- Я думаю, что вы правы, - заметил Генри, - Наверное, нам стоит поучиться умению находить радость в самых простых вещах независимо от того, что нас окружает. Это непросто, поскольку нас этому не учили. Что ж, у нас впереди целая жизнь, чтобы освоить этот полезный навык самостоятельно. И если вы получаете удовольствие от того, что взбираетесь на гору пешком, - не буду вам мешать, но давайте прежде немного отдохнем.
Заметив неподалеку большой валун, лейтенант усадил на него Элис, а сам сел рядом с ней прямо на землю, не слишком заботясь о чистоте своих кавалерийских брюк.
- Вам не кажется, что в воздухе ощутимо пахнет серой? - спросил он жену, с беспокойством поглядывая на вершину горы, которая почему-то выглядела особенно зловещей. - Не собирается ли спящий дракон проснуться? Это было бы совсем некстати! Но я уверен, что даже если это и так, все будет происходить медленно, и мы успеем спуститься вниз, к экипажу. Последнее извержение произошло двадцать лет назад, и я слышал от хозяина гостиницы, что люди поднимались по склонам, чтобы посмотреть вблизи на огненную реку.

- Все может быть... - флегматично откликнулся Генри и поспешно свернул разговор с французов на настоящее. - Я буду вас направлять, душа моя. Начнем прямо сейчас. Посмотрите вокруг: ничто здесь не наводит на радостные мысли. Глядя на застывший вулканический пепел и чахлые ростки, пробивающиеся сквозь него к солнцу, я способен думать лишь о несчастных Помпеях. Однако, стоит мне приложить небольшое усилие, и я вспоминаю о том, что посреди этого мертвенного пейзажа находится сияющая точка, которая сулит мне безграничное счастье. Это вы, любовь моя, и сейчас я докажу вам, что в самом неблагоприятном окружении можно почувствовать себя полностью счастливым.
Генри потянулся к жене, заключил ее в объятья и поцеловал.

Поцелуй мог бы длиться очень долго, поскольку вокруг, куда ни простирался взгляд, не было ни одной живой души. Однако лейтенант, краем глаза заметил серый силуют, топтавшийся неподалеку в поисках чахлой растительности. Что самое удивительное - он был оседлан, и лейтенант возблагодарил небеса за этот неожиданный и столь своевременный подарок. Теряться в догадках, откуда появился ослик , он не стал, поскольку в этом не было никакого смысла. Времени терять было нельзя: в Скутари лейтенант убедился в том, что ослы отличаются редкой непредсказуемостью, и этот представитель племени непарнокопытных, в отличие от лошади мог так же неожиданно исчезнуть, как и появился.
Вскочив на ноги, лейтенант указал на серого и воскликнул:
- Смотрите, как щедро одаряет нас счастливый случай! Сейчас я приведу этого посланца небес к вам, и вы сможете сесть на него и добраться до вершины Везувия без особых хлопот! Обо мне не переживайте: армия приучила меня к длительным марш-броскам.

- Мы вернем его хозяевам, если встретим их, и к тому же домашние животные сами находят дорогу домой, - заверил жену Генри и устремился к серому. Ослик флегматично жевал траву и не обратил на лейтенанта никакого внимания. Как лейтенант ни старался сдвинуть его с места, все усилия шли прахом. Выбившись из сил, Генри заговорил, взывая к тонким струнам души животного:
- Сэр! Соблаговолите обратить свой взор на юную леди, которая выбилась из сил и не может сделать ни шагу. Неужели вы откажетесь подвезти к вершине такую красавицу?
Ослик, не переставая жевать, посмотрел своими печальными глазами на очаровательную блондинку, сидевшую на валуне, и неторопливо двинулся в ее направлении. Генри последовал за ним, в который раз убедившись, что красивой женщине поклоняются не только лейтенанты, но и их меньшие братья.

С осликом дело пошло живее: серый не пытался упрямиться и бодро трусил по склону, неся на себе белокурую всадницу. Лейтенант так же бодро шагал рядом широким шагом, радуясь, что его жене не приходится мучиться, преодолевая оставшиеся до вершины мили.
Он не чувствовал усталости, поскольку склон не настолько круто уходил вверх, и дорога, по которой они шли, на этом отрезке пути была достаточно ровной и пологой.
- Интересно, от кого сбежал этот добрый самаритянин, - поинтересовался Генри, разглядывая добротное седло и упряжь, украшенную вышедшими из обращения монетками, которые тихо позвякивали при каждом шаге ослика. - Судя по дорогой упряжи, его хозяйка - особа довольно состоятельная. А вы что думаете по этому поводу?
Элис выглядела очаровательно, сидя боком в дамском седле так, что из-под подола ее платья выглядывали мыски ботинок, и Генри внутренне улыбнулся, подумав о том, что прежняя хозяйка ослика вряд ли отличалась красотой и кротостью нрава, оттого он и предпочел везти на себе другую всадницу.

Генри считал почти так же, о чем он и сообщил жене.
- Я думаю, вы правы: ослик либо сбежал, пока его хозяйка осматривала кратер, либо отказался подниматься выше от того места, где мы его обнаружили, и ей пришлось идти пешком. Вы же знаете, насколько упрямы эти животные: если они не хотят что-то делать, заставить их невозможно даже при помощи физической силы. В любом случае, есть большая вероятность того, что мы встретим его хозяйку, когда она будет спускаться вниз, и тогда вам придется спешиться и вернуть пропажу владелице.
Внезапно лейтенанта посетила мысль, от которой он похолодел, но не стал высказывать ее вслух, чтобы не накликать беду.

- Я тоже люблю ласку, - скромно признал Генри, поглядывая на жену. – Когда вы со мной приветливы, сударыня, я готов достать для вас Луну с неба.
Лейтенант готов был и дальше распространяться на эту тему, но его прервал пронзительный женский крик. Поскольку женщина кричала по-французски, он остановился, как вкопанный и понял, что сегодня, а может быть и в ближайшие несколько недель ему не видать ни ласки, ни приветливого взгляда от Элис.
- Боже мой! – надрывалась француженка, в которой даже с расстояния в несколько ярдов можно было легко опознать мадемуазель Бюкье. – Мой золотой, дорогой ослик! Отец, посмотрите: это же он!
Мадемуазель бежала навстречу ослу так поспешно, что оступилась и рухнула на землю, но тут же вскочила на ноги и понеслась вперед еще стремительнее.
- Боже мой... – тихо повторил Генри, не рискуя встречаться взглядом с женой. – Вот мы и встретили хозяйку вашего Росинанта.
Тем временем француженка добралась до них и остановилась, обмахивая разгоряченные и раскрасневшиеся щеки белым платочком.
- Месье КендАль! Мадам КендАль! – произнесла она таким же прохладным тоном, как и при первой их встрече в обувной лавке. – Какая приятная неожиданность... Я вижу, вы нашли и употребили моего ослика: упрямец сбежал, как только мы добрались до вершины и я спешилась. Его испугали клубы пара, которые вырываются из жерла вулкана: обычно он ведент себя иначе и послушен, как малое дитя.
Мадемуазель Бюкье ласково потрепала осла по короткой гриве и чмокнула в морду.

Генри с трудом сдержал улыбку, услышав, как жена отбрила француженку. Действительно, жаловаться той было не на что: к ней доставили сбежавшего ослика в целости и сохранности! Однако следующие ее слова вызвали у него гораздо менее приятные мысли. Надо было срочно что-то сказать, чтобы отвлечь и Элис, и мадемуазель Бюкье от опасной темы мигреней и сорвавшейся встречи.
- Прошу прощения, мадемуазель, что мы не  успели предупредить вас о том, что наши планы изменились, - поспешно встрял он в беседу, пока француженка не успела ответить. – Ранним утром мы уехали в Помпеи, поскольку я решил, что ваш отец воспротивится восхождению на Везувий из-за опасности извержения. И тем более приятно, что мы смогли невольно оказать вам небольшую услугу, вернув вам это чудесное и покладистое животное.
- Отец действительно был против, - отозвалась мадемуазель Бюкье, продолжая гладить ослика по морде. – Но я настояла на этой прогулке, поскольку давно мечтала увидеть вход в преисподнюю.
Месье Бюкье тем временем нагнал свою шуструю дочь и поздоровался с англичанами.
- Великолепное, невообразимое зрелище! – восторженно воскликнул он, поклонившись Элис и протягивая руку лейтенанту. – Я рад, что Сюзанна меня уговорила! Но я так устал, что не чаю когда доберусь до гостиницы. До вершины вам осталось всего около мили, лейтенант. Надеюсь, вы получите такое же удовольствие, как и мы с Сюзон. Сюзетта, садись на своего осла, иначе он снова сбежит! – скомандовал заботливый отец, поправляя седло.
Мадемуазель Бюкье взобралась на ослика и попрощалась с Элис, заметив:
- Никогда не страдала никакими недомоганиями, мадам. Не понимаю, почему вам пришла в голову такая дикая мысль? Впрочем, недомогания, и в особенности, головные боли, – постоянные спутницы замужних дам...
Метнув в красавицу-англичанку ядовитую парфянскую стрелу, Сюзанна Бюкье удовлетворенно улыбнулась и похлопала ослика по загривку, понуждая его идти.
Как только французы отошли на расстояние нескольких ярдов, Генри наклонился к жене и промолвил вполголоса:
- Какое лицемерие! Таковы все французы. Я горжусь тем, что я – англичанин.

Генри одновременно ощущал и облегчение от того, что его обман насчет записки не раскрылся, и чувство вины. Пытаясь оправдать себя в своих глазах, он мысленно убеждал себя в том, что ничего страшного не произошло: ведь он солгал Элис о записке, якобы полученной от французов, лишь затем, чтобы успокоить ее, а к  тому же он был почти уверен, что жена не горела желанием находиться в их компании - он понял это еще в обувной лавке. И все-таки ему было стыдно за эту, казалось бы, невинную ложь. Поразмышляв немного, он понял, что прежде всего думал не об Элис, а о себе, и пытался любой ценой избежать новой ссоры. Но теперь оставалось только радоваться, что поведение мадемуазель Бюкье вызвало в его жене закономерное возмущение и спасло его от дальнейших расспросов.
Генри обнял жену так, чтобы она не видела его лица, пылавшего от запоздалого раскаяния и смущения, и сказал:
- Я все слышал, дорогая. Она просто завидует вашей красоте, потому и говорит колкости.
И это, по его мнению, была чистая правда.
Но упоминание ослика его рассмешило, так же, как и шпилька, которой Элис уколола мадемузаль Бюкье в ответ на ее укол.
- Вы ответили ей с остроумием, которого французы обычно не ждут от англичан, - успокоил он жену. - А ослик наверняка снова сбежит: я заметил, что он проникся к вам самыми теплыми чувствами! Впрочем, это не удивительно...
Генри поцеловал жену и повел ее дальше, к вершине, которая становилась все ближе.

Сжимая руку жены, Генри вел ее вперед, пристально глядя под ноги. Из кратера, к которому они приближались, то и дело вырывались клубы дыма, озаряемые красноватым светом, как будто чья-то невидимая, но могучая рука открывала заслонку чудовищной печи, у которой была нарушена тяга.
- Осторожно, дорогая, - попросил лейтенант, привлекая Элис к себе. - Мне совсем не хочется, чтобы кто-нибудь из нас случайно провалился в адский котёл Везувия. Глядя на эту картину, поневоле начинаешь верить в Дьявола и огненный ад. Может быть, именно вулканы и навели первых христиан на идею о том, что преисподняя представляет из себя огромный котел с кипящей смолой? Я начинаю думать, что моя нянька была недалека от истины, стращая меня сказками о чертях и аде. Но мне самому ад всегда представлялся застывшей ледяной пустыней, где душа погибает от холода и одиночества.
Шаг за шагом они приближались к краю громадной воронки, проделанной в горе многочисленными извержениями.

- Бесконечное одиночество и холод, - такой, что пробирает до самых костей, - повторил лейтенант, невольно вздрогнув, хотя на самом деле уже начал страдать от жары и духоты. - Я имею в виду не то одиночество, в котором мы все иногда нуждаемся, чтобы отдохнуть от людской толпы, городского шума и пустых разговоров, а другое - когда не слышно ни пения птиц, ни плеска волн, ни шелеста листвы. Только полная, абсолютная тишина, которую может нарушить лишь крик отчавшегося грешника, на который не откликнется даже эхо. Вы вряд ли слышали  о полярной экспедиции сэра  Джона Франклина, но когда я думаю о его кораблях, пророчески названных "Террором" и "Ужасом", и о гибели всех его людей в белом безмолвии Арктики, ад для меня становится более чем реальным.

Генри не отступал от жены ни на шаг. Более того, продолжал крепко сжимать ее локоть, чтобы она случайно не оступилась. И если бы это случилось, они упали бы в огнедышащую пасть дракона вместе.
- Умоляю, не рискуйте так! - воскликнул он, пытаясь отвести жену хотя бы на несколько шагов от края зияющей ямы, в которой бушевало пламя и клубился отвратительно пахнувший дым.
К своему стыду лейтенант ощутил, что у него от страха холодеют руки, и в то же время пылающая преисподняя влекла его к себе так властно, что он на мгновение зажмурился, чтобы не позволить ей одержать над ним победу.
- Прошу вас, любовь моя, давайте отойдем от края, - собравшись с силами, произнес он, настойчиво увлекая жену назад.

Генри пожалел, что не прихватил с собой веревку, чтобы обвязать ею жену за талию и удерживать на безопасном расстоянии от огнедышащей пропасти, как поступали проводники в труднопроходимых гористых местах, изобиловавших глубокими ущельями и обрывами. Ему уже и самому хотелось поскорее спуститься вниз и вдохнуть полной грудью чистый приморский воздух, а не вулканические миазмы, которые, казалось, проникали в каждую пору его тела. Ребяческое намерение прикурить сигару от адского пламени исчезло, как только он увидел это пламя во всей его чудовищной реальности.
- О да, давайте возвращаться, - пробормотал он, обвив рукой тонкий стан жены и увлекая ее прочь от края кратера.
И тут Элис вскрикнула так испуганно, как будто увидела Сатану, восставшего из преисподней. Генри посмотрел в том же направлении, что и она, желая понять, что ее так напугало, и увидел того, кого никак не ожидал встретить в окрестностях Неаполя, но место которого действительно было здесь,  у входа в адский котел. Он инстинктивно сделал шаг вперед, заслоняя собой Элис. В голове у него зашумело от ярости, - наглая и высокомерная ухмылка баронета Уайта напомнила ему все, что уже случилось между ними, и вызвало мысли о том, к чему неизбежно должна  была привести эта нечаянная встреча. Нечаянная ли? Теперь Генри очень в этом сомневался.
- Что вам нужно? - грубо спросил он, не желая тратить время на приветствия. - Почему вы преследуете мою жену?