- Конечно, можете, - ответила Элис негромко, чтобы возница, распевающий песни, случайно не подслушал их. Вряд ли он, конечно, знает английский язык, но все бывает.  И миссис Кендал не собиралась просить у своего супруга больше, чем просила с самого начала: извинения.
В этот момент лейтенант снял в ее руки перчатку и прижался губами к ладони. Элис вздрогнула – даже такой, во многом невинный, поцелуй был сладостным. Но тут же вновь нахмурилась: она была полна решимости довести это дело до логического конца и прощать Генри только из-за прикосновений не собиралась.
– И вы сами знаете, что именно нужно сделать.
И Элис попыталась осторожно освободиться свою ладонь из власти лейтенанта.

Генри опять говорил эти глупости о том, что девушка в магазине была похожа на нее – что за нелепое оправдание! Какие невероятные фантазии! Быть может лейтенанта пленила необычная красота работницы – Элис так и считала. Тем более, что Генри уже был замечен в похожей ситуации, о чем молодая женщина тут же супругу напомнила:
- Точно так же вы говорили в тот раз, когда я ухаживала за вами, а вы, мечась бреду, бормотали имя другой женщины... служанки! – Элис распахнула дверцу со своей стороны и сама вышла из коляски, осторожно придерживаясь за специальный поручень. Обида и горечь, улегшиеся было в душе, всколыхнулись с новой силой. Генри был виноват, но из мужской гордости упрямился и не желал искренне покаяться. Она же, будучи женщиной, и не должна была этого требовать, должна была сносить все молча и покорно, но не могла.
Элис подождала пока Генри расплатиться (этого времени хватило, чтобы опять одеть перчатку) и добавила тихо, чтобы посторонние не услышали.
- Но давайте не будем больше об этом. Я вижу: вы сожалеете только о том, что я заметила ваш интерес. Что ж, хоть в этом мы сходимся во мнении: я сожалею ровно о том же.  И надеюсь, что больше такая ситуация не повторится.
Элис сказала и ощутила очередной колкий удар ревности: она бы предпочла, чтобы Генри вообще не смотрел на других женщин тем особенным взглядом, который предназначался, как она мечтала!, только ей. И она не хотела, чтобы он бормотал во сне или бреду имена других женщин. Но, наверное, ей придется довольствоваться тем, что она просто не будет наблюдать такие ситуации.   
Женщина чуть наклонила голову, чтобы тень от шляпки закрывала все ее лицо, и торопливо направилась в гостиницу. Швейцар услужливо распахнул перед гостями дверь.

Отредактировано Элис Кендал (2018-11-17 22:05:13)

Элис знала, что все было не так. И отлично помнила, как служанка мистера Кендала постоянно вертелась вокруг лейтенанта и какими глазами она смотрела на племянника хозяина; и помнила, что Генри сам не возражал против бесконечных знаков внимания.
Да, быть может, несмотря на то, что они тогда уже были женаты и лейтенант признавался ей в любви, Элис не имела права предъявлять претензии, но теперь-то!
- У вас на все всегда найдется оправдание.
За слепого, значит?
Обида новой волной прошлась по телу, заставляя горло болезненно сжаться.
Женщина хотела сказать Генри: «если вы помните, то у меня не было выбора!», но невероятным усилием воли сдержалась. И все же чувства слишком бурлили в ней, поэтому, перешагнув порог комнаты, Элис не могла смолчать.
- А вам, вероятно, вообще не следовало жениться! И вы можете смотреть на хорошеньких девиц столько, сколько вашей душе угодно. Кстати, сегодня вечером у вас будет предостаточно таких возможностей, – женщина захлопнула дверь и, пытая от негодования, прошлась по номеру. Чуть ли не сорвала с себя шляпку и бросила ее на кровать. Скомкала перчатки и со злостью швырнула их в угол.

Отредактировано Элис Кендал (2018-11-18 09:28:21)

От обеда Элис отказалась – так бывало всегда, когда у нее было скверное настроение. Правда, в последние недели она не могла похвастаться плохим аппетитом, но сегодня и кусочек в горло не полез. Молодая женщина только и думала о том, что Генри, сидя в какой-нибудь траттории, разглядывает молодых и красивых девушек, которые ему, конечно, улыбаются и кокетничают. Эти мысли были настолько невыносимы, что Элис даже расплакалась.
Понемногу она взяла себя в руки и начала готовиться к поездке в оперу, но при этом в голове Элис все прокручивала кусочек разговора с Ханной, который произошел когда служанка расчесывала хозяйке длинный волосы. За последнее время они разговаривали довольно часто и даже на очень деликатные темы, хотя беседы эти и проходили при неизменной осторожности и внимательности с обеих сторон. Быть может Элис и не решилась бы задавать столь личные вопросы служанке, но у нее не было матери или старшей сестры, с которыми можно было поговорить, а, время от времени, советы молодой женщине очень требовались. Вот сейчас, пока Ханна проводила щеткой по волосам и готовила сладкую воду, чтобы затем уложить прическу, Элис спросила:
- Как ты  думаешь, Ханна:  бывает ли любовь вечной?
- Вечная любовь? – переспросила служанка и покачала головой. – Нет, мэм, не бывает. Любое счастье мимолетно.
- Как жаль..
- Но всегда можно попытаться продлить его.
- Это как? – нахмурилась Элис. – Я не понимаю. Ведь любовь – она идет от сердца и души!
- Любовь рождается там, - согласилась Ханна. – Но, чтобы она расцвела, требуется много сил и терпения. Как садовник ухаживает за розовым кустом: поливает его, подкармливает, укрывает от морозов. И даже – подрезает иногда. И только потом появляются прекрасные цветы. И чем лучше был уход – тем больше цветов, тем они крупнее и ароматнее.
Элис опустила взгляд в пол и некоторое время молчала, обдумывая сказанное.
- Но если, - наконец заметила она, - если ухаживает только один? А второй – нет. То – что?
Ханна вздохнула, укладывая очередной локон.
- Мэм, если позволите мне.. не стоит ждать, что мужчины будут прикладывать столько же рвения во взращивании чувств, сколько прикладывают женщины. Они могут любоваться и восхищаться, но обязанность в заботе о розовых кустах лежит на женщинах.
- А если он смотрит на другие цветы?! – воскликнула Элис. – Как тогда?!
- Такова уж мужская природа, - ответила Ханна и в голосе ее прозвучала грусть. – Женщины должны понимать это, должны мириться с этим и стараться не обращаться внимания, как бы больно ни было. А если такое случается, то надо прикладывать еще больше усилий и беречь то, что дал Бог.
Элис опять замолчала, думая о том, что женщины только и обязаны, что терпеть молча, подчиняться и опять терпеть, даже если им что-то не по душе. Зато мужчины всегда правы!
- Я замерзла сегодня ночью. Попроси к вечеру у хозяйки еще одно одеяло, - так и закончился их короткий, но такой важный разговор.
Когда начали приносить товары, заказанные днем, то Элис отправила Перкинса на поиски лейтенанта, чтобы он со всеми расплатился, а сама, при помощи Ханны, одела платье и завершила свой туалет, брызнув немного духов на запястью и шею.

Насколько разными могут показаться одни и те же вещи в зависимости от настроения! Еще сегодня утром, выбирая платье, Элис была на седьмом небе от счастья, а сейчас, глядя на себя в зеркало, не испытывала никакой радости.
Само по себе вечернее платье было великолепно: Элис очень шел нежный голубой цвет, а золотая нить заставляла ткань искриться – это должно выглядеть еще великолепнее в свете свечей. Непривычные короткие рукава и вырез, которого никогда не найти у дневного платья или у платья для визитов.
Элис повернулась другим боком, разглядывая себя. Надо сказать, что высокая прическа, открывающая шею, очень шла ей, но кожа была бледной, а взгляд – печальным. Женщина попыталась улыбнуться, но вышло как-то неубедительно и грустно. Она попробовала еще раз, но почти так же безрезультатно. Тогда Элис бросила свои попытки и прошлась по комнате, думая на что потратить оставшееся время. Она бы хотела написать письмо леди Ребекке, но боялась испачкаться в чернилах. По этой же причине она решила не брать в руки карандаш – графит, раскрошившись, мог оставить на одежде неприятные темные пятна. Оставалось только приняться за чтение. Но даже это, любимое обычно занятие, не приносило сегодня радости.
Когда в дверь раздался стук и послышался голос Генри, то у Элис на мгновение перехватило дыхание. Еще через мгновение она глубоко вздохнула и ровным голосом ответила:
- Дверь не заперта, вы можете войти.

Элис молча смотрела на Генри, отчего вдруг чувствуя себя особенно несчастной. И в ней уже не говорила обида, нет! Но слова лейтенанта не казались уже такими же искренними, как раньше. Ведь совсем недавно замереть от восхищения его заставила другая женщина.
И чем он занимался пока она собиралась в оперу? Нет.. нет, она, решительно!, не хочет этого знать!
Элис отложила книгу в сторону и поднялась.
- Да, конечно, одену, - ответила женщина. – Неприлично выезжать без украшений.
А иных драгоценностей, что могла бы она одеть на столь значимое мероприятие, как опера, у миссис Кендал не была. Но едва ли ее сейчас волновал этот вопрос.
Футляр с драгоценностями лежал рядом с перчатками и сумочкой на небольшом столике около зеркала. Элис прошлась и откинула крышку, разглядывая великолепные сапфиры. Кончики пальцев пробежались по оправе, словно поглаживая.
Она думала о словах Ханны, но не находила в них утешения.
Элис развернулась и в несколько шагов подошла к супругу, который сосредоточенно заполнял листочки чековой книжки. Остановилась за его спиной и, немного помедлив, положил правую ладонь ему на плечо.
- Вы уже позаботились о том, чтобы купить цветы в оперу? Кажется принято отправлять корзину c цветами для  prima donna, - впрочем, Элис не была так уж уверена в этом. Должны ли все зрители посылать цветы или только если исполнение чрезвычайно понравилось?

Отредактировано Элис Кендал (2018-11-18 16:35:47)

-Да? – Элис будто даже удивилась. - Благодарю вас, фиалки чудесны. А их аромат наполняет всю комнату.
Женщина сняла свою ладонь с плеча супруга, чтобы не мешать и дальше заполнять чеки, и вновь прошлась по комнате.
- La Sonnambula? – повторила она. – Боюсь, что я не слышала о такой опере. Но вы правы: уверена, что нам понравится в любом случае. Мне позвать Перкинса, если вы уже закончили заполнять чеки? Он поможет вам одеться и передаст чеки посыльным из магазинов.

Отредактировано Элис Кендал (2018-11-18 17:11:37)

Элис кивнула, собираясь выполнить все, как сказал супруг. Но Генри столь стремительно подошел к ней, что женщина и шагу ступить не успела. И ноги Элис тут же отказались держать ее. По телу волной прошла сладостная слабость, что охватывала ее каждый раз, когда лейтенант начинал осыпать ее поцелуями.
- О, Генри... – вырвалось у женщины. На мгновение она закрыла глаза, словно готова была отдаться на волю супруга. Она ответила на поцелуи и готова была продолжать бесконечно, готова была остаться в его объятиях навсегда. Но здравый смысл тут же напомнил ей, что им совсем скоро выезжать в оперу; напомнил и обо всем, что случилось сегодня.
И тут же защипало в носу. Элис всхлипнула и, боясь, что она совсем расплачется, отчего на щеках появятся уродливые пятна, а глаза покраснеют, попыталась отвернуться.
- Хватит.. остановитесь, Генри…

Элис стало легче, когда Генри отпустил ее. Она хотя бы могла вздохнуть свободно, полной грудью, насколько это, конечно, позволял корсет. И, пока лейтенант помогал ей одеть колье, сама женщина, торопливо украдкой проведя кончиками пальцев под глазами, одела серьги.
Насколько лучше ей жилось в юности, когда она только мечтала о прекрасной любви, но еще не знала всех ее страданий и мучений!
И не знала красоты …
- Да, - согласилась Элис, глядя на подол платья. – Вы выбрали в Скутари самые лучшие сапфиры.
В руках женщина уже сжимала перчатки и сумочку, из которой виднелся веер – на случай, если вдруг в опере окажется душновато.
- Но прошу вас: не считайте будто вы обязаны непременно покупать мне драгоценности. А сейчас я  все же позову Перкинса: у нас осталось не  так уж много времени.
Элис как-то неуверенно улыбнулась и торопливо, едва успев придержать юбку, чтобы не наступить на подол, пошла к двери.
- Ханна!.. Ханна…
Служанка была тут как тут – в руках у нее виднелось большое одеяло. Верно, Ханна взяла его, чтобы отнести к себе в комнату, а в хозяйской спальне застелить уже после того, как они уедут в оперу.
- Передай Перкинсу, чтобы пришел забрать чеки. И еще ему нужно срочно почистить сапоги мистера Кендала.

Элис отвернулась, позволяя Генри переодеться без ее пристального взора. В иной ситуации она бы не преминула помочь мужу застегнуть пуговички или оправила бы на нем мундир. Не потому что он не мог сам, а потому что это было приятно ей и потому что это, как ей казалось, было приятно и Генри. Но сейчас подобные знаки внимания казались лишними. Элис и вовсе, чтобы не ощущать всю неловкость ситуации, вышла бы из комнаты, но идти ей было некуда. Спускаться же и ждать мужа внизу одной – нет уж!
Но Генри так старательно не замечал ее чувств, делал вид, что не понимает, не видит..  что все в порядке! Неужели он вправду не чувствует ее?
Элис открыла сумочку, проверяя на месте ли платки и прочие женские мелочи. Затем быстрыми движениями, даже не глядя в зеркало, пощипала себя за щеки и начала одевать перчатки.

Бывает такое молчание, что не тяготит человека. Например, когда они были на Гозо: Элис до сих пор помнила как в один из дней они сидели на берегу, глядя на море и на солнце, что расцвечивало небо в яркие цвета. Элис склонила тогда голову на грудь Генри, а их пальцы переплелись. И женщине казалось, что она чувствует супруга. Слова были не нужны, их поза, прикосновения – это было гораздо более красноречиво, чем любые фразы.
Но иногда молчание томительно и тяготит душу. Именно это ощущала Элис, пока они ехали в оперу. И в этом молчании повисла громкая недосказанность, что оглушала и заставляла сердце болезненно сжиматься. Все дорогу пальцы беспокойно теребили веер.
Элис удалось немного отвлечься только когда они вошли в оперу. Величественное снаружи здание изнутри оказалось воистину великолепным! К тому же вокруг царил такой шум, что Элис иногда не слышала собственных мыслей и поэтому с интересом оглядывалась: ее любопытный взгляд скользил по интерьерам, по лицам людей. И молодая женщина чувствовала взгляды, которые бросали на нее, и это, волей неволей, льстило ее самолюбию. Приятно было осознавать, что ее облик: природная ли красота, сапфиры или наряд, но привлекают внимание. Значит и она кому-то интересна. В этом была некая горькая отрада. Впрочем, сегодня все дамы вокруг были, воистину, великолепны, поэтому Элис чаще опускала взгляд вниз, чтобы ненароком не увидеть, как супруг восхищенное смотрит на других женщин.
Но вот помещение окутал полумрак, затих гул зала и темно-бордовые бархатные занавеси разошлись в стороны – началось чудо. Изящные, продуманные костюмы, декорации, выполненные с таким мастерством, что казалось будто жернова мельницы вот-вот закрутятся.
Но вторая сцена заставила Элис замереть и даже чуть податься вперед: ей трудно было поверить своим глазам. Сложно было не увидеть в девушке, что скользила сейчас по сцене в белом платье, ее саму. Точно так же: без памяти, без мыслей, не понимающая, что она делает, расхаживала по дому баронету Уайта и Элис.
Еще совсем недавно.
В декабре прошлого года.
Внутри вдруг болезненно защемило и перехватило дыхание.
Глаза Элис расширились и одной рукой она крепко сжала подлокотник, а второй – ладонь Генри, который так вовремя оказался рядом.
Генри всегда был рядом. Особенно в страшные и опасные моменты ее жизни. И в Скутари, когда мисс Хилл чуть не лишила ее жизни, и когда похитители требовали выкуп; он отстаивал ее честь на дуэли и остановил, когда Элис была полна решимости шагнуть со скалы в море, поддавшись минутной слабости. Но самое главное: он был рядом с ней в старом доме одной мрачной снежной ночью перед Рождеством.
Неужели она не может закрыть глаза на маленькие слабости Генри? Неужели ее эгоизм так велик, что она не сможет быть ему не только послушной, любящей женой, но и надежным другом?
Наверное,  у нее не все еще получается, потому что такие чувства: настоящие, яркие, охватывают ее впервые; и она будет совершать много ошибок, но будет очень стараться. И, главное, чтобы лейтенант это понял.   
Даже не думая о том, что в темноте кто-то может нечаянно бросить на них взгляд, Элис еще крепче сжала руку Генри, подняла ее и на короткий миг прижалась губами к тыльной стороне. Это было интуитивное желание и женщина подчинилась моменту, хотя и смотрела она при этом исключительно на сцену, не будучи в силах оторвать взгляд от девушки в белом.

Элис невольно вздрогнула и вздохнула, когда лейтенант украдкой поцеловал ее. Сердце подпрыгнуло в груди и забилось так тревожно, так беспокойно. В лицо бросилась кровь и щеки заполыхали. 
Женщина достала платок и, будто следуя примеру большинства леди в зале, торопливо провела им по щекам. Вот только ее слезы были вызваны отнюдь не событиями, происходящими в опере, а словами мужа.
Генри любит ее! Конечно, она это знала и раньше, но все же услышать об этом сейчас, здесь оказалось  так волнительно, так приятно и... чувственно. И это было такое счастье! Элис и сама не могла бы объяснить отчего так растрогалась и почему, всего на миг, дала волю чувствами.
Впрочем, нет, знала: она ведь тоже любила Генри. Любила так сильно, до умопомрачения, до безумия – от этого и ревновала и обижалась. Это были эмоции, не подвластные разуму и не подчиняющиеся логике.
Это сводило ее с ума, но это безумие было таким приятным!
- Да, - Элис кивнула, глядя на супруга. Вновь вздохнула и улыбнулась. Она не пыталась расплести их пальцы, не делала попыток отнять руку у лейтенанта. – Здесь жарковато и я бы съела, пожалуй, мороженного.  Если и вы тоже будете. Или вы хотели бы прохладного шампанского?

Генри был трогательно-заботлив. Впрочем, чтобы в полной мере насладиться вниманием, пришлось отпустить его ладонь, что Элис сделала с сожалением. Мороженное было восхитительно-прохладным и молодая женщина даже подумала о том, что наверное, вредно так часто есть его. Вредно... но так приятно! Она тут же отправила еще ложечку лакомства  в рот.
- Вы преувеличиваете, Генри, - заметила Элис. – Если зрители и разглядывают что-то, то лишь убранство зала: ведь оно великолепно! И я никогда, ни при каких обстоятельствах не смогу стыдиться вас.
Оставив в сторону вазочку с мороженным, женщина тоже подняла бокал:
- Я с удовольствием выпью за это, - тихо сказала она. – Это ведь и мое желание тоже.
Пузырьки тут же ударили Элис в нос и она, не выдержав, забавно хмыкнула и тут же тихо рассмеялась.
- Простите. Я не очень привыкла пить такие напитки, - заметила она, отставляя бокал в сторону. – Хорошо, что в этой ложе кроме нас никого нет.
Женщина вздохнула, оглядывая зал. Вокруг были лица, лица, лица… взгляд Элис скользил по ним со спокойным интересом: ей было любопытно посмотреть на наряды и украшения дам, но и только. Она ведь никого не знала здесь.
И тут у нее перехватило дыхание. Внутри все замерло, оледенело, а улыбка исчезла с губ.
Она увидела баронета Уайта. Она смотрела прямо на него, а он – на нее. Затем баронет медленно ухмыльнулся и чуть поклонился. Элис даже было дернулась, собираясь подняться, но не смогла – ее вдруг охватила слабость. Она зажмурилась на миг, а когда открыла глаза, то уже не увидела своего родственника. И женщина, бледная, испуганная, откинулась на спинку кресла и, открыв веер, принялась обмахиваться им.

Элис молчала. Она и сама не знала почему так долго молчала: вот только опустила голову, глубоко вздохнула, подняла взгляд – а на сцене уже идет представление.
Неужели она вправду видела? Но здесь?.. откуда? Зачем?!
Почудилось. Показалось.
Вот только с чего вдруг? Она в последние недели не вспоминала о баронете и, будто, даже перестала бояться его. И вдруг…
Быть может это все опера? Главная героиня в белом всколыхнула не только воспоминания о встрече с Генри, но и подняла неприятные мысли о баронете Уайте.
Если только его вправду нет здесь.
Элис вздохнула еще раз и одним махом выпила все вино, что было в ее бокале.
- Ничего, - шепнула она. – Ничего...
Она старалась смотреть только на сцену, но взгляд ее то и дело обращался к той ложе, где она увидела своего родственника. Вот только в воцарившемся полумраке разглядеть лица сидящих там людей было невозможно.