Весь облик Элис выражал привычное для нее смирение, и Генри, еще недавно видевший, как она оживленно и совершенно свободно разговаривала с первым помощником капитана, почувствовал новый укол в сердце. Ему немедленно захотелось увести ее с палубы, потому что он заподозрил, что Элис вернулась лишь затем, чтобы снова повстречаться с Лекуэнтом. Иначе зачем бы ей было прятаться, когда она увидела на палубе мужа?
- Да, можете, - ответил он, сжимая в руке влажную рубашку. - Мне нужно полотенце, чтобы как следует вытереться, но в моей каюте сейчас находится ваша служанка, ухаживающая за Перкинсом. Поэтому я прошу вас позволить мне воспользоваться вашей каютой. Вы разрешаете?

Направляясь вместе с женой к ее каюте, Генри гадал, не вернулась ли туда Ханна. Служанка провела с Перкинсом уже достаточно долгое время, и могла вернуться к своей госпоже с минуты на минуту. Но, проходя мимо каюты, которую занимали они с Перкинсом, лейтенант с облегчением услышал рокочущий бас своего денщика, а это свидетельствовало о том, что тот по-прежнему не один: вряд ли бы он стал разговаривать вслух с самим собой.
- И ту появился я: верхом на белом жеребце и с винтовкой Минье, - рокотал Перкинс. - Тютелька в тютельку в тот момент, когда один из конокрадов уже занес над лейтенантом Кендалом нож. Промедли я хоть секунду - и миссис Кендал стала бы самой молодой вдовой Камберлендского графства. Но я прицелился, - ба-бах! - и голова цыгана разлетелась на куски. Я ведь меткий стрелок, мэм: как только оклемаюсь, покажу вам, как сбивать из винтовки чаек на лету...
Генри открыл дверь в каюту жены и жестом предложил Элис войти первой.

Генри бросил мокрую рубашку на пол и взял полотенце из рук жены.
Застегнутый на все пуговицы мундир неприятно лип ко все еще влажному телу, и лейтенант уже начал чувствовать легкий озноб и хотел поскорее  докрасна растереться сухим полотенцем. Его немного удивило, что жена не поинтересовалась, зачем ему вздумалось обливаться на палубе соленой морской водой, но, с другой стороны, объяснять ей причины, толкнувшие его на кидание угля в топку паровой машины, тоже не хотелось.
- Прошу вас: отвернитесь, - попросил он, не желая, чтобы Элис снова рассматривала его шрамы, тем более с такого близкого расстояния. Возможно, она успела рассмотреть их в "Папоротниках", когда ухаживала за ним после его дуэли с баронетом Уайтом, но зачем же повторять столь негативный опыт?

Генри поспешно расстегнул  и снял мундир, не желая терять ни секунды драгоценного времени. Элис отвернулась, но мало ли что могло случиться: вдруг кто-нибудь постучался бы в дверь каюты: например,  первый помощник капитана, придумавший благовидный предлог, чтобы навестить прекрасную пассажирку. Да и Ханна могла вернуться в любой момент. Растираясь полотенцем, он смотрел на изящный силуэт Элис, на ее нежный затылок и стройную шею, выступавшую из воротничка платья, и чувствовал, что озноб, вызванный холодным душем, уступает место привычному жару волнения и желания. Когда он уже закончил растираться и повесил полотенце на спинку единственного стула, находившегося в тесной каюте, корабль вдруг качнуло так сильно, что от неожиданности он не удержался на месте и налетел на жену, успев крепко обхватить ее одной рукой, чтобы она не упала, а другой схватиться за крюк для одежды, прикрученный к переборке. В соседней каюте Перкинс охнул и крепко выругался, после чего рассыпался в извинениях перед Ханной:
- Извините, мэм, с языка сорвалось: мало мне этой морской хвори, так еще и бок себе отшиб.

Генри ощущал под рукой, которой он обхватил Элис за талию, жесткие пластинки корсета из китового уса, но его губы касались ее незащищенной, нежной шеи, и от этого, а также от прикосновения ее ладони, медленно продвигавшейся вверх по его обнаженной руке, у него все поплыло перед глазами.  Они с Элис были одни в маленькой каюте, запертой в чреве огромного корабля, о борта которого ударялись высокие волны, но ему на мгновение показалось, что они одни во всем мире. А если так, никто и ничто не могло помешать свершиться тому, о чем он так давно и безнадежно мечтал. И Элис, с несвойственной ей смелостью и любопытством изучавшая рельеф его мышц, кажется, тоже была не против.... Не против чего?
Веселый и бодрый голос Ханны, доносившийся из соседней каюты, и отвечавший ей глухой басок Перкинса, привели его в чувство. Он как будто вынырнул  с огромной глубины на поверхность воды и вновь увидел вещи в их истинном свете. Отпрянув от Элис, он схватил мундир и натянул его на себя, не пытаясь застегнуть.  Потом поднял с пола рубашку, выскочил из каюты жены, захлопнув за собой дверь, и бросился в свою. Перкинс лежал на койке и при его появлении скорчил такую недовольную мину, как будто ему явился странствующий проповедник с пачкой душеспасительных брошюр и религиозных памфлетов.
- Ханна, миссис Кендал нужна ваша помощь, - резко бросил Генри служанке. - Она в соседней каюте, подите к ней.
Перкинс вздохнул и демонстративно закрыл глаза, выражая свое недовольство тем, что его рандеву с миловидной и веселой сестрой милосердия так неожиданно прервали.

- Как ты себя чувствуешь, Боб? - осведомился лейтенант, скинув мундир и  принимаясь рыться в своем дорожном сундучке в поисках свежей рубашки.
Перкинс неохотно приоткрыл один глаз, рассматривая голую спину лейтенанта.
- Получше, сэр: даже червячка заморить захотелось. Миссис Дейвис дала мне какого-то отвара, мне сразу же и полегчало. А вы почто в таком виде разгуливаете? В море купались?
- Нет, - лаконично отрезал лейтенант, облачаясь в сухую рубаху. - Ну раз тебе лучше, вставай и пройдись по палубе: глоток свежего воздуха тебе не помешает.
Перкинс сел на койке и свесил босые ноги на пол, почесывая затылок:
- Что-то в боку закололо, - пожаловался он, явно не желая покидать нагретое местечко. - И голова трещит как после перепою. Но ежели вы считаете, что мне это на пользу пойдет, так и быть, пройдусь.
Генри обернулся к денщику, отмечая взглядом землистый цвет его лица и пересохшие губы.
- Это был просто добрый совет, Боб. Поступай , как знаешь. Я сегодня обедать не буду, но если у тебя проснулся аппетит, прикажу стюарду принести тебе легкий ужин в каюту.
Лицо денщика просияло:
- Премного благодарствую, сэр! От сладкого чая с сухариками я бы не отказался.
- Договорились, - Генри улегся на свою узкую постель и развернул французскую газету, которую одолжил ему один из французских офицеров. Выпуск был старый, но, за неимением лучшего, годился для того, чтобы скоротать время.
Но мелкие типографские строчки расплывались у него перед глазами, потому что мыслями он был в соседней каюте, откуда только что сбежал, испугавшись своего очередного порыва. Ладонь Элис как будто оставила на его руке неизгладимые стигматы: от воспоминания о ее прикосновении, таком долгом и чувственном, Генри охватывала сладостная дрожь, хотя он и не понимал, для чего она это сделала. Неужели для того, чтобы подразнить его, зная, как стремительно он  откликается на малейшие проявления внимания с ее стороны? Но нет, это был не просто знак внимания, тем более - не случайный жест. Это было что-то другое, совершенно  неожиданное и оттого так на сильно на него повлиявшее.

- Что наши друзья-французы пишут, сэр? - задал вопрос Перкинс, так и не покинувший свое ложе больного.
Генри оторвался от газеты, которую скорее проглядывал, чем читал, и  безо всякого энтузиазма ответил:
- Очередной отчет с Парижской выставки*. Ожидается визит  Ее Величества...
- Нашего величества? - заинтересованно спросил денщик.
Генри кивнул, думая о том, в каком платье его жена выйдет к обеду в офицерской кают-компании и кто займет место рядом с ней за столом. Он мог бы поставить на кон все свои сбережения, что этим счастливцем окажется первый помощник капитана, - в том случае, если будет свободен от вахты.
- Сэр, а может быть, передумаете насчет Англии? - спросил Перкинс. - Поедем в Рим, оттуда махнем во Францию и посмотрим на Её Величество на выставке. А уж потом -  к вашему дяде. Уж как миссис Кендал будет рада Парижу!
- Что тебе принести на ужин?  Только чай с сухариками или что-нибудь посущественнее?
Генри намеренно обошел вопрос о Париже, - эта тема была для него как острый нож в сердце.
- Нуу... можно что-нибудь добавить к чаю, - согласился Перкинс. - Только не лягушачьи лапки, от этого меня точно наизнанку вывернет.
Генри сложил газету и встал, намереваясь зайти в кают-компанию и спросить что-нибудь для денщика.
- Умылся бы ты что ли, Боб, - с укоризной сказал он денщику, второй день валявшемуся в постели с приступами морской болезни. Не понимаю, как служанка миссис Кендал так долго смогла пробыть в нашей каюте: запах такой, что хоть топор вешай.
- А где я пресной воды найду? - обиделся денщик. - Вы же сами знаете: ее по кружке в день выдают, только для дам исключение и сделали. А в солёной морской мыло не мылится...
Пожав плечами, Генри вышел из каюты и направился в офицерскую столовую, надеясь на то, что придет раньше прочих и не застанет там свою жену в обществе первого помощника.

*Всемирная выставка трудов промышленности, сельского хозяйства и изящных искусств проходила в Париже с марта по ноябрь 1855 года.

Генри сходил в кают-компанию и, сообщив стюарду, что хочет пообедать в своей каюте, попросил его доставить туда все, что полагалось пассажиру, столующемуся в офицерской кают-компании. Свой обед он, согласно старой пословице, собирался разделить с другом, которым для него являлся верный денщик. Стюард пообещал все исполнить сразу после того, как стол будет накрыт, и Генри в дополнение спросил пинту или две пресной воды для умывания, на что стюард ответил вежливым, но твердым отказом: распоряжение капитана не позволяло ему делать исключений ни для кого, кроме единственной дамы на борту. Генри не стал настаивать, зная о том, что дисциплина на флоте  куда более сурова, чем в сухопутных войсках, и вышел из столовой, радуясь, что не встретил ни жену, ни первого помощника капитана. Но радость его оказалась преждевременной: не пройдя и двух шагов, он заметил Лекуэнта, с задумчивым видом облокотившегося на фальшборт, а неподалеку - стройный силуэт Элис, всем своим обликом подтверждавшей, что английских девушек заслуженно называют майскими розами: ярко-розовое платье и нежный румянец на щеках делали ее еще моложе и красивее, если это вообще было возможно, придавая особое очарование на фоне корабельных снастей и большой трубы, из которой валил черный дым. Внутренне Генри вознегодовал: складывалось впечатление, что первому помощнику капитана нечем было заняться, кроме того, чтобы подкарауливать чужих жен и прогуливаться с ними по палубе, ведя пустые светские разговоры. Но он не стал повторять свою ошибку и подходить к Элис. Нелепо бы он выглядел, если бы стал открыто ревновать ее к каждому, с кем она перемолвилась словом! Тем более, что очень скоро у него и права-то такого не будет, как у бывшего мужа. Он собирался вернуться в свою каюту, но его остановил один из молодых офицеров, задавший какой-то вопрос об Англии, куда собирался отправиться вместе со своей сестрой во время очередного отпуска, и Генри был вынужден остаться на палубе и поддержать разговор, сообщая юноше факты, которые того интересовали. Краем глаза он посматривал на жену и Лекуэнта, которые, надо сказать, составляли неплохую пару: жгучий брюнет-француз, походивший на лихого флибустьера минувших времен, и хрупкая белокурая англичанка, которую он готовился взять в заложницы своей мужской привлекательности.

Лейтенант улыбнулся паре одними губами, в то время как его собеседник, пылая юношеским дружелюбием, сердечно поприветствовал первого помощника капитана и его даму.
- Моя сестра, мадам, мечтает побывать в Лондоне, - сообщил он Элис, сияя улыбкой, - Ваш муж только что любезно сообщил мне названия лондонских гостиниц, в которых можно расположиться с наибольшим комфортом, который мы можем себе позволить, располагая не слишком большими средствами.
Генри с трудом сохранял нейтральное выражение лица. Больше всего ему хотелось уйти, чтобы не видеть Лекуэнта рядом со своей женой, но уйти вот так сразу было неприлично, поэтому он молчал, пытаясь найти тему для разговора. Молодой француз тем временем продолжал расспросы:
- Скажите, мадам, неужели в Лондоне действительно такие туманы, что их иногда сравнивают с густым гороховым супом? Я сам из Марселя, - приморского города, как вам наверняка известно, но у нас никогда не бывает туманов. Я слышал рассказы о том, как гости вашей столицы часами блуждали по улицам, не видя ничего на расстоянии вытянутой руки.

- Если вам повезет, и вы не лишитесь вслед за парой монет всех денег, которые у вас при себе, а также портсигара, часов и шелкового носового платка: лондонские мальчишки - самые ловкие карманники в мире, - сказал лейтенант и тут же пожалел об этом, увидев, как вытянулось лицо у молодого офицера, желавшего отвезти свою сестру в Лондон. - Впрочем, - поправился он, - лучше и вовсе не покидать дома в туманную погоду: слишком много несчастных случаев, связанных с кэбами.
Молодой офицер помрачнел еще больше и, кажется, начал думать о том, что везти сестру в Англию - не самая лучшая идея.
Элис в присутствии мужа сразу же сникла и он понял, что пора уходить.
- Простите, господа: мне надо вернуться к своему денщику. Бедняга совершенно обессилел от морской болезни. Месье Лекуэнт, вы меня очень выручите и окажете мне огромную услугу, если сопроводите мою супругу в кают-компанию, поскольку сам я обедать не буду по причине, о которой только что сообщил.

Генри поклонился и покинул верхнюю палубу. Войдя в свою каюту, он увидел, что Перкинс сидит на койке, держа на коленях поднос с обедом и уминает за обе щеки наваристое рагу.
- Отвар миссис Дейвис и вправду творит чудеса! - заметил Генри, вылавливая пальцами из тарелки аппетитный кусок мяса.
- Сэр! - негодующе взвыл Перкинс, перекладывая поднос с колен на постель подальше от лейтенанта. - Что ж вы в кают-компании не пообедали? У меня каждая крошка на счету после двухдневной голодовки.
- Ну извини... - Генри выловил еще один кусок и отправил его в рот, стараясь не рассмеяться. С Перкинсом он порой чувствовал себя мальчишкой, который намеренно злит своего наставника, зная, что у того не хватит духу выдать ему плетей.
Усевшись на свою койку, он вытер пальцы платком и спросил:
- Как тебе новая служанка миссис Кендал? Надежная женщина? Можно ли ей доверять?
Перкинс прожевал очередной кусок и ответил с таким видом, словно был дворецким, дававшим  рекомендацию  экономке обширного и богатого поместья:
- Высший класс, сэр! А уж я-то этих служанок перевидал столько, что и не сосчитать! Я бы ей, не задумываясь, доверил не только свои сбережения, накопленные за двадцать лет, но и все остальное.

На лице денщика играла блаженная улыбка, но Генри был более чем уверен, что вызвана она совсем не вкусом блюда, которое денщик уписывал за обе щеки. Рано или поздно все равно придется сказать Перкинсу о том, что очень скоро он лишится общества хозяйки, а заодно и общества ее миловидной и смышленой горничной.
- Послушай, Боб: не слишком увлекайся хорошенькой вдовушкой. Дело в том, что мы с миссис Кендал решили расстаться.
Перкинс выронил из рук ложку и остолбенело воззрился на лейтенанта. Какое-то время его лицо все еще хранило по инерции выражение полного довольства, но очень скоро он опомнился, помрачнел и нахмурил брови.
- Вы это о чем, сэр? Неужто миссис Кендал нашла себе... Да нет, такого быть не может! Как она за вами ухаживала: что после дуэли, что в Скутари. Если бы у нее кто был на примете, она бы сиделку для вас наняла, чтобы не мучиться зазря.
- Не в этом дело, Боб. И прямо скажем, не твое это дело. - огрызнулся Генри. - Просто прими к сведению и веди себя соответственно.
Денщик отложил ложку в сторону, как будто у него разом пропал аппетит.
- Ну и дела... А я-то все голову ломал: с чего это вы миссис Кендал письма слать начали, когда она всегда под рукой.  Вот вам мое слово, сэр: такого дурака свалять  - это надо постараться.
- Довольно с меня твоих нотаций! - лейтенант в раздражении вскочил с кровати, на которую перед этим сел, и схватил тарелку с недоеденным рагу. - Доел? Я отнесу обратно, чтобы вся каюта чесноком не пропахла.
Перкинс отнял тарелку и поставил ее обратно на стол.
- Сам отнесу: не извольте беспокоиться, сэр, - язвительно сказал он. - Просто слов нет: одни выражения, да такие, что не только при дамах, а и в вашем присутствии произносить совестно.
Генри распахнул дверь и выскочил из каюты.

Перкинс возвращался из офицерской столовой, куда он отнес грязную посуду, размышляя о двух вещах: где бы найти пресной воды, чтобы побриться, и что делать, чтобы спасти терпящую крушение семейную лодку лейтенанта Кендала.  Перед  тем, как выйти из каюты, денщик как следует ее проветрил, разложил все вещи по местам, а сам переоделся во все чистое: упрек лейтенанта не прошел даром. Чувствовал он себя значительно лучше и мысленно благодарил проворную горничную миссис Кендал, которая буквально вытащила его с того света при помощи целебного отвара и приятного разговора. Хорошо было бы посоветоваться с ней по поводу того, что происходило между лейтенантом и его женой: Ханна хоть и была новым человеком в их тесном семейном кругу (а Перкинс искренне считал себя частью семьи Кендалов), но по всему видать, что голова у нее варила неплохо, а решительности и сообразительности хватило бы на двоих. Надо было  переговорить с нею тет-а-тет, как выражались союзники-французы, чтобы обменяться мнениями. Вот только где ее найти и как улучить момент, пока лейтенант отсутствует? На корабле все теснились, как сельди в бочке, и найти минутку, чтобы поблизости не было ни лейтенанта, ни миссис Кендал, было трудновато. Да и сама Ханна наверняка носилась по кораблю туда-сюда, выполняя распоряжения своей хозяйки: кому, как не Перкинсу, было знать, что значит быть в услужении. Себя он прислугой, разумеется, не считал, но насмотрелся на служанок да камердинеров: у тех и минутки свободной не было. Размышляя о тяжелой участи прислуги, денщик приближался к каюте, которую делил с лейтенантом.