Миссис Халлидей выглядела крайне разочарованной, но пожелала баронету первому "окровить копьё", а вице-губернатор произнес прочувствованную речь  о том, как важно поддерживать и укреплять родственные связи, особенно на чужбине. Новоиспеченная тройка охотников временно попрощалась с вице-губернаторской четой и вышла из шатра.
- Вы уже охотились на кабана, сэр? - спросил Генри баронета, когда они направились туда, где происходила жеребьевка. - Признаюсь, что для нас с лейтенантом Томасом это первый опыт. Надеюсь, что нашей тройке не выпадет начинать охоту - хотелось бы посмотреть на то, как действуют более опытные охотники.
Жеребьевка проходила просто: в уланскую шапку были сложены бумажки, на которых были написаны фамилии участников троек, и полковник Инголл тянул эти бумажки из шапки и громко объявлял, кто и за кем будет следовать.
Баронет еще не успел ответить на вопрос лейтенанта, а громкий голос полковника уже объявил:
- Первая тройка: баронет Уайт, лейтенант Томас, лейтенант Кендал!

- Новичкам всегда везёт...
Один из охотников, седоусый уланский ветеран, промолвил эти слова, не скрывая зависти. Ему явно хотелось выступить в первой тройке, чтобы стяжать все лавры.
Пока шла жеребьевка, Генри внимательно рассматривал чужих лошадей, поскольку от лошади зависела половина успеха дела. Были тут и быстроногие арабские жеребцы, и черные пенджабские кобылки, и невзрачные, но выносливые и исключительно храбрые австралийские уалеры. Ординарцы, коноводы и слуги охотников тщательно проверяли седла, сбрую и оружие, и как следует обтирали лошадей попонами.
Загонщики, вытянувшиеся длинной цепью вдоль поля и оглушительно стучавшие в барабаны и погремушки, пытались поднять залегших в высокой траве кабанов.  К этому  моменту Генри, лейтенант Томас и баронет Уайт уже сидели в седлах и как только полковник Инголл подал знак, что можно начинать, все трое хлестнули своих лошадей и помчались в сторону лёжки так быстро, как будто за ними гнались гончие ада.
Они проскакали примерно с полмили, по изрезанному ямами и кочками полю, когда из густой травы наперерез лошади лейтенанта Томаса с криками "Сур, сахиб! Сур!" выскочил один из загонщиков. Генри, немного отставший от Томаса, посмотрел туда, куда указывала смуглая рука, и увидел темную спину здорового секача, бодро трусившего по направлению к реке.
"Уйдет, сахиб! Уйдет!" - надрывался зараженный всеобщим азартом загонщик, приплясывая и кружась на месте, как дервиш. Генри пришпорил Султана и устремился в погоню за кабаном. В этот момент он уже не думал о том, чтобы уступить  первенство другу: его охватила такая лихорадка, что он не пропустил бы вперед даже генерал-губернатора или принца Альберта.

Джеймс опередил своих спутников, но кабан был хитрее Джеймса: Генри видел, как буквально в последнюю секунду перед тем, как острый наконечник Джеймсова копья должен был пронзить его шкуру, кабан увернулся и, сделав рывок,  ворвался в реку и потрусил по мелководью, пересекая реку  вброд. Генри собирался пришпорить лошадь и рвануть за ним, но его лошадь подрезала свинья, появившаяся ниоткуда с выводком из пяти поросят. Султан дернулся вправо, сбился с шага, и Генри потерял несколько драгоценных мгновений, и пропустил вперед баронета Уайта. Баронет нагнал кабана, взмахнул копьем, и нанес удар. За первым ударом под лопатку последовал второй, в сердце, и могучий вепрь был повержен. Генри не мог не признать, что баронет был великолепен, а по владению охотничьим копьем не уступал Нимроду. Но  восхищение чужой удалью не мешало ему испытывать злость и разочарование по отношению к самому себе. Поздравив баронета, он развернул лошадь и медленным шагом поехал обратно к месту сбора охотников через густую траву. Трава была так высока, что он, задумавшись, потерял из виду и баронета, и Джеймса, и лишь когда Султан громко вхрапнул и запрядал ушами, очнулся от задумчивости и увидел, как буквально в ярде от него промелькнула черная спина. Невероятным и случайным образом ему удалось самостоятельно поднять кабана! Генри знал, что охотиться на кабана в одиночку не стал бы ни однин здравомыслящий человек, однако здравомыслие покинуло его в тот момент, когда он увидел, как чужое копье вонзается в спину матерого секача, тем более, что этот кабан показался ему еще более крупным, чем тот, которого завалил баронет Уайт. Генри овладело неподвластное разуму желание получить этот трофей: как будет гордиться им Элис, когда увидит, какого матерого секача ему удалось одолеть! Эта мысль заставила его направить Султана туда, где колыхалась трава, в зарослях которой исчез кабан. В какие-то моменты он терял кабана из виду, но потом снова видел и упрямо преследовал цель, продвигаясь все дальше и дальше по направлению к лесу, который отделяла от поля довольно широкая открытая полоса. Кабан петлял в густой траве, пытаясь обмануть преследователя, но Генри не сдавался и наконец его упорство было вознаграждено: он увидел секача, который, с присущим свиньям коварством, сумел оторваться и сейчас выглядывал из подлеска.

Генри направил Султана к подлеску, где прятался кабан. Но оказалось, что тот не прятался, а просто собирал силы для атаки: выскочив из кустов, громадный свин стремглав понесся прямиком к всаднику. Генри опешил: он был уверен, что кабан будет спасаться бегством, но никак не атаковать. Султан занервничал,- это было заметно по тому, как он прядал ушами, - но, повинуясь всаднику, продолжил идти прямо на кабана. Скорость, с которой бежал кабан, была ошеломляющей: Генри мог бы сравнить ее с галопом лошади. Столкнуться на такой скорости грозило тем, что всадник просто-напросто выпал бы из седла, а дальше... У Генри мелькнула мысль, что последнее, чего ему хотелось бы - это чтобы Элис принесли его кишками наружу. И тем не менее, он занес копье и приготовился встретить противника ударом в грудь, поскольку пытаться попасть под лопатку при лобовом столкновении было бы напрасной тратой сил: возможно, он и ранил бы кабана, но точно бы не убил, а разъяренный болью секач был не менее опасен, чем раненый тигр, и мог напасть на кого-нибудь из работников, обрабатывавших поле неподалеку от места охоты.
Расстояние между лошадью и кабаном неуклонно сокращалось, как вдруг из зарослей густой травы сбоку от кабана вынырнул другой всадник. Копье в его руке поднялось, опустилось и воткнулось в холку кабану, издав неприятный хруст. Но удар был так силен, что пронзил кабана практически насквозь.
- Перкинс! Дьявол тебя раздери...
Генри подъехал к денщику и его трофею, чувствуя такое разочарование, как будто был ребенком, которого лишили рождественского подарка. В глубине души он понимал, что если бы не Перкинс, итог его встречи с огромным секачом мог быть плачевным для него и Султана, и тем не менее разочарование было таким жгучим, что ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не обрушить на денщика поток проклятий.
- Я вас искал, сэр, - стал оправдываться Перкинс, успевший спрыгнуть с лошади на землю. - Один из загонщиков сказал, что видел, как вы направились в эту сторону. Ну я и подумал: мало ли чего может случиться...
Генри взял себя в руки: что было толку плакать по пролитому молоку.
- Отличный удар, поздравляю, - сказал он. - Оставайся здесь, я поеду в лагерь и позову сайсов*, чтобы они доставили твой трофей в лагерь.
Генри отдал свое копье Перкинсу, так как не мог оставить его здесь одного без оружия, развернул Султана и поскакал в лагерь.
Элис с тревогой высматривала его, стоя на краю площадки, отведенной для леди, приехавших поддержать джентльменов в ратных подвигах. Подъехав к ней, Генри остановил Султана, спешился и, поскольку вокруг было слишком много людей, не обнял, а лишь взял ее руки в свои и сказал, чувствуя мучительный стыд за свое фиаско:
- Увы, душа моя: ваш муж сегодня ничем не проявил себя. Но Ханна будет счастлива узнать, что ее супруг подколол огромного секача.

*Сайс - конюх или грум

Генри сжал ладошку жены, с нежностью глядя ей в глаза и испытывая желание тотчас уехать вместе с ней домой. Но у него действительно были обязательства, и прежде всего - перед Перкинсом, который ждал, когда появятся сайсы, чтобы помочь ему доставить трофей к месту сбора охотников.
- Мы встретимся за общим обедом, мой ангел, а сейчас я должен отправить подмогу к Перкинсу. Кстати, ваш дядя был не менее удачлив: он подколол матерого секача.
В отличие от него и Джеймса, - с горечью подумал Генри, но неожиданно эта мысль доставила ему утешение, как будто их с Джеймсом общее невезение еще больше скрепило их дружбу. Генри видел немало примеров, когда дружба рушилась из-за того, что один из друзей был более удачлив, чем другой, и ему не хотелось, чтобы сегодняшняя охота стала яблоком раздора между ним и Джеймсом. Конечно, впереди им предстояло еще немало подобных испытаний, и Генри до сих пор не мог перестать волноваться о том, как все сложится с получением патента на звание капитана. Ему хотелось, чтобы они с Джеймсом получили капитанский патент одновременно, но предсказать подобный исход было трудно.
Поцеловав Элис руку, он направился туда, где организаторы охоты собирали сведения о результатах первых заездов. Сообщив о триумфе своего денщика и баронета Уайта, Генри подозвал двух сайсов и дал им подробные указания насчет места, где оставил Перкинса.

Генри быстро обернулся и на его лице расцвела широкая улыбка.
- Да, охота великолепная, если не считать того факта, что ни одному из нас не удалось заполучить в качестве трофея пару кабаньих клыков. Зато Перкинс просто счастлив: он сломал копье, но сумел подколоть кабана.
Один за одним к месту сбора возвращались охотники: уставшие, запыленные, в одежде, изорванной колючками.
Генри заметил, что наконечники копий у нескольких из них были покрыты темной свернувшейся кровью, и подавил тяжелый вздох: вот и еще несколько счастливцев, которым сегодня благоприятствовала удача.
- А где баронет Уайт? - спросил он Джеймса, - Он остался в поле, чтобы продолжить охоту? Но ведь одного кабана он уже убил...
Но не успел Джеймс ответить на его вопрос, как раздались крики, сзывавшие охотников и их спутниц к обеденному столу, накрытому в шатре вице-губернатора.

Генри хотел остановить Джеймса, чтобы полюбопытствовать, не та ли это мисс, которой предназначались французские пирожные,  но поскольку в шатер уже набилась толпа, занялся тем, что разыскал Элис и провел ее к накрытому столу. Как только все участники походного обеда расселись по своим местам, вице-губернатор произнес речь, в которой поздравил всех присутствовавших с завершением охоты, и передал слово полковнику Инголлу,  начавшему перечислять победителей заездов в тройках. Генри слушал вполуха: его внимание было приковано к Джеймсу, который сидел рядом с хорошенькой брюнеткой в темно-зеленом платье.
- Мне кажется, что та брюнетка -  леди, к которой наш общий друг питает сердечный интерес, - прошептал он на ухо Элис. - Вы не знаете, кто она?
Элис, пользовавшаяся расположением миссис Халлидей и наносившая ей визиты гораздо чаще лейтенанта, была знакома со многими калькуттскими дамами и Генри надеялся, что молодая леди в зеленом платье ей тоже знакома.
Впрочем, некоторые догадки у него были: по левую руку от брюнетки сидел седовласый джентльмен, в котором Генри заподозрил ее отца. Его он тоже не знал,  но судя по  тому, что джентльмена посадили неподалеку от вице-губернатора,  заподозрил, что тот является какой-то важной административной шишкой.
Полковник Инголл закончил чествовать победителей и слово взяла миссис Халлидей. Она поприветствовала дам, сидевших за столом, и выразила надежду на то, что они получили удовольствие, видя героические свершения своих мужей, отцов и братьев.