое место отведу.
- К сестре Стоун? - с надеждой в голосе уточнил хирург.
- Нет, к себе. Сестра Стоун давно уже третий сон видит, не будем же мы ее будить из-за таких пустяков, как чьи-то отмороженные уши и заледеневшие яйца, - возразил Скун и повел хирурга в обход замка, направляясь к неприметной боковой двери, ведущей в подвал.

Летучая мышь коснулась крылом окна спальни Элизабет и полетела дальше. Описав полный круг вокруг башни, она влетела внутрь через чуть приоткрытую фрамугу и превратилась в Маришку.
- Госпожа Батори находится в своей комнате, - процедила Маришка, опустив глаза, чтобы не встречаться взглядом с графом. – Уже лежит в постели в одной сорочке...
Голос гарпии дрогнул и она, не удержавшись, язвительно добавила:
- Вас ждёт...
И тут же испуганно отпрянула, ожидая очередного наказания от графа. Однако он лишь усмехнулся, обнажив острые клыки, и заметил:
- Что ж, не буду заставлять даму изнывать в ожидании. А  вы обе останетесь здесь.
Граф встал и направился к выходу из залы, попутно погладив по голове Микаэлу, по-прежнему сидевшую на полу в изножье его кресла. Это и было наказанием для рыжеволосой гарпии, поскольку лицо ее исказилось от ревнивой муки
Как только за графом закрылась дверь, Маришка набросилась с оскорблениями на свою товарку:
- Шлюха паршивая! Грязная подстилка! Думаешь, я не знаю, кем ты была, пока Его Светлость тебя не обратил? В дешевом борделе ноги раздвигала перед первым встречным!
Микаэла вскочила на ноги и влепила Маришке такую оплеуху, что та чуть не упала, а затем вцепилась ей в рыжие волосы и стала таскать по полу, награждая пинками. Все это она делала молча, и только тяжелое, с присвистом, дыхание, да ярость, сквозившая в ударах ногами, выдавали ее неистовый гнев.
Граф тем временем темной бесшумной тенью соскользнул по винтовой лестнице, ведущей в нижние покои замка, и так же тихо и незаметно прошел по длинному коридору и остановился перед дверью комнаты, в которой находилась его мнимая племянница. Замки были бессильны перед его дланью и он открыл дверь, лишь слегка нажав на дверную ручку.
- Эржебета, - тихо произнес он, делая шаг к кровати, на которой угадывались очертания девичьего тела. – Эржебета, дитя мое...
В его голосе сквозили нотки страстного нетерпения и жгучего сладострастия, странные и до крайности неприличные в устах кровного родственника, за которого он себя выдавал.

[nick]Василе Дракулеску[/nick][status]граф[/status][icon]https://b.radikal.ru/b02/1909/e0/8bb07641a900.jpg[/icon]

Услышав голос Эржебеты, граф тут же оказался у ее постели, преодолев разделявшее их расстояние так же быстро и бесшумно, как летучая мышь.
- Прошу прощения, если я вас напугал, - прошептал он, склоняясь над девушкой и обшаривая жадным взглядом ее лицо, шею и грудь, стыдливо прикрытую одеялом. - Хотел проверить, все ли у вас в порядке, моя дорогая, всем ли вы довольны. Слуги в наши дни нерадивы, увы! 
Он наклонился еще ниже, рассматривая белую шею Эржебеты, и облизнулся, выпустив наружу кончик языка и быстро проведя им по губам.
- Что это? - чуть громче произнес он обеспокоенным голосом, касаясь кончиками пальцев того места на ее шее, где билась голубая жилка. - Вас кто-то укусил? В этой комнате давно никто не жил и, боюсь, служанки давно не перетряхивали постель, чтобы избавить ее от клопов, - этих вечных и ненавистных сидельцев!
Казалось, что граф уже плохо владеет собой: в свете луны, проникавшем сквозь расшторенное окно, было видно, как расширились его зрачки и как неистово вздымалась грудь под парчовым халатом.
[nick]Василе Дракулеску[/nick][status]граф[/status][icon]https://b.radikal.ru/b02/1909/e0/8bb07641a900.jpg[/icon]

Огилви отогрелся в подвале, где стояла угольная печь, растопленная Скуном. Снова оборотившись человеком, кот прокрался на кухню и притащил оттуда бутыль крепкой цуйки* и миску наваристой чорбы, оставшейся после  ужина слуг. Как следует подкрепившись и выпив местной водки, Огилви повеселел и даже попытался исполнить для Скуна гимн Шотландии, но кот сурово его одернул:
- Не время песни петь! Пора  проведать сестру Стоун, - вы же за этим сюда пришли или как?
- Хмм... ну да, за этим самым, - неуверенно подтвердил хирург, хотя так разомлел от тепла и цуйки, что больше всего мечтал завалиться спать до утра.
- Тогда берите кочергу, топор и ломик, и пойдем, - непреклонным тоном приказал ему кот. 
Огилви заткнул за пояс топор, сжал в левой руке ломик, а в правой кочергу и поплёлся следом за Скуном, снова превратившимся в кота. 
Дойдя до нужной двери, хирург остановился и прислушался.
-...почему вы меня боитесь, дитя мое? - услышал он негромкий бархатный голос и напрягся
- Граф уже здесь!- шепотом сообщил он Скуну.
- Я не глухой,- огрызнулся кот.- Что делать будем?
- Подождем развития событий,- откликнулся хирург и прижался ухом к двери, чтобы не пропустить ни слова

*Крепкая настойка из груш или слив, лучшую цуйку делают в Трансильвании.

Граф в точности повторил кажое движение Элизабет, как будто был ее отражением в зеркале, и они снова оказались лицом к лицу.
- Вы - моя гостья, - сказал он тихо, но уже не так ласково, как до этого. - Более того, я - ваш опекун, желающий выдать вас замуж, поскольку вы - сирота и о вас некому больше позаботиться. Жених уже найден: это молодой человек знатного происхождения и с большим состоянием: его семье принадлежат соляные шахты и обширные земельные угодья. Но прежде, чем состоится свадьба, я должен выполнить еще один священный долг. Вы когда-нибудь слышали о праве первой ночи, сударыня? Или в Будапеште уже не соблюдают древних традиций?
Граф протянул руку и сжал запястье Элизабет, как железными тисками, по-прежнему глядя ей прямо в глаза.

- Чёрт знает что, - пробормотал Огилви, слышавший каждое слово. - Этот извращенец собирается лишить нашу невинную овечку самого дорогого, что у нее есть!
- Да ну? - откликнулся Скун. - А мы что делать будем? Свечку держать?
- Ты можешь держать, что угодно, а я этому мерзавцу все зубы выбью, - мрачно пообещал хирург, сжимая кочергу. - А впрочем, пока подождем: вдруг Лиззи не против потерять девственность со знатным вельможей?

Огилви, прижимавший ухо к двери, вздрогнул, услышав  вопль боли и ярости, который исторг из себя граф. Не удержавшись, он нагнулся и заглянул в замочную скважину, в которой, по счастью, не торчал ключ, и увидел, что граф согнулся в три погибели.
- Сестра Стоун из дяди решила приготовить яичницу с беконом, - сообщил он Скуну, нетерпеливо приплясывавшего рядом и изнемогавшего от любопытства. - Ух, не хотел бы я оказаться на его месте. Правда, и ей несладко придется... Пора, мой друг, пора! На абордаж!
И, чувствуя себя лихим пиратом, хирург распахнул дверь и ворвался в комнату, размахивая ломиком и кочергой.
- Руки прочь! - рявкнул он, видя, что граф разогнулся и схватил "племянницу" за горло, потянувшись к ее белой шее оскаленным ртом.
Огилви размахнулся кочергой и нанес стригою страшный удар по затылку: такой должен был бы сразить наповал, но граф не обратил на него никакого внимания.
- Чёрт, - пробормотал удивленный хирург, - У него что, свинцовая пластина в затылок вделана?
Отбросив кочергу, он нанес сбоку второй, не менее чудовищный удар ломиком, на этот раз целясь не в затылок, а в скулу, и осклабился, услышав хруст ломающихся зубов.
- Так его, так! - надрывался Скун, но в драку благоразумно не лез.

Огилви с удовлетворением оценил результаты своих трудов: правая щека графа превратилась в месиво, из которого торчали сломанные зубы. Часть обломков валялась на полу, смутно белея в темноте. Но самое главное, что граф лишился длинного и острого глазного резца, которым и собирался покусать жертву! Огилви снова размахнулся и нанес второй сокрушительный удар по левой скуле графа. Стригой упал на пол и скорчился на нем, завывая от боли.
Хирург отшвырнул ломик и протянул руку сестре Стоун, предлагая подняться на ноги. Но победу было праздновать рано: две летучие мыши ударились об стекло. Их отвратительные мордочки, похожие на сморщенные рожи маленьких демонов оскалились, показывая острые клыки. Увидев сквозь стекло, что граф лежит на полу, две крылатые твари отпрянули и исчезли из виду, но лишь затем, чтобы спустя мгновение появиться на пороге комнаты в обличье двух гарпий.
Рыжая бросилась к сестре Стоун, а ее темноволосая товарка - к Огилви.