Поскольку эпоха насыщена событиями и занимает почти столетие, мы не видим смысла развивать один общий сюжет: по выбору игроков могут быть отыграны любые сюжеты, связанные с эпохой викторианства и относящиеся к любому временному отрезку долгого правления королевы Виктории на всем пространстве великой Британской империи.
Проект "Викторианское наследие" посвящен эпохе правления королевы Виктории (20 июня 1837 года - 22 января 1901).
Викторианское наследие |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Викторианское наследие » Крик Банши » Двуликий Янус
Действующие лица: Элис Кендал, Генри Кендал, Джон Уайт
Время: вторая половина февраля 1856 года, сразу после событий эпизода "Дымовая завеса"
Место: дом Кендалов, затем дом баронета Уайта в Калькутте
Действие: Элис и Генри Кендалы наносят родственный визит баронету Уайту в его доме, приехав к пятичасовому чаю. В подарок баронету, который слывет любителем древностей, они привозят африканскую ритуальную маску, купленную в калькуттской лавке диковин
На следующее утро лейтенант занялся укреплением бастионов. Ему было прекрасно известно, что в Бенгалии каждый год от укусов ядовитых змей умирало более десяти тысяч человек, но до вчерашнего дня он как-то не особенно часто задумывался об этом. Противоядия от змеиного яда не существовало, и хотя местные жители верили в силу снадобий из целебных растений, Генри сильно сомневался, что существует человек, который выжил после укуса крайта, кобры или гадюки Рассела, не говоря уже о болотной гадюке, которая накануне заползла в их с Элис спальню. Не доверив такое архиважное дело слугам, он вместе с денщиком обошел вокруг бунгало и отметил на плане все уязвимые места, которыми являлись многочисленные водостоки. Устья водостоков они закрыли металлическими решетками и сетками, чтобы предотвратить проникновение рептилий, а потом стали обходить садовые дорожки, посыпая их обочины битым стеклом, - такая практика была широко распространена в Калькутте, но из эстетических соображений они с Элис раньше ее не применяли.
- В позапрошлом году вот какая история приключилась - сообщил ему Перкинс, щедро, на манер сеятеля, разбрасывая стекло рукой в толстой перчатке,- Это еще до нас с вами было, сэр, но мне о том рассказал денщик майора Коулмана. Генерал-губернатор пообещал, что каждому, кто принесет восемнадцать убитых змей, будет выплачена награда в одну рупию. Народ сразу валом повалил: за год притащили несколько тысяч дохлых змеюк! А потом выяснилось, что местные хитрованы змей не отлавливали, как было велено, а разводили типа в питомниках, чтобы потом убить и получить награду!*
- Да уж... - неопределенно отозвался лейтенант, думая совершенно о другом, а именно - о том, что Элис после вчерашнего потрясения сильно переменилась и к нему, и, кажется, к Индии, как месту, где им предстояло прожить еще несколько лет. Он до ночи провел за учебниками, сидя всего в нескольких футах от постели, в которой лежала жена, но не услышал от нее ни слова, а потом, когда она уснула, осторожно лег рядом, стараясь ее не коснуться, чтобы не разбудить, и так и проспал до утра, а утром, поднявшись раньше неё и отказавшись от привычного бритья, оставил ей записку и сразу же занялся решением проблемы с водостоками.
Лейтенант провел ладонью по щеке, чтобы проверить, насколько отросла щетина, но поскольку рука у него была в перчатке, ничего не почувствовал. Впрочем, побриться было необходимо: ведь к пяти часам они с Элис должны были быть в доме баронета Уайта. Предупредив об этом Перкинса, лейтенант услышал в ответ страстную проповедь на тему того, что баронет Уайт хуже болотной гадюки, и ездить к нему в гости - значит, накликать беду. В глубине души Генри был согласен с Перкинсом, но не сказал об этом вслух, а лишь попросил денщика к трем пополудни приготовить ему ванну и все, что необходимо для бритья.
Лежа в прохладной воде, лейтенант прочитал письмо от дяди, доставленное утром. Бартоломью Кендал писал, что давно не получал известий от управляющего своей чайной плантации в Ассаме, а корабль, который должен был доставить груз чая из Калькутты в Саутгемптон, доставил что угодно, только не тюки с чаемс клеймом его фирмы. Кендал-старший просил племянника изыскать возможность лично съездить в Ассам и проверить, как идут дела. Сам он, по причине возраста и неуклонно ухудшавшегося здоровья, не мог позволить себе поездку в Индию.
"Дорогой мой мальчик, - читал Генри прыгающие строки, написанные нетвердой старческой рукой, - Эта плантация, как и все остальное мое имущество, рано или поздно перейдет к тебе, поэтому в твоих интересах и интересах ваших с Элис будущих детей уже сейчас позаботиться о том, чтобы она не зачахла. Если же такой возможности у тебя нет, боюсь, я вынужден буду продать мое детище одному из тех немцев или шотландцев, которые в последние годы успешно и очень агрессивно скупают лучшие чайные сады"
По словам дяди, плантация занимала пятьсот пятьдесят акров**, с которых в год собирали двести двадцать тысяч фунтов*** отборного чайного листа двух сортов
К четырем часам лейтенант предстал перед Элис вымытый, чисто выбритый, в парадном мундире, причёсанный и благоухающий кёльнской водой. Он не стал рассказывать Элис, чем занимался всю первую половину дня, потому что был уверен, что ей поведали о том его записка и Ханна. Лейтенант был зверски голоден, встревожен состоянием здоровья Кендала-старшего и своей беспомощностью в этом вопросе, и оттого раздражён, но свое раздражение он привычно скрыл за маской джентльмена и любящего мужа, которым, в сущности, и являлся. Он по-прежнему беспокоился о том, сможет ли Элис вынести визит к баронету Уайту, и хотя они обо всем договорились заранее, счел важным уточнить еще раз, поскольку Элис показалась ему бледной, усталой и встревоженной.
- Душа моя, вы уверены, что у вас достаточно сил, чтобы поехать со мной к баронету Уайту? Я могу съездить к нему один и вернусь сразу же, как только отдам долг вежливости.
О письме дяди Генри тоже не стал упоминать, - такое важное известие нельзя было обсуждать вскользь.
*На самом деле эта история произошла в 1878 году
** примерно 220 гектаров, т.е. средняя по размерам
***100,000 кг чая
Генри стал другим.
Элис все еще надеялась, что это внутренние страхи шепчут изнутри, что ей только кажется, что это женская глупость и мнительность говорят в ней.. и все же Генри вел себя иначе. Вчерашний день незримо изменил его – и от осознания этого женщине становилось страшно.
Когда вчера вечером она лежала в кровати, приходя в себя после потрясения, ей очень хотелось поговорить с Генри, но он был так занят, с таким интересом и сосредоточенностью читал учебник, что Элис не решилась беспокоить его. Она даже смирила порыв протянуть руку и сжать своей ладошкой его пальцы – ей бы хватило и этого простого жеста, ощущения тепла и близости, чтобы успокоиться. А как было бы чудесно, если Генри, вместо того, чтобы углубиться в чтение книги, лег рядом и обнял ее! Пусть без слов, пусть молча, тихо.. и лишь легкое дыхание нарушало бы тишину в комнате.
Но – нет. Генри предпочел отвести это время занятиям и Элис, конечно, не могла винить лейтенанта в этом. Она ведь сама просила его заниматься и надеялась, верила, что он станет капитаном – так что ж теперь страдать?
Но откуда тогда это ощущение пустоты?
И ночью.. она ведь проснулась и некоторое время лежала без сна!.. мужчина не обнял ее, не касался рукой, а лег на самый край кровати, как можно дальше от нее!
Что было тому причиной? Ее страх? Ее глупость? Неумение проявить себя достойным образом в опасной ситуации?
Элис смутно догадывалась, что Генри недоволен ее поведением, сердится на нее и ее поступки; что его перемены – это ее вина (а чья же еще!), но не понимала пока как это можно исправить.
Промучившись в размышлениях полночи, женщина все же забыла беспокойным сном, а проснулась довольно поздно по меркам Калькутты, когда солнце уже поднялось на верхушками пальм.
И вновь – Генри не было рядом.
Он не стал завтракать с ней и затем не захотел даже пожелать ей доброго утра – когда бы такое бывало! Элис было направилась к супругу, но, заметив рядом с ним фигуру Перкинса, отчего-то не решилась прерывать их разговор.
Он оставил ей записку.
Записку!
Что ж. Каждая женщина получает от своего супруга ровно столько, столько она достойна – так подумала миссис Кендал, давя в себе обиду. И если в семейной жизни что-то не ладится, то и виновата в этом одна только женщина.
От этих размышлений настроение испортилось еще больше, хотя и Элис внешне, чтобы не показать своих душевных переживаний, была спокойна и даже еще более внимательна к слугам, чем обычно. И необходимость ехать с визитом к баронету Уайту положение дел никак не улучшило.
К тому моменту, как Генри предстал перед ней, Элис была уже почти готова: Ханна как раз завершила работу с прической и оставалось только приладить на голову шляпку так, чтобы она не помяла локоны.
- Конечно, я поеду с вами к баронету Уайту. Мне бы не хотелось, чтобы по Калькутте пошли слухи, будто я избегаю общества своего родственника. Я уже готова, - и женщина поднялась, с особенной тщательностью расправляя юбки своего платья.
Несмотря на бледность и лёгкие полукружья синевы под глазами, выглядела Элис, как всегда восхитительно, и как всегда, не подозревала об этом, поправляя идеально уложенные локоны и прекрасно сидевшее на ней платье, и возясь со шляпкой, хотя даже если бы та села набекрень, это бы ничего не испортило, а лишь придало бы Элис дополнительный, немного легкомысленный шарм. Лейтенант с грустью смотрел на свою возлюбленную, - такую хрупкую, уязвимую и напрочь лишенную той самоуверенности, которой отличались многие гораздо менее красивые женщины.
- Вы прекрасны! - тихо сказал он, подходя к жене и протягивая ей руку, чтобы она могла на нее опереться. - Ваш дядя будет доволен, увидев, что путешествие в Аллахабад не нанесло урона вашей красоте и здоровью. Я уже положил предназначенный ему подарок в коляску, поэтому можем ехать.
Африканская маска в виде двуликого Януса лежала на сиденье, заботливо обернутая бумагой. Впрочем, лейтенант и не разворачивал ее с того момента, как паучьи пальцы продавца в лавке диковин затянули на бечевке, которой была перевязана упаковочная бумага, последний узел. Вспомнив продавца, Генри почувствовал укол беспокойства, смешанного с отвращением, - примерно с такими же чувствами он вспоминал змею, заползшую к ним спальню, - хотя не понимал, чем оно вызвано. Тот человек обладал неприятной наружностью, а кроме того, был полукровкой, однако лейтенант был далек от того, чтобы строить свое расположение или нерасположение к людям на таких факторах, как внешняя красота или происхождение. Если бы Элис, обладая той ослепительной красотой, которой наградила ее природа, была дурного или распутного нрава, он никогда бы не смог полюбить ее так сильно и глубоко, как любил сейчас. И напротив, он вполне допускал, что мог бы полюбить девушку с таким же характером, как у Элис, но уступающую ей в красоте. Одновременно он задумался над тем, смогла бы Элис любить его, если бы он был ранен и стал инвалидом, как часто случалось с военными, но не смог ответить себе на этот вопрос.
Коляска покатила по пыльным улицам Калькутты в направлении дома, где жил баронет Уайт. Дом располагался неподалеку от резиденции вице-губернатора Бенгалии, что не удивило Генри, так как всем было известно, что баронет - друг и протеже Халлидея. Правда, Генри все чаще задумывался о том, насколько крепка и глубока была дружба столь разных людей, которыми являлись баронет Уайт и вице-губернатор, и начал подозревать, что немалую роль в возвышении Уайта сыграла миссис Халлидей, которая была в восторге от его обходительных манер и светского лоска. Генри невесело усмехнулся, вспомнив, насколько иначе первая леди Калькутты относилась к нему самому. Хорошо еще, что ее антипатия не распространялась на Элис, иначе его скромной и не уверенной в себе жене пришлось бы туго, а он ничем не смог бы ей помочь.
- Ваш дядя арендовал дом рядом с вице-губернаторской резиденцией, - прервал лейтенант затянувшееся молчание, потому что знал по опыту,что Элис никогда не заговорит первой, если чем-то обижена или огорчена. - Я не удивлюсь, если он каждый день обедает у Халлидеев, поэтому думаю, что всё, что будет сказано сегодня за чаем, завтра же станет известно миссис Халлидей.
Это предостережение было высказано лёгким и шутливым тоном. Но под ним таился серьезный подтекст: благодаря своему высокому положению миссис Халлидей была рупором общественного мнения Калькутты и обладала правом казнить и миловать, - не в буквальном смысле, конечно, а лишь в том, что касалось отношения местного высшего общества к той или иной леди или джентльмену.
- Благодарю вас, - тихо ответила Элис и решилась: подняла взгляд на супруга, заглянула ему в глаза, даже не зная, что увидит там сейчас.
Сверкающий лед? Спокойное, уважительное безразличие? Холодный гнев?
Нет. Ничего того, что так страшило ее всю ночь и все утро. Так быть может дела у них в семье не так уж и плохи?
Сердце в груди встрепенулось, но миссис Кендал тут же сурово его отдернула, не позволяя себе сразу размечататься, а значит и совершить очередную глупость, которая заставит Генри вновь.. вновь говорить тем тоном.
Именно поэтому Элис не стала отвечать супругу, хотя еще вчера днем и могла бы ему весело возразить: ведь скорее всего ее дядюшка обрадовался, коли с ней по пути в Аллахабад и обратно что-нибудь случилось. Растоптал бы слон, растерзал тигр, укусила змея.. укусила змея...
Змея.
Они села в коляску и поехали по пыльным улицам Калькутты, уже не таким полнолюдным, как это бывало по утрам или вечерами в прохладные часы. Элис с неиссякаемым интересом смотрела по сторонам – она не переставала удивляться Индии, ее людям, обычаям, но когда заговорил Генри, то чуть повернула голову к нему.
- Да? Что ж, вполне можно, что так и есть, - согласилась она, когда лейтенант упомянул о умении баронета втираться в доверие к людям. А уж миссис Халлидей понравиться было не так уж сложно, особенно баронету Уайту, чьи уста исторгали мед в виде сладких, обольстительных речей. – И вы, конечно, правы: сегодня в своих словах следует быть особенно осторожными. Главное, чтобы нам не приписали те слова, которые мы и вовсе не говорили.
Конечно, до сих пор баронет Уайт не был замечен в столь откровенной лжи – он вообще во лжи замечен не был, но.. как знать! Он коварный, ужасный человек, лишенный всяких принципов! И он, конечно, до сих пор зол из-за того, что случилось уже более года назад.
Генри бросил на жену быстрый взгляд: она была права, баронет Уайт был способен переиначить и вывернуть наизнанку все что он или Элис сказали бы вовремя визита, - недаром ему так удалась роль клеветника Яго. Но с другой стороны, он мог бы и просто выдумать что угодно и представить это перед вице-губернаторской четой так, как будто слышал своими ушами от лейтенанта Кендала или его жены. Однако Генри сомневался в том, что баронет стал бы возводить поклеп на свою племянницу, а вот на ее мужа - очень даже охотно. Внезапно лейтенанту захотелось плюнуть на капитанский чин, подать прошение об отставке, собрать вещи и вместе с Элис, Ханной и Перкинсом уехать на чайную плантацию в Гималаях, которая в любом случае должна была после смерти его дяди перейти к нему, а сейчас нуждалась в твердой руке и контроле, а возможно, и в нововведениях, ведь Кендал-старший покинул ее больше двадцати лет назад, передав дела управляющему, который с тех пор дважды менялся. Эта мысль свербила в его мозгу так яростно, что он чуть не пропустил развилку, правая ветка которой вела к дому баронета. Положим, в отставку он выходить не хотел, но можно было уйти на половинное жалованье, что позволило бы оставить службу и взять долговременный отпуск. Генри решил как следует обдумать такую возможность, предварительно посоветовавшись с женой, но для этого надо было сначала вернуться домой.
Дом баронета Уайта оправдал ожидания лейтенанта: это было большое бунгало, увитое плетями бугенвиллеи, клематиса и ползучих роз, с просторной верандой и широкой подъездной дорожкой. В саду усердно трудились пятеро садовников-mali, дорожку мёл тощий, как палка его метлы, mhati- подметальщик. Коляска въехала во двор и навстречу сразу же выбежали двое слуг, взявших под уздцы лошадей. За ними важно следовал khidmutgar - аналог английского ливрейного лакея и дворецкого в одном лице.
Низко поклонившись лейтенанту и мем-сахиб, khidmutgar бархатным голосом сообщил, что его сахиб ждет гостей на веранде*, где уже накрыт стол к чаю. Генри поблагодарил и протянул руку Элис, помогая выбраться ей из коляски.
- Великолепный дом, но наш - лучше, - шепнул он на ухо жене, забирая из коляски подарок, предназначенный для хозяина дома, и они рука об руку направились туда, где ждал их баронет Уайт.
*Если нет, я отредактирую пост
Оставшийся путь до дома баронету Уайта они молчали. Элис напряженно размышляла над своими догадками, понимая, что, по сути своей, это ничего не значащие глупости. А поэтому и высказывать их не имело никакого смысла, особенно учитывая непонятное и отчасти пугающее поведение Генри.
Подав руку супругу, она вышла из коляски, оглядывая бунгалой своего дядюшки. Чуть улыбнулась, услышав шепот супруга.
Да, он, безусловно, прав. Бунгало баронета было большим, красивым и.. всё. А ведь дом – это душа. Не просто четыре покрашенных стены и куст цветущей бугенвилии. Дом – это место, которые ты делишь с любимым человеком, куда вы можете вернуться вместе после долгого путешествия или короткой прогулки, где на каминных полках стоят безделушки, заставляющие вспоминать приятные моменты жизни – пусть даже это будет просто ракушка с берега моря! Самый красивый дом для одного человека не имеет большого смысла, самый маленький домик для двоих – это целый мир.
- Да.. – тихо ответила Элис и они, сопровождаемые слугой, направились на веранду.
Женщина шла и думала о том, что сейчас ей нужно быть сильной, показать дядюшке, что она не боится, что она счастлива даже в этот миг, находясь в его доме.
И Элис улыбнулась, чуть сжала руку Генри, на которую опиралась и вскинула голову.
Офф: следующий пост за баронетом Уайтом) Он уже почти дописать его)
Отредактировано Элис Кендал (2020-07-24 12:09:33)
Недоброжелатели могли бы сказать, что баронет Уайт совсем не ценил красоту, но это, разумеется, была совершеннейшая глупость. Никто не умел увидеть и не ценил красоту так, как баронет. И дело было даже не в том, что покупать за мелочь и перепродавать красоту по завышенной цене было выгодно, хотя и это, разумеется, тоже. Но ведь каждый видит красоту по своему!
Кого-то способна очаровать роза, что положила свой нежно-бежевый бутон на подоконник и источает тончайший, нежный аромат. А кто-то безжалостно сорвет этот цветок, что так некстати заслоняет вид на заснеженные горы или мешает насладиться неистовством погоды, бушующим за окном.
Видеть больше, чем другие. Дальше. Шире.
Уничтожать одно, чтобы лучше, отчетливее, ярче видеть другое - это было вполне допустимо по меркам баронета. А значит это было еще и правильно. Хотя об этом своем мнении мужчина предпочитал никому не рассказывать, считая всех прочих людей довольно ограниченными и зашоренными: они смотрят только вперед и даже не догадываются, что можно посмотреть еще и по сторонам.
Например, красота чужого ужаса и страха - это завораживает. Чужое счастье, радость, восторг - это все приедается. Вкусив этих эмоций раз, другой понимаешь, что они однообразны и приторны, а вот страх, начиная с тревоги, которая мелькает в глубине глаз, и заканчивая перекошенным от ужаса лицом - все время разный.
Впрочем, ценил баронет Уайт и красоту иного вида: красоту вещей, что его окружали. Здесь его взгляд мог показаться кому-то немного своеобразным, но довольно милым (какое гадкое слово!) и очень патриотичным. Вот, к примеру, стол, который слуги накрыли к чаю, был сервирован не случайным сервизом, а тем, что производится на далеких отсюда берегах Англии. Изобретение Уильяма Тернера, запатентованное им в 1800 году и называемое полуфарфором - английским фарфором. Разумеется, пожелай баронет и сейчас на белоснежной скатерти стояли бы чашечки из тончайшего китайского фарфора, через который можно даже увидеть солнечный свет - настолько он был тонок, но - зачем? Нет смысла показывать свое непомерное богатство людям, которые и так об этом знают. Для нынешних гостей баронета гораздо приятнее - или же не приятнее? - будет взять в руки предмет, что, тщательно завернутый в бумагу и уложенный в ящики с сеном преодолел столь долгий путь - воспоминание о стране холодных ветров и мелкого дождя. И пусть эти чашки "страдают" легким кракелюром, но каким знакомым каждому англичанину должен показаться орнамент flow blue!
На веранде, увитой растениями и усыпанной цветами - не истинно природная красота, но суровая работа человека, победа над природой!, царила приятная прохлада. Стол был накрыт ровно к положенному часу. Множество тарелочек и блюд являли взору аппетитнейшее зрелище: ладдау из нута, кунжутное бурфи, бурфи из молока, горка джалеби, сладкие самоса, расмалай, сандеш, халва и другие.
Были здесь закуски и чисто английские, а потому довольно скучные: маленькие булочки, масло, сливки, джем, сыр, нарезанное тонкими кусочками холодное мясо и прочее.
Интересно к чему потянется рука его гостей, фигуры которых, сопровождаемые слугой, уже показались на дорожке - слуга повел их не через дом, а вокруг.
- Добро пожаловать! - воскликнул баронет Уайт, поднимаясь и спеша навстречу гостям. На лице его была начертана самая настоящая, неподдельная улыбка - развлечение начиналось.
Баронет подхватил руку миссис Кендал, что не выглядела такой уж счастливой, а скорее напуганной и безвольной - привычное зрелище, и поцеловал тыльную сторону.
- Очень рад вас видеть! Прошу, прошу, проходите! - и протянул ладонь для рукопожатия лейтенанту.
Улыбка баронета выглядела настолько искренней, что любой другой человек на месте лейтенанта принял бы его радушие за чистую монету. Но лейтенант прекрасно знал, что дядя его жены - превосходный актер и подобные проявления гостеприимства и вежливости для него не более, чем игра. Тем не менее, рукопожатие, которым он обменялся с баронетом Уайтом, было уверенным, твердым и в то же время дружелюбным. Генри даже удалось выдавить из себя ответную улыбку, хотя, конечно, она уступала в ослепительности стосвечной улыбке баронета.
Стол был накрыт настолько изобильно, что хватило бы не на троих едоков, а на целую дюжину, а учитывая, что Элис ела, как птичка, это изобилие было явно избыточным и, видимо, имело целью пустить пыль в глаза молодой супружеской чете. Впрочем, истинные мотивы, двигавшие баронетом Уайтом, не смог бы разгадать даже царь Соломон. К тому же лейтенант, не перехвативший с утра ни крошки, был голоден, как волк, и от вида этого лукуллова стола у него чуть не потемнело в глазах. Но приниматься за еду, не обменявшись хотя бы несколькими фразами с хозяином дома, было невежливо, и поэтому, он сначала подвел Элис к столу и помог ей занять место, а затем сел рядом, чтобы она чувствовала его поддержку.
- У вас восхитительный дом, сэр, и мы с миссис Кендал в полной мере отдаем должное вашему вкусу и гостеприимству, - сказал Генри, стараясь не смотреть на горку сладких творожных шариков с шафраном, политых сливочным соусом и известных под названием расмалай. Этот индийский десерт он, в целом не питавший тяги к сладкому, очень любил, но по какой-то причине их повар Мадхуп готовил его от случая к случаю, так же, как и сливочные конфеты бурфи. Но Генри был далек от того, чтобы упрекать Мадхупа: повар готовил такие вкусные и разнообразные блюда, что их не стыдно было бы подать на стол баронета Уайта.
- Мы давно с вами не виделись, сэр, если не принимать во внимание случайную и короткую встречу в охотничьем клубе, - продолжил лейтенант, мучительно нащупывая тему для светского разговора с человеком, который был неприятен лично ему и которого боялась и ненавидела его любимая женщина. - Но может быть, вы слышали о том, что в нашем доме произошел пожар. Вернее, не в доме, - загорелась конюшня. К счастью, никто не пострадал, а новая конюшня уже достроена. Но вчера случилась еще одна неприятность, - на второй этаж бунгало заползла болотная гадюка, причем случилось это в тот момент, когда мы с миссис Кендал находились наверху, и если бы не вмешательство моего денщика, один Бог знает, чем все могло бы закончиться. Миссис Кендал вела себя исключительно храбро, - добавил лейтенант, бросая влюбленный взгляд на жену и незаметно, под прикрытием стола, кладя ладонь на ее руку, лежавшую на колене и беспокойно теребившую ткань платья, что выдавало ее внутреннее волнение, которое не отражалось на лице. - После этого инцидента я предпринял дополнительные меры защиты от змей, но здесь, в Бенгалии, это все равно, что пытаться вычерпать ложкой море. А как вы справляетесь с этой напастью?
Элис считала, что она держится очень даже спокойно и достойно. При виде баронета улыбнулась еще шире, подала руку и позволила поцеловать ее, сказала несколько формальных, но добрых слов приветствия, заверив дядюшку, что она очень рада увидеть его и наконец посетить его замечательный дом. Затем женщина села и с удовольствием принялась за угощение - это позволяло ей избежать лишних разговоров, предоставив вести беседу мужчинам.
Впрочем, хотя индийские сладости и выглядели великолепно, но миссис Кендал ела их по крохотному кусочку, не будучи в состоянии получить от них полного удовольствия - присутствие баронета способно было отравить что угодно.
Но вот самого баронета Уайта это, кажется, будто совсем не смущало, хотя мужчина и поглядывал время от времени на племянницу, рекомендуя попробовать ту или иную сладость.
- Мой повар - лучший во всей Калькутте, - сообщил он так спокойно, словно говорил о том, что "нынче утром взошло солнце". - Но, лейтенант Кендал, на ваш дом просто обрушилась волна несчастий! Дорогая Элис, как вы выдерживаете все эти испытания? Быть может вам, чтобы прийти в себя, следует сменить обстановку? Представляю какой ужас вы испытываете, когда заходите в свой дом и представляете змей в каждом углу или пожар! Знайте, лейтенант Кендал: мое скромное жилище в вашем распоряжении и я буду рад видеть вас на любой срок в любой момент.
Баронет посмотрел на своего "родственника" и вежливо склонил голову, как бы лишний раз заверяя собеседника в искренности своих слов. И все же краем глаза успел заметить, как вскинулась тревожно Элис и бросила на своего супруга быстрый взгляд.
- А со змеями у меня борются полдюжины мангустов и специальные слуги, которым велено беспрестанно обходить дом и сад в поисках змей. Смею вас заверить: мимо них никто не проскользнет!
Лейтенант Кендал, мы с моей любимой племянницей заключили договор: некоторое время будет писать посты вместе. Надеюсь, это не слишком огорчит вас
Отредактировано Джон Уайт (2020-07-24 21:10:34)
- Благодарю, сэр, но надеюсь, что до этого не дойдет, - отвечал лейтенант, раздосадованный тем, что сам дал баронету возможность проявить показную широту души. - У нас тоже есть пара мангустов, но, как показало вчерашнее событие, такого количества явно недостаточно, - ни один из них не появился на месте событий! Вы говорите, у вас их с полдюжины? Наше бунгало не намного меньше вашего, поэтому я думаю, что куплю еще две пары зверьков, чтобы хватило на оба этажа.
Идея со слугами, которым велено непрестанно держать дозор в саду и обходить его в поисках змей, показалась лейтенанту здравой, но он не хотел бы, чтобы слуги сновали по всему дому, заглядывая в комнаты, - мало ли в какой момент они могли застать лейтенанта и его жену? Баронет был холостяком и ему это не грозило. Отчего-то лейтенанту стало вдруг любопытно, действительно ли баронет ведет такую воздержанную жизнь, как это казалось со стороны: в обществе ни разу не проскользнуло даже намека на то, что у баронета Уайта есть пассия! Такое событие местные дамы во главе с миссис Халлидей уж никак не смогли бы обойти молчанием и какой-нибудь слушок обязательно просочился бы и в среду офицеров. Генри с трудом верил в то, что баронет мог обходиться без женщины, - это было вопреки законам природы. С другой стороны, баронет был не настолько молод и не настолько беспечен, чтобы подвергать свою репутацию опасности, заводя шашни с замужней дамой, не говоря уже о чьей-то незамужней сестре или дочери. Любовница из местных или даже вереница проституток-однодневок представлялись Генри гораздо более подходящими кандидатурами: никакого риска, никаких обязательств... Такие странные мысли обуревали лейтенанта, когда он счёл, что прелюдия к чаю вполне удалась и с чистой совестью решил приступить к еде. Но сначала поинтересовался у Элис, какое из блюд она хотела бы попробовать.
- Передать вам что-нибудь, душа моя? - спросил он жену, - Может быть, халвы или немного сыра?
- Обязательно купите! - воскликнул баронет, неторопливо, словно лениво попивая чая и больше времени уделяя своим гостям, чем угощению. Впрочем, как и положено хорошему хозяину. - И вот что: с дам вам адрес человека, который продает хороших зверьков! Они здоровые, сильные и ловкие. Вы ведь знаете, что если купить бракованных мангустов, то они ни одной змеи не поймают? Вот них не будет никакого толку, только перевод денег! Я в Индии уже не первый раз, лейтенант, и поэтому разбираюсь в таких вопросах.
Баронет Уайт улыбнулся, посмотрел на Элис и вновь перевел взгляд на Кендала.
- И я был бы рад, если вы станете обращаться ко мне с любыми вопросами, а я стану вам помогать. Все, только бы моей дорогой Элис было здесь хорошо.
Это было бы забавно: если мальчишка и впрямь стал бегать к нему за советами. Вот только, к сожалению, рассчитывать на это не приходилось. Впрочем, так даже интереснее. Ведь если твой противник глупец и недалекий человек, то это и тебя опускает до его уровня. Что толку иметь во врагах слабого духом и телом? Противник должен быть равным тебе или даже чуть сильнее - только тогда соперничество имеет смысл.
- Благодарю.. немного халвы, - ответила тем временем Элис и баронет, опережая лейтенанта, сам подал, подвинул ближе к своей племяннице блюдо с угощением. И Элис пришлось опять промямлить. - Спасибо.. у вас и вправду чудесный дом, баронет Уайт. И просто прекрасный сад.
- О, вы еще не видели всю его красоту! - откликнулся мужчина. - У меня есть такие растения и цветы, которых вы в жизни не видели, дорогая! После чаепития мы обязательно прогуляемся по саду и я все вам покажу.. или вот что, даже лучше: вы ведь все еще рисуете акварели? Уверен, что да. У вас ведь к этому несомненный талант. Приходите ко мне завтра и с красками и нарисуйте эти удивительные цветы - они послужат великолепным украшением вашего альбома!
В том, что девчонка ведет отдельный альбом, в котором рисует все, что видит в Индии, баронет не сомневался. Ну а чем еще заниматься женщинам здесь? Рисовать, вышивать и распространять сплетни. Те, кто поумнее, находят занятие вроде благотворительности, но это, разумеется, не про Элис.
Генри казалось, что они с баронетом Уайтом разыгрывают какую-то сложную шахматную партию, в которой пока что преимущество было на стороне баронета. Любое самое невинное замечание лейтенанта он оборачивал в свою пользу и ставил на службу своим тайным планам, и Генри стал опасаться, что в конце чаепития получит шах и мат. Он прекрасно понимал, что Элис не хочет принимать приглашение "любящего" дядюшки, - столь же любящего и заботливого, как коршун, парящий над полем и готовый вонзить когти в полевую мышку, - но и отказаться она не могла, поскольку это было бы вопиющей грубостью. Но он был ее мужем и стоял на защите ее интересов, а не общественных условностей. Генри выдвинул вперед свою пешку, надеясь, что ей суждено стать королевской:
- Какое прекрасное предложение, душа моя! - воскликнул лейтенант, обращаясь к жене. - В вашем альбоме уже много цветов и рисунков, посвященных Индии, но зарисовки, сделанные в саду вашего дяди, станут украшением вашего альбома. Однако завтра мы приглашены на тиффин к лейтенанту Томасу*, после чего пойдем вместе с ним в Ботанический сад, в котором еще ни разу не были. Как насчет послезавтра или другого дня?
Лейтенанту надо было выиграть время, хотя бы один день, и Элис прекрасно знала, что никакого приглашения от Джеймса они не получали, а значит, должна была разгадать уловку мужа и поддержать ее. А на послезавтра он придумает что-нибудь другое, и на всю последующую неделю тоже. Впрочем, им не отвертеться от того, чтобы пригласить баронета Уайта к себе с ответным визитом, но в своем доме и стены помогают, - так рассудил лейтенант.
*Всё, лейтенант, не отвертитесь! 
Элис все больше молчала, отвечая односложными фразами. Казалось бы и надо включиться в беседу, но так не хотелось!
Конечно, ей уже приходилось общаться я дядюшкой, причем даже наедине: в тот раз в Риме, когда Генри покинул ее прямо на пороге палаццо баронета Уайта, и еще чуть раньше – в Неаполе, хотя тот раз нельзя было назвать полноценным визитом. Вот только дело было еще и в том, что в Неаполе Элис была вне себя от горя, считая, что лейтенант погиб; а в Риме она была рассержена на супруга – от того и не было в ней робости и неуверенности при общении с родственником.
А теперь..
Элис чуть не поперхнулась чаем, когда баронет пригласил ее к себе, чтобы рисовать цветы. И тут же чуть было не поперхнулась второй раз, когда Генри дал согласие на этот визит.
Женщина хотела закричать: «нет, ни за что!». Но вместо этого улыбнулась и вновь подняла чашку, чтобы скрыть за ее краем хоть часть своих эмоций.
И тут же выдохнула: Генри спасет ее! Он придумает причину, чтобы ей не пришлось сюда ехать! И пусть это еще не совсем правда, но они сделают это правдой.
- Да, завтра у нас уже назначена встреча, - согласилась Элис с супругом, отставляя чашку в сторону и беззвучно вздыхая. – Чудесные сладости. Халва просто тает во рту!
Баронет Уайт вздохнул и покачал головой.
- Как жаль! – заметил он. – Что ж, я готов терпеливо ждать новой встречи. Назовите любой день и час, удобный для вас! Возможно, однажды дела службы уведут вас, лейтенант Кендал, из дома и тогда я смогу скрасить томительные часы ожидания Элис.
Баронет Уайт улыбнулся, но улыбка вышла какой-то особенной, многозначительной, словно на что-то намекающей. Элис даже показалось, что в ней прозвучала некая угроза.
Отредактировано Элис Кендал (2020-07-25 21:01:04)
В голове Генри застучали тревожные молоточки: баронет не случайно так настаивал на том, чтобы его племянница навестила его в одиночку. Кто знает, на что он был способен! Может быть, подбросить к ее ногам ядовитую змею, а затем списать все на несчастный случай. Тем не менее отказывать напрямую было глупо и лейтенант сказал, слегко коснувшись ногой ножки Элис, чтобы подать ей знак:
- Миссис Кендал приедет к вам в первый же день, свободный от запланированных визитов, сэр. Вы же знаете, что мы долго отсутствовали в Калькутте и из-за этого список ее обязательств растянулся длиною в милю. Но скажите, когда же вы осчастливите нас своим визитом? Нам тоже хотелось бы показать вам свой дом и сад. У миссис Кендал прекрасный розарий, а недавно мы установили на веранде большие качели и подвесили гамаки в саду. Хотя, конечно, из нашего сада не открывается такой чудесный вид, как отсюда.
И лейтенант устремил взор на реку, неторопливо катившую свои волны не более чем в сотне ярдов от того места, где заканчивался сад: вода стального цвета с пятнами ржавчины проглядывала сквозь разрывы в зарослях деревьев. Мелькнул яркий тент, натянутый над лодкой, затем еще один.
- Вас не беспокоит такая близость реки, сэр? - спросил лейтенант, подкладывая на тарелочку Элис еще немного халвы и кунжутного бурфи. - В сезон муссонов Хугли становится настолько полноводной, что выходит из берегов и затапливает близлежащие окрестности.
Баронет Уайт не слишком удивился, когда мальчишка сообщил, что его жена очень, очень занята визитами. Удивительно, но, кажется, на прием к королеве попасть было легче, чем найти свободную минутку в графике некоей миссис Кендал!
Впрочем, это все были, разумеется, глупости и отговорки – баронет это знал. И знал, что лейтенант понимает, что его собеседник отлично догадывается о истинной причине всех этих слов. Но ведь на самом деле в данный момент целью Уайта не было зазвать племянницу к себе в гости – он просто хотел растревожить Кендалов, смутить, заставить суетиться, переживать. И это вполне удавалось.
- Даже не знаю, лейтенант, - баронет Уайт чуть растянул губы в печальной улыбке. – У вас, кажется, такой плотный график, что едва ли там найдется время для преданного родственника. Впрочем, вы только обозначьте время и я отложу все, даже самые срочные дела, и примчусь к вам!
Вышло немного неучтиво, но человек сторонний, окажись он здесь случайно, мог бы легко списать это на желание баронета проводить со своими единственными близкими родственниками как можно больше времени.
- Близость реки меня только радует, - ответил баронет честно и это действительно было так. Река – это не только источник жизни, но и источник богатства. По реке приплывают и уплывают, люди и товары, днем и ночью. Особенно ночью. Тихо, неслышно, храня тайну. – И, уверяю вас, мое скромное бунгало, а так же сад в полной безопасности. Зато я имею возможность любоваться неспешно бегущими водами. Вам никогда не казалось, что река подобна самой жизни? Она бежит вперед и никогда не сумеет повернуть свои воды назад, ее путь и ее предназначение определены заранее – не свернуть, не сбежать от судьбы, как ни старайся.
Еще один спокойный, внимательный взгляд на Элис, которая с таким усердием поглощала сладости, будто собиралась из тоненькой леди превратиться в леди куда более широких.. объемов.
В словах баронета, хотя были они красивыми и верными, Генри почудился какой-то мрачный намек на их будущее с Элис, - то будущее, которое заготовил для них баронет Уайт. Баронет как будто олицетворял собой злой рок, который дамокловым мечом навис над лейтенантом и его женой: как ни старайся, не сбежишь от него, не спрячешься. В этот момент лейтенанту еще более захотелось покинуть Калькутту и забрав жену уехать с ней на чайную плантацию. Баронет не знал о ее существовании и мог потерять их след.
- Вы совершенно правы, сэр, - Генри наклонил голову в знак согласия. - И однако, человек строит мосты и дамбы, отводит от рек каналы и таким образом ставит себе на службу могучую стихию. Я не верю в то, что все предопределено заранее, - судьба - это наш собственный выбор и результат наших поступков и решений. Мне кажется, что так же считают и индусы, которые верят в карму. Но может быть, вы покажете нам свой прекрасный сад? Душа моя, вы не против немного прогуляться по саду?
- Конечно, - согласился баронет Уайт. Взгляд, который он устремил на лейтенанта Кендала, был спокойным, внимательным и очень пристальным, словно он не просто смотрел, но прицеливался. – Но все же настоящее буйство природной стихии, вздумай она обрушиться на головы, человеку обуздать невозможно.
Казалось: простой разговор о погоде, но сколько в нем недомолвок, сколько мрачных обещаний, намеков на прошлое и будущее. И никто иной, кроме сидящих за столом, не способен был понять о чем на самом деле идет речь.
Элис же понимала, она пила чай и ела сладости, не ощущая, впрочем, их вкуса. Какой ужасный человек ее дядя! Сколько зла, сколько отравы в его словах, приторно-сладких, медовых! Сколько ненависти! И за что? Чем она так могла прогневить его, что злость, должная обрушиться на нее одну, теперь падает еще и на голову ее супругу?
- С удовольствием, - ответила Элис Генри и посмотрела на баронета Уайта. – Чай был превосходным, а сладости – самыми вкусными из всех, что мне доводилось здесь пробовать.
- Я прикажу и вам отправят корзину этих сладостей, - заметила баронет Уайт, вставая на ноги и, когда слуга отодвинул стул, подхватил племянницу под руку, чтобы помочь ей подняться. – Прошу вас, сюда. Мой садовник выращивает великолепные розы.
Генри чуть заметно вздрогнул, услышав о корзине сладостей, предназначенных для Элис. Воображение его разыгралось, дав волю самым мрачным фантазиям: баронет Уайт был способен прислать сладости с отравленной начинкой, и лейтенант решил, что если Элис действительно получит такой подарок от дяди, он прикажет слугам выбросить все содержимое на помойку.
Баронет ловко перехватил у него инициативу и повел Элис в сад, предоставив лейтенанту плестись за ними. Сад действительно был великолепен, поражая зрителя своей тщательно продуманной планировкой и обилием цветов и экзотических растений, которые привольно чувствовали себя в жарком и влажном климате Калькутты. Большая часть растений была не знакома Генри, и он подумал о том, нет ли среди них таких, из которых можно было, обладая соответствующими знаниями, извлечь яд. Сам он знал из ядовитых растений лишь те, что широко были известны в Англии: аконит, наперстянку, белладонну и дурман. И как только он перебрал в уме эти названия, как увидел клумбу, на которой среди других цветов выделялся островок ярко-пурпурных соцветий в форме колокольчиков*, прилепившихся к высокому стеблю.
- Вы интересуетесь лекарственными растениями, сэр? - громко спросил он, указывая на яркие цветки, яд которых в малых дозах мог служить и лекарством, а в больших - вызывать быструю и мучительную смерть. - Кажется, вот этот цветок во Франции называют "перчаткой Девы Марии", а в Ирландии - "ведьминым напёрстком".
*Наперстянка пурпурная очень популярна среди английских садоводов, часто упоминается в детективах Агаты Кристи.
Баронет Уайт повел свою трепещущую и явно не испытывающую восторга племянницу по идеально выметенным дорожкам сада. Много слов говорить здесь было бессмысленно: во время такой прогулки достаточно просто смотреть по сторонам, наслаждаясь открывающимися видами растений и цветов. К тому же как приятно было чувствовать легкую дрожь в своей руке – Элис совсем не была рада его компании. Подумать только: как легко, как просто запугать ее!
Нет, это даже не интересно.
Интересно видеть беспомощность лейтенанта.
Взгляд баронета остановился на наперстянке – красивый цветок, сильный.
- В каком-то смысле, да, интересуюсь, - согласился баронет Уайт, сделав вид, словно не понимает намеков Кендала. – Впрочем, вернее было бы сказать, что меня интересует такое местное знание, как аюрведа. Приходилось ли вам слышать о нем, лейтенант? Это название образовано от двух древних слов на санскрите: «аю» - жизнь и «веда» - знание. Знание о жизни. Великолепно звучит, вы не находите? Что самое интересное, это учение рассматривает тело, дух.. душу, как единое целое. И только приведя в порядок все эти компоненты можно говорить о возможности исцеления или даже самоисцеления. Или же, уничтожая один компонент... скажем – душу... можно уничтожить и тело.
И вновь – тонкий намек. Поймет или не поймет мальчишка? Достаточно ли глубоко способен он проникать в чужие слова, улавливать интонации или способен воспринимать все исключительно прямо, как и большинство военных?
- Да, я знаю об аюрведе, - отвечал лейтенант. - И не понаслышке: когда миссис Кендал пострадала от укуса собаки, ее вылечил местный врач, который придерживается принципов аюрведы и использует методы лечения, проверенные веками.
На самом деле Генри не был так уж уверен, что мази, прописанные доктором Гуптой, помогли Элис, - возможно, ее собственный организм оказался достаточно сильным, чтобы побороть последствия укуса, - но не стал подвергать сомнению могущество аюрведы, так же как не стал и упоминать, чья именно собака укусила его жену. Ему не хотелось давать в руки баронету Уайту еще одно оружие и повод для ядовитых сплетен в гостиной миссис Халлидей.
- А каковы ваши планы, сэр? Вы не собираетесь отправиться в путешествие по Индии? Мы с миссис Кендал получилигромадное удовольствие от нашей поездки в Аллахабад. Правда, душа моя? Господь всемогущий! - лейтенант остановился и хлопнул себя по лбу. - Мы ведь привезли вам подарок, а я положил его на стул рядом с собой и забыл вручить вам - так поразил меня ваш дом и сад! Как только мы вернемся обратно на веранду, я тотчас же его вручу, - надеюсь вам понравится.
- Вас укусила собака? – разумеется, в голосе баронета не было радости – еще чего не хватало! Не было так и ужаса. Но услышать можно было нотки спокойной тревоги. Так может говорить человек, который совершенно искренне беспокоится за своего ближнего.
Ведь это совершенно недопустимо: чтобы эти Кендалы так легко отделалась! А уж если чей-то конец и близок, то произойдет это не по слепому случаю, не из-за неумолимого рока, а по желанию иных личностей.
- Какое счастье, что все обошлось, - заметил мужчина, похлопывая своей ладонью, по ладони Элис, которая безвольно лежала на сгибе его локтя. – Несколько лет назад одну англичанку укусила собака, которая в последствии оказалась больна бешенством. Собаку пришлось пристрелить, а леди...
Он не договорил, оставив слушателям возможность самим проявить фантазию.
- О, это очень печальная, я бы даже сказал - страшная история, - закончил баронет.
Элис взглянула на него и прошелестела негромко:
- Какой ужас! Это большое несчастье...
- Индия, безусловно, полна опасностей, - согласился мужчина многозначительно. – Не от всех удается уберечься.
Он склонил голову, когда лейтенант заговорил о подарке, словно заранее благодаря и заметил.
- Уверен, что так и будет. И у меня так же подготовлены для вас подарки, я лишь хотел вручить их в конце нашей маленькой встречи. О, посмотрите, моя дорогая, этот причудливый цветок – такка цельнолистная.
Перед ними и вправду показывал всю свою красоту довольно необычный цветок: на метровом стебле раскинулись два белых с пурпурными искрами крыла. Из-под этих крыльев выглядывали цветки такки, похожие на маленькие пурпурного цвета бочонки; вниз же, до самой земли, свисали такого же насыщенного цвета прицветники – нити, видом своим напоминающие бороду.
- Будто борода добропорядочного старца.. или щупальца морского чудовища, - заметил баронет.
Такка цельнолистная показалась лейтенанту похожей на медузу, опустившую вниз шлейф из тонких щупалец, что было схоже со сравнением баронета Уайта.
- Очень красивый цветок, - согласился он, взглянув на Элис и гадая, понравилось ли ей это экзотическое растение. - У него есть какие-нибудь особенные свойства? Я имею в виду, это лекарственное растение или декоративное?
В нескольких ярдах от цветника по гладко подстриженной лужайке разгуливал голенастый марабу, и Генри указал на него Элис:
- Помните, мы видели точно такого же в саду вице-губернатора? Сэр, эта птица постоянно тут живет или случайно заглянула в ваши владения? Держите ли вы каких-нибудь птиц или домашних питомцев, кроме мангустов?
Почему-то Генри боялся услышать в ответ, что в доме баронета живет огромный питон, крокодил или тигр. Но при этом такое известие не вызвало бы у него большого удивления. Многие англичане, постоянно живущие в Индии, обзаводились питомцами-хищниками и держали у себя целые зверинцы , хотя Генри находил такое увлечение несколько чрезмерным.
- Это растение - не просто прекрасно, но еще и полезно и... - баронет Уайт посмотрел на лейтенанта, отвечая на его молчаливый вопрос, - и опасно в неподходящих руках. Из его стеблей делают рыболовные снасти, цветы, плоды и листья употребляют в пищу, корни перерабатывают и изготавливают муку, пекут сладости. Из корней же делают лекарства, но в лечебных целях их используют только лекари с большим опытом. Ведь в клубнях такки содержится особое ядовитое вещество - токкалин, которое может принести человеку большой вред.
Посчитав, что он полностью ответил на вопрос лейтенанта, баронет неспешно двинулся дальше, лишь чуть обернувшись в сторону марабу.
- Эти птицы, их несколько у меня, живут здесь постоянно. Кстати, они отлично ловят змей. И нет, никаких экзотических животных я не держу - считаю это чрезмерным. Собаки или лошади необходимы в нашей жизни, но держать в клетке обезьяну или тигра, не приносящих никакой практической пользы - бессмысленно. Разве вот что подумываю завести пару павлинов. Вернемся к дому по этой тропинке.
За то время, что он имел несчастье быть знакомым с баронетом Уайтом, Генри научился улавливать подтексты, заключенные в словах этого страшного, но, бесспорно, умного человека. Вот и теперь, спрашивая о свойствах такки цельнолистной, он почти ожидал услышать намек на то, что это растение не только красиво, но и опасно. А сколько еще таких красивых убийц раскрывало свои лепестки солнцу и напитывало корни влагой из плодородной земли Калькутты?
- Никогда нельзя судить по внешнему виду, - меланхолично пробормотал лейтенант, с облегчением удаляясь от ядовитого цветка, - кто знает, возможно даже прикосновение к его лепесткам могло оказаться пагубным! А ведь леди, особенно молодые, так и тянутся ко всему красивому. Ему стало казаться, что в дом и сад баронета Уайта - смертельно опасная ловушка, специально сконструированная хозяином для того, чтобы завлечь в него Элис и погубить ее! Конечно, это были всего лишь его страхи, но он никак не мог от них отделаться, и с тревогой следил за каждым движением жены, готовый предотвратить любую опасность, которой грозил ей неверный шаг.
- Павлины - очень красивые птицы, но они так кричат, что волосы становятся дыбом, - заметил лейтенант, немало обрадованный тем, что баронет не держит в доме хищных животных.
Троица пошла по тропинке, над которой верхушки старых деревьев смыкались так плотно, что превращали ее в сумрачную аллею. Здесь было гораздо прохладней, чем на открытых местах, но в то же время все вокруг выглядело зловещим и усугубляло беспокойство Генри за жену.
Сад у баронета и вправду был великолепным. Сразу было видно, что здесь трудится целая армия садовников: ведь сад мог похвастаться не только своими размерами, но и разнообразием растений и цветов, но так же и продуманностью. Каждый куст был на своем месте, каждое дерево стояло ровно там, где оно будет выглядеть более удачно, каждый цветок получал достаточно света или тени.
Элис шла и только оглядывалась, но, к сожалению, должного удовольствия все равно не получала: присутствие баронета было ей неприятно, в нем она чувствовала некую скрытую угрозу и огромную, огромную силу.
- Вы затронули очень интересую тему, - согласился тем временем ее дядюшка, обращаясь к Генри. – Внешняя красота очень часто маскирует внутреннее уродство, неполноценность или опасность. Взять хотя бы ту де такку, что ядовита, наперстянку, на которую вы обратили внимание, или же павлинов – за внешней красотой которых кроется жуткий голос. И так во всем.. прошу вас, дорогая Элис, осторожнее, здесь ступенька вниз.
Женщина улыбнулась родственнику, но в словах его ей почудился намек на нее саму: ведь ей часто говорили, что она – красива, так не значит ли это...
Элис пришли в голову собственные сомнения, которыми она терзалась долгое время: быть может и вправду в ней что-то не так? Быть может баронет, спрятав ее от мира, сделал благое дело, увидел в племяннице некий порок? Ведь как часто с Генри происходили беды, когда она была рядом! Дуэль и ранение.. ранение в Крыму.. пневмония, которая чуть не довела его до смерти.. он чуть не умер от заражения в Риме.. и многие, многие другие беды!
Может быть баронет в чем-то и прав?
Слова баронета снова сочились ядом, хотя звучали как высказывание философа, размышляющего над проблемами бытия. Генри задал себе вопрос, не слишком ли предвзято он относится к дяде своей жены, воспринимая каждое его замечание, как укол, направленный против Элис, но, подумав, решил, что нет, - он вполне объективен. Элис была слишком красива, чтобы в ее присутствии так свободно рассуждать над противоречиями между внешней красотой и внутренними пороками. Осознав это, лейтенант тут же бросился в бой:
- В каждом правиле есть исключения, сэр, - сказал он, поддерживая жену за локоток, чтобы помочь ей спуститься со ступеньки, о которой предупредил баронет. - И самое яркое исключение - ваша племянница и моя супруга. Ее красота ослепляет, но душа ее не менее, а возможно, и более красива и благородна, чем ее внешность! После встречи с ней моя жизнь обрела новый, глубокий смысл и заиграла яркими красками.
У баронета Уайта возникло стойкое желание рассмеяться во весь голос, когда мальчишка выступил со своей пылкой тирадой, но он, проявляя чудеса выдержки, сдержался. Только чуть склонил голову и слегка приподнял ладони, будто капитулируя перед такими неоспоримыми доводами.
- Конечно, лейтенант Кендал, вы безусловно правы. И среди угля можно найти настоящий алмаз.
Можно. Но явно не в этом случае.
Но как, должно быть, была скучна и невыносима жизнь Кендала, если присутствие жены заставило ее заиграть яркими красками. Господь всемогущий, у мужчин, особенно обладающих деньгами (а у лейтенанта они, судя по всему, явно были!), столько возможностей в жизни! А он предпочитает держаться за жёнину юбку!
Сам баронет Уайт обзаводиться женой не намеревался, а если бы такое и случилось – исключительно ради появления законного наследника, то эта самая жена сидела бы в каком-нибудь особняке в Англии и носу никуда не казала, воспитывая детей. Женщина не должна быть помехой на пути у мужчин.
А удовольствие.. удовольствие можно получать разными другими способами.
Элис тем временем опустила взгляд, явно смущенная хвалебными словами в свою честь, и щеки ее, бывшие до этого бледными, чуть порозовели. Губы ее слегка шевельнулись – кажется она хотела что-то сказать, поблагодарить супруга, но, в итоге с них не слетело ни единого слова.
Тем временем тенистая аллея, по которой они шли, завершилась. Прямо перед гуляющими вспорхнула яркая птица и, чуть было не задев миссис Кендал по лицу крылом, метнулась прочь.
Яркая, праздничная красота. Опасная.. нет, не опасная.
- В той стороне у меня фонтаны, - небрежно заметил баронет, указывая взглядом направление. – Но если вы утомились, то мы можем вернуться на веранду.
Птица вспорхнула из густой травы и тут же скрылась так быстро, что Генри успел заметить лишь черную шапочку с прилегающим к затылку хохлом, ярко-красную грудку и боковое оперенье с мелкими пестринами.
- Кувааа...- вааа-вааа-вааа... - прокричала птица, и он заключил, что это был один из представителей фазаньих.
- Фонтаны? - переспросил он баронета. - Фонтаны - это прекрасно, особенно в таком жарком климате, как здесь: ведь их не придется отключать зимой. Если миссис Кендал не устала, я бы с удовольствием на них посмотрел.
В памяти Генри всплыло воспоминание о фонтанах, которыми они с Элис любовались во время посещения Рима. Вряд ли фонтаны в саду баронета Уайта были украшены такими же грандиозными скульптурными группами, как творения итальянских мастеров, но Генри было любопытно посмотреть на очередное проявление фантазий баронета. Возможно, они увидят нечто мрачное наподобие Лаокоона, или даже что-то в духе страшных индийских сказаний о богине Кали... Одновременно он задумался о том, не последовать ли примеру баронета и не установить ли фонтан в их собственном саду. Как приятно было бы в разгар жаркого дня наслаждаться дождем из мелких брызг или погружать руки в прохладную воду!
Элис шла по дорожке, уже не только робея, но и испытывая иное чувство: жгучую благодарность по отношению к Генри. Только он может защитить ее, сказать веское, слово, которое заставит ее обидчика замолчать, капитулировать.
Кем бы она была без Генри? Где бы она была!
Маленькая, испуганная Элис, навечно заточенная в четырех стенах и видящая мир лишь через щели в заколоченных окнах.
Женщину охватило чувство такой благодарности к любимому, что захотелось броситься к нему, обхватить руками крепко-крепко и покрыть лицо поцелуями. Но нельзя – и Элис опустила голову, чувствуя, как щеки ее полыхают от румянца.
Зато и страх почти исчез, ну или, по меньшей мере, истончился, перестал быть таким острым. От того и шагалось вперед легче, проще.
- Я с удовольствием посмотрю на фонтаны, - ответила она.
Вскоре перед ними расступились два розовых куста, кивнула украшенной цветами макушкой розовая бугенвилия и Элис увидела череду фонтанов. Три небольших, бьющих совсем невысоких фонтанчика, окружали одну большую чашу, из которой вверх била вода. Крохотные капли сверкали на солнце всеми цветами радуги и с шумом падали вниз.
Украшения у фонтана были при этом довольно просты, но явно несли в себе индийские мотивы. Впрочем, главным украшением этого чуда ведь было другое!
- Как красиво! – воскликнула Элис помимо своей воли и ощущая при этом как от фонтана приятно веет прохладой.
Вы здесь » Викторианское наследие » Крик Банши » Двуликий Янус
