- О нет, совсем близко: не более полумили отсюда...
Лейтенант оставил весла, чтобы немного передохнуть и посмотрел в том направлении, где, согласго объяснению садовника, находился грот. Его томила жажда, но он не решался попить лимонада: им с Элис предстояло провести в море еще довольно долгое время, учитывая их намерение попытать счастья в рыбной ловле. Вместо этого он взял серебряное ведерко, зачерпнул им воды и поставил в него бутылку, чтобы охладить напиток.
- Честно говоря, я и не догадывался, насколько красиво Средиземное море, - заметил он, снова берясь за весла. - По пути из Англии в Константинополь я нашёл его довольно бурным и неласковым. Да и когда мы с вами добирались до Мальты, погода капризничала. Но теперь я вижу, что оно прекрасно, и остается только удивляться тому, что древние греки не любили и боялись моря. Возможно, их пугал Посейдон и его лошади, запряженные в колесницу. Вы согласны, что барашки пены на волнах напоминают белых лошадей, несущихся к берегу во весь опор и сметая все на своем пути?

- Вы имеете в виду то самое море, что расступилось перед сынами израилевыми? - уточнил Генри и хотел было пуститься в рассуждения о том, почему Красное море называется именно так и какие у него были другие названия, - короче говоря, повторить все то, о чем когда-то поведал ему учитель древнегреческого и латыни, добрейший мистер Патридж. Но потом он сообразил, что юной девушке будут неинтересны такие сухие материи.
- В газетах пишут, что очень скоро французы начнут строительство канала, который даст выход из Средиземного моря в Красное, - по образу и подобию Босфора, соединяющего Черное море с Мраморным. Когда канал будет построен, кораблям, следующим в Индийский океан, не придется огибать Африку с запада. Возможно, это случится очень скоро и мы с вами, на обратном пути из Индии сможем полюбоваться на разноцветных рыб. Впрочем, для этого можно просто посетить Египет.

* На деле строительство Суэцкого канала, концессия на строительство которого была получена уже в 1855 году, началось только в 1859, а закончилось в 1869 году

- О да! Правление Ост-Индской компании будет чрезвычайно радо тому, что ее корабли смогут совершать более быстрые и менее опасные плавания. Да и колониальные войска смогут обновляться быстрее. А вот и грот!
Неподалеку появилась скала с закругленным верхом и большим входом, ведущим внутрь. Оттуда, где находилась лодка, вход казался темным и оттого зловещим.
- Как вы думаете, что Калипсо делала в гроте? - спросил Генри жену, направляя лодку к зияющей пасти грота. -  Купалась, спрятавшись от любопытных глаз, или совершала колдовские ритуалы?  Мне почему-то кажется, что всем посторонним вход туда был запрещен под страхом смерти, хотя греческие авторы об этом не упоминают. Но надеюсь, что сейчас древние заклятья, наложенные на это место, ослабели или пропали совсем, и нам с вами ничего не угрожает.

- Единственное чего стоит опасаться, - летучих мышей, но в это время суток они спят, - поспешил успокоить жену Генри, подводя лодку к берегу. - Я подробно расспросил мальтийского стряпчего об этом месте, и он заверил меня, что оно совершенно безопасно, хотя на первый взгляд выглядит не слишком гостеприимно. Нам с вами надо будет подняться по лестнице, высеченной в скале, чтобы попасть в первую пещеру: почтенный джентльмен предупредил меня, что ступеньки очень крутые, а сами пещеры не слишком впечатляют, но я подумал, что будет интересно прикоснуться к камням, которые видели, и может быть до сих пор помнят Одиссея и Калипсо. Да, это очень трогательная история: я имею в виду Пенелопу, а не Одиссея. Хотя признаюсь, что мне сложно поверить в то, что женщина, осаждаемая богатыми и знатными женихами, могла семь долгих лет хранить верность мужу, от которого не было ни слуху, ни духу.
Лодка ткнулась носом в песок. Генри первым выбрался из нее и затащил ее на берег, а потом подал руку жене, чтобы помочь выйти и ей.

Генри посмотрел на жену: она говорила так убежденно, так искренне веря в любовь Пенелопы к блудному мужу, что с ней невозможно было не согласиться хотя бы на словах.
- Да, конечно, - пробормотал он, все еще испытывая сомнения по поводу столь долгосрочной женской верности. Правда, мужская верность была еще менее долгосрочной, если вообще существовала. Генри задумался о том, как долго он сам сможет выдержать пребывание в навязанном ему целибате, даже учитывая его горячую любовь к жене. Он не мог лгать самому себе и не пытался  поклясться, что это продлится вечно. Конечно, он будет любить только Элис, - в этом он был более чем уверен, но вот сможет ли он воспротивиться авансам какой-нибудь смелой и не связанной супружескими обетами дамы, - вдовы или девицы легкого поведения? Вечный город, куда они должны были вскоре поехать, всегда был гнездом разврата - как грубого, так и утонченного. Какие искушения этот город заготовил для него?
Генри повел жену к подножию каменной лестницы, придерживая за локоть.
- Мне не слишком нравится Одиссей, - заметил он. - Он был внуком и правнуком воров и обманщиков, и унаследовал их худшие черты. Его прадедом был Гермес - лукавый бог, похищавший чужой скот и строивший козни. К тому же Одиссей постоянно причинял боль другим - и мне кажется, что делал это просто потому, что ему это нравилось. Не уверен, что этот человек заслуживал такой хорошей и верной жены, как Пенелопа.

Элис как будто прочитала его грешные мысли, и Генри бросило в жар от стыда. Но разве и он не был слеп, как крот, бросаясь в омут безнадежной любви к девушке, которую увидел всего раз в темном коридоре промозглого и мрачного дома?
- Мужчина должен следовать своему главному предназначению, - производить потомство, - сдавленным голосом возразил он. - За это Одиссея трудно осуждать, тем более, что он никогда не делал первого шага к нарушению супружеской верности, если мне не изменяет память. У него было много детей от разных женщин, и кстати, Пенелопа после его смерти вышла замуж за его же сына, которого он прижил с Цирцеей.

- Я не говорил, что считаю супружескую неверность чем-то правильным, - запротестовал Генри. - Но иногда обстоятельства складываются таким образом, что поступить иначе просто невозможно! Я нисколько не оправдываю Одиссея, но ведь он даже не мог быть уверен, что когда-нибудь вернется домой. Все его спутники погибли, корабль затонул, а Калипсо постоянно осаждала его своими... предложениями. О боги! Какой низкий вход! Мальтийский стряпчий не предупредил меня об этом.
Генри был рад сменить тему разговора: он понимал слабость своих аргументов, и к тому же опасался, что снова скажет что-то, что обидит или расстроит Элис. Но вход в первую пещеру каменного лабиринта (а грот, по словам мальтийского стряпчего представлял собою цепочку пещер, соединенных между собой проходами) действительно был настолько низким, что даже миниатюрная Элис не смогла бы легко в него проникнуть. Шириной около двух ярдов, в высоту он не достигал и одного!*
- Мне придется проникнуть туда ползком, - с унынием в голосе заключил Генри, - А потом я помогу вам, душа моя, если вы, конечно, не побоитесь испачкать платье. Впрочем, вам с вашим малым ростом придется всего лишь как следует наклониться. Или вы хотите вернуться обратно к лодке?

*примерно два метра в ширину и один метр в высоту.

- Если и найдется хотя бы одна, то я буду первым, кого она укусит, - галантно пообещал Генри и, согнувшись в три погибели, постарался проникнуть внутрь первой пещеры. Однако сделать ему это не удалось и, скрепя сердце, он распластался на усыпанной песком каменной площадке, которой заканчивалась лестница, и по-пластунски заполз внутрь. Встав на ноги, он огляделся: в пещере царил полумрак, потому что света, проникавшего сквозь низкий вход, было недостаточно. Ничего особенно интересного вокруг не было, но он подбадривал себя заверениями мальтийского стряпчего о том, что из последней пещеры лабиринта открывается захватывающий вид на море.
- Наклонитесь, а еще лучше - присядьте на корточки и протяните мне обе руки, - окликнул он Элис, ждавшую снаружи. - Вам не надо повторять то, что сделал я, просто будьте осторожны и не ударьтесь головой о свод, а я подхвачу вас здесь.

Генри втянул Элис внутрь, что было совсем не сложно, и обвел рукой каменную келью:
- Как видите, здесь нет ни следов пребывания  мистера Улисса , ни его обворожительной любовницы! ...Даже обидно. Может быть, это и не пещера Калипсо вовсе? Я поверить не могу, что властительница острова и дочь самого Океана, а по некоторым источникам - бога солнца, могла жить в таком скромном и уединенном пристанище, и всякий раз низко склонять свою гордую головку, чтобы войти.  Начинаю думать, что Каллимах ошибся, приняв Гозо за место жительства Калипсо, и прав был Аполлоний Родосский, поселивший прекрасную нимфу на острове Нимфея* в Адриатическом море. Тем более, что я не наблюдаю здесь ни намека на густые виноградные лозы, оплетавшие грот, о которых сообщает Гомер. Но мальтийский стряпчий уверял меня, что если мы доберемся до последней пещеры, то потеряем дар речи от красивейшего вида, который из нее открывается. Кажется, нам надо пройти насквозь еще три пещеры. Вот вход в следующую.
Генри указал на проем в стене, - узкий, но достаточный для того, чтобы в него мог протиснуться человек его роста и сложения. Для Элис же такой вход был и вовсе сравним с широко распахнутой дверью.
- Как выручает иногда привычка к курению сигар! - добавил лейтенант, вытаскивая из кармана брюк коробку с фосфорными спичками. - Уверен, что во второй и третьей пещерах темно, как ночью.

*Ныне остров Сазани

Войдя во вторую пещеру, лейтенант зажег спичку, но она тут же погасла. Из проема в стене в каменный мешок просачивалось столь малое количество света, что единственное, что он мог отчетливо видеть, был светлый силуэт жены, доверчиво льнувшей к нему, как виноградная лоза льнет к крепкой деревянной опоре. В застоявшемся, пропахшем сыростью и плесенью воздухе пещеры ее дыхание было единственным и легким дуновением свежести, и Генри захотелось развернуть ее к себе лицом и поцеловать в губы. Вместо этого он вытащил другую спичку и чиркнул ею о коробку, но снова потерпел неудачу: слабый огонек, не успев как следует разгореться, погас, успев осветить лишь проём, ведший в следующую пещеру.
- Надеюсь, стряпчий не ошибся, и осталось всего лишь две, - пробормотал он, холодея при мысли, что завел жену в нескончаемый каменный лабиринт, подобный лабиринту Минотавра. - Не тревожьтесь, душа моя: если это не так, мы сразу же вернемся туда , откуда начали.
Генри ободряюще пожал руку Элис и первым протиснулся в проем.

Темнота окутала их так плотно, что Генри уже не видел и жены, - и если бы она не держала его за руку, испугался бы, что потеряет ее.
- Нам надо было захватить с собой клубок ниток и идти, разматывая его, чтобы отмечать путь, - сказал он, и его голос эхом отразился от сводов третьей пещеры. - Но я уверен, что здесь нет ни Минотавра, ни даже летучих мышей, которых стоило бы бояться. Дайте-ка я попробую еще зажечь еще одну спичку...
На этот раз спичка загорелась и осветила своим неверным пламенем место, где они находились. Третья пещера была небольшой по размеру и Генри, подняв длинную спичку повыше, обвел взглядом стены и понял, что Элис была права: помимо проема, через который они вошли, здесь были еще два. Сердце у него упало: по-видимому, грот Калипсо и правда представлял из себя длинный и запутанный лабиринт со множеством входов и выходов, в которых легко было заблудиться.
- Я, кажется, понял, почему Одиссей провел на острове долгих семь лет, - сказал он, обвивая талию Элис рукой, чтобы поддержать, - Он не мог выбраться из этого лабиринта, по сути - тюрьмы, в которую заточила его влюбленная Калипсо. Представьте себе: Одиссея выбросило на берег волнами, и он очнулся уже здесь, но не в самом начале лабиринта, а где-нибудь в его центре...И он не смотрел на море, тоскуя по Пенелопе и родной Итаке: он попросту не мог его видеть. А Калипсо пряла свою пряжу, как паучиха: всякий раз всего одну-единственную длинную нить. И пользуясь ею, ежедневно выходила наружу и вновь возвращалась туда, где томился ее пленник... Кормила его хлебом и поила вином, в которое подмешивала разные травы, а потом заставляла  заниматься с ней любовью. Возможно, что одурманенный зельем, он принимал ее за Пенелопу...

Генри даже не заметил, что упомянул занятия любовью. Это словосочетание легко слетело с его языка, поскольку он думал совершенно о другом, и забыл, насколько наивна и неосведомлена его жена. Элис уже не раз спрашивала его о том, что такое "большее",и всякий раз он смущался и не находил слов, боясь окончательно отпугнуть жену от супружеской постели, в которой она и так никогда не бывала. Но полная темнота, царившая вокруг, странным образом придала ему смелости: они с Элис не могли видеть выражения лиц друг друга, что существенно облегчало дело. Генри пришла мысль о том, что неопытным любовникам необходима полная темнота, особенно невинным девушкам, которые боялись буквально всего: в его полку ходил анекдот о девице, которая разрыдалась и отказалась выходить замуж, когда ее кузина, уже состоявшая в законном браке, сообщила ей, что на груди у мужчин растут волосы и без одежды они похожи на обезьян из частного зверинца господина Пидкока. Он набрал в грудь воздуха, досчитал до дюжины, выдохнул и ответил:
- Заниматься любовью, - это значит вместе проводить время в постели, обнимая и целуя друг друга и в конечном счете ... - тут его голос все же слегка дрогнул, - проникая друг в друга до тех пор, пока оба, - и мужчина, и женщина, - не почувствуют такое блаженство, какое нельзя сравнить ни с чем.

Спичка давно догорела, и пещера снова погрузилась в  непроглядную темноту. Но пока тлел крошечный огонёк, Генри успел заметить широкую нишу в ближайшей к ним с Элис стене: она, должно быть, когда-то служила скамьей, а быть может, и постелью, людям или богам. Он увлек Элис к нише и усадил на каменное ложе, а сам сел рядом. Вопросы, которые задавала ему жена, не должны были остаться без ответа, но он чувствовал, что как только он выйдут на солнечный свет, мужество его сразу же покинет и он снова не сможет связать и двух слов.
- Помните, как мы целовались с вами в саду? - шепотом спросил он, хотя рядом не было никого, кто мог бы подслушать их разговор, разве что призрак Калипсо. - Это один из видов проникновения, который используется в любовной игре. Но если вы хотите достичь блаженства, то же самое надо делать не только вверху, но и внизу.
Генри замолчал, радуясь, что наконец интуитивно нащупал правильный путь объяснения.

Генри молчал, подыскивая слова. Чёрный хитон Гекаты скрывал от Элис выражение его лица. И точно так же он скрывал от нее голые стены пещеры, выщербленные зубами всепожирающего Хроноса, и густую паутину, которую веками плели трудолюбивые дочери Арахны. Отправляясь с Элис в грот Калипсо, он представлял себе не мрачный лабиринт из соединенных узкими проходами пещер, а увитую виноградными лозами скалу, освещенную ласковыми лучами солнца: его воображение, подстегиваемое поэтическими текстами греческих авторов, сопротивлялось реальности, которую в сухих словах и без всяких прикрас описал ему мальтийский стряпчий. Но сейчас он чувствовал, что здесь присутствует нечто такое, чего он никогда не нашел бы в заурядных, отмеченных дешевой романтикой гротах, которым было несть числа на островах, рассеянных по Средиземному морю. В гроте Калипсо он чувствовал дыхание древних богов: одновременно жестоких и готовых помочь. В рыбацкой хижине он упустил крылатого Кайроса - неуловимого бога удачи, дарующего смертным благоприятный шанс, - но сейчас твердо вознамерился схватить его за длинный чуб*
Генри наклонился к Элис и прошептал, чтобы не испугать ее звуками своего осипшего от волнения голоса:
- Я покажу вам, с чего обычно все начинается, любовь моя. Ничего не бойтесь: ваша стыдливость находится под защитой богов, а кроме того, в этом мраке я неспособен увидеть даже кончики собственных пальцев.
Плеча Генри коснулась чья-то рука, и он оглянулся, хотя рассмотреть что-либо в полной темноте было невозможно. И тем не менее он различил силуэт женской фигуры в длинном, до пят, пеплосе, и бледный овал лица с темными пятнами глаз. Калипсо  ободряюще кивнула ему и растаяла в темноте пещеры. Уже не испытывая сомнений, Генри соскользнул на пол с широкой каменной скамьи и опустился на колени перед Элис. Действуя скорее на ощупь, он приподнял плотную завесу из ткани и кружев и осторожно, но одновременно настойчиво развел ее колени в стороны.