Элис потеряла сознание от страха всего на один миг. Во всяком случае ей так показалось, потому что только она, зажмурившись, коснулась пола, как сразу открыла глаза – и уже оказалась в чужой постели. Но этот факт испугал ее меньше, чем все остальное, что случилось с ней сегодня. Хотя, казалось бы: ночью, почти голая, одна в комнате с незнакомыми мужчинами, которые не являются ее родственниками – репутации конец. А, впрочем, что сейчас осталось от ее репутации, когда дядя, верно, объявил ее безумной, сумасшедшей?
Какая уж тут разница!
И все-таки девушка, едва придя в себя, судорожно всхлипнула, одним резким движением натягивая одеяло по самые глаза и прижимая его с такой силой, словно это был самый надежный щит. Только взгляд ее, испуганный, но внимательный, с пытливостью скользил по лицам мужчин, едва видных в темноте.
- К-кто в-вы?.. – Элис вся дрожала. Может быть от холода, может быть от страха, но, вернее всего, от всего сразу. И голос ее звучал слишком тонко, прерывисто. Но разве сейчас было время для робости и нерешительности? Девушка собрала все свое мужество, чтобы продолжить разговор. – В-вы... вы не заж-жете св-вечу?..
Если будет свет, то он, несомненно, придаст ей сил, как только может придавать сил внезапно мелькнувшая надежда.

Стоило девушке очнуться и Джеймс с интересом принялся ее разглядывать. Симпатичная, что и говорить! Бледновата, правда, чрезмерно: кожу будто снегом припорошило. Как будто она совсем на улицу не выходит.. или ее не выпускают.
В голове у Томаса стали появляться интересные мысли о том, что неспроста им о девушке ничего не сказали: если она не в себе, то, вполне очевидно, что о ней распространяться лишний раз не станут. Впрочем, вопрос этот был еще очень мутным: все же незнакомка располагала к себе своей беспомощностью, в то время как слуги вызывали неприязнь.
Покачав головой, когда Генри толкнул его, Томас, вернув тычок обратно, все-таки отправился на поиски спичек и зажег свечу, которую тут же поставил рядом с кроватью. Все это время девушка молчала, будто ожидала когда комната будет освещена, только нервно кусала губы, поглядывая то на одного, то на другого мужчину.
- А потом мы встретили вас в коридоре, - заметил Джеймс, слегка подзабывший о такте в этот момент. Хотя ему очень уж хотелось получить ответы на свои вопросы. – Вы бродили там.
Тут же Генри пообещал девушке защиту и Томас кивнул. В общем-то, даже если эта юная леди не совсем в своем уме, но ей грозит опасность, то он готов был оказать ей помощь.

Ей не поверили – это было видно по лицу мистера Томаса. А если и поверили, как мистер Кендал, то все равно возникали вопросы, проблемы и препятствия, не позволяющие осуществить то единственное, чего так желала Элис.
- Я понимаю, - медленно произнесла девушка, опустив взгляд. Это был ответ одновременно и одному и второму военному. Она понимала: им необходимо поговорить наедине. Она понимала: они думают о ее репутации. Только они не понимают каково это: жить запертой в четырех стенах, лишь изредка выходя наружу и постоянно глотать сонное зелье горгульи!
Не видя никого и ничего! Ни единой живой души, будь то человек или просто животное.
Опомнившись, девушка торопливо отдернула ладонь: чужое тепло на миг согрело не только ее пальцы, но и душу – довольно.
- Я отлично осознаю что прошу у вас, - ровно ответила Элис. - Но эта та цена, которую я осознанно хочу заплатить. У меня нет другого выхода. Неужели вы не понимаете? Или.. быть может вы не хотите уезжать вот так..
Мисс Уайт не нашла правильных слов и замолчала, рассчитывая, впрочем, что Генри поймет ее.

Джеймс скептически хмыкнул и покачал головой. Присев около камина, он протянул ладони к углям, пытаясь поймать последние крохи тепла. Вопрос перед ними стоял непростой, сложный. Легко потерять голову и, подчинившись очаровательному выражения личика, бросить все и действовать по одному только желанию девушки. А что потом?
- Ты прав в том, что местечко здесь паршивое. И для здорового человека и уж, тем более, для больного. Но, подумай, ты хочешь, чтобы тебя обвинили в похищении? Сейчас мисс Уайт кажется нормальной, но если она вправду больна? Ее дядя будет в ярости и явно не оставит этого так просто. Это если мы поддадимся на ее уговоры и увезем мисс отсюда, - рассудительно заметил Томас.
Самый удобный способ принять решение – это отыграть все варианты. И все последствия, которые могут обрушиться на них.
- Забыть о том, что произошло мы тоже не можем, - здесь даже не требовалось уточнений «почему». Просто отвернуться от происходящего не было никакой возможности.
- Лучший вариант: оставить мисс здесь еще ненадолго. Мы выберемся из этого дома, когда закончится метель, и нанесем визит ее дяде, узнаем, что происходит. В конце концов у нее могут быть еще дальние родственники, которые просто не представляют, что здесь творится! Сделаем все официально.
Джеймс посмотрел на Генри, ожидая его мнения.

Перкинс, спавший до этого момента сном убитого, вдруг проснулся. Верно разговоры прямо над головой разбудили его. Все-таки удивительно, что он до этого так крепко спал.
Джеймс покачал головой.
- Плохая идея. Как ты это себе вообще представляешь? На каком основании ты останешься в этом доме? Тебя выгонят просто – и всех делов. Даже хуже: если слуги доложат этому дяде о происходящем, то он сделает все, чтобы замести следы!
Томас покачал головой и, поколебавшись миг, все-таки добавил ради справедливости:
- Если он виноват, - мужчина поморщился: почему нет легкого решения их проблемы? Все эти сложности!
И почему от женщин всегда столько проблем? Особенно от хорошеньких.
- Самый разумный и безопасный вариант: сделать вид, что мы ничего не знаем. Что нам неизвестны тайны этого дома. А как только уедем, так сразу обратимся к местной власти, попросим, чтобы мисс вывезли отсюда до окончания разбирательств.
После этого Томас повернулся к денщику Генри, который все еще сидел на кровати, потирая глаза.
- Нет, Перкинс, мы тут в коридоре встретили девушку, которая бродила во сне и которая утверждает, что ее держат здесь силой и вопреки ее воле.
И теперь лейтенант Кендал жаждет спасти ее любыми средствами – хотел было добавить Джеймс, но прикусил язык. Ни к чему нагнетать обстановку.

Джеймс в один миг помрачнел. Генри его сейчас в трусости обвинял, прямым текстом говорил о том, что он дрожит от страха и поэтому не хочет ничего делать. За такие слова можно было призвать к ответу и только потому что они были друзьями Томас промолчал, хотя это и далось ему нелегко.
- Думай, что говоришь! – угрюмо заметил Джеймс. – Иначе за слова придется отвечать.
Они ссорились - и все из-за какой-то девицы, пусть даже симпатичной, с которой Генри поговорил всего три минуты и которая ему поплакалась. Несчастную было, конечно, жалко, но они ее совсем не знали и слышали трагическую историю только с одной стороны. Прежде чем принимать решительные действия неплохо бы узнать что тут на самом деле случилось.
И как Генри может этого не понимать!
Ему словно голову вскружило! Будто его околдовало. Даже Перкинс это понимал, принимая сторону здравого смысла. Одна дело, когда вопрос касается твоей семьи и ты вправе на любые действия, и совсем другое влезать в чужой дом со своими советами.
Джеймс нахмурился еще сильнее. Он не хотел говорить грубые вещи, но слова Генри задели его, так что резкие фразы сами сорвались у него с губ.
- Ну так иди – не рассуждай! Увези девицу отсюда! Об этом она тебя просила, разве нет? Пусть притворится, будто у нее лихорадка, чахотка – что угодно, а ты спасешь ее, доставив к доктору. Или тебе просто так хочется остаться с ней один на один, поэтому и отправляешь нас подальше?

Джеймс перевел дыхание. Им не следует закипать, как вода в походном котелке.
Кажется, этот дом, это ужасная, отравляющая атмосфера на всех них действует как-то странно, неправильно. Путает мысли, выедает все хорошее, что есть в человеке, заставляя злиться, спорить, чуть ли не проявлять агрессию. А они здесь и дня не провели!
Томас еще несколько раз глубоко вздохнул. Единственным его желанием было убраться отсюда подальше и ни вспоминать. Вот только, коли уж с ними случилось то, что случилось, то отступать поздно: они обязаны что-то сделать. Только это должен быть разумный поступок, который пойдет всем во благо, а не спасет одного, но другому причинит вред.
- Помню, - кивнул Джеймс, на лице которого четко прорисована озабоченность. – А еще помню рассказ лейтенанта Кэмерона о двоюродном дяде, который женился на милой девушке без приданного, а то его через полгода и прирезала.
Мужчина провел ладонью по волосам, взлохмачивая их.
- Давай вернемся к ней, - согласился Томас и криво усмехнулся, выдавая несмешную шутку. – Вдруг она нам привиделась и комната окажется пуста?
- Мне пойти с вами, господа? – поинтересовался денщик, на лице которого было написано любопытство. – Или остаться здесь?

Элис была в ужасе. Только когда мужчины ушли, когда заскрипел ключ в замке, она поняла, что ее заперли. Заперли вновь, но ровно так же, как запирали все это время, как делала это горгулья, как делал ее муж. Ее дверь не закрывалась в единственном случае – если ее заставляли выпить сонное зелье.
Девушка вскочила и, как была, бросилась к двери, дергая ручку – заперто. Без сил Элис опустилась на холодный пол, прижимаясь к стене и содрогаясь от рыданий. Плакала она не только из-за закрытой двери, но это вновь искало и нашло выход ее отчаянье, ее горе, ее страхи.
С трудом Элис поднялась на ноги и, сделав несколько шагов, растеряно замерла посреди комнаты, оглядываясь. Здесь не было ничего, что могло бы ей помочь. Кочерга? Совочек для угля? Да разве она солдат, чтобы орудовать ими!
Ей никто и ничто не могло помочь. И рассчитывать ей не на кого, она ошиблась в своих надеждах. Должно быть она совсем отчаялась, если надеялась на помощь незнакомцев!
Но один из них был крайне добр и отзывчив, а второй, пусть и выражал недоверие, все же казался человеком не лишенным благородства. Или она обманулась, видела лишь то, чего так жаждало ее уставшее сердце.
Элис сделала единственное, что могла в этой ситуации: села обратно на кровать, укуталась в одеяло и простыни так, что видно было лишь ее заплаканное лицо, да кисти рук. Хотя что уж теперь! Ведь мужчины видели ее раздетой в коридоре – ужасный позор. Но так хотя бы становилось немного теплее и видимость того, что она сохраняет внутреннее достоинство.
Невидящий взгляд устремился на дверь, ожидая всего: что вернутся мужчины или что войдет горгулья или даже что ангелы спустятся с Небес, чтобы забрать с собой.

Элис вздрогнула, когда дверь распахнулась. Она ждала чего угодно и даже на миг перестала дышать. Взгляд ее, испуганный, встревоженный, тут же коснулся мужчин, которые выглядели несколько более мрачными, чем до этого. Видно разговор их не заладился.
И они закрыли дверь. Опять закрыли дверь – по плечам юной мисс пробежала дрожь, которую, к счастью, было не рассмотреть под одеялом. Как она ненавидит запертые двери!
- Я Элис Уайт, - растеряно ответила девушка, переводя взгляд с одного мужчины на другого. – Мой дядя Джон Уайт... баронет. Он зимой живет в Лондоне..
Элис замолчала, а затем дрогнувшим голосом попросила:
- Бога ради, скажите мне, что вы решили! Я ведь понимаю о чем вы уходили разговаривать! Вы спрашиваете меня о дяде... значит.. верно ли я понимаю, - девушке потребовались все ее силы, чтобы продолжить и чтобы слезы не катились из ее глаз, - что вы собираетесь отклонить мою просьбу?

Ожидание – это худшая пытка, которую можно придумать. Оно медленно разъедало душу, делало существование невыносимым. Уж лучше вовсе не иметь надежды, чем мучиться в неизвестности.
Один гулкий удар сердца – и решение сообщено.
Слова одного из военных больно ранили девушку, хотя, казалось бы, она ведь ожидала этого. Боялась, что ей откажут, но понимала, что это вполне может случиться. Но одно дело мысли и совсем иное – слова, которые вонзились в самое сердце будто десяток беспощадных игл.
- Бессильны помочь, - Элис даже не произнесла это, а только шевельнула губами, повторяя слова.
У девушки потемнело перед глазами, хотя она успела заметить, как второй военный кивнул, подтверждая слова своего товарища. Но еще через миг вновь мелькнул огонек света.
- Какой выход? – с надеждой, смешанной с отчаяньем, спросила мисс Уайт. Она совершенно не понимала о чем говорит мистер Кендал.