Спустя менее, чем полчаса, с того момента как лейтенант прочёл записку с требованием выкупа, все в доме перевернулось вверх дном.  Леди Ребекка, узнав о похищении Элис, не успев встать с постели, упала в обморок, и теперь рядом с ней неотлучно находилась Джанет, вооруженная флаконом с нюхательными солями и молитвенником. Леди Ребекка то начинала рыдать и вдыхать успокоительные ароматы мяты, валерианы и розмарина, то требовала, чтобы Джанет читала ей вслух псалмы.
Лейтенант и его денщик держали военный совет на кухне. Сумма, которую потребовали похитители, была так невообразимо велика, что Генри поначалу решил, что злодеи по ошибке приписали лишний нуль.
- Я и в Англии не смог бы собрать столько денег за такой короткий срок даже с помощью дяди, а здесь тем более...
Генри заметался по кухне, как лев в клетке, мучаясь от собственного бессилия. Самым ужасным было то, что он не мог даже предположить, где злодеи держат пленницу.
Перкинс мрачно кивнул, соглашаясь:
- Ваша правда, сэр, да только нехристям этим невдомек, что у вас при себе всего несколько сотен наличными. Они небось считают, что раз англичанин, то таскает с собой мешки, полные денег. Но я вам так скажу: денег им давать нельзя, пока они не предоставят доказательства того, что миссис Кендал жива и здорова. Может они ее уже того....
- Ты считаешь, что похитители - турки? - Генри остановился у стола, за которым сидел Перкинс. Комментировать последние слова денщика он не стал, хотя и понимал, что возможно все
- А кто ж ещё? - искренне удивился денщик. - Читайте, что написано: «А если к полуночи мы не получим денег, будет вашей гелим секир-башка». Сэр, вы пока заряжайте револьверы, а я сгоняю к Селиму, разбужу его и приведу к нам даже если по пути нас застигнет землетрясение. Он местный, все входы-выходы знает, пусть поможет чем сможет. Кстати: не по его ли наводке миссис Кендал похитили? Хотя вряд ли.
Генри отпустил Перкинса, а сам уселся за стол и принялся снова перечитывать записку с требованием выкупа.

***

О’Мэйли повозился с узлом на затылке пленницы, снял платок, туго закрывавший ее рот,  и поднёс  горлышко бутылки  к ее губам, предварительно обтерев стекло тем же платком, что до сих пор играл роль повязки.
- Пейте, мэм, а потом я веревки ослаблю немного, чтобы руки-ноги не затекли напрочь.

Ирландец привычно отхлебнул из бутылки, даже  не поморщившись, поставил ее на пол, сочувственно похлопал девушку по спине, помогая откашляться.
- Не привыкли к крепким напиткам, леди?
Язык у него слегка заплетался, но заикаться он перестал - расслабился и успокоился от выпитого. Он наклонился и стал распутывать узлы на веревке, связывавшей ноги пленницы поверх толстого одеяла.
- Вы не бойтесь, мэм: как только ваш муж принесёт денежки, мы вас сразу же отпустим. Мы ж не ироды какие: с вашей красивой головки  волосок не упадёт, верьте моему слову.
Сам О ‘Мэйли такой уверенности не испытывал: помнил слова Фланагана, сказанные в кофейне то ли в шутку, то ли всерьез. Нет, не собирался его дружок отпускать пленницу: зубы ему заговаривал, чтобы уломать на похищение. О’Мэйли впервые задумался о том, насколько он может доверять подельнику: что тому стоило и его убить и оставить гнить в склепе, чтобы забрать все денежки себе? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что целое больше половины. А Дерек Фланаган был кем угодно, только не дураком.

***
Селим изучил письмо, которое дал прочитать ему Генри, покачал головой:
- Это написано не моим соотечественником, лейтенант- эфенди. Я не буду отрицать, что у похитителей мог быть сообщник-турок, но писал не он. Вас хотят заставить поверить, что записка написана турком, знающим английский язык, но поверьте мне: никто не стал бы употреблять такие дурацкие обороты, как «секир-башка». Но дело даже не в этом: турок использовал бы тушь и килим, эта записка написана чернилами и металлическим английским пером- линии выглядят значительно толще и в то же время водянистее, чем те, что выводят тростниковым пером и тушью.
Генри с уважением посмотрел на юношу; сам бы он не додумался до таких выводов.
- Благодарю вас за столь ценную подсказку, но это не даёт нам намёка на то, где искать мою жену, - уныло промолвил он. - Ее могли связать и переправить на другой берег Босфора...
- Я так не думаю, - возразил Селим- Зачем везти далеко, когда можно спрятать близко? Тем более, что все англичане находятся в Скутари. И обратите внимание на то, что деньги надо принести на старое кладбище, а оно соседствует с английским военным госпиталем, бывшими казармами.
У Генри упало сердце: а ведь действительно, кладбище! Неужели Элис убили и зарыли там, где ещё одна могила никому не бросится в глаза?

На простодушном лице ирландца отразилось такое изумление, что если бы не почти полная темнота, едва разгоняемая слабым огоньком свечи, Элис могла бы его разглядеть. Услышанное потрясло похитителя: Фланаган сказал ему, что лейтенант богат, почти как король, и дядя у него миллионер, да и толстая старуха, которая была на базаре с молодой женой лейтенанта, тоже набита деньгами. Так ведь он и сам видел, на какую дорогую побрякушку она нацелилась! Но если Фланаган ошибся и англичанин беден как церковная мышь, из-за чего весь этот сыр-бор?! Выходит, они с Дереком зазря рискуют своими ирландскими шеями. Дерек, конечно, потребовал несусветную сумму, но объяснил Шону, что именно так дела и делаются: просить надо в два раза больше, чем ожидаешь получить.
О’Мэйли вскочил на ноги:
- Вы так не шутите, леди! А если у вашего мужа не наберется нужная сумма, так он возьмёт у друзей своих в долг. Я б на его месте за свою любимую жену последнюю рубаху отдал!
Ирландец смотал в клубок снятую с ног девушки веревку, задрал балахон,  сунул моток  в карман штанов и от волнения прошелся туда-сюда по склепу, потом остановился у каменного саркофага, оперся на него рукой и с удивлением почувствовал, что крышка немного сдвинута.

О’Мэйли сверлил взглядом щель, образовавшуюся между крышкой и основой саркофага. Под влиянием алкоголя его суеверный ужас перед покойниками куда-то испарился. Он понимал, что бедняков не хоронят в склепах, а богатеи порой уносят с собой в могилу целые состояния. На кладбище было всего несколько склепов, причём один из них, как с ухмылкой поведал ему Фланаган, был  воздвигнут для любимой лошади одного из турецких султанов* А что, если...
Вопрос пленницы на мгновение отвлёк его от размышлений:
- Порядочно, мэм: пять тысяч английских фунтов. А вы считаете, что стоите дешевле?
Что-то в голосе и поведении пленницы подсказывало ему, что она не лжёт. А это в корне меняло дело. Собравшись с духом, ирландец упёрся пятками в сырую стену, а руками - в крышку саркофага, и, поднатужившись, сдвинул ее. В нос ударил затхлый запах, но О’Мэйли  лишь облизал пересохшие губы, поднял с пола плошку с зажженной свечой и осветил то, что лежало внутри каменного гроба.

*Махмуда I

Короткий испуганный вскрик англичанки слился с торжествующим свистом ирландца. Робкий огонёк свечи рассыпался отблесками на золотых украшениях, которыми были унизаны кости мертвеца, судя по обрывкам истлевшей ткани, проглядывавшей сквозь прорехи такого же истлевшего савана,  одетого в роскошный погребальный наряд. Забыв о своих страхах, О’’Мэйли начал с лихорадочной поспешностью стягивать с хрупких косточек перстни и браслеты, украшенные крупными сапфирами, изумрудами и рубинами. Дочиста ограбив покойника, он рассовал добычу по карманам и обернулся к пленнице: его лицо было белее савана. Подойдя к девушке, он снова опустился перед ней на колени и стал развязывать ей руки, бормоча:
- Я не убийца, мэм, и верую в Господа нашего Христа и Деву Марию, да и похититель из меня никакой: я обычный ирландский парень и хочу одного: отыскать своё счастье. Сейчас я вас развяжу и дождёмся того, кто всю эту кашу заварил: когда он откроет двери и войдёт, я его огрею бутылкой по башке, чтобы отрубился на полчасика, не больше,  а вас выпущу: возвращайтесь к своему мужу и молитесь за Шона О’Мэйли, потерявшего всех своих близких во время картофельного голода, чтобы ему удалось добраться до Америки.

***

- У меня нет даже половины суммы, которую требуют похитители, кем бы они не являлись...
Генри смотрел на Селима потухшим взглядом человека, потерявшего всякую надежду.
- Не падайте духом, лейтенант - эфенди. Аллах велик и милостив к невинным. Нам надо с чего-то начать, и я советую начать с кладбища «Караджа Ахмед», не дожидаясь полуночи: на нем есть заброшенные склепы вымерших семей, в один из которых похитители могли проникнуть и спрятать там вашу жену. Кладбище огромное: нам троим понадобится несколько часов, чтобы его обойти.
- Вот-вот! -  Поддакнул Перкинс, - Чего зря сидеть? Идемте, сэр! Только пару фонарей захватить надо.

До рассвета ещё оставалось не менее двух часов и кладбище было окутано почти непроницаемым мраком. Лишь три пятна света мелькали среди могил, - как блуждающие огоньки на ирландских болотах
- Я пойду осматривать восточную, дальнюю часть, - сказал Селим, поднимая повыше свой фонарь,- Вы, лейтенант-эфенди, начните отсюда, а вы...
- Я с тобой пойду, - сказал Перкинс твёрдо, - Лейтенант Кендал вооружён, а ты - нет.
Генри согласно кивнул и пошёл к смутно белевшему саркофагу с шестью колоннами.
- Это усыпальница любимой лошади султана Махмуда Первого,  окликнул его Селим - Ищите заброшенные склепы, лейтенант-эфенди.
Огни фонарей Перкинса и Селима скрылись за кипарисами, а Генри, подумав, направился к светлому пятну у дальней стены кладбища. Посветив фонарем, он увидел, что замок на двустворчатой двери отсутствует, а в ушки вставлен крепкий железный прут. Это было странно и Генри решительно выдернул прут и потянул на себя одну из тяжелых створок.

***

О’Мэйли сел на пол рядом с Элис, глотнул из бутылки
- Вся семья повымерла от голодного тифа, - мать, отец, бабка, пять сестёр...Я уже в армии в то время служил, потому и уцелел. Смешно, да? Пуля меня пощадила, а голод моих родных скосил как серп колосья...дальние родственники остались, да и то не в Ирландии, а в Америке и в Англии - уехали до начала этой лихоманки лучшей доли искать.
Ирландец снова протянул бутылку Элис.
- Выпейте, леди: холодно здесь, а когда мой подельник придёт и дверь отопрет - неизвестно. Вы, главное, тихо сидите, - ждите, пока я его не огрею, а потом сразу бегите: ваш дом отсюда совсем близко. А я рвану на другой берег, там пережду, а потом на какую-нибудь турецкую шаланду наймусь, а на ней уже доберусь куда надо. Мне теперь все одно трибунал светит: либо за похищение, либо за дезертирство.
Скрежет самодельного засова заставил его замолчать. Он выхватил из рук Элис почти пустую бутылку, задул свечу  и метнулся к стене у подножия короткой лестницы, ведшей к двери.

Генри поднял фонарь повыше, вглядываясь в чёрную пасть склепа. Было так тихо, что он засомневался, что здесь может находиться кто-то живой. Но тут его взгляд упал на скорчившуюся у стены фигурку. Он хотел позвать ее по имени, но голос ему изменил.
Генри поставил фонарь на верхнюю ступеньку и бросился вниз, к жене, не заметив, как из-за выступа стены сделала к нему шаг тёмная фигура в длинном балахоне и занесла над его головой пустую бутылку.
-Элис! - наконец смог крикнуть он и тут темнота взорвалась фейерверком искр, которые, впрочем, сразу же погасли.
О’Мэйли, обескураженый незнакомым голосом, дернулся и ударил вполсилы. Он понял, что сразил не того: впрочем, в настоящий момент все были его врагами. Бросив бутылку, он поддернул длинный балахон к коленям , чтобы не запутаться на бегу, и припустил наверх. До причала с привязанной лодкой было рукой подать, а грести он умел.

Отредактировано Генри Кендал (2018-04-15 19:39:17)

Сырой и прохладный воздух склепа привел Генри в чувство. Он открыл глаза и поморгал, ощущая ноющую боль в затылке и видя перед собой край край одеяла. Пощупав затылок, он обнаружил болезненную шишку и понял, что его оглушили чем-то тяжелым.
Как глупо было спускаться в склеп, не подумав о том, что там может прятаться похититель и не вытащив оружие! Но радость от того, что он нашел жену, заставила его забыть об осторожности. Удивительно, что сбежавший злоумышленник не запер их снаружи! Фонарь, оставленный им на верхней ступеньке, все так же горел в проеме открытой двери. Генри нащупал опору в виде стены и сел, проверяя, не прихватил ли нападавший его револьвер. К счастью, оружие оказалось на месте, правда и нужды в нем уже не было.
Лейтенант пристально вгляделся в бледное, как мел, лицо жены: она скорчилась у стены, зажав уши ладонями и крепко зажмурив глаза. Он не знал, что делать и говорить: боялся напугать ее еще сильнее и в то же время понимал, что им надо как можно скорее покинуть склеп.
Наконец он решился и осторожно привлек жену к себе, гладя по волосам и плотнее закутывая в одеяло:
- Элис, дорогая, я здесь, с вами...

Элис заговорила и Генри уловил в ее дыхании, обычно таком сладком и и благоуханном, резкий сивушный запах бренди.  Он нисколько не сомневался, что жену принудили пить, потому что прекрасно знал, что она не употребляет крепких напитков. Какие еще мерзости ее заставили делать, как надругались над ней, пока он сам спал в пьяном угаре, а потом битый час обсуждал с Селимом и Перкинсом пути поиска похитителей? Он гнал от себя страшные подозрения, а глаза помимо воли ощупывали хрупкую фигурку жены, ища признаки насилия: отметины грязных пальцев на белой коже, порванную ночную рубашку или подозрительные пятна на тонкой полупрозрачной ткани. Его ужасало не столько то, что какой-то мерзавец присвоил себе право первой ночи, а то, какие страдания должна была испытывать Элис и как ненавидеть его за то, что он не выслушал ее, когда она пришла к нему просить о помощи. И ведь он ровно ничего не помнил из их разговора, потому что перед этим был уже пьян, а после того, как она сбежала или он сам ее выгнал, напился до состояния риз, чего с ним давно не случалось. Спросить ее о том, что делали с ней в этом мрачном сыром склепе, язык не поворачивался, а сама бы она ему никогда не рассказала, и теперь эта гнусная тайна будет вечно стоять между ними как могильный камень, придавивший руины их брака. Но сейчас не время рассуждать и подозревать: надо как можно скорее вернуть Элис домой, под заботливую опеку леди Ребекки и Джанет: Генри надеялся, что присутствие и помощь женщин благотворно скажется на физическом и душевном состоянии жены. После удара по голове его подташнивало и ноги были ватными, но он не мог позволить себе быть слабым - только не сейчас, когда его жена, пострадавшая из-за него, не могла и шагу ступить самостоятельно.
Генри поднялся и взял жену на руки - несколько ступенек, ведущих наверх, не были таким уж непреодолимым препятствием.
- Скоро мы будем дома, любовь моя, все позади. Главное - вы живы, и вы снова со мной.
Слова были такими неуместными, такими нарочито бодрыми, что он и сам это понимал, но ничего другого сказать не мог или не смел.
Выйдя из склепа, он увидел два огонька, мелькавшие среди черных кипарисов. Они приближались и спустя несколько мгновений он уже смог разглядеть очертания двух мужских фигур.
- Сэр! - Перкинс почти бежал ему навстречу. - Вы нашли миссис Кендал! Слава Богу!

Генри молчал, крепче прижимая жену к себе: да и что он мог возразить, тем более, когда рядом были Перкинс и Селим? Элис была права, права во всем, кроме одного, но об этом он тоже не мог сказать ей при свидетелях. Селим деликатно кашлянул:
- Лейтенант-эфенди, с вашего позволения, я наведу порядок там, внизу...
- Нет! - резко выкрикнул Генри и тут же поправился:
- Селим, я понимаю и уважаю ваши религиозные чувства и мне горько и стыдно за своих единоверцев, осквернивших преступлением место упокоения ваших, но прошу вас: отложим это до утра. Возьмите фонарь, который я оставил на верхней ступеньке и заприте двери, а затем следуйте за нами. Боб, ступай вперед и освещай нам путь.
Генри боялся, что Селим может обнаружить в склепе что-то такое, чего он сам не заметил и чего ни в коем случае нельзя было видеть посторонним. Он собирался вернуться в склеп как только рассветет, в одиночестве, и все тщательно там осмотреть и уничтожить малейшие следы присутствия похитителей и его жены. О возмездии преступникам сейчас речи не шло: без помощи Элис они все равно никогда бы их не нашли, а она была в таком состоянии, что расспрашивать ее было бы жестоко, да и бессмысленно.
Селим колебался, но потом все же кивнул, соглашаясь:
- Хорошо, лейтенант-эфенди: я сделаю так, как вы сказали.
Генри склонился к уху Элис и зашептал:
- Дорогая, потерпите совсем немного: я только донесу вас до дома и сразу же передам на попечение леди Ребекки и Джанет.
Возможно, это было худшее, что он мог сказать, но он понимал, или ему казалось, что понимал, насколько невыносимы Элис его прикосновения и прикосновения любого мужчины, - после того, как ее касались грязные и грубые руки похитителей. Наверное, нужно было вызвать врача, но все врачи тоже были мужчинами, и Генри решил отложить обсуждение этого вопроса на потом.