- Чудесно! – воскликнула Элис, обрадованная тем, что Генри высказывает радость в отношении детей. Она и вправду сможет воплотить все то, о чем думала недавно, в жизнь.  Будет заботиться о малютках и днем и ночью, будет все время рядом с ними, будет воспитывать их и учить всему. Они все время будут рядом.
Элис даже хлопнула в ладоши из избытка чувств. А затем, бросив последний взгляд на крыши Рима, направилась следом за Генри по лестнице вниз.
Вновь женщина одной рукой придерживала юбки, а второй – касалась стены. Но, надо сказать, спускаться вниз было гораздо проще и у Элис даже были силы продолжить беседу.
- Вы, конечно, правы: если вдруг что-то случится, то мы с малышом сможем уехать в Англию и поселиться в одной из ваших квартир в Лондоне. В компании малютки мне будет не так тоскливо ждать вашего возвращения. Ах, как вы это замечательно придумали, Генри! И я клянусь вам, что буду изо всех сил заботиться о наших детях, в Индии или в Англии. Я буду посвящать им все свое время!

Элис легко ступала по ступенькам, чувствуя непривычную одухотворенность: у нее появилась Цель. У нее было важно и хлопотное Дело, за которое она готова была приняться со всем старанием и прилежанием. И она готова была посвятить всю себя этому и чем скорее, тем лучше! Ах, ну почему у них до сих пор нет очаровательного малютки?!
Правда Генри, своей не слишком приветливой тирадой, немного сбил этот настрой.
- Но, Генри..  – начала было Элис, но осеклась, когда с губ супруга сорвалось бранное слово. – Ах, осторожнее, прошу вас!..
Впрочем, помедлив несколько мгновений и спустившись на еще один оборот вниз, женщина все же решила продолжить: ведь нужно было донести до супруга свою мысль! Он, верно, просто не понимает насколько это важно для самой Элис – жить отдельно.
– Генри, я не могу вечно быть гостьей в чужом доме. Я хочу быть хозяйкой, вести дела и сама решать те вопросы, которые положено решать замужним женщинам. Конечно, мы с моим ангелом можем навещать мистера Кендала, но жить там постоянно.. нет, определенно это не возможно.

Элис уже достаточно научилась разбираться в настроении мужа, чтобы понимать – холод, звучащий в его словах, это как предвестие безжалостной грозы. А спокойствие – это напускное, внутри мужчины уже, верно, собираются тучи.
А последние слова лейтенанта и вовсе огорошили Элис, которая остановилась на ступеньке и замерла. В лицо ей бросилась кровь.
Что она такого сделала, чтобы Генри говорил с ней подобным образом? Всего лишь радовалась.. пусть и немного преждевременно.. появлению их ребенка и заботилась о нем, строила обычные планы на будущее, как делала бы любая другая женщина на ее месте. Разве хоть она девушка не мечтает о собственном доме, полном детей? Разве это так плохо? И разве не сам Генри предупредил ее, что ради малыша ей, возможно, придется вернуться в Англию! Она же только согласилась с ним, понимая, что жизнь и здоровье ребенка должны стать наиглавнейшей ее заботой.
- Генри… вы сердитесь на меня? Вы хотите, чтобы я прямо сейчас вернулась в Англию? Я.. не понимаю.. – голос Элис звучал растеряно. Она отпустила юбки, которые придерживала пока спускалась вниз, и теперь стояла, крепко переплетя пальцы обеих рук.

Голос Генри звучал сейчас довольно искреннее и, казалось, у Элис не было причин не верить ему, но все же она чувствовала: что-то было не так. И причиной скверного настроения супруга опять стала она – в этом не приходилось сомневаться. Правда женщина так и не поняла, что она сделала неправильно. Может быть что-то не то сказала? Но опять же – что именно? Только немного помечтала о детях и о собственном доме! А Генри то отправляет ее прочь в Англию, то вновь берет с собой в Индию – голова шла кругом.
Все же, определенно, ей следует больше молчать и не высказывать свои желания и мысли. Ее мечты должны оставаться только ее мечтами, чтобы случайно не задеть ранимую натуру супруга. Ведь только очередного скандала им не хватало! Она просто не вынесет очередную порцию криков и обвинений.
- Простите меня. Разумеется, я поступлю так, как скажете вы, - прошептала Элис, не поднимая головы. И даже слова о большом доме в Калькутте не могли порадовать ее: слишком уж это походила на кость, брошенную избитой собаке, только чтобы та не скулила лишний раз под окнами – Элис видела как баронет Уайт поступал подобным образом. И несчастное животное, принимаясь глодать скудное угощение, молчало, не раздражая баронета своими жалобными визгами.
Наверное, и она теперь должна сомкнуть уста. И, разумеется, так она и сделает, ведь долг каждой женщины заботиться о хорошем настроении супруга. И Элис, хотя и собиралась внешне показывать радость, чтобы не расстраивать лейтенанта, в душе ощущала себя все той же побитой собакой, которая потянулась к хозяину за лаской, а получила внезапный пинок в бок.
Элис дрожащими руками поправила шляпку и, выйдя из небольшой дверцы, тут же открыла зонтик, чтобы сильное солнце Италии не обожгло ее светлую кожу. Дальше они собирались идти в сторону Колизея, который она видела с вершины колонны, и Палатинского холма, поэтому долго искать верное правление не приходилось: только и нужно было, что идти вперед по улице прямо и прямо.

Горло будто сжимала невидимая рука, а в носу щипало. Но Элис старательно сдерживала свои эмоции, давила в себе жалость к самой себе и обиду. Она даже умудрилась одеть на свое лицо улыбку, пусть даже она и выглядела вымученной. Хотя, что толку в улыбке, если глаза выдают истинные чувства? К счастью, Генри больше не пытался сказать ей что-либо и не укорял за легкомысленность и, будто, даже не сердился. Хотя женщина тоже не спешила заводить новый разговор, опасаясь вновь чем-то обидеть супруга и вызвать его недовольство.
Колезей был виден еще издалека. Едва Элис и Генри ступили на улицу, как впереди, среди платанов, мелькнули древние стены; а чем ближе они подходили, тем все большее восхищение и восторг вызывало увиденное.
Колизей был огромным. Его стены поднимались высоко-высоко, а аккуратные арки добавляли воздушности и невесомости. Все стены оказались испещрены странными дырами, но Элис, несмотря на любопытство, не решилась спросить у Генри откуда они взялись.
Едва они ступили под своды строения, как женщина подняла голову, разглядывая потолок, нависающий над ними, а затем удивилась ширине лестнице, по которой им пришлось спуститься, чтобы выйти на арену. И здесь она в очередной раз поразилась тому, что увидела, ведь арена, на которой сражались гладиаторы, где проводились даже морские сражения, была огромна!
Генри присел на камень, но Элис не торопилась следовать его примеру. Она прошлась вперед, разглядывая трибуны - сколько же зрителей могло поместиться здесь за один раз! Сотни и даже, верно, тысячи!
Несколько дам, вооружившись акварелью, рисовали, но сама Элис, определенно, выбрала бы другой ракурс: когда они шли по улице, то на Колизей открылся великолепный вид. А если еще немного отойти в сторону, то будет и вовсе идеально.
Тут Элис вспомнила о просьбе мистера Кендала и сорвала несколько цветков, которые, возможно, могли бы заинтересовать дядюшку Генри. Обязательно надо будет записать где и когда она их нашла!

Элис не пыталась уйти далеко от супруга, поэтому, когда он закурил, то сигарный дым коснулся и ее. Женщина чуть наморщила нос и отошла в сторону, продолжая разглядывать арену и трибуны.
Признаться честно: ей не нравилось когда лейтенант курил. И дело было не только в том, что неприятен был дым – можно и перетерпеть, но запах сигары пропитывал и самого Генри, его одежду, его кожу, его губы..
Разумеется, курение – одно из важнейших мужских занятий, которому они предаются часто и с таким удовольствием. Элис отлично это понимала и ни в коем случае не посмела бы упрекать супруга вслух. Но и заставить себя наслаждаться этим запахом не могла, хотя, надо признать, легкий, едва заметный аромат сигары был даже приятен.
Женщина сорвала еще несколько цветков, прежде чем к ней подошел Генри со стаканом воды с лимоном.
- Благодарю вас, - Элис, глядя себе под ноги, приняла стакан. Напиток был чудесным и освежающим – именно то, что требуется в жару. – Я собрала для мистера Кендала несколько цветков… надеюсь, что ему понравится.

- Нет, конечно, эта книга лежит в моем багаже! Есть и другая книга, гораздо более объемная – мистера Дефо. Быть может она даже больше подойдет для этой цели..
Элис уже представила как она кладет тонкие листы бумаги в книгу (что не испачкать страницы!), укладывает самым изящным образом цветы и, для верности, ставит сверху шкатулку – дополнительный вес позволит гербарию быть идеально ровным.
- Наверное, зрителям предлагали воду, - согласилась женщина. А если бы ей пришлось сидеть на каменных сиденьях под лучами палящего солнца много часов подряд?  Тут не только пить, но и есть захочешь! Недаром же говорят: хлеба и зрелищ! Впрочем, об этом, конечно, говорят немного в другом смысле.
– Или они приносили кожаные фляги с водой с собой, - предположила Элис, разглядывая цветы в своих руках и взгляда не поднимая. А еще она думала над вопросом Генри: смогла бы она смотреть, как животные терзают несчастных воинов? Или как двое людей убивают друг друга просто так, на потеху..
Наверное, смогла бы.. но захотела бы? Нет! Конечно, нет!  Это жестокое развлечение ничем не могло быть оправданно. И смотреть на подобное «представление», наслаждаться им – мерзко.
- Я бы не хотела оказаться на подобном.. мероприятии. Но что касается весталок.. мне кажется, что женщины способны вынести гораздо больше, чем думают мужчины, - сообщила Элис, даже не подумав о том, что говорит и что, пожалуй, не следовало так прямо высказывать свои мысли. Пришлось сразу исправляться. – Я, конечно, имею в виду таких отважных женщин, как мисс Найтингейл и ее сестры милосердия. 
А в голову отчего пришли воспоминания как однажды она ассистировала во время операции - и все же не упала в обморок.
- Впрочем, я все равно не понимаю как можно было получать от происходящего на арене удовольствие.

Элис кивнула: она отлично понимала, что от вина, тем более выпитого на такой жаре, в голове может словно помутиться. И мир воспринимается совсем иначе, чем когда человек трезв. Не то, чтобы легче, но более четко. И размытые границы становятся явно видимыми и легко говорить то, что сердце.
Потом, правда, может быть стыдно.
Вот, к примеру, чтобы она сказала сейчас в ответ на вопрос Генри, если бы в голове у нее шумело от вина или от бренди? Лепетала бы искренние слова любви или серьезно напомнила, что у нее, действительно, не было возможности выбора, что она не просила жениться на ней, а хотела лишь чтобы ее увезли из дома и оставили.. где угодно. Не важно где.
Но случилось то, что случилось и к чему теперь думать о том, как все могло бы быть.
Тот же мистер Адамс – как хорошо знала его Элис? Взгляды, робкие нечаянные прикосновения, сорванный с ее губ украдкой поцелуй, чтение стихов и увлекательные прогулки в сопровождении гувернантки.
Она ничего о нем не знала.
Как не знала раньше и Генри. Впрочем, она до сих пор каждый день узнавала своего супруга с новой стороны, как, верно, и он – ее.
- Генри, неужели вы забыли все то, что я говорила вам в Неаполе несколько дней назад?  – медленно начала Элис. – Мое отношение к вам не изменилось, мои чувства остались точно такими же - разве я могу мечтать о другом муже? Вы – лучшее, что случалось в моей жизни, пусть даже иногда я расстраиваю вас, сама того не желая, не понимаю вас и.. пугаюсь. И я понимаю, что вы убивали, но  вы ведь убивали потому что вам велит так долг. Вы, не жалея себя, защищали свою страну и наших союзников. Это совсем другое, это не то же самое, что выйти на арену, подчиняясь чужой прихоти.

- Истинная любовь не зависит от фаз луны или движения планет, - ответила Элис. – Единственное, что влияет на нее – это сам объект любви, и только он способен укрепить любовь или пошатнуть ее..
Или даже изгнать из рая, но об этом женщина предпочла умолчать.
- Мне жаль, что вы сомневаетесь в моих чувствах, но, обещаю, я постараюсь сделать все, чтобы в дальнейшем вы были уверены во мне.
Элис убрала сорванные цветки в сумочку, не забыв при этом аккуратно завернуть их в платок, и согласно кивнула.
- Конечно. Вы все еще намерены попытаться подняться на холм?

Элис не стала опровергать слова Генри. Все же он был прав: именно его слова и его поступки пугали ее, заставляли внутренне сжиматься от страха. В такие моменты она чувствовала себя, словно натянутая струна – того и гляди разорвется. Хуже всего было то, что каждый раз она не понимала в чем причина происходящего и что нужно сделать, чтобы успокоить супруга. Так было в «Папоротниках», когда лейтенант кричал на нее из-за рекомендаций врача, так было и час назад, когда они спускались по винтовой лестнице внутри колонны.
- Как скажете, - Элис протянула Генри путеводитель, но все же добавила. – Впрочем, если вы передумаете, то я могу положить его обратно: он совсем не будет мешать.
Медленно, неспешно они направились прочь из Колизея.
Поддерживать разговор о продолжении рода и наследниках Элис побоялась, не уверенная, что у лейтенанта из-за этого опять не испортится настроение, поэтому ответила обтекаемо:
- Какие чуднЫе обычаи были в Древнем Риме. Они даже кажутся дикими сейчас. Как все же меняются люди!

Иногда, гораздо чаще, чем ей того хотелось бы, Элис ловила себя на мысли, что ей проще молчать рядом с Генри, чем говорить о чем-то. Во всяком случае молчание, даже если и тяготило ее, не служило угрозой вызвать гнев супруга.  Вот и сейчас: они поднимались наверх в  полном молчании, но женщина ничуть этому не огорчалась. Ей было достаточно пения птиц вокруг, шелеста листвы и звука собственных шагов.
Холм оказался весь заросший деревьями и кустарниками. Еще немного, еще сотня лет, и от древних храмов и некогда величественных построек не останется ничего. Они будут надежно скрыты под бережным покрывалом самой природы.
Элис,  у которой щемило бок после подъема – сказывалось падение из коляски, не спешила следовать примеру супруга и присаживаться на камень – встать потом будет в разы сложнее. Вместо этого она медленно прошлась, разглядывая камни – остатки строений, чуть поблескивающие некогда белыми боками. И это было вправду печальное зрелище: труды рук стольких людей были уничтожены временем. От них не осталось ничего… совсем ничего.
Не удивительно, что Генри вновь вспомнил и заговорил о детях, хотя Элис, определенно, не готова была поддерживать этот разговор. Наверное, как ни старалась она, не могла погасить в душе горькую обиду: ведь сейчас Генри, пусть и другими словами, говорил то же самое, что и она чуть ранее – дети самое важное, что есть в жизни. Так отчего он был столь недоволен ей еще недавно?..
Элис оборвала свою же мысль, не давая ей завершиться. Нельзя вспоминать все обиды – так можно и погрязнуть в них навечно. Но все же: как несправедливо!..
Ее хаотичные размышления были прерваны появлением маленького мальчика в обносках. Сердце Элис дрогнуло от жалости, а по щеке скатилась слеза, которой она вовсе не стыдилась, а затем и вторая. Мальчик пел и пел, и женщина была будто зачарована его голосом.  И только «очнувшись» она повернулась к супругу, который сидел, совершенно безразличный к страданиям такого крохи – мужчина даже не смотрел на бедняжку. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: мужская натура более жесткая и менее подвержена разного рода переживаниям.
- Генри, я прошу вас дать этому мальчишку денег. Пожалуйста, дайте ему как можно больше. Посмотрите только: он такой маленький и хрупкий!..

Из-за слез, висящих на ресницах, весь мир представлялся Элис чуть размытым. Но она даже не успела промокнуть глаза и вытереть щеки, как Генри уже протянул ей свой кошелек. Конечно, будь у Элис свои деньги, то она отдала бы их все этому малышу. Но женщина не обладала собственными средствами, поэтому только и могла, что рассчитывать на щедрость супруга.
Но сколько же дать?
- Благодарю вас..
Пальцы Элис чуть дрожали от волнения, когда она освобождала кошелек супруга от некоторой суммы денег и передавала их мальчику.
Но, в конце концов, даже если Генри посчитает, что она отдала слишком много, то это легко исправить: кажется лейтенант обещал, что в Риме она сможет пошить себе новые платья? Так вот: она вполне обойдется без этого. Или без рояля, который он обещал купить здесь же.
- Бедняжка, - тихо, едва слышно, вздохнула Элис. Какая беда заставила этого мальчика слоняться по городу и просить милостыню?
И у него было такое красивое имя! Ведь, несмотря на то, что она не знала итальянский, женщина догадалась о чем спрашивал мальчика лейтенант.
- Как жаль, что больше мне нечем помочь!

Мальчик был удивлен и, видимо, крайне доволен той суммой, которую получил. И у Элис немного отлегло от сердца, хотя ее по прежнему терзала жалость и сочувствие к малышу, который вынужден был надеяться на милость взрослых, чтобы выжить.
- Не только благодаря мне, но и благодаря вам, - ответила Элис негромко. Она все еще держала кошелек супруга в руках, не уверенная как поступить.
Генри уже не первый раз упоминал сегодня о том, что его стезя – это не помощь страждущим и не лечение бедных, а совсем наоборот. И женщина не знала как к этому относиться. Не должен ли именно он, в таком случае, подавать бедным? Но высказать такое предложение – означала вновь спорить с мужчиной, а Элис хотела избежать этого любым способом.
- Ведь это ваши деньги.
Она все же убрала кошелек в сумочку и достала платок, только теперь найдя время, чтобы стереть остатки слез с щек, иначе они оставляли неприятные соленые дорожки, стягивающие кожу.
- Если вы не против, то я хотела бы еще немного погулять здесь.

Элис неспешно шла вперед, разглядывая развалины и пытаясь угадать, что раньше могло быть на этом месте. Конечно, женщина могла отличить кусок колонны от стены, но и только. Был ли здесь храм? Или какой-нибудь дворец? Как мало осталось от того мира!
Были люди – и не стало их.. это навевало грусть и немного тоску. Ведь если она умрет, то после нее не останется вовсе ничего: она не пишет стихи, не рисует  прекрасные картины, не сочиняет бессмертную музыку.. совершенно бесполезное существование!
- Думаю, что точно так же, как художники рисуют закаты и рассветы, - ответила Элис, глядя на маленьких ящерок. – Только запечатлеть закат еще сложнее: ведь не бывает двух одинаковых. И я с удовольствием посетила бы картинную галерею, но, быть может, прежде нам осмотреть прочие достопримечательности Рима?  Здесь так много интересных мест, которые нужно непременно увидеть! Папский дворец, к примеру... или термы*..  и обязательно надо увидеть Тибр! Но, впрочем, конечно, как вырешите.

*вероятно Элис имеет в виду термы Каракаллы