Возбуждение лейтенанта  только усилилось от того, с какой страстью жена отвечала на его  настойчивые, почти грубые ласки, похожие на те, какими римские воины осыпали похищенных сабинянок. Он ожидал от Элис чего угодно, -  изумления, покорности, робкого сопротивления, даже нарочитого равнодушия, но в нее как будто вселился тот же алчный демон, который терзал душу и тело ее мужа. Элис вела себя бесстыдно, не пытаясь или не будучи в состоянии скрыть охватившее ее желание, - совсем не так, как полагалось себя вести благовоспитанным женам, - но  Генри вдруг с удивлением понял, что ему это нравится И когда его сильное тело содрогнулось от последнего сладострастного спазма, он, не в силах выговорить ни слова, почти упал на свою  возлюбленную, которая в этот момент казалась ему и блудницей, и богиней. Отдышавшись, он взял ее на руки и уложил на постель,  расправив ее пышные юбки, а сам опустился на колени и стал покрывать поцелуями ее лицо и руки, теперь уже бережно и нежно, испытывая в душе огромную, безграничную благодарность за тот щедрый дар, который она ему преподнесла столь неожиданным и смелым образом.

Элис снова стала прежней: пылкая и страстная вакханка уступила законное место гораздо более сдержанной, но  любящей супруге.
- А я люблю вас, и мечтаю о том, чтобы моя возлюбленная на балу-маскараде превзошла всех других дам не только своей красотой (а это несомненно случится), но и блеском  украшений, - сказал Генри, скользя пальцем по нежному изгибу шеи Элис сверху вниз до углубления между ключицами, и рисуя на ее коже невидимые глазу  знаки. - Вы готовы отправиться к лучшему римскому ювелиру тотчас или хотите немного отдохнуть? В мастерской маэстро Кастеллани я видел изумительные копии этрусских золотых украшений, которые сейчас в большой моде: колье, серьги и браслеты, похожие на тот, что я подарил вам в Неаполе. Ваша пылкость и страстность, любовь моя, воспламенила во мне желание осыпать вас драгоценностями точно так же, как некогда Зевс осыпал золотым дождем прекрасную Данаю. Любое украшение, которое вам понравится у Кастеллани, вне зависимости от его стоимости станет вашим, - только укажите на него своим прелестным пальчиком и скажите: "Генри, я хочу это!"
Лейтенант взял маленькую ручку жены в свои и стал целовать ее, посасывая нежные белые пальчики по одному, как изысканные и сладкие конфетки.

Генри оглянулся: пол вокруг стола был усеян разлетевшимися во все стороны листами писчей бумаги вперемешку с песком, которым посыпали непросохшие чернила, и был похож на поле боя. Мраморное пресс-папье возвышалось посреди этого разгрома, как горделивый редут, который не удалось захватить во время атаки. К счастью, чернильница осталась на столе и каким-то чудом не опрокинулась. Генри похолодел, представив, во что превратилось бы белое платье Элис, если бы на него пролились чернила.
- В следующий раз мы займемся любовью на ковре, - снова повернувшись к жене, прошептал он ей на ушко и слегка прикусил розовую мочку. - А сейчас я все верну на свои места, чтобы Ханна не подумала, что мы с вами ссорились.
Лейтенант легко поднялся на ноги и принялся собирать с пола листки бумаги

Генри чуть было не сказал, что забыл закрыть дверь, но сообразил, какое воздействие это произведет на Элис, которая поймет насколько велик был риск оказаться застигнутыми врасплох. И если для него это обстоятельство неожиданно явилось мощным стимулом возбуждения, его жена, скорее всего, отреагировала бы иначе.
- Сейчас открою, -  сказал он и, подойдя к двери, для вида повозился с замком, поворачивая ключ в скважине то вправо, то влево.
- Кажется, что-то не так с замком, - пожаловался он жене, продолжавшей наводить порядок на столешнице. - А вот теперь открыл! Любовь моя, так мне сходить за лимонадом или мы будем ждать Ханну с кофе и пирожными?
Лейтенант еще раз проверил, все ли в порядке с его одеждой, и убедившись, что его армейские брюки  и  офицерский мундир сидят на нем как влитые и застегнуты так, как полагается, приготовился спуститься вниз, чтобы доставить своей возлюбленной кувшин со свежим лимонадом.

Лейтенант спустился вниз и попросил сеньору Абруцци распорядиться насчёт лимонада для миссис Кендал.
- Пусть приготовят целый кувшин,- сказал он. - И не жалейте сахара, сеньора: моя жена обожает сладости.
«И сама она слаще майского мёда», - добавил он про себя, чувствуя, что в нем снова возникает  знакомое возбуждение при воспоминании о том, как сладостна на вкус его возлюбленная, которую он готов был целовать без устали дни и ночи напролёт.
Эти приятные, хотя и небезгрешные мысли были прерваны появлением Перкинса, вернувшимся из палаццо Барберини, куда он относил записку, адресованную баронету Уайту. Выглядел денщик ошеломлённым.
- Ну и ну, сэр, - сообщил Перкинс, - Я чуть языка не лишился как увидел хоромы баронета! А камердинер у него важный как сто павлинов, - как будто не у баронета в услужении, а у герцога или принца. Откуда, спрашивается, у него такие деньжищи? Я про дядю миссис Кендал, а не про камердинера... И с чего это, прошу прощения за любопытство, вы с ним переписку затеяли?
Лейтенант давно научился снисходительно относиться к чрезмерному любопытству своего верного  денщика, поэтому не одернул его, а спокойно объяснил, в чем дело.
Перкинс задумчиво поскрёб подбородок и согласился, что примирение миссис Кендал с дядей - дело хорошее, да только веры у него в столь христианские намерения баронета нет.
В этот момент подоспела сеньора Абруцци с кувшином лимонада, благоухавшего лимонами и свежей мятой, и лейтенант отпустил Перкинса, а сам вернулся в апартаменты к жене.

Генри попробовал лимонад и удовлетворенно кивнул: напиток был несравненно лучше на вкус, чем тот, который ему удалось купить на площади у замка Святого Ангела.
- Для того, чтобы каждый день пить лимонад, вам не требуется навсегда поселиться в Риме, ведь родина лимонов - Индия, - сказал он, радуясь, что в кои-то веки может сообщить жене хорошие новости. - Лимонные деревья растут там повсеместно и именно отттуда были завезены в Испанию и Италию арабами еще в двенадцатом веке. Об этом мне рассказывал дядя Бартоломью. Я собираюсь арендовать в Калькутте дом с садом, и могу с уверенностью утверждать, что помимо прочих в нем будут расти и лимонные деревья, усыпанные свежайшими плодами. Допивайте и отправимся к ювелиру: мне не терпится посмотреть на то, как вы будете примерять украшения.
С этими словами лейтенант отставил свой стакан с божественным напитком и занялся вещами более приземленными: отпер ключом ящик бюро и вытащил оттуда пачку банкнот, прикидывая, какую часть из них взять с собой, чтобы хватило на удовлетворение всех желаний Элис.

- Мастерская маэстро Кастеллани и его сыновей - настоящая сокровищница этрусских царей! - заверил жену лейтенант, убирая деньги в такое место, до которого не смог бы дотянуться ни один воришка. - Уверяю вас: вам будет из чего выбирать!
Как только пара вышла на улицу, лейтенант пустился в объяснения о том,  каким образом римский ювелир получил доступ к этрусским традиционным украшениям. Ему льстило, что Элис всегда внимательно его слушала, в то время как на ее месте другие молодые женщины постоянно бы отвлекались, глазели по сторонам, особенное внимание уделяя витринам лавок, и то и дело украдкой зевали, прикрывая ладошками свои очаровательные ротики. Но Элис, было ли ей действительно интересно выслушивать его рассказы об истории, или нет, никогда так не поступала, и у лейтенанта сладко замирало сердце, когда он видел, как  прелестные голубые глаза его обожаемой жены вспыхивают восторгом, вызванным (как он пытался убедить себя) его эрудицией, от чего он сразу же чувствовал себя во сто крат умнее и привлекательнее, чем был на самом деле.
- Маэстро Кастеллани поведал мне, пока я выбирал брошь вам в подарок, что  давно дружен с маркизом Кампана, - президентом Римской академии археологии и папским казначеем. Маркиз собрал огромную коллекцию греческих, римских и этрусских изделий из золота и неоднократно давал своему другу возможность полюбоваться на нее и изучить технику, которой пользовались золотых дел мастера былых времен, а кроме того Аугусто, сын ювелира, должен был подготовить каталог изделий для продажи. К слову упомяну, что в прошлом году маркиз был обвинен в растрате   и хищении папских средств и сейчас ведется следствие по этому делу* Так вот: Кастеллани и его сыновья обнаружили, что этруски владели техникой  грануляции, или филиграни, впоследствии утерянной. Они самым тщательным образом изучили каждое изделие из коллекции маркиза и сумели воспроизвести этот древний способ обработки золота! Но скоро вы увидите все своими глазами и ахнете от восторга. До фонтана Треви, рядом с которым находится мастерская семьи Кастеллани, как вы помните, идти недолго...

*Три года спустя маркиз Кампана был приговорен к двадцати годам тюремного заключения, позже замененного на изгнание.

- Случайно, - ответил лейтенант. - Выйдя от портного, я отправился прогуляться, чтобы не мешать вашему общению с модисткой. И заметил витрину, в которой были выставлены самые необычные и изящные украшения из всех, которые мне когда-нибудь доводилось видеть. Своей красотой и благородством они превосходили даже изделия Гаррарда* Впрочем, вы увидите сами. Сеньор Кастеллани и тот его сын, с которым мне довелось разговаривать сегодня утром, превосходно говорят и на английском, и на французском языках. Клиентура у них обширная, ведь в Рим приезжают представители знатных семейств со всех уголков континента, не говоря уже о нас, англичанах. Возможно, что сегодня вы встретите у Кастеллани какую-нибудь французскую маркизу или испанскую герцогиню.
Генри усмехнулся, потому что для него титулы не имели особого значения, и о людях он судил не по тому, к насколько древнему роду они принадлежат. Но он и сам был не родовит, а Элис все же была дочерью баронета и наверняка смотрела на сословные различия иначе.

*Гаррард - ювелирный дом в Лондоне, изготовлявший  украшения для королевы Виктории. Существует и поныне.

- Да вот же он! - сказал Генри, указывая на дом, над входом в который  красовалась талантливо выполненная вывеска, иносказательно сообщавшая обладателям толстых кошельков, что здесь они могут быстро избавиться от большей части своих денег. Счета от ювелиров  порой превосходили астрономические счета от модисток, и единственным утешением мужьям мог служить тот факт, что драгоценности все же приобретались реже, а служили гораздо дольше, чем бальные платья, туфельки и перчатки. К тому же их можно было передавать по наследству или, в случае если дела пойдут совсем уж плохо, отдавать в залог или продавать, вернув себе хотя бы часть потраченной суммы. Но лейтенанта мало волновали подобные соображения: он был твердо намерен порадовать жену, чего бы это ему не стоило.
- Приготовьтесь, душа моя: сейчас вас ослепит блеск золота и бриллиантов, - предупредил он Элис, подводя ее к массивной и хорошо укрепленной двери, за которой скрывались несметные сокровища семейства Кастеллани, впрочем, предназначенные для продажи.
Открыв дверь, он пропустил жену вперед, предвкушая охи, ахи и сладострастные стоны, коими дочери Евы обычно сопровождали свои визиты в ювелирные лавки. Все дамы, которых он знал, впадали в экстаз, подобный экстазу святой Терезы, и чуть не теряли сознание, когда ювелир выкладывал перед ними на темном бархате кольца, браслеты, серьги, колье и диадемы, переливавшиеся всеми цветами радуги.

Если внимание Элис было целиком поглощено видом шедеров ювелирного искусства, лейтенант не отводил взгляда от нее, любуясь отражением восторга и изумления на ее лице. Когда наконец его Прекрасная Елена выбрала из бессчетного количества украшений те, которые ей приглянулись больше прочих, он внимательно их рассмотрел и сказал:
- Мне нравится все, что нравится вам, душа моя. Давайте купим их все, а впридачу к ним - какую-нибудь диадему, чтобы украсить ею вашу прелестную головку: ведь вы - моя королева и заслуживаете быть увенчанной короной, которую сделал величайший из современных ювелиров.
На лице Аугусто Кастеллани, который лично обслуживал клиентов, появилась несколько самодовольная улыбка, когда он услышал похвалу из уст лейтенанта. Но если лейтенант втайне и надеялся получить скидку в обмен на свой лестный отзыв, ничего подобного не произошло. Ювелир быстро, пока клиенты не передумали, отложил в сторону выбранные ими колье и серьги и тут же принялся выкладывать на темный бархат диадемы и тиары из золота с филигранью и с драгоценными камнями.

Аугусто Кастеллани тоже взглянул на лейтенанта с надеждой в глазах, видимо, подсчитывая в уме будущую прибыль.
Лейтенант взял диадему из рук жены и мягко водрузил ее на белокурую головку.
- Великолепно! - с искренним восхищением в голосе воскликнул он. - Вы обречены стать царицей бала! Сеньор Кастеллани, могу я надеяться, что все наши покупки будут доставлены в гостиницу "Лондон" на Пьяцца ди Спанья не ранее семи, но не позже десяти вечера? Пусть ваш посыльный спросит лейтенанта Кендала. А впрочем, я уже назвал вам свое имя нынче утром, когда покупал брошь.
С этими словами он вытащил толстую пачку банкнот и положил их перед ювелиром.
- Разумеется, лейтенант, - отвечал ювелир, - Но позвольте уточнить: вы имеете в виду римское или французское время?
Лейтенант, не уразумев, о чем толкует ювелир, воззрился на него в немом удивлении, не зная, как отвечать на этот странный вопрос. Кастеллани, увидев его замешательство, разъяснил: - В Риме  да и во всей Италии часы считаются от захода солнца, когда сутки кончаются, и колокол звонит к Ave Maria. Каждую неделю часы переставляются по солнцу на четверть часа вперед или назад. Обыкновенный же способ счисления времени мы называем французским*
- В таком случае, сеньор Кастеллани, ориентируйтесь на французское время, - сказал Генри, вытаскивая свой брегет и бросая взгляд на его стрелки, - Сейчас почти четыре часа пополудни. Мы с миссис Кендал вернемся в гостиницу к семи вечера.

* За что купил, за то продаю: последняя фраза Кастеллани - цитата из романа Ганса Христиана Андерсена "Импровизатор" (1835 год)

Генри по-прежнему пребывал в растерянности, вызванной информацией, которую сообщил ему ювелир. В Риме они с женой пробыли уже неделю, а до того почти столько же - в Неаполе, и только сегодня он волею случая узнал о разнице между итальянским и "французским" способами исчисления времени.
- Не знаю, душа моя, - ответил он жене, помимо воли бросая очередной взгляд на свой брегет, который по-прежнему держал в руке. - Надо бы уточнить у самого баронета. Хотите, навестим его прямо сейчас, чтобы засвидетельствовать свое почтение и лично подтвердить участие в маскараде?
До того, как Аугусто Кастеллани открыл ему глаза, лейтенант собирался отвести жену в церковь Санта Мария делла Виттория, чтобы вместе с ней посмотреть на скульптурную группу Бернини, изображавшую святую Терезу в тот момент, когда ангел занес над ее лоном свое сверкающее копье. Но теперь он склонялся к тому, чтобы отложить посещение церкви и нанести визит баронету Уайту, который был устроителем бала-маскарада.

- Думаю, что это будет более чем уместно, учитывая его приглашение на бал-маскарад и нашу с ним встречу в Неаполе. Конечно, не факт, что мы его застанем дома, но попробовать стоит. До палаццо Барберини, насколько я понял, изучая в гостинице карту, не более получаса пешком, но давайте я лучше возьму извозчика: мне жаль ваши милые ножки. Тем более будет обидно, если мы прогуляемся зря.
Генри огляделся и сделал знак извозчику, скучавшему в ожидании пассажиров. Спустя пару минут, которые потребовались лейтенанту, чтобы помочь жене сесть в экипаж и самому расположиться рядом, копыта лошадей весело зацокали по мостовой, и коляска покатила в направлении палаццо Барберини.
- Мне очень любопытно, с какой целью ваш дядя приехал в Рим, - сказал Генри жене после недолгого молчания. - Он когда-нибудь рассказывал вам о своих интересах и занятиях? Мне неловко спрашивать у него напрямую, чтобы он не счел, что я лезу в его дела.

- Древние вещицы? - задумчиво переспросил Генри, размышляя о том, откуда у баронета Уайта взялись деньги на аренду палаццо, построенного могущественнным семейством Барберини, к которому принадлежал папа Урбан VIII, и что за замыслы таились за неожиданным желанием баронета восстановить добрые отношения с племянницей, с мужем которой он стрелялся менее полугода назад? Впрочем, что значить "восстановить"? Разве их отношения когда-нибудь были добрыми? Генри вспомнил мрачный и выстуженный особняк баронета, в котором томилась пленница, и его передернуло - настолько явственным было ощущение могильного холода посреди  теплого майского дня.
- Ваш дядя наверняка оценит украшения, которые вы наденете на бал, - сказал он, стараясь отвлечься от недобрых мыслей. - Ведь они созданы по образу и подобию тех, которые носили эллины и этруски. Надо порасспросить его о том, на раскопках каких древних городов он уже побывал: вы ведь помните, что мы встретили его в Помпеях?
Повинуясь вожжам извозчика, лошади замедлили свой резвый бег и коляска покатила медленнее, из чего лейтенант заключил, что цель их короткой поездки близка. И действительно, впереди показалось внушительное трехэтажное строение, окруженное великолепным садом.