Генри взял половинку пирожка, протянутого ему Элис, и съел его с таким видом, как будто это было лучшее лакомство на свете.
- Как приятно есть из ваших рук, - сказал он, открывая одну из бутылок. – Я готов продолжить, сударыня, если вы поделитесь со мной еще одним пирожком. К сожалению, подозреваю, что напитки перегрелись на солнце
Он сделал глоток из бутылки и удивленно приподнял брови:
- Ошибся: вино все еще довольно прохладное. Попробуйте!
Генри хотел отдать бутылку Элис, но тут ему в голову пришла другая мысль. Он снова отхлебнул из горлышка, но задержал вино во рту и потянулся ко рту жены, предлагая ей отпить из кубка его губ. Их языки сплелись, омываемые терпкой сладостью белого вина, чуть тепловатого, с привкусом спелых персиков и дыни, и пахнувшего жимолостью. Еще вкуснее и слаще был поцелуй, который последовал за дегустацией.
- Хотите еще? - спросил Генри, отдышавшись, и глядя на Элис таким взглядом, как будто хотел съесть ее всю.

Вино, дегустируемое таким необычным способом, кружило голову не только ему, и Генри предусмотрительно решил  оставить половину этого коварного напитка на вечер, тем более, что ему с Элис еще предстояла прогулка под палящим солнцем.
- Вы, кажется, хотели прогуляться к реке? - когда очередной "кубок" был выпит, спросил он, - Пойдем пешком или поедем верхом? А впрочем, нам в любом случае надо напоить лошадей.
Как будто услышав и поняв его слова, лошади ответили негромким фырканьем, которое лейтенант счел за согласие. Он заткнул пробкой горлышко бутылки с вином и убрал ее в корзину, где мирно покоилась, ожидая своей очереди, ее товарка, наполненная лимонадом. Бросив взгляд на реку, пока еще полноводную в разгар весны, лейтенант увидел плывущую по ней лодку и вспомнил о разговоре, который состоялся утром, и который он поспешил свернуть, а теперь, вспомнив кое о чем важном, решил возобновить.
- Я вспомнил, душа моя, о том, как один из офицеров моего полка, прежде служивший в Индии, рассказывал о Керале  - сейчас это часть Мадрасского президентства Ост-Индской компании, а когда-то именно там португальцы основали свой первый индийский форт и лишили тем самым арабов монополии на торговлю специями. Затем португальцев сменили голландцы, а потом уж настала и наша очередь. Но я хотел сказать вам о другом: Кералу называют индийской Венецией*, поскольку поселения соединяются между собой посредством системы каналов, по которым плавают большие лодки, устроенные таким образом, что в них можно жить! Я подумал о том, насколько интересно было бы там побывать и провести неделю, живя на такой лодке и наслаждаясь чистым воздухом и красотой окружающего пейзажа, а не видом обветшалых венецианских палаццо.

*Так впервые назвал Кералу лорд Кёрзон, генерал-губернатор Индии, в начале 20 века, однако система каналов и водного сообщения между городами Кералы существовала задолго до этого

Элис упорно настаивала на своем, и Генри решил не противоречить ей, а заняться по возвращении в гостиницу тем, чем и должен заниматься глава семьи: планированием путешествия, которое так любезно сердцу его прекрасной дамы.
- Да, будет интересно сравнить два этих места, - согласился он, отвязав свою лошадь и идя рядом с женой, которая вела под уздцы свою лошадку. - Как только вернемся в гостиницу, я раздобуду у маэстро Абруцци карту Италии и размечу маршрут, а заодно рассчитаю точный срок нашего отъезда из Рима. Если вы помните, я говорил вам, что должен покинуть Италию не позднее тридцать первого мая.

Посмотрев на реку, Генри ощутил острый укол разочарования: лодка, которую он заметил ранее, застыла на середине реки, что делало их с Элис купание невозможным.
- Какая жалость! - сказал он жене, указывая на лодку. - Этот малый, видимо, застрял там надолго. Наверное, пытается ловить рыбу...

C минуту или две Генри оценивал обстановку, внимательно наблюдая за лодкой, и обнаружил, что она еле заметно, но все же двигалась вниз по течению, которое здесь было медленным и ленивым.
- Не беда, душа моя, - сказал он наконец, - указывая в противоположную сторону, - Мы можем сесть на лошадей и проехать милю или две вверх по течению реки, туда где растут деревья, а прибрежные заросли гуще. Возможно, найдем пологий и удобный сход к воде, окруженный каким-нибудь ракитником, и там искупаемся вместе.
Пока лошади утоляли жажду, опустив морды в реку, он сел и рассеянно стал чертить рукояткой кнута на песке  замысловатые линии, не особенно задумываясь над тем, что делает, как будто его рукой водил кто-то другой. Как он ни старался не думать о Венеции, в голову постоянно лезли одни и те же мысли, портя все удовольствие от романтической прогулки с женой.
Генри украдкой покосился на Элис: не заметила ли она едва уловимую перемену в его настроении? Может быть, его выдала морщинка на лбу или изменившийся тон его голоса? Он изо всех сил старался оставаться таким же любезным, внимательным и безмятежным, как и во время пикника, но по опыту знал, что его жена обладала поистине волшебным даром читать его мысли и угадывать настроение, и этот ее дар был настоящим проклятьем для их брака, покольку иные мысли супруга лучше оставлять без внимания.
- Когда у вас назначена следующая примерка у модистки? – спросил он скорее для того, чтобы отвлечь и себя, и Элис от флюидов напряжения, которые ни с того ни с сего появились в воздухе как грозовые облака в ясный солнечный день. – Мне помнится, вчера, после встречи с модисткой, вы говорили, что будет еще одна примерка и что вам непременно нужно  докупить какие-то мелочи для создания полного образа*. Сегодня девятое июня, а бал-маскарад назначен на тринадцатое.
При упоминании чертовой дюжины, лейтенанта вновь кольнуло неприятное чувство: почему баронет Уайт выбрал для проведения бала-маскарада такую несчастливую дату? Нет ли во всем этом какого-то злого умысла, насмешливого намека? Впрочем, он тут же отогнал от себя это суеверное опасение, следуя любимому присловью Перкинса: «Не буди лихо!»

*Пост 25 текущего эпизода.

Генри метнул на Элис подозрительный взгляд: уж не смеётся ли она над ним? Но лицо жены оставалось безмятежно-спокойным*, и он решил, что ему почудилось. Опустив взгляд долу, он увидел, что во время своих раздумий нарисовал на песке очертания Аппенинского полуострова, поразительно напоминавшего кавалерийский сапог. Раздраженный тем, что  злосчастная Италия вместе со всеми своими карликовыми королевствами и городами-республиками нейдет у него из головы, он встал и мстительно затер рисунок своим сапогом.
- Река тянется на многие и многие мили, а у нас есть лошади: уверен, что мы отыщем безлюдное место, удобное для купания, - уверенным тоном заявил он и стал поправлять подпругу у своей лошади, готовый в любую минуту вскочить на нее и поехать на поиски уединенной купальни.
Следующие слова жены настроили его на более благодушный лад. Перспектива провести весь следующий день в одиночестве, в крайнем случае, - в обществе Перкинса, показалась ему прекрасной возможностью избежать очередной супружеской ссоры, которой явственно запахло в воздухе несколько минут назад. Главное – пережить сегодняшнюю ночь.
- Конечно, я не против! – с пылом, несколько неуместным для влюбленного, воскликнул лейтенант, вставляя ногу в стремя, чтобы сесть на лошадь. – Располагайте своим временем, как вам угодно, и не думайте обо мне!  Денег я вам дам достаточно, и даже найму экипаж, чтобы вы с Ханной могли объехать все лучшие торговые заведения Рима вне зависимости от того, насколько далеко они находятся от нашей гостиницы. А мы с Перкинсом найдем чем заняться в ваше с Ханной отсутствие: надеюсь, в Риме есть действующий ипподром, более современный, чем Большой Цирк. По крайней мере, я слышал, что лорд Стэнхоуп организовал здесь клуб «Жокей» и конное общество «Колокольня погони»**

*Если это не так, поправлю)
** Увы! Первый ипподром (Капанелле) открылся в Риме только в 1881 году.

Генри, уже готовый сесть на лошадь, вытащил ногу из стремени и подошел к жене.
- Тысяча извинений, душа моя: я почему-то решил, что сегодня вы преисполнились желания все делать самостоятельно, - извинился он, усаживая  Элис в дамское седло и  заботливо расправляя подол ее амазонки. Убедившись, что его прекрасная дама устроена удобно, он на всякий случай проверил подпругу и, убедившись в том, что она слишком туго затянута, чуть ослабил ее и только потом вернулся к своей лошади.
- Я поеду за вами, след в след, -  сообщил он жене, уже сидя в седле.
Его лошадь, казалось, была не согласна с таким решением и беспокойно затанцевала под ним, фыркая и прядая ушами. Генри терпеливо придержал ее, ожидая, когда Элис тронется с места. Солнце уже начало клониться к горизонту и он подумал, что купание наверняка состоится: наступившие сумерки скроют их от глаз случайных свидетелей.
Будут ли тревожиться Ханна и Перкинс, которых они не предупредили о том, что заночуют не в гостинице? Эта мысль не давала ему покоя, но он решил не делиться ею с женой, чтобы та не подумала, что он хочет прервать их романтическое приключение. В конце концов, такое случалось уже не в первый раз, и Ханна с Перкинсом должны были уже привыкнуть к внезапным исчезновениям хозяев. Завтра утром он извинится перед ними, а в качестве искупления выдаст некоторую сумму  служанке и сделает ставку на бегах от имени денщика, а потом они с Перкинсом как следует отпразднуют выигрыш, как это принято среди кавалеристов, распив бутылку или две выдержанного коньяка: наличие в Риме французского гарнизона позволяло надеяться, что таковой найдется. Градус настроения лейтенанта поднялся еще выше, и он решил, что не стоит скрывать от супруги свои благотворительные намерения:
- Душа моя, мне кажется, что Ханна заслуживает поощрения за свои труды и несомненную преданность вам, - сказал он, еще туже натягивая поводья, чтобы приструнить своего беспокойного скакуна. – Вы не против, если завтра я выдам ей небольшое вознаграждение, чтобы она, сопровождая вас за покупками, смогла побаловать себя какой-нибудь ленточкой или кружевом?

- Вот и прекрасно, - заметил Генри, радуясь, что Элис с готовностью согласилась на его предложение. Хотя сказал он это больше самому себе, поскольку жена могла и не расслышать его слов, находясь в нескольких ярдах впереди него.
Искать новое место для купания долго не пришлось: впереди показались купы деревьев, ветви которых свисали к самой воде. Генри нагнал Элис и, поравнявшись с ней, указал на заросли:

- Давайте попытаем счастья там: более укромного места нам не найти. Посмотрите, какие пышные кроны у этих деревьев:  своими длинными плакучими ветвями они напоминают мне о старых вётлах, которые растут по берегам озера Токинг Тарн. Надеюсь, здесь  мы не встретим цыган, как это случилось с нами тогда. Или вы не против услышать новое пророчество от какой-нибудь цыганской сивиллы? Ведь у нас впереди долгая дорога в Индию и полное неизвестности будущее в гарнизоне.

Лейтенант сказал это и понял, что его последние слова прозвучали точь-в-точь, как предсказание гадалки.

Генри помолчал, глядя на серебристые воды реки, на которые закат бросал красноватые отблески. Он никогда не относился серьезно к гадалкам и иным оракулам, считая их шарлатанами и обманщиками, но случай с цыганкой, предсказавшей ему "реки крови" и указавшей на область ранения, заронил в него некоторые сомнения. Впрочем, мало кто из офицеров мог избежать боевой раны той или иной степени тяжести, поэтому предсказание молодой сивиллы он все же склонен был считать удачным выстрелом наобум. Но с другой стороны, как она могла знать, что он - офицер действующей армии, если на нем в тот день был не мундир, а охотничья куртка?
- Не уверен, что хотел бы, - наконец ответил Генри, отходя от воды, садясь на землю и начиная стаскивать сапоги. - Насколько мне известно, все предсказатели склонны сгущать краски и пугать своих клиентов будущими ужасами, настраивая их, таким образом, на мрачный и пессимистичный лад. А ведь наше будущее больше всего зависит от бодрости нашего духа, а не от каверз судьбы. Когда я был в Крыму, один французский офицер как-то рассказал в большой компании французов и англичан о знаменитой парижской прорицательнице мадам Ленорман. Она гадала на картах и по линиям руки, и к ней обращались не столько девушки, желавшие узнать, как скоро они выйдут замуж, но и огромное количество военных и политиков, включая самого Бонапарта, которому она предсказала женитьбу на Жозефине и полный разгром его армии, что и произошло. Кстати, за это узурпатор выслал ее из страны... Да и другие ее предсказания были похожи на приговор трибунала, за что она и получила прозвище "Черной Марии". Увы, все ее пророчества в итоге оказались верными.

Сообщая жене эти интригующие сведения,  лейтенант не терял понапрасну времени: успел сбросить сапоги и снять мундир и рубашку.

- Италия - страна суеверий, - добавил он, прыгая на одной ноге, чтобы избавиться от армейских брюк на подтяжках. - Уверен, что при желании мы с легкостью нашли бы дюжину гадалок, которые в подробностях описали бы нам наше будущее. Возможно, что содержание их предсказаний главным образом зависит от толщины кошелька спрашивающего.

Стоя лицом к воде, - уже абсолютно голый, как древнегреческий атлет, приготовившийся бежать марафонскую дистанцию, - Генри обернулся, испытующе глядя на Элис:
- Вы действительно этого хотите? Что ж, я не против: это развлечет вас в один из тех дней, что остались до бала-маскарада. Единственная препона, о которой я только что подумал,  - то, что в Риме мы никого не знаем, кроме маэстро Абруцци, его жены и вашего почтенного дяди. Вот кто серьезный человек! Может быть, вы напишете баронету Уайту с просьбой подсказать, к кому обратиться? Он в Риме не первый день и наверняка знает все ходы и выходы.
Генри предложил это с легким сердцем, поскольку был уверен, что баронет Уайт лишь усмехнется, прочитав записку племянницы и отделается каким-нибудь извинением насчет того, что подобные знакомства ему чужды. А вот сеньора Абруцци, как и большинство римлянок, наверняка была сведуща в подобных делах. Но к ней Генри решил обратиться только в том случае, если Элис будет настаивать на знакомстве с прорицательницей. А впрочем, почему это он должен обращаться к сеньоре Абруцци с подобными просьбами? Элис гораздо проще объяснить другой женщине, кто именно и зачем ей нужен.
Тут Генри обратил внимание на то, что жена все еще полностью одета, как будто раздумала купаться.
- Почему вы не раздеваетесь, душа моя? - спросил он. - Я уже готов окунуться в древние воды Тибра.

Генри заколебался, поглядывая то на Элис, чьи тонкие пальчики начали расстегивать пуговки на корсаже амазонки, то на Тибр, лениво несший свои воды к тому месту, где в его могучий поток вливалась менее полноводная Аниене. При мысли о слиянии двух рек, одна из которых носила мужское имя, а другая - женское, его охватил сладостный трепет возбуждения и он бросил на стройную фигурку жены еще один взгляд. Он уже успел выучить наизусть все движения, при помощи которых его возлюбленная избавлялась от одежды, однако всякий раз не мог устоять от того, чтобы понаблюдать за ней снова. И все же сейчас почти столь же сильным было его желание побыстрее погрузиться в прохладную воду.
- Как скажете, душа моя, - наконец решился он и вошел в реку.
Зайдя на глубину, он стремительно поплыл против течения, рассекая воду широкими уверенными гребками, а когда почти выбился из сил, перевернулся на спину, закрыл глаза и отдался воле реки, понесшей его обратно к тому месту, где он в нее вошел. Мягкие лучи заходящего солнца согревали его лицо и ласкали кожу на груди, и лейтенанту казалось, что это нежные пальчики Элис пробегают вверх и вниз по его груди, одновременно лаская и умиротворяя. С усилием отогнав от себя эту грёзу, Генри открыл глаза и увидел, что пора прекратить безвольное скольжение вниз по реке. Он встал на ноги, упираясь в песчаное дно, и несколько раз шумно хлопнул ладонями по поверхности воды, взметнув вокруг себя мириады разноцветных брызг.
- Эй! - крикнул он. - Душа моя, я вас жду! Вода теплая, как парное молоко!

Генри почувствовал острый укол разочарования, когда увидел, что его наяда осталась в сорочке. Однако же  он понимал, что Элис  всегда следует твердо установленным правилам приличий, и не мог сердиться на нее за это. Вовремя вспомнив о том, что жена неуверенно держится на воде, он устремился к ней навстречу, чтобы подхватить, если вдруг силы ей изменят и она пойдет ко дну.
- Как вы храбры, зайдя на глубину без моей помощи! – заявил он, обвивая руками тонкий стан жены, не скованный корсетом, - Обожаю вас, любовь моя: смелые женщины всегда пробуждали во мне огромное уважение.
Раздувшийся подол  сорочки колыхался на воде, как купол медузы. Это дало Генри возможность беспрепятственно проникнуть под него, чтобы пробежаться пальцами по  бедру жены, и их кончики заскользили по упругой и гладкой плоти.
- Вы соблазняете меня, не прилагая к этому ровно никаких усилий, - прошептал он, уткнувшись лицом в волосы Элис и продолжая наигрывать любовную гамму на коже ее бедер и живота, омываемых теплой водой.
Его собственную плоть вода не остужала, а напротив, делала еще более возбужденной.

- Я хочу вас везде и всегда, - честно признался Генри, по телу которого пробежала сладкая дрожь от прикосновений ладошки Элис. Но он призвал на помощь все свое самообладание и перехватил хрупкое тело жены поудобнее, хотя намокшая сорочка и делала его тяжелее. - Однако, душа моя, в нашем распоряжении на эту ночь  есть дом, пусть и не такой комфортабельный, как гостиница, и поэтому сейчас мы займемся более практичным делом: продолжим уроки плавания. Вы помните, как я учил вас плавать на Гозо? Тогда вы схватывали все буквально на лету. Повторяйте те же движения, а я досчитаю до дюжины и отпущу вас, но буду постоянно находиться рядом.
Надеясь, что не разочаровал Элис, он поцеловал ее и перевернул на живот, укладывая на воде плашмя.
Мимо проплывала сухая ветка, отломившаяся от дерева. Лейтенант оттолкнул ее подальше, чтобы она не зацепилась за сорочку жены, и сделал пару шагов на глубину: его рост по-прежнему позволял ему стоять, упираясь ногами в песчаное дно.
- Я ведь говорил вам, что вы похожи на прекрасную ундину? - шепнул он на ухо жене. - А если распустить волосы, сходство будет абсолютным.
Генри говорил так уверенно, как будто сам факт существования русалок не подлежал сомнению, а он сам уже неоднократно встречал этих удивительных созданий, и имел возможность сравнивать их со своей красавицей-женой. В этот момент он действительно готов был поверить в то, что русалки существуют, и когда в прибрежных зарослях раздался звук, напоминавший шлепок рыбьего хвоста о воду, он непроизвольно вздрогнул и взглянул в ту сторону.

- Надеюсь на это всем сердцем, любовь моя, - шепнул в ответ лейтенант и тут же повысил голос, отдавая должное успехам жены, - Превосходно! Скоро вы будете чувствовать себя в воде, как настоящая русалка!
И действительно, Элис настолько уверенно держалась на воде, что он с легким сердцем отпустил ее и поплыл рядом, удивляясь ее быстрым успехам.
- Вы знаете о том, что большинство моряков не умеет плавать? - спросил Генри, - Удивительно, но факт. И как же я благодарен Перкинсу, который научил меня этому полезному навыку, когда я был еще мальчишкой. Впрочем, я вам об этом уже рассказывал.
Они проплыли еще несколько ярдов молча*, направляясь к середине реки, когда Генри решил, что пора возвращаться к берегу:
- А теперь давайте вернемся: поплескаться в воде вы сможете и у берега, - скомандовал он, опасаясь, что Элис выбьется из сил. К тому же солнце было готово спрятаться за горизонт, а в темноте опасность утонуть возрастала многократно. И тут Генри почувствовал, как что-то схватило его за ногу и мягко, но настойчиво вниз. Он попытался освободить ступню, но безрезультатно. До того места, где он мог обеими ногами встать на дно, оставалось не менее десяти ярдов, но сейчас это короткое расстояние показалось ему бесконечным.
- Плывите вперед, душа моя, я вас догоню, - с трудом удерживаясь на поверхности, сказал он, опасаясь, что увидев, в какую ловушку он попал, жена испугается и враз забудет все то, чему научилась. Сам он глубоко дышал, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. Страх - худший советчик, это он накрепко усвоил в армии.

При других обстоятельствах упоминание Лекуэнта привело бы Генри в состояние тихого бешенства, но сейчас ему было не до французских моряков: проклятая ловушка тянула его вниз, под толщу воды. Глубоко вздохнув, он набрал в лёгкие как можно больше воздуха и нырнул, чтобы попытаться освободить ногу. Когда он был мальчишкой, он учился подолгу находиться под водой, заставляя Перкинса считать, засекая время. В результате  счёт доходил до двухсот* и теперь Генри надеялся, что не растерял своих навыков.
Взбаламученная вода была мутной и он с трудом разглядел во взвеси песка и ила обрывок рыбацкой сети, зацепившийся за корягу: в него и попала его ступня.
Он попытался расширить дыру в сети, но прочные волокна не поддавались его усилиям. После нескольких неудачных попыток он почувствовал, что задыхается и с усилием вынырнул на поверхность, жадно глотая воздух. Элис плыла вперёд, не оглядываясь, чему он был рад, хотя у него и промелькнуло  желание  позвать на помощь. Но чем она могла помочь? Он только утянул бы ее за собой на дно. Кое-как отдышавшись, Генри вновь глубоко вздохнул и снова нырнул.

*три минуты