- Может, и не они, - поразмыслив, согласился Огилви. – Но ведь вы сами видели след от укуса на шее вашей дочери! Как бы то ни было, нужно выставить охрану на эту ночь и на все последующие, пока мы не выясним, кто виноват в болезни Елены. Вы сказали, что стригои появляются только по ночам, да и гарпия, о которой я вам рассказывал, напала на меня тоже ночью. У вас есть надежные люди, которым вы могли бы доверить охрану дочери? Если желаете, я могу подежурить у ее постели вместе с вами: один из нас уж точно не уснет! Но что будет, если стригой появится здесь? Есть какие-то способы отогнать его, не отрезая ему голову и не вырезая сердце в присутствии больной? Ведь такое зрелище может лишить рассудка кого угодно!

Огилви тут же ухватился за самое простое решение.
- Раз люди говорят, надобно им верить! Не зря, наверное, говорят,  не воду в ступе толкут. Есть у вас чеснок, домнуле? Велите повесить чесночные связки в изножье и изголовье кровати,  и в еду пусть побольше этого снадобья положат! Чеснок, он при любых хыорях полезен, это я вам как врач говорю. А если не жалко добра, так велите по одной связки и нам выдать, а то какая же охрана без защиты самой себя!
Разумеется, в крестьянском доме должны были быть изрядные запасы чеснока, который хранился долго и мог пережить холодное время года, - в этом Огилви ни минуты не сомневался. Однако что касается защитных сил чеснока, насчет этого у него были кое-какие сомнения, но он не хотел отбрасывать даже моснительные варианты. В подобных делах, как это, надо было хвататься за соломинку и убеждать окружающих в том, что вместе они победят и болезнь, и темные силы.
Огилви чувствовал, что что-то от него ускользает, но не мог понять, что именно. Какое-то смутное воспоминание терзало его мозг, не в состоянии облечься в четкую мысль. Он подошел к очагу и опустился перед ним на корточки, взлядываясь в языки пламени и в угли, мерцавшие кроваво-красным блеском. И тут он вспомнил! Много лет назад, еще будучи студентом-медиком, ему в руки попалась книжица под названием "Вампир". Автора он уже не помнил*, но знакомый, одолживший ему книжицу, сказал ему, что тот был другом лорда Байрона. В книге рассказывалось о лорде Рутвене, - вампире, который раз в год был вынужден питаться кровью прекрасной и невинной девушки для того, чтобы продлить свое существование на остальные месяцы. Лорд нападал на спящих девушек и вонзал зубы им шею! Фактически, это было то же самое, что делали и стригои, о которых рассказал ему мельник. Огилви похолодел, хотя от очага распространялся почти нестерпимый жар. Сестра Стоун была невинной девицей. И пусть прекрасной (если говорить о характере) он бы ее никогда не назвал, но выглядела она весьма привлекательно  и могла привлечь ненасытный взгляд графа-вампира. Огилви почувствовал нестерпимое желание вскочить и помчаться обратно в замок, чтобы предупредить сеструСтоун о грозившей ей опасности, но сделать этого он немог: пообещал ведь сломленному горем отцу охранять его дочь и, чем сможет, облегчать ее мучения.
- Найдктся у вас перо и чернила? - спросил он у мельника, подняв на него покрасневшие глаза. -ь Я хочу написать записку племяннице графа Дракулеску: она добрая госпожа и наверняка захочет помочь вашей дочери.

*Джон Полидори

- Вы ошибаетесь, домнуле, - возразил Огилви. - Эржбета Батори - добрая и справедливая госпожа. Я все-таки напишу ей, раз вы не возражаете.
Хирург не стал сообщать румыну, что госпожа Батори на самом деле - английская сестра милосердия, и что если бы дело касалось благополучия мужчины, она бы и пальцем не пошевелила. Но ради другой женщины она готова была расшибиться в лепешку, и этим ее качеством Огилви и собирался воспользоваться. Найдя в сундуке пожелтевший от времени лист бумаги, обгрызенное перо и чернильницу, на донышке которой плескалась лужица чернил, Огилви уселся в уголке и начал писать письмо. Он сожалел о том, что отпустил Скуна: сейчас кот ох как пригодился бы, послужив вестовым.
"Уважаемая мисс Стоун! - с трудом накорябал он плохо заточенным пером и усохшими чернилами. - Обращаюсь к вам с просьбой, касающейся некоей девицы, попавшей в беду. Девушка эта тяжело больна и нуждается в лекарствах и питательной и горячей пище, которую ее отец, увы, не может ей обеспечить по той простой причине, что его жена и мать девушки находится в отъезде, и некому сварить бульон. Не могли бы вы оказать помощь несчастной, а также навестить её лично дабы поддержать ее ослабевший дух  посредством воспламеняющих душу и тело  речей, на которые вы так горазды.
Ваш преданный слуга,
Гектор Огилви.
P.S. Мельница, на которой нахожусь я и занемогшая девица, находится  в паре миль от поляны, на которую отправила нас старая карга. Передавайте поклон Скуну: сегодня утром он помог мне избежать смертельной опасности. Он же и укажет вам путь на мельницу.
Опасайтесь графа, сударыня: он явно не тот, за кого себя выдает!"
Перечитав свою эпистолу, хирург остался доволен содержанием и сложил листок вдвое. Запечатать письмо было нечем, но он ничуть не волновался по этому поводу, поскольку в этой дикой местности вряд ли нашелся бы человек, знающий хотя бы одно английское слово.

Разговор принимал опасный оборот: Огилви совершенно не хотел рассказывать мельнику о своих последних приключениях, тот все равно бы ему не поверил. Но к несчастью, и выдумать какую-нибудь складную историю тоже было непросто: хирург был очень плохо знаком с картой континетальной Европы в целом и Австро-Венгрии в частности. А черт его знает, куда он направлялся: в белый свет как в копеечку, если уж быть до конца откровенным.
- В родные края возвращался после долгого отсутствия, - не слишком погрешил против истины хирург. - А в замок на ночлег напросился, потому как больше никакого жилья рядом не было, и смеркалось уже. С госпожой Батори я имел счастье перекинуться словечком, и она показалась мне веселой и здоровой девицей: румянец во всю щеку, и аппетит отменный. Пригожая девушка, и предобрая, как я вам уже сказал: со мной говорила ласково, беспокоилась, как я один дальше поеду и упросила графа выдать мне в дорогу теплый плащ с капюшоном, потому как с меня по дороге шляпу ветром сдуло в ущелье.
Желая переменить тему, пока Николае не начал допытываться, куда девались вещи путника, - ну хоть заплечный мешок должен был у него быть! - Огилви спросил, показывая сложенный листок:
- Так кого вы отправите с письмом в замок? Неужто все работники так заняты, что ни один ради хозяйской дочки не расстарается?
И тут его осенило:
- А у вас, случайно, голубятни нет? Голуби - птицы умные, вмиг доставят весточку, куда надо.

- Айоргу так Айоргу, - согласился Огилви. –  Сами спуститесь на нижнюю дорогу, чтобы передать ему письмо или мне сходить? Правда, он меня не знает, но вряд ли откажет, если я объясню, в чем дело, и сошлюсь на вас.
Из котелка, в котором булькало наваристое жаркое потянуло таким аппетитным запахом, что Огилви сразу же вспомнил рагу, которое они с сестрой Стоун когда-то приготовили в замке оборотня.
- Вкусно пахнет! – промолвил хирург. – Вижу, вы и без супруги прекрасно справляетесь с домашними делами, домнуле. А у меня есть немного хлеба с сыром и лук, - мне их госпожа Батори дала в дорогу.
Хирург извлек из споррана половинку луковицы и продемонстрировал ее мельнику.
- Бросим в котел или так съедим? – спросил он, испытывая жгучее желание откусить от сочной луковицы и заесть ее несколькими ложками жаркого. Однако приходилось терпеть, к тому же он помнил о том, что его главная задача заключалась в том, чтобы помочь несчастной Елене.
- Сударыня, найдите в силы немного перекусить, - обратился он к больной, которая лежала, как мертвая, и даже не пыталась вступить в разговор. – Вам необходимо чего-нибудь поесть, - давайте я размочу немного хлеба в подливе от жаркого и попробую покормить вас с ложки?

Как только мельник вышел из комнаты, Огилви принялся собирать нехитрый ужин. Нашел столовые приборы, оказавшиеся совсем не такими примитивными, какие были выданы ему и Скуну в облике Вани Хельсинга на кухне графского замка, поставил на стол глубокую глиняную миску и, сняв котелок с огня, налил в нее густой наваристой подливы и принялся размачивать и растирать в ней мякиш от хлеба, который выдала ему в дорогу сестра Стоун. Живот у него подводило от голода, но от твердо решил сначала накормить больную, а затем уж приступить к трапезе.
Покончив с кулинарными изысками, Огилви придвинул к постели больной табурет и поставил на него миску с тюрей.
- Сударыня, - ласковым, но твёрдым  тоном промолвил он. - Позвольте мне помочь вам сесть и подложить под спину подушку. После чего я вас покормлю.

Огилви, уже принявшийся за еду, чуть не подавился полупрожеванным куском тушеного мяса, услышав вопрос Елены. В общем-то, к такому он был привычен: практически все тяжелобольные задавали врачам подобные вопросы. Да и не только они: хирургу встречались за его долгую практику неисправимые ипохондрики, готовые сойти в могилу из-за обычной царапины или банального насморка. Однако в данном случае дело обстояло иначе. Он даже приблизительно не мог поставить правильный диагноз, а как лечить больного, когда неизвестно, каким недугом тот страдает? Единственное, что понимал хирург, - то, что у девушки развилась скоротечная анемия, вызванная укусом стригоя, - существа, которого не былони в одном медицинском справочнике! И лечить он мог только этот симптом, укрепляя упавшие силы больной при помощи определенных продуктов, вводя в ее рацион те из них, что были доступны зимой: орехи, мед, свеклу, свежие куриные яйца, хлеб, коровье масло и смалец. Еще больше пользы принесли бы говяжья печень и свежее мясо теленка, но коров зимой не забивали. Впрочем, Огилви решил поговорить об этом с отцом девушки, когда тот вернется. Тут он пожалел о том, что не напомнил Николае о том, что неплохо бы купить у Айоргу несколько свежих рыбин, но было уже поздно бросаться за ним вдогонку.
- Разумеется, нет! - резко сказал Огилви и отставил в сторону плошку. - Вы молоды и сильны, и обязательно выздоровеете! А теперь расскажите мне, что же с вами случилось: ваш отец не может знать всех подробностей, а они важны. Вспомните тот жень, когда вы катались с горы со своими подругами и встретили людей из замка. Кого именно вы повстречали и что было потом?

Огилви немного растерялся. Из слов Елены выходило так, что ни она, ни ее подруги, которые впоследствии заболели и скоропостижно скончались, не вступали в близкий контакт ни с кем из обитателей замка. Не мог же граф насылать на них порчу взглядом, который так растревожил девушку? А даже если и мог (Огилви после своих приключений уже ничему не удивлялся), откуда взялся след от укуса на шее больной?
- Хорошо, - сказал хирург, не став оспаривать слова Елены. – А что было вечером и ночью, последовавшими за прогулкой и встречей с графом? В вашу комнату кто-то заходил, кроме отца, или, может быть, вам привиделся страшный сон? Если так, расскажите мне, что вам снилось
Черт его знает, - вдруг стригои умели нагонять на своих жертв некое подобие летаргии, отчего последние начинали путать явь со сном и не отдавали себе отчета, что их на самом деле покусали зловещие твари?

- На улицу выходили, значит... - пробормотал хирург, думая о том, что возможно, девушка - сомнамбула и с детства ходит во сне. Вышла ночью на мороз, подхватила простуду, отсюда все ее беды-несчастья. Однако след от укуса разбивал эту гипотезу в пух и прах.
- Ладно, - сказал он, вставая со стула. - Сколько сейчас человек в доме, кроме вас и вашего отца? Перечислите всех, никого не забудьте. Я хочу побеседовать с каждым из них.
Хирург рассудил так, что раз стригои нападают на своих жертв по ночам, сейчас Елене ничего не грозит, и можно ненадолго оставить ее одну в комнате. Тем более, что  мельник украсил кровать дочери гирляндами из чеснока.
- Вам сколько лет, сударыня? - запоздало спохватился он. - И еще: я заберу ваш ночной горшок, - надо исследовать вашу...м-гм...ну в общем, вы меня поняли.

Огилви немало удивился: девушка выглядела моложе девятнадцати лет. Отсутствие же в доме слуг его сильно встревожило. В данных обстоятельствах дежурство у постели больной становилось насущной необходимостью.
- Выглядите вы на семнадцать, не больше, - галантно заключил он. - Что ж, выйду во двор, а вы пока отдыхайте, сударыня. Я очень надеюсь на то, что сегодня ближе к вечеру вас навестит госпожа Батори из замка, племянница графа Дракулеску. Не волнуйтесь: она совершенно точно не похожа других лиц, приближенных к графу Дракулеску, и, насколько мне известно, прибыла в замок уже после того, как вы и ваши подруги встретили на прогулке графа. Если быть абсолютно точным, - только вчера поздно вечером. Я с ней разговаривал и убедился в том, что она из тех благородных натур, которые помогают больным и бедным, в особенности женщинам.
Огилви взял горшок и вышел из комнаты.

Огилви самым тщательным образом провел исследование содержимого ночного горшка, - того, что на языке медицины называлось "физиологической жидкостью". Все характеристики были в пределах нормы,и не указывали ни на инфекцию, ни на другие тяжелые заболевания. Хирург опорожнил горшок и пошел осматривать владения мельника.
Цепной пес лениво поднял кудлатую голову, когда хирург проходил мимо и беззлобно тявкнул: видимо, признал знакомого. Это навело Огилви на новую мысль: если стригои явились ночью, почему собака не разбудила Николае и Елену лаем?Может быть, дело в том, что она знала их и поэтому не стала лаять?
-Что, проворонил незваных гостей? - строго попенял собаке хирург. - Эх, жаль, что ты говорить не можешь, как Скун: я бы тебе сейчас устроил допрос с пристрастием...
Пёс грустно на него посмотрел, опустил голову на лапы и закрыл глаза. Видно было, что он старый и усталый, и рассчитывать на него, как на охранника, уже не стоит.
В целом же хозяйство Николае содержалось в образцовом порядке, и хирург, внимательно осмотрев все служебные постройки и не найдя внутри ничего и никого подозрительного, собирался уже вернуться в дом, как вдруг заслышал стук лошадиных копыт по мерзлой дороге и решил посмотреть, кто там едет: уж не мельник ли возвращается из замка? К его огромному удивлению, это был не мельник, а сестра Стоун собственной персоной, да еще и в сопровождении слуги. Честно сказать, хирург не слишком надеялся на то, что Элизабет откликнется на его просьбу о помощи, но глаз его не обманывали: на лошади сидела именно сестра Стоун! И как уверенно сидела! Как будто всю жизнь только и занималась тем, что ездила верхом.
Огилви бросился навстречу всадникам, не разбирая дороги и увязая в глубоком снегу, так он был рад снова встретиться с Элизабет.
Как только лошадь приблизилась, он схватил ее под уздцы и, радостно улыбаясь, поприветствовал всадницу:
- Добрый день, се... госпожа Батори! Позвольте помочь вам сойти с лошади?

- Очень кстати, госпожа! Бедняжке необходимо усиленное питание, ведь она страдает от скоротечной и злокачественной анемии, - сказал Огилви, помогая Элизабет спешиться. Он отметил, что ее сопровождал один из графских слуг, а не Скун в облике Карла ван Хельсинга, на что он надеялся. Однако он совсем не удивился бы, если б кот появился позднее, в самый неожиданный момент.
Приняв от слуги корзину со съестным, Огилви попросил его заняться лошадьми, а сам повел Элизабет к больной, по пути быстро рассказывая обо всем, что узнал от мельника и самой Елены. Говорил он тихо, чтобы не смог услышать графский слуга и подытожил, остановившись у двери комнаты:
- Как видите, здесь происходят страшные и необъяснимые события, и сам граф или же его приближенные совершенно точно имеют к ним отношение.
Хирург открыл дверь и первым вошел в комнату. Поставив корзину на стол, он обратился к Елене:
- Сударыня, как я вам и говорил, госпожа Батори почтила нас своим визитом и привезла вам целую корзину разнообразных лакомств, которые, безусловно, подкрепят ваши силы и пойдут на пользу здоровью! Помолитесь же за ее здоровье, за здоровье ангела доброты! Кстати, к какой конфессии вы принадлежите?
Огилви когда-то слыхал, что в этой части Венгерского королевства население исповедует католичество, лютеранство и кальвинизм.

Корзина была доверху наполнена едой, - у Огилви заслезились глаза и перехватило горло от запахов тушеного мяса и красного перца. Кушанья были уложены в глиняные горшочки, плотно прикрытые крышками, а свежеиспеченный каравай завернут в расшитое красными петухами полотенце. Но больше всего хирурга порадовала бутыль с вином. Выдернув затычку, он улучил момент, когда сестра Стоун низко склонилась над Еленой, считая ей пульс, и быстро отхлебнул из бутылки. В горло потекло бархатистое, полнотелое и тягучее красное вино, - пряное, душистое, ласкавшее нёбо и дразнившее обоняние изысканными фруктовыми нотами.
- Неужели настоящее эгерское? - еле слышно пробормотал себе под нос Огилви, с трудом удерживаясь от того, чтобы сделать еще один глоток. Эгерским называлось венгерское вино, которое какой-то поэт назвал "бычьей кровью" за его насыщенный красный цвет и целебные свойства: такое вино лекари прописывали больным со слабыми лёгкими и проблемами кроветворения.
- Где ваша кружка, госпожа Елена? - подал голос хирург. - Вам просто необходимо выпить немного вина, которое привезла госпожа Батори: оно исцеляет больных с самыми тяжелыми формами анемии!

Огилви устремился к полке, на которую указала ему Елена, и взял с нее чистую оловянную кружку. До половины налив ее вином, он вернулся к постели больной и протянул ей целительное зелье.
- Выпейте все до дна! - строго приказал он. - Красное вино - лучшее средство от анемии, а если запивать им красное мясо - прогресс  выздоровления пойдет семимильными шагами! Госпожа Батори так добра, что собственноручно согревает вам жаркое. Госпожа, - обратился он к Элизабет-Эржебете. - Обо мне не волнуйтесь: я наелся мясного рагу, которое приготовил отец нашей с вами пациентки. Лучше разделите с ней трапезу и тоже выпейте вина, - так сказать, для профилактики!
Сделав нужные распоряжения, хирург удалился в угол комнаты и сел в кресло, намереваясь послушать, о чем будут беседовать две красивые девушки.