- Конечно, крокодил! - воскликнул старый рыбак, энергично кивая в знак подтверждения своим словам. - Боюсь, что тигрице придется худо, дочка. Крокодил сумеет вырваться из ее захвата, а потом бросится на нее и откусит ей голову.
Но, вопреки его словам, случилось обратное: тигрице все-таки удалось вырвать кусок мяса из крокодильей шеи и она продолжила углублять рану, яростно терзая ее своими острыми клыками. Спустя несколько мгновений крокодил перестал сопротивляться и застыл на песке, а тигрица, победив врага, слезла с него и устало потрусила к зарослям. Как только она скрылась в них, до ушей Зафиры и Арджнуна донеслось слабое повизгивание и рычание.
- Слышишь? - снова воскликнул старый рыбак. - Я же говорил, что она защищала своих детенышей! А теперь берись за весло и правь к берегу: тигрица больше сюда не вернется - крокодилье мясо ей не нужно и она сейчас уведет тигрят подальше от такого опасного места. А нам надо разделать крокодила и погрузить его в лодку.
Как только днище лодки зашуршало о прибрежный песок, Арджнун первым выскочил на берег с резвостью, которая делала честь его возрасту, воткнул в песок свой самодельный гарпун и привязал к нему лодку. Затем он схватил топор и осторожно приблизился к крокодилу сзади. Но тот не шевелился: на его шее зияла такая ужасная рана, что были видны белые позвонки и основание черепа.
Арджнун пробормотал молитву с благодарностью Шукре и взмахнул топором. Орудовал он им умело и споро и через полчаса разрубил крокодила на части. Хвост они с Зафирой сразу же погрузили в лодку - Арджнун сказал, что это единственная съедобная часть. Перевернув крокодилью тушу на спину, рыбак разрезал ему брюхо, чтобы вырезать полосы жира, попросив Зафиру зорко следить за всем, что происходит вокруг: на берег могли выбраться собратья крокодила или вернуться тигрица.
Когда Арджнун закончил свою нелегкую и малоприятную работу, солнце уже стояло в зените.
- Можем возвращаться, - устало сказал он, вымыв руки в речной воде и бросив взгляд на то, что осталось от некогда мощного и по-своему красивого короля реки. - Сегодня нам несказанно повезло - я думаю, что у твоего мужа могущественные небесные покровители.
Арджнун подумал и добавил:
- А может быть, у тебя.

Бай Лин  открыл глаза и сначала не понял, где он находится. Последнее, что он помнил - то, как они с Зафирой нырнули в подземный ход. Приподнявшись на здоровой руке, он обвел взглядом тесную комнату и, поняв, что находится в одиночестве, снова лег на спину. Затем потянулся к кувшинчику с каким-то отваром, - судя по запаху, из трав, - и осушил его одним глотком. Одежды на нем не было, плечо закрывала толстая повязка, но обломок древка все еще торчал из раны. Постепенно Бай Лин понял, в чьем доме он находится и удивился, что не слышит ни Зафиры, ни Арджнуна. Куда они подевались? Может быть, ушли наловить рыбы на обед?  Но тут в хижину ворвалась Зафира - как всегда, красивая и сияющая свежестью майского утра.
Увидев ее, Бай Лин заулыбался от уха до уха:
- Я думал, ты оставила меня на попечении Арджнуна и бросилась в погоню за англичанами, - сказал он. - Доброе утро или сейчас уже день? Сколько я спал?
Он хотел встать с постели, чтобы заключить Зафиру в объятия, но обнаружил, что раздет догола. Бай Лин снова обвел взглядом комнату и увидел, что вся его одежда аккуратно сложена и лежит на крышке сундука. Он хотел попросить Зафиру, чтобы она подала ему штаны и халат, но решил, что и так доставил ей немало хлопот,  и сначала сел на постели, а потом поднялся на ноги, опираясь здоровой рукой о стену. Но тут же покачнулся, потому что в глазах потемнело.

Бай Лин вынужден был снова лечь, так как неуверенно держался на ногах. При этом чувствовал он себя значительно лучше и только обломок стрелы в плече напоминал ему о том, что случилось. Он хотел попросить Зафиру рассказать, как им удалось добраться до рыбацкой хижины, потому что не помнил этого, но она так удивила его, упомянув крокодила, что он забыл о том, что собирался спросить.
- Вы охотились на крокодила?! - переспросил Бай Лин, широко раскрывая глаза. - Но ведь это опасно!
Но он тут же устыдился своих слов и потянулся к Зафире, чтобы ее обнять.
- Ты не только самая красивая женщина на земле, но и самая храбрая, - сказал он ей. - Надеюсь, Арджнун уцелел?
Появление Арджнуна развеяло опасения Бай Лина. Старый рыбак, увидев, что его подопечный очнулся, сразу же приступил к перевязке, но на этот раз использовал вместо барсучьего жира свежий крокодилий жир.
- Завтра обломок выйдет из раны, - уверенным тоном заявил он. - Я видел такое много раз, и все всегда заканчивалось благополучно. Ты даже можешь двигать плечом, если оно не слишком болит: надо расшевелить обломок и разогнать застоявшуюся кровь.
Закончив перевязку Арджнун сказал, что пойдет жарить отбивные из мяса, которое он вырезал из крокодильего хвоста, и вышел из хижины.
- Я однажды ел отбивные из крокодила, - сказал Бай Лин. - Поверь мне, это очень вкусно и питательно! Похоже на жирную курицу с легким привкусом рыбы. Но надо есть его горячим, только что снятым с углей.

- Из твоих рук съем всё, что угодно, - ответил Бай Лин, улыбнувшись и по очереди поцеловав теплые ладони подруги. Его охватила приятная истома: рана уже болела не так сильно, лихорадка прошла, и несмотря на слабость, он чувствовал зверский голод и готов был съесть целого быка. Увы, в Индии это было невозможно. Снаружи в хижину стали проникать аппетитные запахи: это Арджнун, порубивший крокодилий хвост на куски, развел костер и принялся жарить мясо, обложив его пучками ароматных трав.
Бай Лин снова сел на тюфяке, намереваясь накинуть на себя хотя бы халат: вкушать еду в голом виде было бы неправильно, тем более - в присутствии старого рыбака.
- Я всё же оденусь, - сказал он и медленно встал, чтобы снова не закружилась голова.  Довольно уверенно добравшись до сундука, на котором лежали его вещи, Бай Лин натянул штаны. Халат надевать не стал, так как просунуть в узкий рукав руку с торчащим из плеча обломком стрелы было невозможно. Но его смущали шрамы, выставленные напоказ, и он огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыть торс, не тревожа раненую руку. Не обнаружив ничего, что могло бы послужить ему одеждой, Бай Лин  взял халат и оторвал от него оба рукава, превратив его в подобие длинного жилета. Сначала он продел в одну пройму раненую руку, а затем в другую - здоровую правую, и завязал полы халата кушаком.
- Расскажи мне о том, как тигрица одолела крокодила, - попросил он Зафиру, усаживаясь на тюфяк со скрещенными ногами и напоминая огромного Будду, собравшегося медитировать.

Бай Лин слушал Зафиру и на его лице, обычно совершенно непроницаемом и похожем на лицо каменного Будды, отражались эмоции, которые он чувствовал: удивление, недоверие и, наконец, восхищение силой и отвагой тигрицы.
- Вот на что способна мать, защищая своих детей, - задумчиво сказал он, когда Зафира закончила свой рассказ. - Наверное, если бы крокодил не угрожал ее детенышам, она бы предпочла просто убраться восвояси.
на вопрос Зафиры о том, где он хотел бы поесть - в хижине или на воздухе, Бай Лин ответил, что хочет посидеть снаружи с ней и Арджнуном. На этот раз он не стал отказываться от ее помощи и вышел из хижины, опираясь на ее руку.
Арджнун, увидев его, расплылся в улыбке:
- Это все крокодилий жир! - воскликнул старик. - Я уже говорил твоей жене, что это чудодейственное средство! А сейчас, дети мои, присаживайтесь и мы вместе возблагодарим Шукру, который подарил нам такой сытный и вкусный обед, и примемся за мясо.
Старик молитвенно сложил руки, закрыл глаза и забормотал молитву. Бай Лин из уважения к нему сделал то же самое, хотя мысленно молился не индийскому богу, а  Цай Шэн Йе - богу процветания и богатства, которого китайцы изображали сидящим на тигре и облаченным в мантию с изображением дракона. Как только молитвы были произнесены, все уселись вокруг костра и Арджнун стал раскладывать мясо на пальмовых листах, выбирая для Зафиры и Бай Лина куски посочнее и пожирнее. Распределив мясо, он сходил в хижину и принес оттуда плетеную бутыль с арраком - крепким напитком, изготовленным из сока соцветий кокосовой пальмы.
- Я храню его для дорогих гостей - признался Арджнун. - Сам я почти не пью, разве что в самую холодную погоду, чтобы согреться.
Старик ловко разлил аррак по половинкам выдолбленного кокосового ореха и дал одну половинку Зафире, а другую Бай Лину. Сам же, не чинясь, глотнул прямо из бутыли.

- Благодарю тебя, дочка, - Арджнун даже прослезился от слов Зафиры, но может быть, так на него подействовал аррак.
- Я тоже постараюсь быть полезным, - подхватил Бай Лин. - Правая рука у меня действует и я могу помогать тебе чинить сети или собирать хворост для костра. Мы постараемся не слишком долго причинять тебе неудобство своим присутствием: как только обломок стрелы выйдет из раны, мы уедем.
- Оставайтесь столько, сколько нужно! - замахал на него руками Арджнун. - Вы мне не в тягость, напротив: я очень рад, что снова увидел тебя и познакомился с твоей прекрасной женой! Дочка-то меня почти не навещает - далеко живет и некогда ей с пятью-то детьми...
Старик тяжело вздохнул и снова приложился к бутыли. Бай Лин с беспокойством следил за ним: он знал, что старик почти не употреблял спиртного, как и большинство его единоверцев, и один глоток крепкой кокосовой водки уже сильно на него подействовал, а как подействуют другие, сложно было представить. Арджнун утер губы и дрожащим голосом затянул печальную песню о старом отце, брошенном детьми. Но после еще одной порции аррака запел другую - гораздо более веселую, в которой говорилось о том, как девушка ждет любимого, который должен прийти к ней тайно от ее родителей. За этой песней последовала и вовсе разухабистая, от которой могли покраснеть невинные девушки.
Исчерпав свой скромный песенный репертуар, Арджнун подбодрил себя еще парой глотков аррака и пустился в пляс. Но плясал он недолго: повалился на землю после одного особенно высокого коленца и отрубился.
Бай Лин с трудом удерживался от смеха, наблюдая за тем, какое воздействие аррак произвел на обычно тихого и спокойного старика.
- Надо перенести его в хижину, - сказал он Зафире. - Теперь он проспит до рассвета.
Если бы обе руки у Бай Лина были здоровы, он бы поднял старика на руки и отнес в хижину, но сейчас ему требовалась помощь.
- Давай перенесем его на простыне, - предложил он. - Ты возьмешься за простыню у изголовья, а я буду нести ее конец в изножье одной рукой.

Вдвоем они донесли старика до хижины и уложили во второй  комнате, укрыв легким одеялом.
- Теперь он проспит несколько часов, - со знанием дела заметил Бай Лин, - А тебе чего хотелось бы - еще посидеть у костра или тоже отдохнуть?
Только сейчас он сообразил, что скорее всего, Зафира вообще не сомкнула глаз прошедшей ночью, так как места на узком тюфяке было маловато для двоих, и она опасалась, что во сне ненароком заденет и растревожит его раненое плечо.
- Ложись, поспи, а я посижу у костра, поворошу угли, чтобы они не затухли, - предложил он. - Я так долго спал, что выспался на неделю вперед!
Скорее бы рана затянулась настолько, что позволила бы ему снова сесть в седло, думал китаец. Хотя он и и любил и уважал Арджнуна как родного отца, затягивать свое пребывание в тесной рыбацкой хижине ему не хотелось. Интересно, где сейчас англичане - добрались уже до Калькутты или все еще в пути? Наверняка, в пути, ведь с момента, когда его ранили, прошло менее двух дней и далеко уехать они не могли.
- Как ты думаешь, мы должны поставить Ломбарда в известность о том, что случилось? - спросил он Зафиру. - Он сильно удивится и разозлится, когда ему сообщат из Калькутты, что капитан и его жена добрались до города целыми и невредимыми. Мы можем использовать старый способ связи - передать сообщение при помощи лепешек. Арджнун переправит лепешку в ближайшую деревню, а оттуда ее будут передавать до тех пор, пока она не доберется до одного из условленных мест, где ее получит один из верных слуг Ломбарда.

Бай Лин, ворошивший концом палки  мерцавшие алые угли, пытливо посмотрел на Зафиру: ему почудилось, что об убийстве англичан она говорила не так уверенно, как раньше, и в ее голосе уже не звучали ярость и презрение. Ему было интересно, что было причиной такой перемены, но он не стал спрашивать, а лишь кивнул, будто соглашаясь с тем, что убийство англичан - всего лишь дело времени. Одновременно в нем снова всколыхнулась глубокая неприязнь к Ломбарду, которая подспудно тлела в нем уже очень давно. Бай Лин за свою жизнь убил много народу, но по большей части действовал открыто, как воин в бою. А Ломбард был ядовитой змеей, хитрым и коварным шакалом и, не пачкая кровью собственных холеных рук, погубил гораздо больше людей, чем Бай Лин и Зафира вместе взятые. Бай Лин тряхнул головой, отгоняя мысли о Ломбарде -  ему не хотелось портить ими такой прекрасный вечер. Когда еще им с Зафирой выпадет возможность вот так посидеть у костра, глядя на темнеющее небо с россыпью разгорающихся звезд, и не опасаясь удара в спину?
- Как здесь хорошо,- тихо сказал он, - Мы одни, а рядом река и почти непроходимые джунгли. У нас есть крыша над головой, еда и верный друг, который не предаст. Что еще нужно для счастья, любовь моя?
Бай Лин отложил в сторону палку, которой помешивал угли, обнял здоровой рукой Зафиру и прижал ее к себе.