- Ты их получишь, - коротко ответил Бай Лин, удивленный тем, что его подруга просит так мало. Он ожидал, что она заговорит о золотых украшениях, усыпанных драгоценными каменьями - браслетах, перстнях и ожерельях. А она попросила всего лишь кинжал да пару деревянных шпилек! В душе у него неугасимо пылал костер любви, и слова Зафиры лишь подбросили новых поленьев в огонь. И если еще недавно он мечтал о простой жизни с ней на лоне природы, то теперь перед его мысленным взором проносились совсем другие картины: Зафира восседала на троне, а он бросал к ее ногам золотые мохуры и драгоценные камни, отобранные у поверженных властителей соседних княжеств.  Китаец чувствовал, что в нем отныне уживаются две ипостаси: один Бай Лин был властелином Зафиры, а другой - ее покорным рабом.
В харчевне Фаруха англичан они не обнаружили, а расспросы, которым они подвергли хозяина харчевни, ни к чему не привели. Фарух, - низкорослый и толстый индус с маленькими хитрыми глазками, - сообщил лишь то, что его слуги видели троих всадников, один из которых был женщиной. Но всадники промчались мимо его харчевни, не останавливаясь, что вызвало у Фаруха досаду: деньги, которые англичане могли оставить в харчевне, проплыли мимо.
- Когда это было? - задал вопрос Бай Лин.
- Может быть, час, а может быть и два назад, - пожав плечами, ответил Фарух и стал нахваливать свой основной товар - опиум из Мальвы, который он продавал вдвое дешевле, чем тот продавался в Китае.
Бай Лин вежливо отклонил его предложение, сказав, что не нуждается в опиуме, и попросил приготовить для них с Зафирой горячий завтрак. Фарух отдал распоряжения слугам и снова вернулся к прерванному разговору, то и дело бросая масляные взгляды на Зафиру, которую видел впервые. Бай Лин заметил эти взгляды и в нем стал закипать гнев. Но поскольку в его интересах было поскорее покончить с завтраком и пуститься в погоню за англичанами, Бай Лин крепился и старался не думать о том, с каким удовольствием свернул бы индусу его толстую шею. В какой-то момент Фарух извинился и, сославшись на то, что забыл дать одному из своих подручных важное распоряжение, отлучился ненадолго, но вскоре вернулся и снова завел разговор о том, как Ост-Индская компания наживается на бедных селянах, которые с утра до ночи гнут спины, собирая коробочки с маком. Особенно, по его словам, страдали сборщики опиума из Бихара, которым англичане платили в три раза меньше, чем сборщикам из Мальвы.  Несмотря на свою неказистую внешность, Фарух был прекрасным рассказчиком: уснащал свою речь цветистыми оборотами, шутками и пословицами. И если Зафира, как показалось Бай Лину, скучала, то сам Бай Лин с удовольствием слушал Фаруха, от души смеялся его шуткам, и удивился, когда слуги внесли на серебряных подносах угощение: рис с шафраном, от которого поднимался пар, горячие чапати, щедро политые маслом, и горку треугольных пирожков с разными начинками. Большой кувшин с кислым овечьим молоком возвышался над низенькими круглыми мисочками с едой как гордый раджа над наложницами из своего гарема.
- Угощайтесь, гости дорогие, - сказал Фарух и снова бросил плотоядный взгляд на Зафиру.

Маленькие черные глазки Фаруха заледенели, когда он услышал, что сказала Зафира. Окинув  ее змеиным взглядом, он перевел взгляд на Бай Лина и сказал:
- Приструни свою девку, Бай Лин. Ее дело - раздвигать ноги, а не языком молоть, когда говорят мужчины.
Бай Лин, уже придвинувший к себе блюдо с рассыпчатым рисом, стиснул в руке палочки. Внезапно в комнате резко похолодало: китаец кожей ощущал волны холодной ненависти и презрения, которыми окатывали друг друга Зафира и Фарух. Как некстати! Им надо было всего лишь перекусить и ехать дальше, а теперь заурядный обед в обществе старого знакомого неизбежно стремился к кровавой развязке. А что они будут делать дальше, когда оставят за своей спиной харчевню, полную трупов? Все эти мысли пронеслись в голове Бай Лина, как табун лошадей, но он не мог оставить оскорбительные слова Фаруха без внимания, как не мог и усмирить ярость, которую, вне всякого сомнения, они вызвали в душе Зафиры.
- Не тебе решать, что должна делать моя женщина, - сказал он, поднимаясь с ковра и поудобнее перехватывая палочки. - Извинись перед ней, а я заплачу за обед, которого мы не ели, и мы уйдем с миром, хотя ты заслуживаешь совсем другого.
Фарух даже не пошевелился, лишь негромко свистнул и в комнату ворвались трое рослых, вооруженных кинжалами слуг, которые, как был уверен Бай Лин,  тоже промышляли контрабандой опиума, а значит, были не робкого десятка и успели побывать о многих переделках. Подручные Фаруха рассредоточились так, что перекрыли выходы из комнаты: двое встали у дверей, одна из которых вела в общий обеденный зал, а вторая - во внутренние покои, а третий заслонил собой окно, выходящее во двор. Только тогда Фарух встал и неспешно подошел к двери, ведущей во внутренние покои.
- Принеси мне его голову на серебряном блюде,  Салман, - сказал он слуге, охранявшему выход. - А его девку можете употребить, а потом обрежьте ей косы и отправьте в бордель к английским солдатам.
С этими словами Фарух, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Главным, а значит, и самым опытным в троице был Салман - именно ему Фарух поручил отрезать голову Бай Лину. На него Бай Лин и набросился в первую голову, предварительно швырнув поднос с горячим рисом в лицо слуге, который стоял у окна. Тот взвыл от боли и вместо того, чтобы ринуться в бой, стал поспешно стряхивать с себя липкий рис, оставивший на его лице красные, похожие на оспины, отметины. Это давало Зафире крошечное преимущество и возможность отразить удар третьего противника либо напасть на него первой. Салман был не промах - увернулся от Бай Лина, метившего ему в глаз деревянными палочками для еды, и полоснул кинжалом, разрезав рукав халата Бай Лина и оставив на его коже длинную саднящую царапину. Рукав сразу намок кровью: рана хотя и не представляла опасности для жизни, но была достаточно глубока, чтобы кровоточить. Запах собственной крови разъярил китайца - если еще минуту назад он сожалел о том, что события приняли такой нежелательный оборот, то теперь страстно желал выпустить кишки всем троим, а затем - и Фаруху. Перебросив палочки в левую руку, он выхватил из-за пояса более опасное оружие - длинный кинжал и попер на Салмана, которого явно не пугало то, что китаец был выше него на целую голову и шире в плечах. Размеры комнаты были малы для драки пятерых, поэтому противникам приходилось то топтаться на месте, то уворачиваться друг от друга, ограничиваясь легкими, почти неуловимыми для глаза движениями. Неожиданно Салман наклонился и поднырнул под руку Бай Лина, оказавшись у него за спиной. Бай Лин обернулся так быстро, насколько позволяли ему его внушительные габариты, но Салман был быстрее и вонзил кинжал ему в бок. Если бы не плотный и широкий шелковый кушак, служивший  Бай Лину поясом, он уже отправился бы к праотцам на небеса, но скользкий шелк смягчил удар, и китайцу показалось, что его в бок укусила оса. Салман на мгновение растерялся - он ожидал, что китаец рухнет к его ногам, схватившись за бок. Это было короткое, мимолетное замешательство, но Бай Лин им воспользовался, вонзив деревянные палочки в яремную вену Салмана с такой силой, что они проткнули ему шею и вылезли с  другой стороны. Салман захрипел, вытаращив глаза, и упал на колени. Он задыхался, изо рта у него потекла слюна, окрашенная кровью. Бай Лин схватил его за волосы и одним взмахом кинжала перерезал ему горло, хотя в этом уже не было никакой необходимости. Кровь хлынула ручьем, забрызгав и Бай Лина и стены.
Оттолкнув от себя Салмана, Бай Лин обернулся, чтобы посмотреть, как идут дела у Зафиры - ведь ей приходилось сражаться с двумя

В пылу драки Зафира освободилась от длинной полосы шелка, обвивавшей ее стройное тело, и осталась в нижней юбке и короткой чоли, обнажавшей ее плоский живот. В таком виде на лошадь садиться было нельзя, но как же она была хороша! Бай Лин окинул взглядом скорчившиеся на полу тела, залитые кровью, и вспомнил, что где-то в глубине дома прячется ядовитая змея Фарух. Но сейчас ему было не до Фаруха: из харчевни надо бежать и как можно быстрее.
- Я не ранен, - сказал он и стал со стуком откидывать крышки сундуков, стоявших у стен. В одном из них он нашел стопку разноцветных отрезов шелка, но подумав, решил, что надо поискать что-то более удобное и его усилия оправдались: в другом сундуке он обнаружил  панджаби -  свободные шальвары, широкие в верхней части и зауженные в нижней, и длинную тунику с разрезами по бокам. Отдав панджаби Зафире, он предупредил:
- Одевайся быстрее, пора валить отсюда!
Дав Зафире возможность переодеться, Бай Лин стал переходить от трупа к трупу, склоняясь над каждым и собирая оружие  - оно никогда не бывало лишним.
Но когда он разогнулся, Зафиры в комнате уже не было. Бай Лин выругался вполголоса: конечно же, она ускользнула через дверь, ведущую во внутренние покои, чтобы найти и убить Фаруха! Продолжая чертыхаться себе под нос, китаец пошел за ней следом. Не для того, чтобы спасти никчемного жирного червяка, а чтобы помочь Зафире в том случае, если рядом с Фарухом окажутся другие телохранители.

Бай Лин обыскал весь дом, но ни Фаруха, живого или мертвого, ни Зафиры  не обнаружил - лишь застал врасплох двух испуганных молодых индианок, которые, вне всякого сомнения, были наложницами Фаруха. На лице одной из них, которой Бай Лин не дал бы больше шестнадцати лет, были видны желто-лиловые синяки, и Бай Лин заскрипел зубами, представив, как отсекает руку, которая была причиной этих увечий. Вернувшись в комнату, где по-прежнему лежали три остывающих трупа, он выскочил во двор и увидел там Зафиру, стоявшую на некотором расстоянии от стола, за которым сидел Фарух. В руках у Зафиры был окровавленный кинжал, но голова Фаруха по-прежнему была на месте и он смотрел на Зафиру так, как смотрел на всех женщин: глазами высокомерного сластолюбца. По-видимому, он уже понял, что Салман и еще двое слуг расстались с жизнью, но не выглядел расстроенным или испуганным, поскольку за его спиной стояли два колосса ростом с Бай Лина.
- О мои драгоценные друзья! - сказал Фарух, облизав пальцы, поскольку перед этим брал с блюда руками сочащийся жиром рис. - Рад видеть вас живыми и здоровыми. Но так же и скорблю о вашей скорой кончине. Те три дурака, которых вы, несомненно, убили, не стоили и ослиного хвоста. Я даже благодарен вам за то, что вы избавили меня от трех дармоедов. А ты неплохо выглядишь, крошка, - обратился он к Зафире, подмигнув ей и разразившись громким смехом. Он так смеялся, что поперхнулся рисом и одному из телохранителей пришлось хлопнуть его по спине огромной ладонью.
Бай Лин в каждой руке держал по кинжалу: один был его собственным, другой он забрал у Салмана. Колоссы, стоявшие по обе стороны от Фаруха, даже не пошевелились: стояли, как истуканы, глядя на Зафиру и китайца немигающими взглядами. И только когда Фарух щелкнул пальцами, оба выступили вперед: один надвигался на Зафиру, второй - на Бай Лина, но не прямо, а огибая их сбоку. Оружия у них не было, и Бай Лин сообразил, что что-то тут не так: не собирались же они задушить его и Зафиру голыми руками?
Но едва он успел об этом подумать, раздался знакомый свист, и ему в плечо вонзилась стрела, выпущенная с крыши дома. Стрела пробила плечо Бай Лина насквозь и застряла в нем. С большим опозданием он вспомнил о том, что у Фаруха на службе был цейлонский лучник, - настолько искусный, что мог попасть в цель по слуху, не видя ее.
- В укрытие! - заорал Бай Лин, понимая, что следующая стрела пронзит Зафиру. Но никакого укрытия поблизости не было, да и времени не было, чтобы сбежать, и он бросился  к ней, чтобы закрыть ее своим телом.

Либо лучник, засевший на крыше дома, был все же не настолько искусным, как о нем говорили, либо Бай Лин вовремя успел повалить Зафиру на землю и упасть рядом с ней. Зато один из телохранителей  Фаруха был не столь удачлив: стрела, предназначенная Зафире, пронзила ему сердце и он упал и умер почти мгновенно, едва коснувшись земли. Зафира  потащила Бай Лина за полу халата в ненадежное укрытие под навесом, где стояли большие плетеные корзины, доверху заполненные рисом и овощами. И тут же вскочила на ноги, отправив в лицо второму телохранителю горсть пылающих углей. Бай Лин был более неповоротлив - да и как раненой панде успеть за гремучей змеей? Пока он ворочался на земле, цепляясь за одну из плетеных корзин здоровой рукой,  нечаянно сдвинул ее с места и увидел, что под ней находится крышка люка. Затуманенный болью мозг будто осветила яркая вспышка: он вспомнил, что контрабандисты использовали систему подземных туннелей, которые вели от одной деревни к другой. Это были надежные земляные галереи, по которым можно было протащить ящики с ценным товаром, не попадаясь на глаза местным властям и британцам. Откинув крышку люка, Бай Лин заглянул внутрь и увидел слабое мерцание: это был свет многочисленных свечей, расставленных в углублениях, вырезанных в земляных стенах.
- Сюда! - крикнул он Зафире. - Быстрее, здесь подземный ход!
Фарух вскочил на ноги, услышав его слова, его круглое лицо перекосила ярость. Но он уступал Бай Лину в силе, росте и умении владеть оружием и к тому же был не вооружен, находясь в своем доме под охраной многочисленных слуг.
Бай Лин отбросил крышку, но не полез внутрь: первой в подземный лаз должна была проникнуть Зафира, а он собирался последовать за ней, чтобы прикрывать ее с тыла. Торчащая из плеча стрела могла помешать ему продвигаться по туннелю и он, собравшись с силами, отломил конец с оперением, растревожив этим рану и чуть не потеряв сознание от острой боли. Но в потайном кармашке  его кушака лежал шарик опиума, при помощи которого он собирался заглушить боль.
Тем временем угли, рассыпанные Зафирой, сделали свое дело: вспыхнул оброненный конюхом пучок соломы, а вслед за ним занялся небольшой сарай. Дым пополз по двору, скрывая Зафиру и Бай Лина. Бай Лин вспомнил о лошадях, которых они вынуждены были бросить здесь, но иного выхода не было.

Бай Лин с трудом протиснулся в узкий лаз, скрипя зубами от боли в плече.  Ползти на четвереньках, как Зафира,  он не мог, так как был не в состоянии опираться на раненную руку, поэтому повернулся на бок и пополз так, помогая себе здоровой рукой. Сверху еще какое-то время доносились громкие крики, но погони за ними пока еще не было: пожар для  Фаруха был гораздо страшнее, чем двое беглецов, поэтому он отправил всех уцелевших слуг на борьбу с огнем. Так думал Бай Лин, и пока что не произошло ничего, что убедило бы его в том, что он ошибается.
Как бывший контрабандист, китаец знал, что подземные туннели расходились друг от друга в стороны, как притоки полноводной реки, и судя по размерам того, в котором находились они с Зафирой, это был один из боковых туннелей, а главная подземная артерия была гораздо шире и даже позволяла идти во весь рост - по крайней мере человеку ростом с Зафиру. Но где она находилась - слева или справа, Бай Лин не знал, потому что никогда не участвовал в делах Фаруха.
- Где-то должен быть боковой проход, - крикнул он Зафире. - Я буду искать его на левой стене, а ты следи за правой!
Поскольку Бай Лин полз на правом боку, он не мог видеть того, что у него за спиной. Плечо пылало огнем и он ненадолго остановился, чтобы нащупать потайной кармашек в кушаке, в котором находилась порция опиума-сырца, достаточная для того, чтобы облегчить боль от раны. Вытащив из кармашка шарик размером с перепелиное яйцо, Бай Лин откусил от него половину и сразу же проглотил, а оставшуюся половину убрал обратно.  По опыту он знал, что облегчение наступит не раньше, чем через полчаса и призвал на помощь всю свою волю, чтобы двигаться дальше. На всех людей опиум действовал по-разному: кто-то погружался в глубокий сон, а кто-то, наоборот, долгое время бодрствовал, ощущая необыкновенный прилив сил. Но восприятие окружающего менялось и у тех, и у других: первые видели красочные или страшные сны, а  для вторых предметы меняли свои очертания и как будто оживали. Спустя некоторое время Бай Лин заметил, что земляные стены туннеля как будто шевелятся, и, присмотревшись, понял, что из их глубины на поверхность выползают змеи. Но его мозг еще не полностью был под властью опиума и он сказал себе, что это не змеи, а корни деревьев, - и скорее всего, так и было.

С помощью Зафиры Бай Лин протиснулся сквозь узкий проход и сумел сесть, привалившись спиной к стене. Воздуха в главной галерее было значительно больше, чем в боковых туннелях, и он жадно глотал его, чувствуя, как в голове немного проясняется, а боль в плече стихает под влиянием опиума.
- У выхода мы найдем лошадей, - сказал он Зафире, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта. - Но и люди там будут тоже, - те, кого Фарух поставил охранять вход в туннель. Поэтому он и погоню за нами не пустил, - знал, что в какую бы сторону мы не пошли, нас везде встретит вооруженная до зубов охрана. Не знаю, сколько их там будет - может быть, двое, а может, и все шестеро.
Перспектива снова ввязаться в драку приводила китайца в ужас: он с трудом представлял себе, как поднимется на ноги, не говоря уже о том, чтобы удержаться на них и махать кулаками. Левой рукой он точно махать не мог и неизвестно, сколько потребуется времени, чтобы рана окончательно затянулась. А если цейлонский лучник смазал наконечник стрелы змеиным ядом? Такое случалось, но Бай Лин решил, в данном случае это не так, потому что если бы стрела была отравлена, он был бы давно уже мертв.
- Помоги мне встать, - попросил он, вцепляясь здоровой рукой в тонкую, но сильную руку Зафиры. - Я пойду первым и выйду наружу тоже первым, чтобы отвлечь внимание на себя. А ты немного обождешь и незаметно выскользнешь за мной. Потом садись на первую попавшуюся лошадь и скачи отсюда куда глаза глядят. Я постараюсь их задержать.
Жить ему осталось недолго, вдруг понял Бай Лин, - сколько он сможет продержаться, владея одной рукой, против нескольких вооруженных бандитов? С одним он бы справился даже в таком состоянии, а если повезет и боги будут милостивы к нему - то и с двумя. Но трое уже становились серьезной проблемой, а четверо означали быструю смерть. Быструю, если им не захочется его помучить, подвергнув пыткам.
- Поцелуй меня, - сказал Бай Лин, притягивая Зафиру к себе. - Просто поцелуй, не говори ничего.

Поцеловав Бай Лина, Зафира ускользнула так стремительно, что он даже не успел ей ничего сказать. Пошатываясь от слабости, он двинулся вслед за ней, но шел, едва переставляя ноги и проклиная свою вынужденную медлительность. Выйдя из туннеля, он увидел двух контрабандистов, лежавших на земле, и перевел взгляд на Зафиру, сидевшую на корточках у входа в туннель.
- Есть еще кто-нибудь? - спросил Бай Лин, не удивившись тому, как быстро его подруга вывела в расход сразу двоих.
Впрочем, ответ поступил с другой стороны: к Бай Лину с воплем подскочил третий контрабандист, намереваясь проткнуть его кинжалом. На Зафиру он даже не обратил внимания, приняв ее за простую поселянку, которая не представляла никакой опасности. Бай Лин вытянул здоровую руку и схватил нападавшего за тощее горло. Напрягая оставшиеся силы, он так стиснул горло врага, что тот начал задыхаться, вытаращив глаза. Бай Лин удивился, как много сил у него еще осталось, но возможно, дело было в хрупких шейных позвонках: мысленно досчитав до тридцати, Бай Лин услышал треск и враг обмяк, закрыв налитые кровью глаза. Бай Лин разжал пальцы и утер выступившую на лбу испарину.
- Давай поищем лошадей, - сказал он Зафире.
Но тут зашевелился один из тех, с кем расправилась Зафира. Бай Лин наступил ему на горло и расплющил кадык, как гнилое яблоко. Следом за предсмертным хрипом врага раздалось тихое фырканье и Бай Лин понял, куда надо идти: неподалеку росла небольшая рощица, в которой и были привязаны лошади.
Лошадей было всего три, из этого Бай Лин заключил, что и охранников у входа было всего трое. Он отвязал самую крупную из лошадей и попытался взобраться в седло, но нога никак не хотела попасть в стремя. Рука снова стала болеть сильнее, тело китайца бил озноб, а лоб пылал огнем - видимо, начиналась лихорадка от воспаления в ране. Бай Лин вытащил из потайного кармашка вторую половину опиумного шарика и проглотил ее. Ему надо было во что бы то ни стало добраться до убежища на берегу реки - хижины старого рыбака, которому когда-то он оказал большую услугу, вырвав его дочь из лап банды насильников. Девушка давно вышла замуж и уехала к мужу в отдаленную деревню, а ее вдовый отец остался в своей небольшой хижине на берегу реки, верный своему ремеслу рыболова. Но до хижины, надежно спрятанной в джунглях, оставалось около десяти миль, что означало не менее часа быстрой езды. Опиум должен был дать ему возможность продержаться в седле это время.
- Через час мы будем в безопасности в доме моего старинного друга, - сказал Бай Лин, наконец-то оказавшись в седле. - Примерно через восемь миль нам надо будет спешиться и углубиться в джунгли, а затем пробиваться к реке пешком еще примерно две мили.
Все сказанное им означало: англичане спокойно продолжат свой путь в Калькутту и скорее всего, на этот раз доберутся до нее целыми и невредимыми. А в городе расправиться с ними будет гораздо сложнее, чем в безлюдной местности. К тому же и Бай Лину, и Зафире было опасно появляться в Калькутте: Бай Лин знал, что после случая в резиденции губернатора и его бегства из тюрьмы за их головы была назначена крупная награда.  Конечно, и Зафира об этом знала, но китайца тревожило подозрение, что оставив его на попечение рыбака, она в одиночку продолжит преследование англичан, чтобы выполнить приказ Ломбарда.  Но тут он ничего не мог поделать - если бы Зафира решила поступить именно так, никто и ничто ее бы не остановило.

Бай Лин тяжело подпрыгивал в седле и каждое соприкосновение его зада с твердой основой отдавалось в раненом плече жгучей болью, которую не мог смягчить даже опиум. Но такое случалось с ним не в первый раз - бывало и хуже, гораздо хуже, о чем свидетельствовали  шрамы, покрывавшие его тело. Деваться было некуда - не идти же пешком под палящим солнцем. Наученный горьким опытом, Бай Лин прикрыл гладко выбритый череп остроконечной соломенной шляпой, чтобы снова не напекло голову.
- Надежнее не бывает, - буркнул он в ответ на вопрос о друге и задумался, так ли это. Старый рыбак был его должником, а долги - это дело такое: никому не хочется быть должным, но отдавать долг все-таки приходится. И все же старик был искренне ему благодарен и даже не раз намекал, что хотел бы видеть Бай Лина своим зятем. Давно это было, Бай Лин тогда и не подозревал о существовании Зафиры. Но Бай Лин жениться не торопился, да и не питал чувств к дочери рыбака, как и она к нему. Так что все  в итоге сложилось, как нельзя лучше: спасенная им девушка вышла замуж за хорошего человека, которого любила сама и который любил ее, а ее отец стал другом Бай Лина.
- Не волнуйся, две мили как-нибудь проползу, - заверил Зафиру китаец и в доказательство своих слов пришпорил лошадь.
Со старым Арджуном китаец не виделся почти пять лет - неоднократно проезжал мимо того места, откуда к реке вела неприметная тропа, но все как-то не было времени на нее свернуть. Может, старика уже и в живых-то не было? Но хижина вряд ли исчезла, и Бай Лин надеялся найти там пристанище на пару ночей, чтобы дать затянуться ране в плече и оправиться от лихорадки. Он знал, что найдет в хижине Арджнуна целую коллекцию снадобий: старик не полагался на врачей, которых поблизости и не было, а научился самостоятельно лечить все свои хвори при помощи засушенных лекарственных трав и кореньев,  а также ядов и жиров, которые добывал в джунглях и реке. Он и Бай Лину как-то помог, когда  у того перекосило пол-лица от жестокой простуды - избавил от боли, растирая правую половину головы змеиным ядом, смешанным с жиром речного крокодила. Ранения от стрел он тоже лечил при помощи крокодильего жира, щедро смазывая им рану и часто меняя повязки - со временем жир выталкивал обломок стрелы наружу, одновременно дезинфицируя рану.
Без приключений всадники доехали до баньяновой рощицы, которая и служила Бай Лину ориентиром. Он остановил лошадь и спешился.
- Отсюда пойдем пешком, - сказал он Зафире и первым пошел по направлению к густым зарослям, среди которых пряталась тропа. Две мили показались ему двумястами и когда они наконец выбрались из переплетения ветвей и корней и оказались на берегу реки, с Бай Лина ручьями стекал пот. Но в каком-то смысле это пошло ему на пользу: усилия, которые он прилагал, разогнали кровь и он почувствовал себя значительно лучше, чем тогда, когда ехал верхом.
Хижина Арджнуна стояла на прежнем месте, неподалеку от нее тлели угли костра, а сам Арджнун сидел на берегу и чинил сеть. Увидев Бай Лина, старый рыбак бросил дырявую сеть и побежал ему навстречу.
- Сынок! - воскликнул он, заключая Бай Лина в объятия, но увидев кровавые пятна на рукаве халата и обломок стрелы, по-прежнему торчавший из плеча китайца, встревоженно покачал головой и сказал:
- Иди в хижину и ложись, а  я вскипячу воду с целебными травами, чтобы промыть твою рану.
Арджнун хотел уже увести Бай Лина с солнцепека, но заметил Зафиру и его седые брови удивленно поползли вверх.
- Это твоя жена, Бай Лин? - спросил старик, разглядывая Зафиру с тем любопытством, которое простительно старости.
- Жена, - неожиданно для самого себя громко ответил Бай Лин и его осунувшееся лицо осветила улыбка.

Рыбацкая хижина, как и многие дома бедняков, была построена из высушенных коровьих лепешек, обмазанных  глиной, и состояла всего из двух комнат: одна была побольше, а другая представляла из себя чулан, в котором, как было известно Бай Лину, раньше жила дочь рыбака. Да и много ли надо было места для двоих? Жена Арджнуна умерла в родах, и он не стал искать себе новую жену, посвятив жизнь единственной дочери, которую любил и берег, как зеницу ока. Впрочем, старик всегда был отшельником и избегал контактов с людьми. Зная об этом, Бай Лин не беспокоился о том, что кто-нибудь из любопытных соседей зайдет в хижину, чтобы проведать старика и посмотреть, кто нагрянул к нему в гости. Ближайшая деревня находилась в нескольких милях от этого места на другом берегу реки.
В комнате, куда привела его Зафира, не было никакой мебели, кроме сундука и домашнего алтаря, на котором курились благовония. С низкого потолка свисали пучки засушенных трав и Бай Лину, который и без того почти упирался в потолок теменем, приходилось низко наклонять голову, пока он брел к постели, представлявшей из себя тюфяк, плотно набитый высушенными речными водорослями. Растянувшись на нем, китаец здоровой рукой привлек к себе Зафиру и поцеловал в губы:
- Что бы я без тебя делал, жена, - сказал он, выделив голосом последнее слово и произнеся его с нехарактерной для него нежностью. - А Арджнуна не опасайся  - он хороший человек и нас не предаст.
Улегшись на постель, Бай Лин почувствовал, что  его неудержимо клонит в сон. Едва успев смежить веки, он заснул так крепко, что не чувствовал, как Арджнун с Зафирой снимали с него одежду и промывали его рану. Слова, которыми они обменивались, лишь касались его слуха, но не проникали в сознание, затуманенное опиумом и сном.
Между тем Арджнун, осмотрев его рану, встревоженно покачал головой и обратился к Зафире, которую сразу же после знакомства стал называть дочкой:
- Рана уже воспалилась, и если мы выдернем обломок стрелы, сделаем еще хуже. Надо, чтобы древко вышло само и в этом лучше и быстрее всего помогает крокодилий жир. У меня оставался небольшой запас, но уже закончился. Ох, что же делать, что делать... Если бы твой муж не был ранен, я  попросил бы его выйти со мной на лодке, чтобы найти и убить крокодила, потому что годы мои уже не те и одному мне не справиться. Что ж, попробуем вылечить его при помощи жира свиного барсука, хотя в этом случае выздоровление займет гораздо больше времени.
Арджнун вздохнул и положил на пылающий лоб Бай Лина тряпицу, смоченную в отваре из целебных трав.
- Вливай ему в рот отвар по каплям, - попросил он Зафиру, ставя у изголовья постели глиняный кувшинчик с отваром. - А я пойду на берег и выкопаю горшок с барсучьим жиром - в холодной земле у реки он сохраняется дольше.

Арджнун с недоверием взглянул на Зафиру, но потом, видимо, рассудил, что женщина не будет лгать, когда дело касается здоровья, а может быть, и сохранения жизни ее мужа.
- Сезон дождей -  не самое благоприятное время для охоты. - со вздохом сообщил он. - Даже раньше, когда я был моложе и сильнее, я всегда ждал наступления сильной засухи, когда река обмелевала и  крокодилам приходилось закапываться в прибрежный песок, чтобы охладиться. Их и найти было нетрудно, и убить тоже. А сейчас река переполнена из-за дождей и нам придется плыть на лодке, а взрослый крокодил способен перевернуть лодку ударом хвоста и откусить у нее нос. Но ради Бай Лина я пойду на такой риск, ведь ему я обязан тем, что моя единственная дочь сохранила и честь, и жизнь. А теперь у меня уже пятеро внуков!
Глаза старика блеснули от набежавших слез, но он поспешно утер их рукавом курты и продолжил:
- Дело очень опасное и прежде, чем отправиться на охоту, мы должны вознести молитвы Шукре, который, как ты знаешь, ездит верхом на крокодиле. Попросим у бога прощения за то, что собираемся убить одного из его слуг, - возможно, тогда он и смилостивится над нами и мы вернемся с охоты живыми и невредимыми и сможем вылечить твоего мужа. Но это мы сделаем ближе к вечеру, а пока делай то, что я тебе сказал - давай Бай Лину лечебный отвар по каплям.
С этими словами старик вышел из хижины, а вернулся примерно через четверть часа, держа в руках глиняный горшок с притертой крышкой. Открыв горшок, он зачерпнул из него густую белую массу и стал обильно намазывать ей отверстия на плече Бай Лина, из которых торчали обломки стрелы. Затем он наложил на рану свободную двухслойную повязку, нижней частью которой служил пучок распаренных целебных трав, а верхней - чистая тряпица, и нетуго примотал ее к телу Бай Лина, перекинув концы перевязи вокруг его бычьей шеи наподобие петли и связав их друг с другом.
- Будем менять повязку трижды в день, - предупредил он Зафиру. - Может быть, ты хочешь отдохнуть с дороги? Иди в соседнюю комнату, поспи, а я посижу рядом с твоим мужем и буду давать ему лечебный отвар.

Старик лишь покачал головой, но скорее одобрительно: желание жены оставаться рядом с тяжело больным мужем не могло вызывать ничего, кроме уважения. Оставшуюся половину дня он провел на берегу, чиня сеть, которую собирался использовать для того, чтобы поймать в нее крокодила средних размеров - такое иногда случалось, и если у крокодила не хватало сил, чтобы порвать сеть, охота заканчивалась удачно. Ближе к вечеру Арджнун и Зафира провели ритуал богу Шукре и после этого скромно поужинали отварным рисом с рыбой и овощами. Бай Лин так и не пришел в себя, хотя лихорадка пошла на убыль и теперь он лежал мокрый, как мышь.
Видя, что Зафира не намерена оставлять Бай Лина на его попечение, старый рыбак пожелал ей спокойной ночи и ушел спать в соседнюю каморку. Проснулся он с первыми лучами солнца и начал собираться: свернул сеть и положил ее в лодку, туда же отправилось оружие: самодельный гарпун с двумя длинными железными зубцами, топор для разделки крокодильей туши и крепкая веревка. Несколько лепешек и запечатанный кувшин с водой старик тоже положил в лодку, чтобы они с Зафирой могли перекусить и утолить жажду.
Перед тем как вместе с Зафирой отправиться на охоту, он поменял повязку раненому, снова щедро обмазав рану барсучьим жиром и оставив рядом с его постелью кувшин с чистой водой, чтобы тот, придя в себя, смог напиться.
- Не беспокойся о том, что он так долго и крепко спит, - сказал Арджнун Зафире. - Это хороший знак - значит, его тело успешно борется с болезнью. Возможно, он проспит до нашего возвращения - я знаю случаи, когда люди спали и по двое суток кряду. А теперь пойдем: утром крокодилы выбираются из воды на берег, чтобы согреться под лучами солнца.  Но потом, когда солнце начинает нещадно палить, снова возвращаются в воду. А в воде крокодил гораздо опасней, чем на суше.

- Хороший способ на суше, - согласился Арджнун. - Но очень опасный, если использовать его, когда стоишь в лодке с такими низкими бортами, как у моей.  В воде крокодил двигается быстро, как молния, и не успеешь ты поднять копье, как он уже перекусит тебя пополам либо перевернет лодку - и тогда нам конец. Я хочу поставить сеть недалеко от берега - бывает, что в сети заплывают не только рыбы. А потом мы пройдемся по бережку и будем высматривать одиночку, который вылез на песок погреться. Я знаю отмель, где часто лежат крокодилы. А скажи, дочка, как вы с Бай Лином познакомились? Уж извини старика, но больно мне любопытно, где вы друг друга нашли. Я всегда считал, что Бай Лин из тех, кто никогда не женится...Нам все равно еще плыть три мили вниз по течению, - есть время для того, чтобы поговорить.
Разговаривая с Зафирой, старый рыбак ни на секунду не ослаблял бдительности: зорко поглядывал по сторонам, чтобы не упустить момент, когда над водой покажутся два вертикально поставленных глаза и пара ноздрей. С крокодилами - болотными ли или морскими, которые заплывали в пресноводную реку и порой продвигались вверх по течению на несколько десятков миль, шутки были плохи. Не то чтобы они часто нападали на людей - пищи в реке и без того было много,- но все-таки осторожность была не лишней.
- Я со своей женой в одной деревне родился и вырос, а потом нас родители сосватали, - продолжил старик, посчитав, что скорее вызовет доверие Зафиры, если сначала расскажет о себе.-  Мне тогда было  восемнадцать, а ей - четырнадцать. Не скажу, что мы были влюблены друг в друга без памяти, но потом оказалось, что лучше друг друга для нас никого нет. Прожили мы с ней шесть лет душа в душу, - до того момента, как она умерла, подарив жизнь нашей дочке. У нас еще двое детей было, но оба умерли в младенчестве. Так мы с дочкой вдвоем и остались, а во второй раз я жениться не захотел - все одно знал, что второй Амалы мне не найти, обойди я хоть целый свет.