Вольга как-то сник, услышав про то, что Алёша вместо себя Чурилу гортатором назначил, а сам - в кусты. Но не заставишь же друга делать то, чего он не хочет! В надежде, что и Чурила откажется от такого хлебного места, как гортатор (отчего-то Вольга был уверен, что оно хлебное), он смолчал, не стал спорить. А Феодосий и говорит:
- Ну это уж как хочешь, только зря ты отказываешься: делать-то ничего особо не надо, а денежки получил бы! Давайте так договоримся: я с вами к колонне Афродиты не пойду, у меня еще дел невпроворот, - встретимся вечером в доме Олимпиады. А вы пообещайте, что Чурилу уговорите, а иначе мне хоть в петлю лезь: где я за такое короткое время другого гортатора найду?
Тут Вольга смекнул, что дело нечисто: у прежнего-то колесничего, - того, что два ребра сломал, с крыши упав, - должен был быть свой гортатор, куда ж он подевался?
- А куда прежний гортатор подевался? - так в лоб и спросил Феодосия, не постеснялся.
А тот помялся, но ответил:
- Да так... затоптали его чужие кони, а после еще и две колесницы по нему проехались. Третьего дня похоронили в закрытом гробу, такие дела.
Вольга в затылке почесал, не зная, как ему поступить: может, отказаться от участия в гонках? Всех денег не заработаешь, это факт. А жизнь ему пока что мила и не надоела. Но чеши не чеши в затылке, а надо идти к Чуриле, как договорились. Обернулся Вольга к Алёше и сказал:
- Идём Чурилу искать, а потом на ужин к вдове нагрянем.
Попрощался с Феодосием и пошел к выходу из бани, да по пути вспомнил, что не оделся, - это так на него весть о смерти гортатора повлияла. Вернулся в раздевальню, натянул на себя рубаху да штаны и снова к выходу поплелся, опустив голову.

А Вольга и сам не знает, с чего вдруг на него такая тоска навалилась. Раньше после баньки он мог три круга вокруг озера обежать и в прорубь нырнуть, а сейчас только в сон клонило.
- Да нет, ничего... - откликнулся он, поднимая понурую голову. - Что-то в сон клонит - сейчас бы забраться на полати да и смежить веки. И спать до утра! Давай я на всякий случай дорогу спрошу, чтобы нам не заплутать, а ты за своим конём смотри, чтоб конокрады не увели.
Про бочку и напоминать не стал: бочка уже доказала, что от неё даже если захочешь, не сбежишь и не спрячешься - она за Алёшей, как нитка за иголкой, вилась.
Ну, спросил дорогу у того мальца, что за их с Алёшей лошадьми у бань приглядывал, и отпустил его восвояси, дав ему за труды мелкую монетку, которая чудом завалялась у него в калите*, и пошел по улице, взяв коня под уздцы. Конь ему шепчет:
- Не горюй, хозяин: я один твою колесницу вывезу, если понадобится! И не опрокину, не боись...
Вольга от таких слов немного духом воспрял, не удивившись, что конь его мысли прочёл -  на то он и был волшебным конём.
Так дошли они до просторной площади, посреди которой стояла высокая колонна из красного мрамора - это и была колонна Афродиты. Только самой Афродиты, кем бы она не была, на колонне не было. А пьедестал, на котором зиждилась колонна, был густо исписан надписями на ромейском языке. Вольга благодаря перу за ухом эти надписи прочел. Чаще всего попадались такие:
Здесь был отрок такой-то или Богиня, помоги рабыне такой-то захомутать раба такого-то. А некоторые еще короче, к примеру: София+Георгий=любовь.  Но и длинные надписи тоже встречались: У меня украли медный ночной горшок со всем содержимым. 2 безанта** тому, кто вернет горшок владельцу или укажет на вора
Вольга решил, что это шутка такая, потому как имя владельца горшка указано не было, и непонятно, к кому за вознаграждением обращаться. А окромя надписей, кто-то и рисунки на мраморе нацарапал. Да такие, что не сразу и поймешь, смеяться или плакать, на сии художества глядя. Вольга так засмотрелся, что позабыл, зачем они с Алёшей на площадь пришли.

*Калита - денежный мешок, кошель у древних русичей
**Безант - золотая монета, основная денежная единица Константинополя

Вольга от оклика алёшиного очнулся, перевёл взгляд на Чурилу Плёнковича:
- Ой ты гой еси, добрый молодец! - поприветствовал он богатыря. - Где побывал, что повидал в славном городе Царьграде, много ли денег потратил? Ежели все, что было, на баб да вино спустил, то это дело поправимое:  завтра я буду колесницей править во время скачек, и нужен мне гортатор в сопровождающие. Будешь за мной на своем коне скакать,  заработаешь на новую сбрую или на булатный меч. Точную сумму не скажу - об этом только Феодосий знает. А его мы за ужином увидим в доме вдовы Олимпиады.
Не успел сказать -  колокола на церквах начали бить и пробили восемь часов, - знать, пора к Олимпиаде идти столоваться. Народ с площади расходиться стал, - знамо дело, ужин пропускать нельзя!
- В доме вдовы мы с Алёшей и заночуем, - добавил Вольга. - И ежели у тебя на примете другого места для ночёвки нет, можешь присоединиться. Знаешь ведь поговорку: одному богатырю под одеялом холодно, двоим - тепло, троим - жарко.
И тут конь, которого он под уздцы держал, громко фыркнул. Вольга на него с недоумением глянул: с чего бы это? Но конь ничего ему не сказал, только зыркнул на Чурилу карим глазом и снова фыркнул. А за ним и бочка фыркнула и стали они с конем на пару хохотать, да так, что прохожие на них оглядываться начали. Конь ржёт, скаля жёлтые зубы, крутые бока ходуном ходят, а невидимая бочка тоненько, по-бабьи подхихикивает: хи-хи-хи да ха-ха-ха. Вольга от греха подальше удила на коне потуже затянул и на Алёшу воззрился, нахмурив густые брови: мол, уйми свою деревянную зазнобу, что это она себе позволяет!

Бочка завздыхала, заюлила, стала к Алёше ластиться - хорошо, что никто её телодвижений не видел, а то бы плохое подумали. Пошли они все вместе дальше и дошли до дома вдовы, который был так велик, что со всеми пристройками и хозяйственными строениями занимал целый квартал. Привратник их пропустил, услышав, что они от Феодосия, а пригожая черноокая рабыня, на которую Вольга засмотрелся, провела в большую горницу, где стоял длинный, но низкий стол, вокруг которого возлежали столующиеся. Вольга уж попёр к столу, но рабыня мягко его остановила и попросила скинуть сапоги и выбрать домашние туфли из длинного ряда, стоявшего у стены. Вольга переобулся, подождал, пока то же самое сделают Алёша и Чурила, и только потом двинулся в горницу.
Во главе стола возлежала хозяйка дома - пышнотелая женщина с кудрявыми ярко-рыжими волосами, уложенными в высокую прическу, похожую на пылающую копну сена. Одета она была в белую тунику, окантованную широким золотым орнаментом, а из-под подола высовывалась нога в красной туфле из мягкой кожи, расшитой золотыми нитями. Вольга хозяйке в пояс поклонился и, поправив перо за ухом, складно рассказал на чистом ромейском языке, откуда и зачем они пришли. Вдова ласково ему улыбнулась, оглядела его спутников, задержав взгляд на Алёше, и поманила Алёшу к себе, согнав с соседнего места неказистого прихлебателя, который Вольге показался похожим на сморчка. Вольга себе и Чуриле место свободное отыскал и тоже прилёг, опершись на локоть левой руки, а правую оставив свободной, чтобы еду брать. А на столе чего только не было! Столько еды даже бочка не смогла бы наметать. Но бочке не до того было: она как увидела, что вдова на Алёшу глаз положила, метнулась за ним.
Вольга же по сторонам не глазел, сосредоточившись на главном, за чем явился: произвел смотр блюдам и положил глаз на жареные свиные ножки и запечёных в меду куропаток, лежавших в лужице остро густой, пахнущей подливы. Рабыня поднесла к нему глубокую серебряную миску с ароматной водой и Вольга окунул в нее руки, а затем вытер их куском льняной ткани, которую подала ему рабыня. Не успел он руку к свиной ноге протянуть, как рядом оказался виночерпий и спросил, какого вина он хочет: золотистого, белого или чёрного? сладкого или кислого? легкого или крепкого? виноградного, фруктового, ягодного, цветочного или же варварского, сваренного из мёда, полыни и ячменя? Вольга растерялся от такого разнообразия, но потом сообразил, что варварское вино похоже на русскую медовуху и попросил налить ему чарку. Виночерпий его кубок наполнил и спросил о том же Чурилу, снова перечислив все сорта, но добавив к ним еще парочку: с добавкою из смол и настоянному на пряных травах, - алоэ, ладане, смирне, семенах укропа, перце, руте и дикой петрушке.

- Да не, не думаю, - отозвался Вольга. - Ты когда-нибудь видел, чтобы за обед у князя гостям платить приходилось? А если вдруг хозяйка денег за постой потребует, так Феодосий с этим сам разберется.
Царьградская медовуха ничем русской не уступала, даже превосходила её по крепости. Вольга  несколько кубков подряд опустошил и почувствовал, что жить стало лучше и веселей. Обглодал свиную ногу, закусил хлебом -  не кислым и серым, как в таверне, а белым, мягким и сладким на вкус. Покончив со свининой, пододвинул к себе блюдо с куропатками и с ними разделался в один присест, разжевав и проглотив мелкие кости и собрав краюхой хлеба густую подливу с тарелки. И только после этого начал замечать, что вокруг творится, и прислушиваться к разговорам. Рядом с ним возлежал какой-то иссохший старик и с пеной у рта доказывал своему соседу, что согласно предсказанию какого-то Антиохия, очень скоро земля налетит на небесную ось и приключится от того страшное землетрясение, а море выйдет из берегов и затопит Царьград. Его сосед, такой же древний старик, ему возражал, что Бог такого светопреставления не допустит, а ежели и допустит, то спасутся праведные и все вместе отправятся на небеса. Спорили они до хрипоты, брызгая слюной на скатерть, которой был покрыт стол и так разгорячились, что стали пихать друг друга сморщенными кулачками и хватать  друга за грудки.
- Это ты-то праведник? - возопил первый, ухватив второго за край его накидки. - Порновоск* ты, а не праведник! Не на небесах ты окажешься, а в преисподней, и очень скоро!
- А не ты ли в моей пандохее дневал и ночевал, лысый черт? За моими порни увивался, по литру золота спускал за одну ночь! - ехидно откликнулся второй, выдергивая край накидки и вцепляясь первому в волосы.  Вольга, с беспокойством следивший за ссорой, с удивлением и ужасом увидел, что волосы  снялись с головы своего владельца, как шапка, и остались в руке второго. Дело близилось к драке, и Вольга уж подумывал, не вмешаться ли ему и не растащить раззадорившихся старых петухов, но вмешалась хозяйка дома и властным голосом приказала гостям опомниться. Недовольно покряхтев и обмениваясь гневными взглядами, оба старика улеглись на свои прежние места. Впрочем, после нескольких кубков вина они напрочь забыли о ссоре и стали вспоминать бурную молодость, веселясь при этом, как  дети малые.
Вольга на Чурилу глянул, увидел, что тот допил свой цветочный нектар, и вопрос ему задал:
- Так удалось тебе отыскать то, за чем ты в Царьград явился, аль нет?

*Порновоск (в дословном переводе - "блудопастух") - в Древней Византии сутенер, державший проституток и наживавшийся на их ремесле.
Пандохея - гостиница. В городских гостиницах процветала проституция.

- Обманули тебя, - равнодушно сказал Вольга, рыская взглядом по столу и выбирая новую закусь, ибо голод свой он еще не утолил. - Я сегодня другое слыхал, пока по городу бродил: царьградцы - народ болтливый. Нету тут никакой дружины, окромя ополчения. Как только жареный петух  в темечко клюнет, так василевс здешний бросает клич, и начинают оне воинство собирать по сусекам: коня воину надо, кольчугу, оружие, да и самого воина найти - ну, да ты и сам знаешь, не маленький. Но ты не горюй: еще не все пропало. Если завтра  война, попросишься в ополчение. Тебя туда с распростертыми объятьями примут: у тебя ведь все есть - и добрый конь, и кольчуга, и меч булатный. К тому же православный ты - без этого здесь никак нельзя.
Вольга протянул руку к столу, схватил крендель и  откусил от него добрый кусок. А когда прожевал, добавил:
- А ты точно православный али не крестился еще? Вот мы с Алёшей - крещёные, у нас и кресты нательные есть.
Это он так поддел Чурилу в отместку за то, что тот его всю дорогу басурманином обзывал.

- Да не волнуйся ты так, - сказал Вольга, с удивлением глядя на Чурилу, который ни с того, ни с сего разволновался, как река от ветра. - На русских богатырей везде спрос большой: не здесь, так в другом месте найдешь себе службу. Ты, главное, не забудь, что мне обещал. Ведь не забыл?
- А, во-от вы где-е! - раздался над самым его ухом знакомый голос. Вольга обернулся и увидел Феодосия, который подошел к ним с Чурилой со спины и явно подслушивал их разговор. Глаза у ромея пьяно блестели, и было заметно, что он успел как следует набраться. Но на ногах держался твердо, разве что чуть клонился на правую сторону. А вот язык его слушался плохо.
- Я с вами о завтрашнем дне потолковать хотел, - продолжил Феодосий, вклиниваясь между богатырями. - Понял я, что Чувырла...Чудила... чур меня, чур... Чурило! Да, именно так... Понял я, что Чурило собрался в большую драку вступить, а это дело опасное, непростое: как говорил мой дед, не зная броду, не суйся в воду... С малого начинать надо, а как по-малому вступишь, то есть сходишь, можно и по-большому сходить... О чем бишь это я?
Феодосий замолчал и задумался, положив кудрявую голову на плечо Вольге и потягивая вино из кубка, который отобрал у Чурилы.
- Какая гадость это цветочное вино! - вдруг сказал он и выплеснул остатки вина из кубка на собаку, которая искала кости под столом. - Н-да, так о чем я только что говорил, Чурила? А о том, что твое счастье в твоих руках. Если завтра  поможешь Вольге победить в забеге колесниц, я помогу тебе устроиться на службу к василевсу.

- Я вожу дружбу с вдовой Олимпиадой, а она - с василевсовой женой Анастасией, - ухмыльнулся Феодосий, наливая в кубок вина, резко пахнущего смолой. - В Царьграде всё женщины решают, русич, поэтому с ними и надо дружить в первую голову. И вот еще что тебе скажу: Олимпиада страсть как любит смотреть на гонки колесниц и болеет за команду зеленых, то есть за ту самую, за которую вы с Вольгой выступать будете. Теперь понимаешь, где тот клад зарыт, который вам обоим отыскать по силам?
Вольга чуток недопонял и решил уточнить:
- Что значит "болеет"? - спросил он Феодосия. -  Голова у нее, что ли болит, когда зелёные проигрывают, аль лихорадка треплет?  И ежели так, то зачем ей такие мучения претерпевать?
Феодосий досадливо от него отмахнулся:
- Да не голова у нее болит, а душа! Радеет она за зеленых, желает им победы, а коли они последними придут, так это ей как острый нож в сердце. А помимо этого, она еще и деньги ставит на их победу. Ладно, хватит трепаться попусту: вам пора на боковую, чтобы завтра утром быть бодрыми, свежими и готовыми к великим делам. Я вас сам в спальню отведу, - я этот дом как свои пять пальцев знаю и с Олимпиадой уже обо всем договорился. Лошадьми вашими я тоже лично займусь: их и почистят, и накормят отборным овсом, смоченным пивом, и в отдельное стойло отведут на ночь.
- А как же Алёша? - снова спросил Вольга, указывая на друга, сидевшего рядом с хозяйкой дома. - Он вместе с нами ночевать должен, и никак иначе.
Феодосий бросил взгляд на Алёшу и помотал головой:
- Пока Олимпиада сама его не отпустит, даже и не думай его звать, понял? А отпустит она его не скоро - помяни моё слово. Шибко она светловолосых любит: в Царьграде таких раз-два и обчёлся.
- Ага, - сказал Вольга и посмотрел на Чурилу Плёнковича, гадая, готов ли тот покинуть трапезную и отправиться на боковую.

- А тебе что, отдельные хоромы требуются? - язвительно спросил Феодосий. - Ясное дело, в одной! Я тебе больше скажу: и кровать там всего одна, но широкая - на ней четверо таких, как я, поместятся, а может, и все пятеро. А вам троим будет в самый раз, - это хорошо, что ты не такой громадный, как твои друзья, - ляжешь посерёдке между ними, и будешь спать, как у Христа за пазухой. А насчет завтрашнего дня не беспокойся: тебе только и надо будет скакать за колесницей Вольги и следить, чтобы на него сзади никто не наехал. А еще других гораторов отгонять будешь: оне, сцуко, подлые: палки в колеса вставляют соперникам ну и всякое другое непотребство творят. Впрочем, тебе тоже не возбраняется такое с другими учинять, ведь главное - чтобы твой возничий победил, а твой возничий - Вольга!
Вольга слова про горатора мимо ушей пропустил, а насчет ночевки мысленно с Феодосием согласился. Чурила и впрямь был не чета им с Алёшей: и ростом пониже, и в плечах поуже. Как бы его во сне не придавить случайно! Решил Вольга, что надо Чурилу положить с того краю кровати, где нет стены - тогда самое плохое, что с ним случится - это то, что он во сне с кровати упадет, но по крайней мере, жив останется.
- Не боись - с краю ляжешь, - шепнул он Чуриле и пошёл за Феодосием по длинному переходу, который вел от столовой в недра дома. Потом поднялись они по лестнице на второй этаж и Феодосий открыл  одну из дверей и сказал:
- Вот тут вы и переночуете.
В комнате стояла широкая кровать на резных деревянных столбиках, застеленная холстиною, а вместо подушек на ней были валики. А окромя постели в комнате больше и не было ничего - только голые стены, на одной из которых была нарисована картина: три бабы в длинных белых сарафанах с кувшинами в руках. И у каждой одна голая грудь напоказ торчит - стыд и срам! Вольга на сие художество посмотрел и нахмурился: вот на кой в комнате с тремя мужиками три полуголых бабы? Это чтобы сон не шел до утра? Попробуй теперь усни, когда мысли всякие-разные в голову лезут.
Феодосий с богатырями попрощался и, пообещав, что разбудит их на заре, ушел.

Гадость - не гадость, а посмотришь - и сон как рукой снимет! Вольга ничего больше говорить не стал - скинул с себя одежду, оставив одну рубаху, и забрался под одеяло, улегшись у стены и повернувшись к ней лицом. Это чтобы на баб с кувшинами лишний раз не отвлекаться. Но как он ни таращился на голую стену, перед глазами стояли все те же бабы, особенно та, что с правого краю нарисована была - с золотыми, как спелая пшеница, волосами и задорным носиком. Что-то знакомое в ней было, - Вольга пытался вспомнить, кого же она ему напоминает, и вспомнил! Да портрет княжны киевской, Забавы Путятишны, который ему батя в своем тереме показывал. Ну не то чтобы один в один, но сходство, несомненно, было.
Вольга крепился, как мог, но в конце концов не утерпел - слегка повернул голову и скосил глаза на фреску, чтобы еще раз взглянуть на светловолосую. От того ему еще хуже стало - аж в жар бросило. Зажмурился он крепко-накрепко и снова отвернулся к пустой стене, молясь о том, чтобы побыстрее заснуть.
- Ты ночью-то не храпишь? - спросил он Чурилу, не оборачиваясь. - Мне бы выспаться надобно перед завтрашними состязаниями. Так что будь другом, постарайся потише храпеть.
И тут же сморил его сон и захрапел Вольга так, что со стены чуть штукатурка не попадала.

Вольге всякое-разное снилось. Сначала три красавицы с кувшинами вокруг него хоровод водили и брызгали на него водой, заливисто хохоча. Вольга на них не обижался, а лишь отфыркивался. И все посматривал на светловолосую, даже предложил кувшин подержать, чтобы ей не тяжело было, но она отказалась, да еще и рассердилась почему-то и вылила на него всю воду из кувшина, а после треснула кувшином по голове, да так сильно, что кувшин разлетелся на мелкие глиняные черепки. После этого три девицы куда-то пропали - знать, испугались, что светловолосой ответ держать придется перед богатырем за такое к нему неуважение. А вместо них появились половцы - набежали на Вольгу со всех сторон, повалили на землю и стали по земле валять с боку на бок. Вольга крепился, сколько мог, но наконец не выдержал:  вскочил на ноги и гаркнул:
- Ах вы, вороги лютые! Я вам сейчас покажу, как русскому богатырю бока мять!
Глядит,  половцев и след простыл, как ветром сдуло. Он же лежит на полу,  а Чурило - на кровати нежится и смотрит на него как будто с укором.
Вольга сел, одернул рубаху до колен и хмуро поинтересовался:
- Это ты меня на пол столкнул?
Хотя, конечно, вопрос дурацкий: кто ж еще! Больше в комнате никого нет: только он да Чурило.

- Алеша не приходил? - спросил Вольга, озираясь по сторонам. - Где его черти носят! А на полу я спать не буду - еще чего.
Вольга встал, отряхнулся и снова залез на кровать, только на этот раз улегся с краю. Но сон как рукой сняло - поворочался с боку на бок, но заснуть не смог, - так и лежал на спине, уставившись в потолок и думая о Забаве, до которой так и не доехал.
- Чурило, ты в Киеве бывал? - спросил он, все еще глядя в потолок. - Видел там княжну Забаву Путятишну? Говорят, она такая раскрасавица, что ослепнуть можно. Это правда аль брехня? А то у меня друг есть, его к Забаве сватают, а он весь в сомнениях. Оно, конечно, хорошо, к самому князю киевскому в родственники попасть, а только женитьба - это ж на всю жизнь. Вот он и боится, что его за нос водят и хотят всучить залежалый товар. С чего бы вдруг простому богатырю отдали княжну киевскую? Есть в этом какой-то подвох, ты так не думаешь?
Вздохнул Вольга и замолчал, ожидая ответа.

Вольга не сразу нашелся, что ответить. Вдруг все имена из головы вылетели, кроме своего и алешиного. Потом вспомнил нескольких богатырей, но никого не назвал: это ж какую тень на человека бросить! Он ни ухом, ни рылом, а его уже просватали, да не абы за кого, а за племянницу князя киевского!
- Как зовут, как зовут…. Да так же, как и меня - такое вот совпадение! - наконец сказал он. - Вечно нас путали мамки и няньки. Играем мы с ним в лапту во дворе, выйдет одна и крикнет: «Вольга! А ну в дом! Обед стынет!». А мы и не знаем, кому идти - ему или мне. Ни разу правильно не угадали! А батя у меня суровый: чуть что - сразу за розги и отхлещет так, что потом неделю на скамью не сядешь. Н-да, такие вот дела. А что же это за мечты у княжны завелись? В монастырь собралась?
У Вольги в голове не укладывалось, что молодая девка о замужестве думать не хочет. Где это видано такое безобразие? Хмыкнул он и продолжил:
- Видать, много воли князь своей племяннице дал, избаловал девку, - от этого у нее и ветер в голове гуляет. А ну как с нее другие пример брать начнут - что тогда с Русью будет? А нам, богатырям, что делать, - век холостыми ходить аль половецких девок в жены брать и породу портить? Непорядок это!
Скрестил Вольга руки на груди и мрачно уставился на светловолосую с кувшином, которая со стены на него смотрела и будто насмехалась. Вот и сватайся к таким раскрасавицам: ты к ней со сватами да подарками, а тебе от ворот поворот. Покосился Вольга на Чурилу и пробурчал:
- Спасибо, что предупредил. Я твои слова другу передам, чтобы зря сватов не засылал - не то позору не оберется.
А про себя подумал: «Эх, батя! На что же ты подписал единственного сына! Теперь по всей Руси слух пойдет, что невеста ему отказала.»

Вольга даже отодвинулся немного вбок: таким грозным выглядел Чурило.
- Как выглядит? - задумался он, не зная, что придумать. Но поскольку врать не умел, сказал правду. - Да обычный русский богатырь, такой же, как я: кулачищи - во! Шею едва двумя руками обхватишь, косая сажень в плечах и ноги как оглобли. Коня может над собой поднять и пробежать с ним круг по ярмарке. А тебе-то какое дело, как он выглядит? Ты ж не княжна Забава! Хотя если честно, девицей был бы краше!
И Вольга зарокотал басовитым смехом, так его насмешила собственная шутка. Что уж: пошутить он умел знатно, даже кони от его прибауток ржали всем табуном. Отсмеялся Вольга, прокашлялся и уже серьезно спросил:
- А с чего ты разволновался так о нелегкой женской судьбе, добрый молодец? Какое тебе до нее дело? Как по мне, женщина для того и создана, чтобы детей рожать да иголку в руках держать. И ничего зазорного я в том не вижу. Вот ты сам хотел бы такую жену, которая жалуется, что от печи ей жарко и вечно норовит со двора сбежать? Пироги любишь, небось? То-то! А кто их тебе испечет, как не жена?