Дорога, петлявшая меж дубовых рощ, рассеянных у подножия Камберлендских гор, была худшей из всех, по которым когда-либо приходилось передвигаться пассажиру экипажа, запряженного двумя лошадьми, медленно продвигавшимися в сторону Карлайла. Ко всему прочему, с самого утра  повалил густой снег, и с наступлением сумерек из маленького окошка экипажа можно было рассмотреть лишь плотную белесую пелену, отрезавшую пассажира от внешнего мира. Молодой человек поежился,  плотнее закутался в зимний плащ, пытаясь сохранить хоть какие-то крохи тепла, и мысленно начал подсчитывать, сколько еще часов и миль осталось до поместья его дяди, Бартоломью Кендала, к которому он ехал, чтобы провести предстоящее Рождество и таким образом завершить свой короткий армейский отпуск. От мыслей о рождественском пудинге и пылающем очаге в гостиной его отвлек надрывный скрежет, раздавшийся снаружи. Экипаж дернулся и остановился, после чего до ушей пассажира донеслось смачное  ругательство, произнесенное кучером. Молодой человек подергал дверцу и обнаружил, что ее то ли заклинило, то ли она настолько обледенела от мороза, что не хотела открываться. Он громко постучал по окошку, призывая кучера на помощь и спустя несколько мгновений дверца все-таки распахнулась, поддавшись могучему рывку.
- Что случилось? - спросил пассажир, спрыгивая в глубокий снег - настолько глубокий, что казалось, он шел не несколько часов, а пару дней.
- Ось сломалась,  - лаконично объяснил кучер. - Прошу прощения, сэр, но дальше ехать нет никакой возможности. Говорил же вам, сэр: не доверяю я этим наемным колымагам, уж лучше б верхом отправились налегке. Но нет худа без добра: застряли мы аккурат перед чьими-то воротами.
Кучер махнул рукой и молодой человек, проследив за его жестом, действительно разглядел буквально в нескольких ярдах от того места, где он стоял, большие чугунные ворота, за которыми угадывались смутные очертания дома.
- Я проверю, есть ли кто  в доме, Перкинс, - с этими словами он направился к воротам, по колена утопая в снегу.
Как и ожидалось, они оказались запертыми, но громкий лай сторожевой собаки, почуявшей приближение незнакомца, спас положение: заскрипела входная дверь и на пороге появилась костлявая фигура с масляной лампой в руке, по-видимому, слуга. Впрочем, с такого расстояния и сквозь непрерывно падающий снег, было трудно распознать, мужчина это или женщина, поскольку фигура была с ног до головы закутана в длинную накидку, напоминающую шлафрок.
- Эй, любезный! - крикнул молодой человек и приветственно помахал рукой. - Не соблаговолите ли побеспокоить своего хозяина и сообщить ему, что лейтенант Генри Кендал просит у него пристанища на эту ночь для себя и своего денщика. Мы направлялись в Карлайл, но к несчастью, снегопад и гнилая ось помешали довести до конца это намерение.
Долговязая фигура медленно сошла с крыльца и молча направилась к воротам, даже не попытавшись прикрикнуть на пса, заливавшегося злобным лаем. Лейтенанта охватило неприятное чувство: казалось, что к нему приближается мертвец, закутанный в саван. Такие изможденные лица и замедленные движения он видел в госпитале у дизентерийных больных, многие из которых вскорости умирали. Но когда человек подошел ближе, Кендал понял, что хотя перед ним глубокий старик но, кажется, вполне еще крепкий.
- Добрый вечер, сэр! - надтреснутым голосом произнес слуга и, повозившись с массивной цепью, удерживавшей воедино створки ворот, распахнул одну из них. - А ты цыц! - прикрикнул он на пса. - Не пугай джентльмена, а не то снова на цепь посажу...Входите, сэр. Хозяин отсутствует, но моя жена подаст вам холодной баранины и приготовит чай.

Перкинс первым узнал говорившего.
- Лейтенант Томас, сэр! - воскликнул он. - Я вас ни за что не признал бы без формы, если б не конь! Не хочу худого сказать о кобылке лейтенанта Кендала, но вашего жеребца я бы и в полной темноте с другой лошадью не перепутал!
Удивленный и одновременно обрадованный, Кендал развернулся и пошел навстречу своему однополчанину, оставив старика в легком шлафроке мерзнуть у открытых ворот.
- Томас, вот это встреча! А говорят, что чудес не бывает... Отдай поводья Перкинсу, он отведет твою лошадь в стойло вместе с нашими, а мы не замедлим воспользоваться гостеприимством хозяев этого дома, вернее - слуг, поскольку  Аргус, что ждет нас у входа,  только что сообщил мне о том, что  хозяин отсутствует. Но есть и хорошие новости: нас ждет холодная баранина и горячий чай.
- Джентльмены, - замогильным голосом воззвал закоченевший слуга, подняв лампу повыше, чтобы рассмотреть нового гостя, - Прошу пройти в дом.
- Да, действительно, пойдем, - заторопился Кендал, увлекая за собой товарища. - Я продрог до костей еще до того, как сломалась ось. Не помню, чтобы я когда-то так сильно замерзал, как сегодня. Даже в нашей армейской палатке в любую погоду было теплее.
Говоря без умолку, лейтенант взглядом инспектировал дом, в котором им с Томасом предстояло провести рождественскую ночь. Лишь сейчас он сумел рассмотреть его как следует, поскольку снегопад прекратился так же внезапно, как и начался. В призрачном свете луны, отраженном от  белого снежного покрова, стало заметно, что это не скромный сельский коттедж, а внушительное строение из серого камня, украшенное двумя массивными колоннами,  высокими французскими окнами, причудливой резьбой, а также, увы! обширными зеленоватыми пятнами лишайника, раскинувшего по фасаду свои щупальца наподобие спрута. Водостоки были увенчаны ухмыляющимися головами то ли горгулий, то ли фавнов - архитектурная деталь, которую Кендал счел нелепой и неподходящей для сельской глубинки. Несмотря на внушительные размеры и фамильный герб, высеченный из камня непосредственно на портиком, дом производил довольно мрачное впечатление, в особенности благодаря двум окнам в верхнем этаже, наглухо зашитым досками. Кендал задался вопросом, что послужило причиной такого решения: отсутствие средств у разорившегося аристократа или то, что в его отсутствие слуги  исполняли свои обязанности спустя рукава.
-Веселенькое местечко, - пробормотал он себе под нос и осекся, встретившись с взглядом с неподвижными и до странности безжизненными глазами привратника или дворецкого, поскольку в подобном месте старый слуга мог быть и тем, и другим.

- Получил отпуск по болезни и решил проведать дядю, - коротко объяснил Кендал, стряхивая подтаявший снег на пол и вручая слуге свой тяжелый плащ, головной убор и перчатки.
Томаса он не видел с тех пор, как попал в госпиталь сразу после Инкерманского сражения, а там уже умудрился подхватить холеру. Чудо, что он вообще выжил, - эта хворь выкашивала содат и офицеров, как косарь на жнивье. Томас упомянул о ранении, значит, тоже побывал в госпитале, но Кендала не удивляло, что они не знали о плачевной судьбе друг друга: даже оказавшись в госпитале в один и тот же день, они, скорее всего, оказались разделены милями коек, вернее - тюфяков, уложенных на пол рядами. Кендал с отвращением вспомнил недели, проведенные в этом аду, наполненном криками и стонами умирающих, сгоравших от лихорадки или гангрены.  То, чего не успела сделать пуля или сабля, довершали мерзкая еда, плохой уход,  вопиющая антисанитария и холод. Не хватало всего: одеял, нательных рубашек, лекарств. Поговаривали, что у французов и русских с врачебной помощью и уходом за ранеными дела обстояли в разы лучше. Но, конечно, никому и в голову не приходило жаловаться, и Кендал мог с чистой совестью сказать, что его товарищи проявляли выдержку, граничившую со стоицизмом, даже в этих условиях непрекращавшегося кошмара.
- Нельзя ли растопить камин, любезный? - спросил он слугу, растирая замерзшие руки. - Хочется погреться у камелька: все-таки Рождество на носу.

Справедливости ради нужно заметить, что ничего в обстановке и убранстве комнате, куда пригласил их слага,  не намекало на наступление праздника. Не было ни елки, ни праздничных свечей, ни коробок и свертков с подарками. С потолка свисала  люстра,  плотно обвитая паутиной и оттого напоминавшая  огромный кокон.
- Дом не отапливается в отсутствие хозяина, сэр, - буркнул слуга.- Но ради гостей мы с женой расстараемся.
С охапкой одежды в руках он зашаркал в сторону второй двери, по-видимому, выходившей во внутренний коридор или галерею.
Кендал обернулся к Томасу и с напускной бодростью в голосе предложил:
- А не заняться ли нам самим разведением огня? Все, что надо, в нашем с тобой распоряжении.
Слева от камина была сложена охапка дров, в корзине лежали щепки и сосновые шишки для растопки. Не хватало только Перкинса, по-видимому, еще не закончившего распрягать лошадей. Но зная расторопность своего денщика, Кендал не сомневался, что тот скоро появится, и не один, а в компании бутылки шотландского виски, которую лейтенант предусмотрительно захватил с собой в дорогу. Чай, конечно, бодрящий напиток, но в такую холодную ночь одним чаем им с Томасом не обойтись.

Кендал с удовольствием следил за тем, как в камине разгорался огонь. Такая малость, а мрачная комната сразу же стала казаться более гостеприимной и не такой заброшенной. Точно так же менялась к лучшему армейская палатка, освещенная и согретая пламенем костра, разведенного за ее ненадежными стенами Перкинсом. Он задумался, вспоминая недавнее прошлое и не сразу ответил на вопрос Томаса.
- Перкинс? Думаю, ждать его осталось недолго: ты же знаешь, он расторопный малый. А что касается этого дома... Признаться, я тоже удивлен, что никогда не видел его раньше: к дядюшке я ездил не раз и всегда по одной и той же дороге, но не припоминаю ничего подобного. Думаю, все дело в том, что летом он полностью скрыт за густыми кронами старых деревьев. Впрочем, не знаю, не знаю...Уж не оказались ли мы с тобой во владениях Фата Морганы?
Кендал рассмеялся и вытянул ноги поближе к огню.
С заунывным скрипом отворилась дверь и в комнату вошла немолодая женщина с подносом в руках. Выглядела она как экономка: об этом свидетельствовало скромное черное платье и полное отсутствие украшений. В гладко причесанных темных волосах змеились серебристые пряди, а у рта залегли суровые складки. 
- Ужин, джентльмены, - сказала женщина и твердым шагом прошествовала к столу.
Расставив все по своим местам, она тут же покинула комнату, не сказав более ни слова.
- Достойная спутница нашего Аргуса! - промолвил Кендал, накладывая себе на тарелку ломти холодной баранины. - Никогда не жаловался на излишнюю чувствительность, но от этой пары меня в дрожь бросает.

- Возможно, ты прав: именно мешаем! Без нас они были предоставлены самим себе, а с нами хлопот полон рот. А если снег будет идти всю ночь, то мы застрянем тут до первой оттепели.
Раздраженно отодвинув от себя тарелку с недоеденной бараниной, Кендал встал и подошел к камину, чтобы подбросить в огонь дров.
- А вот и я, сэр! - в комнату ввалился Перкинс, запорошенный снегом: его заиндевевшие усы были похожи на клыки моржа. - Ну и погодка! Снега навалило по самые окна...Я чуть было не заплутал, пока шел от конюшни к дому: не видно ни зги! И ветер завывает, как баньши, и  все силится сбить с ног.
Увидев на столе чайник, Перкинс просиял и потряс бутылкой, которую держал в руке:
- Не хотите по глоточку грога, джентльмены?
- О да, это было бы неплохо, - подтвердил Кендал, с надеждой  наблюдая за манипуляциями своего денщика. - Виски и немного горячей воды с ломтиком лимона и сахаром, - лучшее, чего можно пожелать в рождественскую ночь.
Перкинс избавился от верхней одежды и сразу же начал смешивать ингредиенты, щедро отмеряя виски и скупясь на воду.
- Прости пожалуйста, Джеймс: я немного упустил нить повествования. Ты , кажется, сказал, что попал в эту передрягу из-за девушки?
Кендал взял в руки толстостенную фаянсовую чашку, сделал глоток и зажмурился от удовольствия. Экономка подала гостям чашки  явно не из хозяйского парадного сервиза, но они как нельзя кстати подходили для горячего напитка, который приготовил Перкинс.  Жидкий огонь, обжегший горло, быстро сменился приятным теплом, согревающим изнутри.

Кендал был неприятно поражен состоянием своего денщика: как бы то ни было, Перкинс еще никогда не позволял себе напиваться вдрызг в его присутствии. Кроме того, лейтенант никак не мог взять в толк, как физически выносливому солдату удалось довести себя до состояния риз, имея в своем распоряжении всего лишь полбутылки отменного виски, щедро разведенного горячей водой. Он нахмурился, глядя на неподвижное тело денщика, которого его товарищ заботливо укрыл одеялом и покачал головой: что-то тут было не то. На мгновение промелькнула мысль о том, что слуги попытались сыграть с гостями злую шутку, подмешав в воду для чая снотворное зелье, но поверить в такое было трудно, поскольку он не мог придумать ни одной причины, по которой они могли бы задумать и осуществить такой дерзкий и коварный план. Делиться своими подозрениями с Томасом он не стал, опасаясь, что товарищ сочтет его соображения смехотворными и спишет все на воздействие Бахуса.
Смежные комнаты разделяла дверь, запиравшаяся на ключ. Пока Томас разводил огонь в камине своей спальни, Кендал отпер дверь,  бегло осмотрел вторую комнату, в которой намеревался заночевать сам, и убедился в том, что она являлась точным подобием первой как по размерам, так и по обстановке. Единственным отличием был цвет обоев  и мебельной обивки: мысленно Кендал назвал свою спальню Голубой комнатой, а спальню Томаса - Зелёной. Гнетущая атмосфера старого дома давила на него все сильнее: он бы не удивился, встретив в коридоре призрака в истлевших лохмотьях, громыхавшего заржавленными цепями.
- Знаешь, я отчего-то вспомнил своего дядю, - сказал он Томасу, криво усмехнувшись и постаравшись скрыть охватившее его нервное возбуждение, - Старик полжизни  посвятил изучению оккультных наук, а в дополнение к этому собрал внушительную коллекцию историй о призраках. Помню, когда мы с кузенами были еще детьми, он каждый Сочельник устраивал для нас чтения, расположившись в вольтеровском кресле у большого камина и потушив все свечи. Как сейчас помню его лицо, на котором плясали тени, отбрасываемые пламенем камина: мне чудилось в них что-то поистине дьявольское. Но, конечно же, это была всего лишь игра детского воображения. Надеюсь, по коридорам этого дома не бродят привидения... 
Генри коротко хохотнул, пытаясь придать своим словам видимость шутки, и тут же добавил:
- Давай не будем запирать межкомнатную дверь: откровенно говоря, слуги не вызывают у меня ни капли доверия и мне бы не хотелось под утро обратиться в призрака. Черт знает, какие темные замыслы они лелеют. Помнишь рассказ полковника Уортона о трактире, хозяева которого убивали постояльцев, чтобы завладить их пожитками и деньгами? Кажется, это было где-то на юге Франции.

Кендал хотел было возразить, что одни только лошади стоили несколько сотен фунтов, но вместо этого широко зевнул и потер глаза. Его охватила такая сонливость, что намерение спорить пропало, уступив место желанию поскорее забраться под одеяло.
Пожелав Томасу спокойной ночи, он поплелся в свою комнату, где с трудом стащил сапоги , неохотно избавился от верхней одежды и улегся на кровать, занавешенную пыльным пологом, с которого свисал шнур звонка для вызова слуг. Чувствуя, что глаза слипаются, он решил, что вместо камина можно воспользоваться парой бутылок с горячей водой и сильно дернул за шнур, надеясь, что звонок работает и через несколько минут к нему явится слуга. Однако шнур тут же оборвался и Кендал с недоумением воззрился на полуистлевший обрывок плотно скрученных шелковых нитей, проклиная плачевное состояние особняка. У его дяди все было устроенно совершенно иначе: гостям не пришлось бы беспокоиться ни об огне в камине, ни о прочих мелочах, наличие которых делает пребывание в доме приятным. Чертыхнувшись, Кендал отшвырнул обрывок шнура, загасил свечу и натянул одеяло до самого подбородка, потому что в комнате, больше напоминавшей ледник, его зубы уже начали выбивать барабанную дробь.
Единственное окно спальни было забрано ромбовидным стеклом наподобие витражного, сквозь которое проникал серебристый свет луны. Некоторое время Кендал следил, как по пыльному полу тянется узкая светлая дорожка , но длилось это недолго: веки его отяжелели и он погрузился в сон.
Когда он снова открыл глаза,  в комнате царила абсолютная тишина, не прерываемая ни уханьем совы снаружи, ни храпом Перкинса, ни боем больших напольных часов, которые стояли внизу в гостиной. Луна скрылась за облаками и теперь комната напоминала собой  подземелье, полностью погруженное во тьму. Несмотря на то, что в комнате стало еще холоднее, чем вечером, Кендал почувствовал, что его рубашка насквозь пропиталась потом. Он задыхался и не мог понять, отчего так гулко колотится сердце. Рядом с кроватью стоял круглый инкрустированный столик, - одна из тех  дорогих безделиц, которыми охотно пользовались дамы в прошлом столетии. Кендал впомнил, что на столике стоял массивный медный подсвечник с наполовину обгоревшей сальной свечой, а рядом с ним лежал оловянный пенал со спичками. Нащупав пенал, он открыл его и вытащил трехдюймовую щепочку с серной головкой и лист наждачной бумаги. Его не оставляла необъяснимая уверенность в том, что он не один в комнате, что за каждым его движением следит чей-то враждебный взгляд. Ощущение было не из приятных и он поторопился зажечь свечу, чувствуя, как по спине побежала струйка холодного пота.

Слабого огонька свечи было недостаточно для того, чтобы полностью осветить комнату, но тем не менее все, что находилось в радиусе нескольких ярдов от столика, стало более-менее различимым. Генри поудобнее уселся на кровати, пытаясь совладать с иррациональным страхом, похожим на тот, что охватывал его в Пенджабе  во время охоты на тигра. Невидимый в высокой и густой траве зверь мог в любой момент выскочить из  укрытия и располосовать острыми, как бритва, когтями горло зазевавшегося охотника. Его вдруг охватило непреодолимое желание помолиться, но слова молитвы не шли на ум, и поэтому он еле слышно пробормотал себе под нос:
- Успокойся, дурак!
Его по-прежнему окружала непроницаемая, абсолютная тишина, и от этого почему-то становилось еще более жутко. Ни звука не доносилось из соседних комнат, в которых спали Томас и Перкинс, молчали ночные птицы и даже старый дом упрямо не подавал никаких признаков жизни в виде поскрипывания половиц или шуршания мышей. Генри уже почти совсем успокоился, как вдруг почувствовал слабое дуновение воздуха слева от себя. В ушах зашумела кровь: подобное чувство он испытывал перед атакой. Медленно повернув голову, он замер, чувствуя, как сердце сначала бешено забилось, потом пропустило удар, и замерло на несколько невыносимых мгновений, в течение которых он не знал, жив он еще или уже умер.
На кровати сидело существо неопределенного пола и возраста, протягивая к нему костлявые иссохшие руки и усмехаясь безгубым ртом. Генри показалось, что его кровь перестала струиться по жилам и он оледенел, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, хотя разум вопил "Беги!" Существо придвинулось ближе, обдав Генри гнилостным запахом протухшей плоти и еще шире открыло безгубьый рот: теперь он походил на чудовищную воронку, стремившуюся втянуть в себя жертву.
- Джеймс... - прохрипел Генри, ища опоры в имени друга, с которым они прошли воду Босфора, огонь русской артиллерии и медные трубы Крымской кампании.
- Дже-е-ймсссс... - прошипело существо, шепелявя и со свистом выдыхая зловонный воздух. - Дже-е-ймссс...
Генри наконец обрел силы и с воплем соскочил с кровати. В два прыжка преодолев расстояние, отделявшее его от двери в комнату Джеймса, он распахнул ее и ворвался внутрь.  Из его горла доносилось лишь неразборчивое бульканье и все, что он сумел сделать - рухнуть на кровать, где спал Джеймс.

Генри все еще никак не мог прийти в себя и  до боли в глазах напряженно вглядывался в черный дверной проем, с ужасом ожидая, что в нем вот-вот появится расплывчатая  белая фигура. Но все оставалось по-прежнему, и он наконец перевел дух. Померещилось спьяну или это был ночной кошмар, который он принял за явь? Но за ужином  он  выпил не так уж и много, а бывало, что после товарищеских попоек, еще в те времена, когда он был кадетом, ему приходилось возвращаться домой, что называется, на бровях, но никогда ему не снилось и не мерещилось ничего подобного.
- Извини, Джейми... Я, кажется, увидел призрака...
Стыд, охвативший Генри после этого признания, был почти нестерпимым. Надо же выставить себя таким дураком! Разбудил Джеймса из-за того, что как ребенок не справился с ночными страхами. Чертов дом, чертовы слуги, да и виски, которым их потчевал Перкинс, наверняка был дешевой подделкой.  Генри собрался в очередной раз извиниться и покинуть спальню Джеймса, но тут из коридора донесся шорох, который вновь заставил его сердце заколотиться подобно кузнечному молоту. Кто-то приближался ко второй двери, выходившей в коридор, и еле слышно шептал:
- Джеймс... Генри....
На этот раз Генри охватила ярость: нет, больше он не поддастся разлагающему влиянию спиртного! Спрыгнув с постели, он метнулся к двери и выскочил в коридор, намереваясь встретиться лицом к лицу со своими страхами. Но вместо безгубого призрака увидел перед собой создание из плоти и крови, и такое юное и прелестное, что  его не могли испортить ни темнота, ни отсутствие платья. Впрочем, именно отсутствие платья добавляло очарования незнакомке. Под ночной рубашкой угадывались такие соблазнительные очертания, что у Генри пересохло во рту. Девушка брела ему навстречу, явно не осознавая  его присутствия. Генри заколебался, не решаясь подойти к ней и взять ее за руку: лунатики были способны на непредсказуемые поступки, если их неожиданно вырывали из крепких пут сна, а совсем рядом была крутая лестница, ведущая на первый этаж... Генри не простил бы себе, если бы такое юное создание сломало бы себе шею из-за его необдуманного поступка.