- Помогите, - неожиданно для самого себя согласился Огилви, ладони которого горели от ссадин, царапин и заноз.  - Но ведь для того, чтобы вытащить занозы, понадобится игла, а где ее взять? Давайте сначала поедим, а потом попробуем найти в верхних комнатах швейную корзинку, забытую последней владелицей.
Огилви взял половник, зачерпнул наваристое рагу и наполнил сначала тарелку сестры Стоун, а затем  свою, и уселся за стол, принявшись уплетать еду за обе щеки.
- Невероятно вкусно! - заявил он в перерыве между двумя ложками, следуя общеизвестному принципу о том, что всяк кулик свое болото хвалит, а всякий повар - блюдо собственного приготовления. - Тушеная крольчатина не только вкусна, но и полезна для здоровья! Умм... давненько я не стоял у плиты, но результат меня радует. А вы умеете готовить? Хотя что это я: любая девушка умеет готовить.

- Шотландские кролики отличаются от английских и внешне, и на вкус, - не моргнув глазом, ответил Огилви и облизал ложку. - Значит, вы сирота, мисс Стоун? Печально...
На его лицо набежала хмурая тучка, но вызвана она была не известием о преждевременной кончине матери Элизабет, а боязнью предстоящей ему экзекуции. Сам он хладнокровно  резал чужую плоть и распиливал кости, не обращая внимания на отчаянные вопли пациентов, но мысль о том, что в его ладонях будут ковырять острой булавкой, наводила на него почти панический ужас. Однако от заноз надо было избавляться, и посему эта болезненная манипуляция была неизбежна. Его тарелка опустела, и он заглянул в котелок, чтобы проверить, не осталось ли там еще немного рагу. Убедившись в том, что это не так, Огилви вздохнул и скрестил руки на груди, разглядывая закопченную стену, по которой змеилась длинная трещина.
- Готовить я научился в Крыму, когда туда приезжал знаменитый лондонский ресторатор Алекс Сойер, чтобы навести порядок на наших полевых кухнях. Вы должны знать это имя, сестра: вы же помогаете бедным! Мистер Сойер открыл первую бесплатную кухню в Дублине, а сейчас, как я слышал, кормит бесплатным овощным супом бедняков Лондона.
Огилви не стал упоминать о том, что Панч высмеял диетический суп ресторатора-филантропа, назвав его "малоимущим супом", поскольку мясом в нем и не пахло. Как бы то ни было, этот суп  спас от голодной смерти несколько тысяч ирландцев.

Огилви тщетно искал предлог, чтобы отсрочить страшный момент. Он хотел было схватиться за соломинку в виде мытья посуды, но в нем взыграла мужская гордость: это занятие он полагал исключительно женским делом. Будучи холостяком, не имевшим под рукой посудомойки в виде законной жены, он выходил из положения, обедая не дома, а в госпитале или в пабах, а на его собственной кухне  чашки со спитым чаем и стаканы со следами виски два раза в неделю перемывала приходящая служанка. Но кроме всего прочего его уязвило, что сестра Стоун не выказала ни малейшего интереса к его славному боевому прошлому, пусть оно и заключалось в службе полковым хирургом во время Крымской компании. Но возможно, она и не знала о том, что британские войска сражались в Крыму, поскольку сама воевала в Англии, отстаивая  права угнетенных женщин.
- Э-ээ... вы правы: на заднем дворе посветлее, - промямлил он, видя, что выхода нет, и нехотя поднялся со скамьи. Но когда он бросил взгляд на окно, то увидел, что перед ним промелькнула тень, - настолько быстро, что он заметил ее лишь по счастливой случайности.
Хирург переменился в лице и тут же напрочь забыл о занозах и булавках.
- Там кто-то есть... – свистящим шёпотом сообщил он сестре Стоун, выхватывая из-за пояса кинжал и указывая его острием на замызганное окно, выходившее на задний двор. – Я только что видел тень человека или животного!

Огилви вспомнил, что захватил с собой заряженное ружье, и что он, в конце-то концов, не просто хирург, а полковой хирург, пусть и бывший. Сватив ружье, прислоненное к стене, он направился к двери, за которой его ждала неизвестность. Рывком распахнув дверь, он прижался спиной к косяку и выждал несколько мгновений, но ничего не происходило: снаружи царила полная тишина, если не считать монотонного гудения пчел и шмелей, собиравших нектар с цветов шиповника.
Огилви высунул голову наружу и окинул взглядом двор, но ничего и никого не увидел, кроме тачки, нагруженной дровами, которые были взяты из поленницы, притулившейся к стене кухни. Не оборачиваясь, он поднял руку, сигнализируя сестре Стоун о том, чтобы стояла на месте и не пыталась проявить инициативу, а сам шагнул за порог.
- Кто здесь? А ну, выходи! - грозным голосом приказал он, вскинув ружье наизготовку.
- Не стреляй, мил человек! - проблеял из-за тачки испуганный голос. - Я тутошний... Бродяжничаю помаленьку и вреда никому не чиню.
Огилви опустил ружье и подошел к тачке. На утрамбованной земле скорчился сморчок неопределенного возраст, одетый в грязные отрепья. В длинных спутанных космах волос копошились вши, давно не стриженные ногти на руках и босых ногах были такой длины, что начали закручиваться в спирали. От бродяги шел такой дух, что Огилви с трудом удержался от того, чтобы зажать нос пальцами.
- Давно здесь ошиваешься? - спросил Огилви, отступая на шаг, чтобы не задохнуться от запаха немытого тела. - Видел здесь кого-нибудь, кроме меня?
Бродяга скорчился еще сильнее и захныкал:
-  Может и видел, да только вам какой прок от этого? Шли бы отседова подобру-поздорову - целее будете.

- Как ты сюда попал? - не отступался Огилви, памятуя о том, как трудно было им с сестрой Стоун проникнуть в замок. - И чем питаешься? Только не говори, что сыт одним святым духом - ни за что не поверю!
Скрытая угроза, содержавшаяся в последних словах бродяги, не поколебала его решимости выяснить, в чем тут дело. Бродяга хитро глянул на него из-под копны спутанных волос, падавших на лицо немытыми прядями:
- А огородик-то кто разбил, ваша милость? Чай, не святой дух! так и перебиваюсь помаленьку, не имея собственной землицы. Силки на кроликов ставлю, а иногда и другое мясцо перепадает, послаще...
Глаза бродяги сверкнули безумным блеском, и Огилви, сталкивавшийся в госпитале со случаями сумасшествия, невольно отступил на шаг: было в этом голодном блеске что-то настолько бесчеловечное и отталкивающее, что он похолодел. Справившись с накатившим на него отвращением и страхом, он наклонился и твердым голосом спросил, раздельно выговаривая слова:
- Это какое мясцо? Неужели крысами балуешься?
Бродяга мерзко захихикал и весь задергался, как марионетка, управляемая невидимой рукой, которая дергала ее за ниточки:
- Отчего ж крысами, добрый вы человек! В здешних местах и покрупнее добыча встречается...
Огилви постарался как следует переварить это странное сообщение, хотя от разговора его уже начинало подташнивать, и снова спросил:
- И что же, с голыми руками на охоту ходишь?
- Зачем мне самому на охоту ходить? - вопросом на вопрос ответил бродяга. - Мне с барского стола то один то другой кусок прямо в руки падает, а иногда и сахарная косточка!
И визгливо рассмеялся, щеря гнилые зубы. Отсмеявшись, он привстал и доверительно потянулся к Огилви, как будто желая сообщить нечто важное и очень конфиденциальное:
- А девчушка-то ничего, аппетитненькая! Я видел, как она у меня брюкву воровала...

Лицо бродяги мгновенно приняло замкнутое выражение, он весь нахохлился и ощетинился, а его жёлтые глаза поедом ели ладную фигурку девушки, ощупывая взглядом каждый дюйм ее тела, в особенности  задерживаясь на ее груди и бедрах. Теперь он не выглядел испуганным, скорее - голодным и рассерженным.
- Хозяин приходит, когда ему самому надобно, - проворчало это странное существо, почесывая длинным перекрученным ногтем острый кадык, дергавшийся при каждом его слове. - И лучше бы вам здесь не быть, когда он появится. Хотя вы, леди, можете остаться: будет кому грядки пропалывать.
Уродец снова затрясся от смеха, что вызвало у Огилви новый прилив отвращения.
- Живо вставай и веди нас в подземелье! - рявкнул хирург, снова наставляя на него ружье. - Уверен, что ты здесь знаешь все входы и выходы, а нам надо осмотреть замок!
Бродяга прекратил смеяться и в его глазах снова затлел уже знакомый хирургу опасный огонек смеси страха, затаенной злобы и коварства.
- Хотите крыс на обед настрелять, мил человек? - издевательски промолвил он. - Ладно, так и быть, дорогу покажу.
И, не поднимаясь на ноги, он резво двинулся к донжону, передвигаясь на четвереньках, как животное.

Уродец  в несколько прыжков добрался до входа в башню и  уселся на землю у массивных дверей, как собака, поджидающая хозяина.
- А не скажу! – глумливо ухмыляясь, ответил он на вопрос сестры Стоун. – Да и не помню я: уж много лет как меня никто по имени не называл. Я тут один как перст живу, гостей не приглашаю, а из родни у меня – только совы да летучие мыши. Зовите как хотите, леди.
Огилви подошел к двери и внимательно ее осмотрел, не обнаружив ни висячего замка, ни замочной скважины, в которую можно было бы вставить ключ. Было ясно, что дверь запиралась только изнутри на тяжелый и крепкий засов. Он потянул за ручку и дверь бесшумно открылась: по-видимому, старые петли были как следует смазаны маслом.
-  Фонарь у тебя есть? – спросил он безымянного поводыря. – Внизу небось не видно ни зги, а я не хочу себе руки-ноги переломать.
- Фонарь-то есть, а вот заправить его нечем. Разве что у Хозяина спросить плошку свиного жира, - ответил тот, и Огилви почудилась в этих невинных словах скрытая и довольно злая насмешка.
Спускаться в подземелье, не имея источника света, ему не хотелось, и он вопросительно взглянул на сестру Стоун, в надежде, что она предложит какой-нибудь выход из положения.

[status]Настоящий шотландец[/status]- Обмотать-то обмотаем, только ветошь  надо чем-то пропитать, чтобы горела, а не только тлела и дымила, - с сомнением в голосе сказал Огилви. – Ладно, сестра: найдите на кухне тряпки и кусок веревки, я нарублю щепы у поленницы, а ты... - Огилви запнулся, не зная, как обратиться к бродяге, но вспомнил, что тот дал разрешение называть его так, как заблагорассудится гостям. - А ты, Фингал*, дуй на конюшню и принеси сухой соломы. Спички у меня есть.
Огилви похлопал по карману штанов, в котором лежала коробка с фосфорными спичками, и заглянул в темный дверной проём, из которого тянуло сыростью и болотистым запахом плесени.
- М-да, приятное местечко, - протянул он. – Наверняка там кроме крыс, еще и лягушки, и ужи, если Фингал их еще не пустил на жаркое.
Новоокрещенный метнул на него злобный взгляд и засеменил по направлению к конюшне.
- Эх, сестра, снова вляпались мы в историю, - со вздохом промолвил хирург, тоскливо оглядывая запущенный двор и провожая взглядом их нового знакомца. – Следите в оба за этим чистюлей: он из тех, кто может в один миг горло перегрызть, даром что у него вместо зубов гнилые пеньки. И вот мое слово: если в подземелье не обнаружим Гленну, я умываю руки и отправляюсь в Эдинбург: хирурги там нужны, а мне нужны деньги и крыша над головой.

*Фингал (Fionnghall) - от гаэльск. fionn (белый, чистый) + gall (странник) – видимо, Огилви так пошутил по-нашему, по-шотландски

Сестра Стоун скрылась в кухне, а Огилви направился к поленнице, чтобы нарубить длинных и тонких щеп. У поленницы  стояла колода с воткнутым в нее топором. Огилви выбрал из поленницы подходящее по длине полено, выдернул из колоды топор и собрался было приступить к делу, но тут его взгляд упал на поверхность колоды, и глаза у него полезли на лоб, а желудок сжался в тугой ком. Колода, необычно большая по размеру, больше  напоминала  плаху, на которой палач рубил повинные головы: глубокие зарубки от топора были пропитаны кровью. Здесь я вно поработал если не палач, так мясник, разделывавший мясные туши. И это случилось не в старозаветные времена, а сравнительно недавно, в противном случае колода давно бы сгнила и рассыпалась в прах. Пока Огилви глазел на колоду, пытаясь сообразить, откуда взялась кровь, из конюшни вышел Фингал, держа в руках пучок соломы.
- Эй, любезный! - окликнул его хирург, делая приглашающий жест. - Подойди-ка сюда: мне надобно тебя кое-о-чем спросить.
Фингал приблизился, прижимая к груди пучок соломы, как влюбленный прижимает букет цветов, который намеревается подарить возлюбленной.
- Откуда кровь? - спросил Огилви, указывая на колоду.
- Мясцо разделывал, - ответил Фингал и по его рябому лицу скользнула плотоядная улыбка.
- Кролика? - уточнил Огилви, понимая, что для разделки кролика топор не требуется.
Фингал пожевал губами и нехотя произнес:
- Хозяин как-то овечку принес, вот я ее и...
- Овечку, вон оно что... - Огилви, не отрываясь, смотрел на колоду, спрашивая себя, какая овечка нашла свой конец на этой плахе. Он всем сердцем надеялся, что это была не Гленна.

Появление сестры Стоун помешало Огилви дотошно допросить Фингала. Но с другой стороны, наврядли тот разоткровенничался.
- Еще нет, - смущенно ответил хирург, и, выдернув из колоды топор, поставил на нее полено и рассек его надвое. После нескольких ударов топора в его распоряжении оказалось несколько длинных щеп, к которым он привязал пучок сухой соломы, обмотав ее ветошью и крепко перевязав веревкой.
- Теперь готово. Держите, а я зажгу. - сказал он и протянул факел сестре Стоун.
Спустя мгновение солома вспыхнула от соприкосновения с огоньком горящей спички, и от факела повалил густой дым. Фингал, наблюдавший за действиями Огилви с презрительной миной на лице, схватился за впалую грудь и закашлялся.
- Пойдешь с нами! - приказал ему Огилви, полностью солидарный с сестрой Стоун в том, что этого чахоточного, но злонамеренного и коварного уродца нельзя оставлять одного.
- Не хочу! - заныл тот, - У меня грудь слабая, - неровен час, задохнусь от дыма!

Огилви бросил на сестру Стоун косой взгляд: слишком лихо она сделала заявление от его имени, в то время как он сам не горел желанием оказывать врачебные услуги этому отдаленному подобию человека, да еще задаром! Однако на Фингала слова сестры Стоун произвели совершенно другое, гораздо более благоприятное впечатление. Вытянув тощую шею, он впился взглядом в Огилви и впервые в его жёлтых глазах отразилось уважение.
- Так вы дохтур, мил человек? – спросил он. – Вот удача так удача! А то у тутошних одно снадобье от всех болезней: бабские забобоны. Есть тут одна старая ведьма: ежели к ней кто придет с бутылкой первача, сделает заговор и на свече отчитает, да только толку от этого чуть.
Огилви не мог не согласиться со столь объективной  оценкой заговоров и сменил гнев на милость.
- Тебе надо кобылье молоко пить и мыться почаще, - выдал он бесплатный совет. – А в остальном все и так благоприятствует: свежий воздух, пешие прогулки,  овощи со своего огорода, - ведя такой здоровый образ жизни, ты тыщу лет проживешь, как Мафусаил!
- Да где же я кобыльего молока найду? – горестно воскликнул Фингал. –  В конюшне-то, сами видели, кроме гнилого сена, и нет ничего.
- Жить захочешь – найдешь, - отрезал Огилви и поспешил за сестрой Стоун.
Фингал последовал за ним, делая большие прыжки и явно желая продолжить разговор на тему хворей и способов их излечения.
- Сестра, вы куда так спешите? – окликнул Огилви сестру Стоун. – Давайте вперед Фингала пустим: он с закрытыми глазами нас по подземелью проведет. Вы за ним пойдете, а я – замыкающим.
Фингал, ободренный присутствием доктора, вырвался вперед, опередив сестру Стоун у самого порога, и вприпрыжку поскакал по лестнице, уходящей в темную преисподнюю.

- Туточки я! – донесся из дальнего, тонувшего во мраке конца коридора голос Фингала. – Сюдой идите, леди!
- Сюдой... тудой... – проворчал Огилви. – Удивляюсь, что он вообще по-английски говорить выучился. Даа... мрачновато здесь. Вы как себя чувствуете, сестра? Небось поджилки трясутся?
Огилви хохотнул, хотя на самом деле веселья особого не ощущал: подземелье напоминало ему катакомбы, которые он посетил во время недолгого пребывания в Париже, куда ездил, чтобы ознакомиться с прогрессивным методом бескровного удаления геморроидальных узлов, разработанным Эдуардом Шассеньяком.
Продвигаясь вперед мелкими шажками, чтобы не наткнуться на сестру Стоун, хирург с замиранием сердца ожидал, что в любой момент на них  либо обрушится свод, либо из ниши в стене вывалится пара скелетов.
- Интересно, сколько здесь народу замуровали? – спросил он и закашлялся, глотнув дыма, валившего от факела, который несла сестра Стоун.

Огилви, как всегда, собирался поспорить и объяснить, что практичность тут не при чем, а всем управляет сакральный смысл. Однако ему пришлось отложить объяснения на потом и броситься на помощь сестре Стоун, которая непонятно обо что споткнулась и упала на пол, выронив факел, который тут же погас, напоследок язвительно прошипев какую-то колкую насмешку. Разумеется, в наступившей кромешной тьме Огилви тоже споткнулся - увы, о сестру Стоун, - и рухнул на нее, хотя ничего подобного не планировал.
- Миль пардон, сударыня,  - бормотал Огилви на ужасающем французском, шаря руками в поисках опоры и пытаясь слезть с девушки, - Пердоне пор Диос, как выражаются испанские гранды! Простите меня, я не хотел, но вы так неудачно упали прямо мне под ноги... Я вам ничего не сломал? Ребра целы? Позвольте, я произведу наружный осмотр...
И хирург, руководствуясь исключительно профессиональным долгом, просунул обе руки под грудь девушки и попытался пропальпировать ребра.

Огилви понял, что ему лишь чудом удалось избежать увесистой оплеухи, когда рядом с его небритой щекой просвистела девичья ладонь. Тем не менее, он не обиделся на попытку оскорбления действием и вздохнул с облегчением: судя по тому, как резво, не ойкнув и не охнув, вскочила на ноги сестра Стоун, можно было понять, что все ребра у нее целы.
- Извините, сестра, - бесстрастным тоном промолвил хирург. - У меня под рукой не было статуэтки, на которой вы могли бы обозначить  свои болезненные точки. Вы же знаете, как это происходит во время консультации? Рад, что вы не пострадали. И мой вам совет: смотрите под ноги.
Огилви обогнул сестру Стоун и пошел вперед.
Коридор извивался змеей, и Огилви то и дело наталкивался на сырые, пахнушие плесенью стены. Фингал притаился вотьме, не давая о себе знать, и это настораживало хирурга. Наконец он не выдержал и крикнул:
- Эй, старина, ты где прячешься?
Ответом ему было молчание.