Перкинс начал выгружать свертки из коляски, а Генри внимательно рассматривал пирамиду, поражаясь ее размерам и основательности. И все же она казалась недостроенной: часть  внешних блоков были вынуты, и ее некогда гладкие грани теперь представляли собой гигантские лестницы, по которым карабкались вверх любители острых ощущений, снизу напоминавшие хлопотливых муравьев. Генри заметил, что леди преодолевали этот головокружительный подъем при помощи арабов, - те буквально тащили их на себе, иногда останавливаясь, чтобы передохнуть. Лейтенант подумал о том, что если бы Элис была в женском платье, он никому бы не доверил такой драгоценный груз и, если бы понадобилось, нес ее на руках до самой вершины. Но сейчас его одолевал страх, что он не сможет оказывать ей поддержку, которая была ей так необходима, - максимум, что он мог сделать  на глазах у окружающих, - это время от времени протянуть своему миловидному юному спутнику руку помощи.
- Выбирайте сторону сами, мистер Эллиот, - сказал он и добавил, - Может быть, нам с вами обвязаться веревкой, как иногда делают любители горных восхождений? Вы пойдете впереди меня в том темпе, который вам проще выдерживать, а я смогу придерживать вас при помощи веревки.
На самом деле это было не лучшее решение: ведь ни у него, ни у Элис не было при себе альпенштоков с острыми концами, но даже если бы и были, то ничем бы не помогли, поскольку ими невозможно было упираться в твердый египетский известняк, из которого была сложена пирамида. Но где-то на периферии сознания у Генри притаилась мысль о том, что если кто-то из них сорвется, второму лучше последовать за ним: он не представлял себе жизни без Элис, а она... Почему-то он верил, что и она без него - тоже.

В качестве провожатого и охранника Генри нанял одного из бедуинов: тратиться на четверых ему не позволяли стесненные финансовые обстоятельства, да и по зрелому размышлению, Перкинс в качестве охранника стоил пятерых!
Увы, веревки не нашлось: составляя список необходимого, Генри следовал указаниям путеводителя, а в нем упоминалась только веревочная лестница. Пришлось идти не в связке, а по отдельности. Впереди бодро шагал сын пустыни в развевающихся белых одеждах, за ним резво, как козочка по горным уступам*, поднималась Элис, не скованная корсетом, а замыкал троицу лейтенант, то и дело конвульсивно протягивавший руки к жене, когда ему казалось, что она вот-вот готова оступиться. Он не смотрел ни направо, ни налево, ни вниз: его взгляд был устремлен на спину Элис, и сердце всякий раз падало в бездонную пропасть, когда стройная ножка его  возлюбленной, скрытая под штаниной мужских брюк, на мгновение замирала, ища точку опоры.
Само по себе восхождение к вершине пирамиды не казалось таким уж трудным: лейтенант давно уже забыл об одышке, мучавшей его в Скутари, когда он выздоравливал после ранения и воспаления легких. Если бы не страх за Элис, он бы побил рекорд неведомого офицера, поднявшегося на вершину за восемь минут, но сейчас он шел со средней скоростью потока: резвость их провожатого, шедшего впереди, сковывали те, кто успел подняться выше. Внезапно все остановились: у какой-то леди, почти добравшейся до вершины при помощи носильщиков-арабов, случилось головокружение от высоты. Несчастную усадили на широкую ступеньку и стали брызгать на нее водой из бутылки, переданной по цепочке одним из джентльменов, благоразумно прихватившим бутылку с собой.
- Как вы себя чувствуете, мистер Эллиот? - дрогнувшим голосом поинтересовался лейтенант.

*Если это не так, я исправлю 

По новому пути, предложенному Элис, они быстро добрались до вершины и увидели захватывающую дух картину: повсюду, куда хватало взгляда, простиралась бесплодная пустыня, и единственным, что ее оживляло, была великая река, - Нил, несший свои бурые воды к Средиземному морю. Генри насчитал еще восемь сооружений, подобных пирамиде, на вершине которой они стояли, правда все они были меньше размерами и казались еще более обветшалыми, а одна из них и вовсе напоминала руины. И тем не менее, даже самые маленькие из них были выше большинства зданий, к которым привык взгляд европейца.
- Дух захватывает! - признался он жене. - Представьте себе: если бы была возможность, как в сказке, перенести пирамиду Хеопса в Лондон, ее основание полностью закрыло бы Линкольн-Инн-филдс! Удивительно, что все эти сооружения уцелели: ведь ступени, по которым мы сюда поднялись, появились потому, что часть внешних блоков были извлечены и использованы для строительства мечетей. Впрочем, точно также поступали и христиане, разрушая греческие и римские памятники и используя мраморные колонны для постройки церквей и соборов. Не знаю, как вам, мистер Эллиот, а мне не терпится посмотреть, что внутри этой гигантской каменной гробницы.

Генри ожидал, что спуск вниз будет проще, чем восхождение к вершине, однако все оказалось совсем не так. Поднимаясь, он машинально смотрел вперед и вверх, и не видел бездны, расстилавшейся под его ногами, а теперь она так и зияла внизу, притягивая его и пугая до полусмерти. Он вспомнил свое падение с обрыва на Гозо и то, как повис, держась за обнажившиеся корни дерева, над острыми прибрежными камнями, щерившимися, как зубы в жадной пасти моря. Воспоминание обдало его холодом, как ушат ледяной воды, ноги внезапно ослабели, и он прижался к каменному выступу, не смея сделать следующий шаг и слушая, как бешено бьется в груди его сердце. К счастью, Элис и проводник снова шли впереди и не заметили его состояния.
И тут налетел ветер и песчаные барханы внизу зашевелились, как будто на них подул  великан, надевший шапку-невидимку.
Проводник обернулся и Генри увидел, что его лицо искажено тревогой. Он что -то сказал, указывая в том направлении, откуда подул ветер, но Генри, не знавший арабского, не мог понять, что именно.
- Я - англичанин. Anglaise, -  произнес он на английском и французском более резко, чем намеревался, в надежде, что бедуин знает несколько слов на одном из этих языков, и сможет объяснить причину своей озабоченности.
Ветер тем временем начал усиливаться, взметая вверх песок, и уже без объяснений, Генри сонял, что надвигается одна из тех страшных пыльных бурь, от которых гибнут караваны.
- Скорее вниз! - крикнул он Элис, - Нам надо спуститься не за восемь минут, а за пять, а лучше - за три!
Как и всегда в минуту настоящей опасности, все его страхи исчезли. Тело налилось силой, а дух - решимостью, как в тот момент, когда по сигналу трубы он вместе со своими товарищами бросался в кавалерийскую атаку.

У подножия пирамиды царил полный хаос, но хаос английский: упорядоченный и сдержанный, насколько это было возможным и диктовалось воспитанием и незыблемыми устоями. Дамы умоляющими глазами смотрели на джентльменов, молча взывая о помощи и глубоко дыша, хотя их стесненные корсетами груди не давали им возможности вдохнуть в полную силу. Да это было бы и небезопасно, поскольку горячий ветер пустыни нес в своем исполинском дыхании столько пыли и песка, что вдохнув его, можно было упасть замертво. Джентльмены, сохраняя бесстрастные лица, понукали арабов сделать хоть что-нибудь, но и те были растеряны. До деревни было не так уж и близко, поэтому вести туда застигнутых врасплох путешественников значило обрекать их на риск сбиться с пути и быть погребенными под песчаными насыпями. Наконец один из джентльменов, перекрывая общий гомон, предложил вполне разумное решение: укрыться внутри пирамиды, и все тут же согласились. Генри смотрел на давку, создавшуюся у входа и взвешивал шансы. Путеводитель предупредил его, что внутри пирамиды были настолько узкие коридоры с низкими сводами, что желавшие осмотреть их вынуждены были передвигаться на четвереньках, а кое-где и ползком* В обычных обстоятельствах, учитывая, что Элис была одета в мужское платье, он был готов предпринять подобную экскурсию, но сейчас риск задохнуться в давке среди был слишком велик.
Пока лейтенант пытался найти выход, к нему подбежал Перкинс:
- Сэр! Сейчас здесь начнется сущий ад! Давайте укроемся вон в той пирамиде, - произнес денщик свистящим шепотом и указал на полуразрушенную гробницу, возле которой не было ни души, поскольку она не привлекала внимания путешественников.
Генри взглянул в указанном направлении и кивнул. Не беспокоясь более о том, что его действия могут быть превратно истолкованы окружающими, он схавтил Элис за руку и потащил в сторону маленькой пирамиды, на которую указал Перкинс, успев заметить, что предусмотрительный денщик явился не с пустыми руками, а захватил с собой связку свечей и свернутую веревочную лестницу.

*На самом деле - свидетельство Гюстава Флобера

- Вход на северной стороне, сэр! - донесся до Генри голос Перкинса, с трудом пробившийся сквозь завывания ветра. Точно так же и фигура денщика казалась всего лишь смутным силуэтом, поскольку песок, казалось, заполнил собой весь воздух. Генри ускорил шаг, крепко держа Элис за руку, чтобы не потерять Перкинса из виду: в этом случае их с женой ждала верная смерть. Но Перкинс ориентировался в окружающей белесо-бурой мгле как  ночная сова в лесу. Еще несколько томительных мгновений и шагов, которые показались лейтенанту милями и часами, и он, напрягая слезящиеся от ветра и пыли глаза, увидел перед собой стену пирамиды.
- Тут надо камешек в сторону отодвинуть, помогите мне, сэр! - снова крикнул Перкинс.
- Держитесь рядом со мной, не отходите ни на шаг! - в самое ухо сказал Генри жене, отпуская ее маленькую ручку: ему казалось, что ветер подхватит и унесет ее хрупкую фигурку за тридевять земель.
Вместе с Перкинсом они навалились навыстп в стене пирамиды и с огромным усилием сдвинули его на несколько дюймов вправо, затем еще чуть-чуть, - так, что в результате появилась узкая расселина шириной не более фута, куда мог протиснуться каждый из них.
- Я пойду первым! - крикнул Генри, чувствуя, что на зубах у него уже скрипит песок. - Там может быть крутой уклон вниз или еще какая-нибудь ловушка.
- Не бойтесь, сэр: я уже там побывал! - Перкинс протиснулся внутрь и Генри, пораженный до глубины души сноровкой и пронырливостью своего денщика, успевшего за недолгое время их с Элис отсутствия обследовать вход в полуразрушенную пирамиду, решительно подтолкнул Элис к узкому проему, и сам шагнул вслед за ней.
Внутри было темно, как в могиле, - впрочем, пирамида ею и являлась. Но Перкинс тут же чиркнул спичкой и зажег свечи, раздав по одной лейтенанту и его жене. Воздух внутри был спертый и зловонный, но зато свободный от песка. Генри огляделся и увидел, что они находятся в небольшое камере с низким потолком, совершенно пустой, если не считать кучи мусора в углу, по-видимому, оставшегося от предыдущих гостей. Но, приглядевшись, он с изумлением обнаружил, что это не мусор, а их собственные вещи, упакованные в свертки, которые они привезли с собой к пирамидам.
- Но как?! -начал он, не в силах справиться с изумлением.
Перкинс расправил плечи, явно гордясь собой:
- Пока вас не было, я огляделся и увидел эту малышку, - объяснил он. - Договорился с одним арабским мальцом, который шнырял вокруг и на вид показался мне честнее других. Мы с ним перетащили сюда свертки и вместе отдвинули камень. Славный парнишка! И по-нашенски слов примерно с полсотни знает. Он мне сказал, что сюда никто не ходит: все, что было внутри, давным-давно забрали какие-то итальяшки, - сам он их не видал по малости лет, но старейшины деревни хорошо их помнят*
- Ну и ну, Боб... - начал лейтенант, но был прерван шумом перепончатых крыльев: справа от него что-то пронеслось так стремительно, что он вздрогнул и еле сдержался, чтобы не отпрыгнуть в сторону.
- Это летучая мышь, - снисходительным тоном объяснил Перкинс, обращаясь больше к Элис, чем к лейтенанту. - Их тут столько же, сколько в Лондоне сорок, а в Константинополе - аистов. Не бойтесь, мэм: эти твари на вид отвратные, но совершенно безобидные.

* По-видимому, Перкинс имеет в виду Джованни Бельцони, который в начале 19 века вместе с женой Сарой и слугой вел раскопки и исследования пирамид по всему Египту. Его находки составили основу египетских коллекций Британского и  Туринского музеев, Лувра, музеев Дорсета и Падуи. Это был смелый и упорный исследователь и в то же время авантюрист и расхититель гробниц, а его биография сама по себе может послужить основой для романа.

Генри покачал головой: он не знал, что ответить жене на ее вопрос и уж конечно, не хотел сообщать ей о когда-то прочитанном свидетельстве Геродота, сообщавшем, что пыльная буря, разразившаяся в Сахаре, уничтожила пятидесятитысячное войско Камбиза.
- Думаю, что через час, максимум - два, ветер стихнет, и мы сможем выбраться отсюда, - сказал он, ободряюще пожимая ей руку и думая о том, что с ними будет, если буря продлится несколько дней. Кроме небольшого запаса воды, у них ничего не было. Ни крошки хлеба, ни сухарей, ни фруктов: все это предполагалось купить в арабской деревне.
Пока Элис, видимо, успокоенная его словами, осматривалась, он отвел Перкинса в сторону и еле слышно спросил:
- Сколько у нас бутылок с водой, Боб?
- Я бутылки не стал покупать, сэр: сразу купил бурдюк с двумя галлонами* чистейшей колодезной воды, - так же тихо ответил денщик. - Чай-то на чем готовить? Да и миссис Кендал наверняка захотела бы ополоснуть лицо после ночи, проведенной в пустыне.
Лейтенант с облегчением вздохнул: с таким запасом воды они легко могли провести внутри пирамиды три дня, а то и больше. А от голода за три дня умереть невозможно.
- Что вы сказали, дорогая? - обернулся он к жене, окликнувшей их с Перкинсом. - Символы? Дайте-ка взглянуть...
Подойдя к стене он встал рядом с Элис и с интересом стал рассматривать миниатюрные рисунки, которые многие из которых повторялись: человеческий глаз,  быка, человека, опустившегося на одно колено, змею, миску и птицу.
- По-видимому, это древние египетские письмена, которые сумел расшифровать наш соотечественник Томас Юнг**, - объяснил он жене. - Забавно, не правда ли? К сожалению, я не способен перевести на английский эту надпись.

*чуть больше 9 литров
** Многие англичане до сих пор придерживаются того мнения, что первенство в расшифровке египетских иероглифов принадлежит не французу Шампольону, а англичанину Томасу Юнгу, который был выдающимся ученым широкого профиля.

- О нет! Это всего лишь первая комната,  - прихожая, если можно так выразиться, - сказал Генри, разглядывая голые стены. - Все источники, которые когда-либо попадались мне в руки, говорят о том, что внутри каждой пирамиды существовал настоящий лабиринт из коридоров и комнат, причем коридоры были проложены под разными углами по отношению к земной поверхности: одни поднимались вверх, другие же уходили резко вниз. Часть из них должна быть завалена мусором, который на протяжении веков оставляли после себя незваные гости. Главная комната, где находился саркофаг с мумией царя, или фараона, должен располагаться ниже уровня земли, в подземной камере. Но есть ли смысл спускаться туда? Во-первых, все пирамиды давным-давно разграблены и из них вынесли все, что представляло малейший научный или коммерческий интерес. Разве что мы наткнемся на полуистлевший обрывок папируса или осколок глиняного кувшина, - но ради этого ползти по душным и грязным коридорам с риском провалиться в потуйной люк и сломать ногу или шею, как случилось с одним из проводников Бельцони, - пфф, не думаю, что это благоразумно. К тому же мы потеряем силы и нас будет мучать более сильная жажда, чем если мы просто пересидим бурю в этой комнате, а нам надо бережно расходовать запасы воды.
Генри еще раз осмотрел голые стены и усмехнулся, увидев надпись на двух языках, французском и итальянском, как будто мало было одной: "Обнаружено Дроветти. 1816 год"*
- Взгляните сюда, душа моя: до нас тут действительно побывал итальянец, о котором сообщил Перкинсу его арабский помощник.

*Выдумка автора, однако такие надписи действительно оставляли первые египтологи-авантюристы наподобие Бельцони. Бернардино Дроветти, ранее офицер французской армии, дважды назначенный генеральным консулом Франции (1810–1815 и 1820–1829 гг.) и входивший в круг доверия хедива Египта Мухаммеда Али,  нанял постоянную команду для поиска и вывоза предметов древности, да и сам не упускал возможности поучаствовать в раскопках.

- Будьте предельно осторожны! - попросил Генри умоляющим голосом, хотя и понимал, что в этом помещении нет ничего такого, что могло бы представлять опасность: голые стены да небольшое отверстие, ведущее вглубь пирамиды, через которое можно было пробраться только ползком: исследователь пирамид Гривс, посетивший Египет в семнадцатом веке, сообщал, что ширина коридоров составляла от двух до трех футов, а высота едва достигала четырех*. Он был уверен, что Элис и в голову не придет опускаться на колени и ползти сквозь темную и грязную шахту подобно змее: она ведь была такой пугливой малышкой!
Генри все еще с тревогой вглядывался в темноту, в которой исчезла Элис, думая, не последовать ли за ней - просто на всякий случай, чтобы она не испугалась летучей мыши или не наткнулась на какой-нибудь каменный выступ, хотя стены пирамиды казались гладкими как стекло.
- Сэр! А ведь миссис Кендал права, - озабоченным шепотом поведал ему подошедший Перкинс, - Снаружи так задувает, что того и гляди окажемся мы тут похороненными под кучей песка как тот египетский принц, о котором вы нам толковали. Никто нас и не хватится, а изнутри мы песчаный занос не разгребем!
- Не думаю, что нам грозит такая страшная участь, - возразил лейтенант, оглянувшись на вход. - По твоим же словам мы вошли с северной стороны, а ветер, если я правильно определил в той суматохе, дует с юга.
Перкинса его слова не слишком убедили: он подошел ко входу и попытался рассмотреть сквозь узкую щель, что творится снаружи.
- Ни зги не видать! - обреченным тоном заключил денщик. -  Точь-в-точь как под Балаклавой, когда русские из всех орудий палили. Да уж, сплоховал я, сэр: не надо было вас с миссис Кендал сюда вести.

соответственно от 76 до 102 см и 120 см

Генри хотел возразить и поблагодарить денщика за то, что он нашел для них убежище, но возглас Элис помешал ему это сделать.
Он лишь ободряюще похлопал Перкинса по плечу и поспешил к жене, гадая, что такого интересного она могла обнаружить в абсолютно пустой комнате. Наверняка еще какую-нибудь нечитаемую надпись.
Но приблизившись к Элис, он увидел, что ее взгляд устремлен вниз, и сразу же заволновался.
- Осторожнее, дорогая! Возможно, здесь провал или еще какая-нибудь ловушка, образовавшаяся в результате естественного разрушения пирамиды. Не забывайте, что пирамиды были построены несколько тысяч лет назад, в ветхозаветные времена, и многие египтологи поначалу считали, что это не гробницы египетских царей, а хранилища для зерна, построенные иудеями до того, как Моисей увел их из Египта*

*Такая версия действительно существовала.

- А если там не проход, а зияющая бездна?
Генри взглянул на жену и, увидев, каким восторгом первопроходца сияют ее голубые глаза, понял, что придестя пойти ей навстречу, чтобы она смогла удовлетворить свое любопытство.
- Боб! - окликнул он Перкинса. - Миссис Кендал обнаружила вход в коридор или шахту и хочет проверить, куда он выведет. Принеси веревочную лестницу: возможно, она нам понадобится в дальнейшем.
Веревочную лестницу настоятельно рекомендовал захватить к пирамидам путеводитель Уилкинсона. Генри недоумевал, зачем она нужна, если по коридорам всем приходилось передвигаться в лучшем случае на четвереньках, а в худшем - ползком. Почему бы не посоветовать неопытным покорителям пирамид взять с собой обычную веревку? От нее явно было бы больше пользы.
- Душа моя, - обернулся он к жене. - Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы первым в эту кроличью нору полез я? Если я обнаружу, что опасности нет, я подам вам и Перкинсу сигнал, и вы оба последуете за мной.

Генри так же торопливо поцеловал жену и громко ответил, поскольку Перкинс уже топал по направлению к ним:
- Разумное предложение, душа моя: давайте так и сделаем, - и бросил свою свечу в темную дыру. Огонек погас почти сразу, из чего лейтенант заключил (хотя и не был абсолютно уверен в том, что прав), что свеча упала на пол коридора, а не провалилась в бездонную шахту. Учитывая, что до них в этой пирамиде побывал как минимум один человек, чью сигнатуру они видели на стене первой комнаты, Генри приободрился и опустился на колени, чтобы протиснуться в узкий лаз.
- Боб, ты пойдешь следом за миссис Кендал, - не оборачиваясь, приказал он денщику, чье присутствие выдавало тяжелое прерывистое дыхание, столь отличное от легкого дыхания Элис, похожего на взмах невесомого крылышка колибри.
- Будет сделано, сэр! - ответил Перкинс и шумно вздохнул, по-видимому, испытывая сомнения в правильности такой расстановки.
С большим трудом протиснувшись в узкую щель, лейтенант пополз вперед, то и дело натыкаясь на стены тесного коридора. Духота, царившая в первой комнате, здесь была еще более ощутимой: горячий воздух можно было бы резать ножом. Кроме того, усилилось и зловоние, - запах был каким-то чужеродным и не напоминал ни один из известных лейтенанту. Он подумал о том, хватит ли сил у Элис выдержать эту пытку, которая была чересчур суровой даже для него, хотя он и был привычен к армейским квартирам, насквозь пропитанным густым и тяжелым духом мужского пота и нестиранных шерстяных чулок.

В голосе Элис звучала настоящая паника, и Генри пожалел, что согласился на ее предложение обследовать ход. Пока он раздумывал, что ответить, выручил неунывающий Перкинс: несмотря на то, что денщик любил заранее предсказывать любому начинанию бесславный и мрачный конец, нагонявший на слушателей уныние и тоску, в сложных ситуациях не было другого такого человека, как он, который умел сохранять присутствие духа и находить выходы из, казалось, безвыходных положений.
- Не извольте беспокоиться, мистер Эллиот! - донесся до лейтенанта голос денщика, прозвучавший в тесном коридоре так глухо, как будто раздавался из подземелья. - Ежели что, я вас из этой норы за ноги вытащу, - не успеете и глазом моргнуть!
Генри втянул носом пыль и, не удержавшись, громко чихнул.  То, что Перкинс назвал Элис придуманным ею же мужским именем, придавало всей ситуации шутливый оттенок и одновременно сглаживало грубую подоплеку сказанного и делало Элис полноправным членом их маленького мужского сообщества, над которым и пошутить не грех. "Назвался груздем - полезай в кузов!" - вот о чем хотел напомнить его малышке-жене денщик. Раз уж она надела мужские брюки и по доброй воле отправилась исследовать душный и темный лабиринт, придется и вести себя по-мужски, не унывая и ничего не боясь. По правде говоря, Генри испытывал точно такие же опасения, как и Элис, а возможно, и Перкинс тоже, но понимал, что ни в коем случае не должен обнаруживать свой страх: на войне он узнал, что нет ничего заразительнее и опаснее страха и паники. С этими чудищами не могли сравниться ни пушки, ни сабли, ни винтовки противника.
Генри вытянул руку, чтобы ползти дальше, и наткнулся на гладкую стену. Но это был не тупик, а развилка: дальше коридор раздваивался, как река, и надо было решить, по какому из двух рукавов двигаться.
- Здесь развилка! - крикнул он и закашлялся от пыли.

Генри, не имевший представления о плане пирамиды и хитросплетениях ее коридоров и комнат, решил,что разницы никакой: с равным успехом или отсутствием оного можно было выбрать как левый, так и правый коридор.
- Так и поступим! - крикнул он и пополз в правый рукав развилки.
Мучала его не столько неопределенность их положения, сколько то, что они не захватили с собой воды. Перкинс правильно сделал, что предпочел бутылкам бурдюк: он лучше сохранял нормальную температуру жидкости и предохранял ее от перегревания. Однако денщик не рассчитывал на то, что им придется ползать по бесконечным и душным коридорам, а тащить за собой тяжелый бурдюк было попросту невозможно. Главным сейчас было не заблудиться и вернуться обратно в первую комнату  до того момента, как жажда станет нестерпимой.