- А с такой, что это не птица, а оборотень, и этот оборотень забрал Фэнцзе, - запоздало объяснил Бай Лин. - Последние два дня я видел женщину в окровавленной юбке... Первый раз я подумал, что увидел в саду тебя, переодетую веталой, потом решил, что это кошмар, навеянный опиумом, но сегодня она снова появилась, причем  в тот момент, когда  я беседовал с англичанкой... Но я все еще не понимал, кто она и что все это значит - до тех пор, пока она не явилась, чтобы забрать туфельку, оброненную Фэнцзе. Только тогда в голове у меня прояснилось и я заподозрил, что это призрак-оборотень, похищающий детей.  А когда она превратилась в цаплю, все сомнения отпали.
Видя, что Зафира сомневается в его словах, а может быть, и вовсе ему не верит, Бай Лин попытался объяснить подробнее:
- Призрак в  окровавленной юбке  когда-то был женщиной, умершей в родах. Став призраком-оборотнем, она хочет вернуть своего ребенка, но так как ребенок давно вырос, ищет ему замену. У нас в Китае в это верят*, поэтому поверь и ты. Просто поверь и не теряй понапрасну драгоценного времени, требуя от меня объяснений и доказательств, иначе мы потеряем Фэнцзе. А если ты не хочешь ее искать, я пойду один.
Бай Лин посмотрел на Зафиру отстраненным взглядом, каким смотрел давным-давно, когда они еще были просто подельниками, и развернулся, чтобы уйти. Но уйти не удалось: путь ему преградил англичанин, выросший как сорняк из-под земли. В руке у англичанина была сабля, и ее наличие снимало все вопросы по поводу цели его появления. Бай Лин выхватил из ножен меч: англичанин был досадной помехой, которую надо было как можно быстрее убрать с дороги. Англичанин даже глазом не моргнул и заявил с апломбом, больше всего бесившим Бай Лина в британцах:
- Именем Короны, вы оба арестованы. 
Англичанин сказал это с таким видом, как будто Бай Лин и Зафира были мелкими воришками, попавшимися на краже кошелька у старой английской леди. Как будто с ними можно было разговаривать подобным тоном и верить, что это сойдет с рук.

*Призрак-оборотень убумэ играет сюжетообразующую роль в детективно-мистическом романе Нацухито Кёгоку Лето злых духов Убумэ со ссылкой на реально существующий  "Японо-китайский иллюстрированный сборник трех миров".

Ситуация складывалась явно не в пользу Генри, и тот факт, что одним из его противников была женщина, не облегчал его положение, а скорее  усугублял. Даже зная, что эта женщина была закоренелой преступницей, а возможно - и безжалостной убийцей, Генри не мог позволить себе поднять на нее руку. К счастью, вооружена она была только луком, который был бесполезен на таком близком расстоянии. И все же ледяной взгляд, которым она наградила Генри, говорил о том, что она может оказаться даже более опасной, чем китаец. А слова, с которыми она обратилась к китайцу, дали ясно понять: сдаваться без борьбы она не собирается и сделает все, чтобы не выпустить Генри из сада живым.
Продолжать переговоры было бессмысленно: китаец уже выхватил меч из ножен. Отразив первый удар, Генри сделал попытку атаковать, хотя это было непросто, так как ему приходилось постоянно удерживать в поле зрения две фигуры. Звон стали нарушил тишину сада и, возможно, был слышен с дороги, но Генри не приходилось рассчитывать на чью-то помощь, разве что судьба послала бы ему какого-нибудь британского офицера, едущего на лошади по своим делам.
Несмотря на свое мощное телосложение, китаец двигался легко, как кошка, нанося резкие удары мечом и уклоняясь от контратак Генри. Они обменялись всего несколькими ударами, а Генри уже взмок под своим мундиром, и ему казалось, что прошли не секунды, а целая вечность.

Услышав о ребенке, Бай Лин машинально оглянулся: на мгновение в нем вспыхнула надежда, что Фэнцзе вернулась и стоит у него за спиной. Но иллюзия тут же развеялась: вместо Фэнцзе он увидел юношу, лицо которого показалось ему смутно знакомым. Еще одно короткое мгновение спустя он понял, что перед ним не юноша, а белокурая англичанка, переодетая в мужское платье. Англичанин тоже это понял и встал между ней и Бай Лином, хотя это вряд ли бы ее спасло, так как неподалеку стояла Зафира с кинжалом в руке.
И тут с небес хлынули потоки воды. Сезон дождей хотя и близился к концу, но все еще насылал на Бенгалию мощные ливни.
Бай Лин взглянул на небо, щурясь от заливавших лицо потоков воды: едва заметный среди свинцовых туч белый силуэт цапли удалялся в сторону Хугли, становясь все меньше.
- Дождь смоет кровавый след и мы не найдем Фэнцзе! - в отчаянии крикнул Бай Лин, бросаясь к Зафире. - К черту англичан, разберемся с ними, когда все закончится.

Генри не понял ни слова из того, что китаец прокричал своей подельнице - говорил он не на литературном бенгали, которым за время, проведенное в Калькутте, худо-бедно владел капитан, а на одной из его местных разновидностей. Шум дождя превратил его речь в поток неразборчивых слов, но его поведение свидетельствовало о том, что продолжение боя его больше не интересовало. Зато индианка выразилась предельно ясно, а то, что она сделала, заставило Генри похолодеть от страха за жену. Он хотел сразу же согласиться на любые условия и сказать, что подгонит запряженную коляску ко входу в сад, но понял, что не сможет оставить Элис наедине с этими двумя даже на несколько мгновений.
- Идите за мной, так вы сэкономите время, - сказал он индианке, потому что именно она сейчас полностью владела ситуацией. - Но если вы причините моей жене малейший вред, - клянусь, я не успокоюсь, пока не увижу вас двоих болтающимися на виселице.
Генри понимал, что индианка не отпустит Элис, пока не получит то, что потребовала от него, поэтому он распахнул калитку вышел из сада и остановился, ожидая, когда женщины выйдут вслед за ним. Поведение китайца и индианки по прежнему оставалось для него загадкой, но он не стал тратить усилий на то, чтобы ее разгадать.
Промокнув до нитки, все четверо добрались до каретного сарая и Генри быстро запряг гнедую кобылу в двуколку, на которой они с Элис обычно выезжали на майдан. Отойдя в сторону, Генри крепко сжал рукоять револьвера, готовясь выхватить его, если что-нибудь пойдет не так.

Генри подхватил Элис и крепко прижал ее к себе, глядя вслед удаляющейся коляске, из-под колес которой летели в стороны водяные брызги и мокрый песок. Он чувствовал себя, как игрок, проигравший в первой раздаче, но готовый продолжить игру, все больше поднимая ставки. Элис, конечно же, последовала бы за ним - на это указывала решимость, с которой она облачилась в мужское платье.
- Мы еще можем их догнать, - сказал он жене, предварительно убедившись в том, что кинжал индианки не оставил на ней ни малейшей царапины. - Верховые лошади оседланы и обе гораздо выносливее гнедой, которую я запряг в коляску. Но вы промокли насквозь - давайте я принесу из дома макинтош, чтобы вы накинули его на себя.

Генри вернулся со своим армейским  макинтошем - длинным плащом из прорезиненной шерсти. Плащ был полностью непромокаемым, но также не пропускал и воздух и был достаточно тяжелым. Однако все же в нем было лучше, нежели продолжать мокнуть под проливным дождем. Элис уже была в седле, держа за уздцы и его оседланную лошадь. Слуги попрятались в доме от ливня, и Генри был этому рад: ему не нужны были лишние свидетели, которые, к тому же, смутили бы своими удивленными взглядами переодетую мужчиной Элис.
Генри вскочил в седло и, наклонившись, накинул плащ на хрупкие плечи Элис, застегнув его на верхнюю пуговицу. Расходящиеся в стороны, не застегнутые полы плаща не сковывали ее движений и давали доступ воздуху. Генри выехал из ворот первым, указывая дорогу Элис. Коляска уже успела скрыться из виду, но глубокие колеи, оставленные ее колесами в раскисшей глине, еще не были полностью смыты дождем и служили Генри ориентиром. Сильный ливень  стал не только помехой, но и подспорьем для всадников: дорога, обычно запруженная пешими и конными путниками, а также многочисленными тележками, запряженными ослами, сейчас была пуста. След вел всадников строго на юго-восток, они миновали Старую крепость и оказались на другой дороге,  по сторонам которой росли миндальные деревья, а за деревьями колыхалась зеленая стена бамбука. Генри понял, что они выехали на  Gorsthan ka Rasta – Кладбищенскую дорогу, которая вела к скоплению старых захоронений - английских, французских и шотландских. По сути - к огромному кладбищу, на котором хоронили христиан. 
Еще издали заметил коляску, брошенную разбойниками у высокой кладбищенской ограды. Гнедая лошадь мирно щипала траву, не обращая внимания на поливавший ее дождь, и выглядела вполне довольной жизнью. Генри остановил свою лошадь в нескольких ярдах от коляски и спрыгнул на землю, чтобы помочь Элис спешиться.
- Они где-то здесь, сказал он жене. - Придется нам прогуляться среди могил.

Генри отрицательно покачал головой: пока они под дождем перебирались из соседского сада в свой, он промок до нитки и поэтому оставил револьвер с отсыревшими патронами в доме, когда бегал за макинтошем. Но у него была сабля из закаленной стали - грозное оружие, не боявшееся сырости и влаги.
- Вы ошибаетесь, думая, что им негде спрятаться: здесь полно укромных мест, - возразил Генри, ведя Элис к кованым кладбищенским воротам. - Но на самом деле я думаю, что они приехали сюда не за этим, ведь в таком случае они бы не оставили коляску рядом с кладбищенской стеной. Возможно, у них здесь что-то припрятано - например, награбленные деньги, которые им надо забрать перед тем, как окончательно покинуть Калькутту.
Пара вошла на территорию кладбища, которое представляло из себя настоящий город мертвых: в разные стороны устремлялись усыпанные песком дорожки, по сторонам которых высились внушительные каменные мавзолеи, пирамиды и беседки. Дождь стих так же внезапно, как и начался. Генри в растерянности огляделся: он понятия не имел, где искать беглецов. Но вдруг он заметил  беседку в форме индуистского храма со сводом в форме луковицы и колоннами, украшенными резьбой, изображавшей цветы лотоса.
- Взгляните туда, - сказал он, указывая на беседку. - Это надгробие над могилой ирландца, обратившегося в индуизм.  Он умер в 1828 году, но до сих пор в Калькутте ходят о нем легенды. Генерал-майор Чарльз Стюарт...
Генри не успел договорить: что-то белое промелькнуло между колоннами, а затем он услышал  жалобный крик-стон, похожий на плач ребенка.

Сильный порыв ветра, налетевший внезапно и будто бы неоткуда, сорвал мужскую шляпу с головы Элис и разметал ее длинные волосы, хлынувшие ей на плечи золотым водопадом. И сразу же  из-за одной из каменных колонн (по крайней мере так показалось Генри)  с громким криком выбежала маленькая китаянка, которую он уже видел в саду у "прорицателя" и, бросившись к Элис, обхватила руками ее талию и прижалась лицом к ее животу.
- Мем-сахиб, мем-сахиб, заберите меня отсюда! - всхлипывала девочка, изумив Генри тем, что говорила на английском. А он ведь прекрасно помнил, что в первую их встречу она лишь молча улыбалась и делала знаки руками, отчего  у него сложилось впечатление, что она не знает ни одного английского слова. Он также обратил внимание на то, что на правой ножке девочки не было туфельки, отчего она слегка прихрамывала.
- Как ты здесь оказалась, дитя? - спросил Генри, не потерявший присутствия духа. Но девочка ничего не ответила, лишь еще сильнее прижалась к Элис, мелко дрожа и всхлипывая.
- Душа моя, отвезите ребенка к нам домой, а я продолжу искать преступников, - обратился Генри к жене. - Когда я вернусь, мы подумаем, как нам быть дальше.

Всё шло не так, совсем не так, как планировал Бай Лин. Хотя неожиданное вмешательство англичанина, по сути, ничего не меняло, и даже в какой-то степени оказалось на руку (ведь англичанин обеспечил их коляской, запряженной здоровой и сытой лошадью), в остальном все складывалось очень плохо и двигалось к худшему. Частично руководствуясь кровавым следом, оставленным раненой цаплей, частично - интуицией, Бай Лин и Зафира выехали на дорогу, ведущую к старому британскому кладбищу, но на самом кладбище никого не нашли - ни птицы-оборотня, ни Фэнцзе. Они методично обыскивали каждый мавзолей и склеп, но тщетно, и после того, как вдоль и поперек прошли главные дорожки, Бай Лин отчаялся. Он чувствовал, что им с Зафирой изменила удача, до того всегда бывшая на их стороне. Или же он принимал за удачу Зафиру - ведь обычно она вытаскивала их обоих из самых безвыходных ситуаций. Да и последнее предсказание И-Цзин говорило о том, что именно Зафира способна пробить преграду,  которая мешала им достичь цели*.
- Послушай, ты ведь женщина! - схватился он за последнюю соломинку. - Где бы ты спрятала Фэнцзе, если бы была на месте матери, потерявшей свое дитя и похитившей чужое?
Cм.пост 39 с предсказанием

Генри напряженно смотрел вслед Элис, уводившей маленькую китаянку с кладбища, и успокоился лишь тогда, когда они вышли за ограду, а затем послышался глуховатый стук лошадиных копыт. Успокоившись, он перевел взгляд на длинный ряд каменных мавзолеев, которые пыталась задушить буйная тропическая растительность. Он уже бывал здесь с Кендалом-старшим, который во время своего короткого визита к племяннику решил навестить могилы старых знакомых, закончивших свои дни в Калькутте. Количество могил и плотность кладбищенской застройки наполнили сердце капитана печалью: его соотечественники, толпами приезжавшие в Индию в надежде на скорое обогащение и карьерный рост, мёрли, как мухи, сраженные безжалостным климатом и тропическими болезнями. Скорее всего, и он рано или поздно упокоится именно здесь, под сводами заплетенного лианами каменного склепа, а Элис вернется обратно в Англию (возможно, уже не одна, а с детьми) и снова выйдет замуж. Генри тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли - некогда было предаваться бесполезному унынию, надо было искать беглецов. Эта задача была сродни поискам иголки в стоге сена, и поэтому, увидев женщину, медленно бредущую по боковой дорожке, Генри сразу же бросился к ней в надежде, что она  видела китайца и его спутницу. Юбка на женщине была старая и грязная, а спину закрывали длинные, давно не мытые и не чесаные волосы. По-видимому, это была нищенка, просившая подаяния у богатых англичан, приходивших на кладбище, чтобы ухаживать за могилами родных и друзей.
Догнав нищенку, Генри преградил ей путь, собираясь задать вопрос, и оторопел: в груди женщины торчала стрела, а юбка была залита кровью,  но не свежей, а уже успевшей свернуться и превратиться в заскорузлую корку.
- Вам нужна помощь? - спросил он на бенгали. - Кто вас ранил - молодая женщина-бенгалка? С ней еще должен был быть высокий китаец со шрамом на лице. Вы видели, куда они пошли?
Генри сыпал вопросами, а женщина молча смотрела на него пустым взглядом и лишь когда он нетерпеливо схватил ее за руку, чтобы заставить отвечать, злобно оскалилась и плюнула ему в лицо. Генри отшатнулся, пораженный ее злобой, но руку отпустил, отметив про себя, что рука женщины была холодна, как лёд.

В этот удивительный день одно ошеломляющее событие сменялось другим. Не успел Генри прийти в себя от превращения живой женщины  в мёртвую птицу, как его поразил китаец, неожиданно объявивший, что больше не будет обнажать против него меч. Впрочем,  поведение китайца было насквозь пропитано отнюдь не христианским смирением и милосердием к врагу, а языческим самомнением и гордыней. Этот беглый преступник действительно верил в то, что офицер британской армии отпустит его с миром! Однако схватка в саду показала, что шансы Генри арестовать сразу двух профессиональных наемников, закосневших в разбое и убийствах, невелики. А расправившись с ним, они пойдут к Элис, защитой которой служила лишь горстка невооруженных и трусоватых индийских слуг.
- Ты говоришь, как благородный воин, но  это дела не меняет, - сказал Генри, глядя китайцу в глаза. – Нам никогда не стать друзьями, ведь мой долг – арестовать тебя и передать в руки закона. И я сделаю это, рано или поздно. Но сейчас мы заключим временное перемирие: я знаю, где находится девочка, которую ты ищешь, и отведу тебя к ней. Более того: начиная с этого момента у тебя будет фора  в два часа, достаточная для того, чтобы ты вернул девочку ее отцу, а затем покинул Калькутту. Через два часа я сообщу о тебе властям и возглавлю погоню. А пока ты будешь улаживать свои дела, твоя спутница будет ждать твоего возвращения здесь – это последнее и главное условие.
Условия, выдвинутые Генри, были похожи на ультиматум, и, откровенно говоря, он не верил в то, что китаец их примет, но к его удивлению, тот кивнул и, мельком взглянув на индианку, стоявшую рядом, что-то сказал ей на языке, который Генри не понимал, и широким шагом направился к воротам. Генри последовал за ним и спустя короткое время они уже ехали верхом прочь от кладбища: Генри - верхом на своей лошади, а китаец - в коляске. На полпути навстречу им выехали несколько верховых, в которых Генри, к своему величайшему удивлению, узнал домовых слуг: возглавлял эту группу повар, вооруженный деревянным половником и мясницким тесаком, свисавшим с кушака, которым был перетянут его внушительный живот. Увидев Генри и китайца, слуги подняли такой крик, которому позавидовала бы стая сорок, но Генри остановил их взмахом руки и сообщил, что с ним все в порядке, а им надо возвращаться домой. Он понял, что слуг послала Элис, и несмотря на комичность ситуации, его душу наполнило чувство признательности и любви к жене. До дома они добрались без приключений и Генри, спешившись с коня, оставил китайца за порогом, а сам поспешил к Элис. Обняв и поцеловав ее, он в нескольких скупых фразах объяснил ей, что произошло. Дав жене возможность попрощаться с маленькой гостьей, он взял девочку за руку и повел ее к китайцу.