Генри отпустил руку Элис и почувствовал, что его пыл немного угас. Он не находил в себе сил читать лекции по анатомии в тот момент, когда в его голове не  нашел бы ни одной здравой мысли сам главный королевский хирург, - даже в том случае, если бы сделал ему трепанацию черепа и тщательно исследовал мозг. Но любя жену и понимая, что если он упустит сегодняшний шанс, другого ему не представится очень и очень долго, он собрался с духом, напряг все свои умственные способности и снова вернул руку Элис к предмету, который так ее заинтересовал.
- Дорогая...  эта часть тела, или орган, на древнегреческом носит название  «фаллос», а в английском языке  -  прозвище Дик. Самое главное его свойство – то, что он способен увеличиваться в размерах, но это происходит далеко не всегда, а лишь тогда, когда мужчина видит перед собой женщину, которая вызывает в нем особенно сильные чувства: такие, как возвышенная любовь и неудержимое желание завести вместе с ней общих детей.
Генри сделал паузу, размышляя о том, простительно ли вводить Элис в заблуждение, приписывая старине Дику исключительно благородные  намерения и чувства, но рассудил, что не слишком погрешил против истины.
- Иными словами, - продолжил он, чувствуя, что его Дик снова начинает оживать, - Размеры моего фаллоса в возбужденном состоянии прямо пропорциональны силе моей любви к вам.

- Мне приятно! Мне очень, очень приятно, когда вы делаете вот так... – горячо заверил жену Генри не давая ей убрать руку и польщенный ее наивной похвалой. – Разве вы не чувствуете это?
Он сам чувствовал себя Змием, предлагавшим невинной Еве отравленное яблоко, поскольку не был уверен, что первый опыт принесет ей те ощущения, на которые она рассчитывала, доверяя его обещаниям. Угрызения совести охватили его с такой силой, что несмотря на настойчивые призывы плоти, он обнял жену и с замирающим сердцем признался:
- Дорогая, не буду вам лгать: возможно, первое знакомство с Диком, то есть с фаллосом, покажется вам далеко не таким волнующим, как то, что произошло сегодня утром в гроте. Но только так мы с вами сможем впоследствии завести двух или трех ангелочков, таких же белокурых и голубоглазых, как вы! И я уверяю вас, что второй раз будет значительно более приятным, а третий – верхом блаженства не только для меня, но и для вас!

Генри вернулся к прежней точке кипения: невинные прикосновения Элис и ее наивные вопросы, отражавшие  чистоту и неопытность ее натуры,  сводили его с ума и  возбуждали так, как никогда не возбуждали искушенные в любви дамы, с которыми он во время своей холостяцкой жизни заводил ни к чему не обязывающие связи. Выражаясь словами Блейка, он был Опытом, а она – Невинностью, и этот контраст заставлял его плоть пылать огнём, а сердце – сгорать от любви. Но она требовала от него объяснений, как ученик от наставника, а он хотел поскорее перейти к практике, потому что несмотря на всю его любовь к ней и желание обезопасить ее от наиболее неприятных моментов, связанных с лишением девственности, его терпение было на исходе.
- Под знакомством я подразумеваю проникновение, - сказал он. – Очень глубокое проникновение, несравнимое с тем, которое вы испытали в гроте.
От своих собственных слов от испытал такой прилив безумного желания, что чуть не застонал.
- Позвольте я объясню вам, что это значит, буквально на пальцах, чтобы вы хотя бы примерно представляли, что вас ожидает.

- Да, - выдохнул Генри и  поцелуем замкнул губы Элис, чтобы избежать дальнейших, ставших ненужными расспросов. Он отвлекал ее, зная, что она уже научилась получать удовольствие от этих невинных знаков любви,  в то время как его пальцы, нырнув под  сорочку, по очереди начали медленное и осторожное  проникновение в самый потаенный уголок ее тела, - туда, куда никогда не смог бы  проникнуть его язык, каким бы дерзким и настойчивым он ни был. Незрячие, но настойчивые диверсанты  ощупывали и исследовали  гладкие и упругие стенки самого восхитительного в мире грота, истекающего теплой влагой, и наконец остановились и отступили, встретив преграду, которую  при желании легко могли бы преодолеть.

Даже такое осторожное и неглубокое проникновение заставило Элис  напрячься и замереть, но это не шло ни  в какое сравнение с тем, что на заре их супружеской жизни случилось в ее спальне в «Папоротниках». Генри вспомнил, как жена, окаменев от отвращения и ужаса, лежала на кровати и по ее застывшему лицу струились слезы,* - от того, что он задрал подол ее сорочки и грубо накинулся на нее, пытаясь осуществить  свои якобы законные права на ее тело. Неужели он действительно сделал это? Сейчас тот поступок казался лейтенанту худшим из его ночных кошмаров. Сколько времени утекло с тех пор, и как сильно изменились они оба! Сейчас Генри уже не было дела до того, чтобы в первую очередь получить удовольствие самому. Его плоть по-прежнему горела, но он терпеливо и настойчиво продолжал свои попытки пробудить в жене хотя бы какое-то подобие собственного жара, а она столь же терпеливо переносила его попытки. Его ладони поднялись вверх по ее бедрам, приподнимая сорочку, чтобы иметь возможность развести ее близко сведенные колени в стороны.  Наверное, он мог бы удовольствоваться простым повторением того, что случилось в гроте, но на этот раз ему хотелось лишь довести жену до той отметки, после которой она бы сама умоляла его не останавливаться и закончить то, что, по сути, начала сама, попросив его остаться в ее постели на ночь.
Губы лейтенанта неторопливо прошлись по шелковистой коже жены от округлых коленок до нежных складок наверху внутренней стороны  бедер и второй раз за прошедший день сомкнулись вокруг бугорка, так разительно отличавшегося формой и размером от его изнемогающей от желания плоти, но при этом не менее чувствительного к прикосновениям и настойчивым ласкам губами и языком.

*"Средь шумного бала, случайно", пост 71

Генри ощутил, как сжались под его ладонями маленькие кулачки жены, услышал ее томительный вздох, - безмолвный, но сказавший ему так много, что он отпрянул, расставаясь с розовым бутоном, который ласкал его язык, выпрямился, встал на колени, обеими руками обхватывая и приподнимая бедра Элис, и быстрым, скользящим движением вошел в ее восхитительно тесное, истекающее любовными соками лоно. 
В каком-то смысле в эту ночь они оказались в равном положении: она никогда не была с мужчиной, он никогда не имел дела с девственницей. Возможно, именно поэтому лейтенант почти не удивился тому, как  легко его взмыленный жеребец преодолел барьер, воздвигнутый природой, и остановился лишь потому, что его всадник оказался не в состоянии продолжать конкур. Безумное возбуждение, владевшее Генри все это время, и долгое, мучительное  воздержание сделали свое дело: он преодолел препятствие и сразу же пришел к финишу. К счастью, Элис была не в состоянии понять, как постыдно рано наездник закончил забег. Генри утешился сознанием того,  что его фиаско спасло жену от возможных неприятных ощущений, и как бы то ни было, главная цель была достигнута. Склонившись над женой, он поцеловал ее и прошептал, в глубине души терзаясь сомнениями:
- Все оказалось не так страшно, как вы предполагали, не так ли?