- Нет, ничуть, - невозмутимо возразил лейтенант, беря стакан с кокосовой водой и осушая его залпом. – Да Перкинс и принес всего ничего: больше льда, чем собственно бренди. Надо было сразу же зайти в дом, - тут гораздо прохладней, чем снаружи, - но меня заворожил вид обедающего слона. Насколько я понял из  сегодняшнего меню нашего Гаргантюа, ест он все, что растет в полях и на деревьях: корнеплоды, фрукты, листву и кору деревьев, а также сорго, из чего я заключаю, что он не откажется и от сахарного тростника. Думаю, что не позднее, чем сегодня вечером погонщик просветит нас и насчет корма, и насчет всего прочего. На самом деле я отправил Перкинса с Шихкаром в город, чтобы они наняли там махаута, который будет постоянно присматривать за слоном.
Генри охотно и легко поделился с женой информацией насчет Перкинса, а вот вопрос с розами был потруднее: он не слишком хорошо разбирался в сортах роз, вернее, - совсем не разбирался, хотя и высоко ценил эти душистые и красивые цветы.
- Мне очень нравится ваш розовый сад, - признался лейтенант, придвигая свой стул к креслу, в котором сидела Элис, и принимаясь играть с ее локонами, - это занятие он так любил, что ставил его на второе место после занятий любовью. Волосы жены, - переливающиеся всеми оттенками золота и пшеничных колосьев, густые и шелковистые на ощупь, - казались ему венцом ее утонченной и изысканной красоты, и он неоднократно мысленно сравнивал их с волосами Прекрасной Елены, из -за которой разгорелась Троянская война.
– Но я не знаю, какие сорта вы выращиваете, - продолжил он. - Больше прочих в вашем розарии мне нравятся плетистые розы с не слишком крупными, но яркими цветками красного цвета, - настолько сочного, что при взгляде на них мне приходит на ум петушиный гребень. Но и крупные цветы кремового оттенка тоже чрезвычайно хороши, - не их ли в Англии называют чайными? Кстати, что у нас сегодня на обед? Я проходил мимо столовой, увидел, что приборы уже расставлены по своим местам и почему-то подумал о том, что Джеймс давно не приходил к нам обедать. Как было бы славно, если бы сегодня он на правах старого друга заглянул к нам на часок-другой без специального приглашения.
Генри приподнял один из золотистых локонов Элис и, отведя его в сторону, поцеловал ее в шею прямо под линией волос.
- Розы прекрасны, но запах фиалок почему-то привлекает меня гораздо сильнее, - прошептал он и снова прижался губами к нежной шее жены.

- Говорят, что Лакшми, супруга Вишну, поднялась из вод молочного океана, сидя на цветке лотоса, - подхватил лейтенант тему легенд и сказаний, начатую женой. - Похоже на легенду о рождении Венеры, не правда ли? Мне больше всего нравится упоминание лотоса, ведь его белоснежные цветы девственно чисты, и  к ним не прилипает никакая грязь. Раньше я сравнивал вас с фиалкой, любовь моя, но оказавшись в Индии и услышав эту легенду, понял, что вы -  воплощение лотоса, самого прекрасного и непорочного создания Творца. В том, что касается душевных качеств, я не встречал женщины, равной вам. А ваши розовые губки и тонкие белые пальчики напоминают мне лепестки лотоса.
Генри мог бесконечно петь осанну душевной и телесной красоте своей возлюбленной, но, бросив случайный взгляд в открытое окно, увидел, что у дверей их бунгало остановился и спешивается всадник в кавалерийской униформе. На мгновение у него промелькнула мысль, что Провидение услышало его слова и это лейтенант Томас собственной персоной, явившийся, чтобы повидаться со старым другом после двухнедельной разлуки. Однако эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась: приглядевшись, он понял, что между всадником и Джеймсом нет ровным счетом ничего общего, кроме мундира.
- Кажется, вестовой с известием, - сообщил он жене, невольно мрачнея.
И действительно, спустя несколько минут в комнату, низко поклонившись на входе, вошел Санджай с серебряным блюдом в руках, на котором лежало несколько запечатанных конвертов и визитных карточек.

Генри взглянул на поднос с письмами, ощущая, как в сердце растет тревога: на одном из конвертов он разглядел личную печать сэра Уильяма Мэйнарда Гомма, фельдмаршала и Главнокомандующего армий Индии. Впившись взглядом в эту сургучную метку, напоминавшую цветом и формой лужицу разлившейся и запекшейся крови, он постарался не выдать своего волнения жене. Неужели его ожидает очередная длительная поездка в какой-нибудь отдаленный гарнизон? Почему бы фельдмаршалу не отправить сообщение телеграфом вместо того, чтобы гонять туда-сюда офицера, оплачивая его накладные расходы казенными деньгами?  Впрочем, фельдмаршал наверняка имел какие-то важные соображения на этот счет, о которых было невозможно догадаться лейтенанту кавалерии.
Сэр Уильям пробыл в Индии уже шесть лет, и его карьера изобиловала подводными камнями, однако он преодолевал все препятствия с завидными хладнокровием и целеустремленностью, что вызывало у Генри глубокое уважение. И именно он ввел испытательные экзамены для офицеров, желавших получить продвижение по службе и очередное звание, причем именно для тех, кто покупал патенты, - пехотинцев и кавалеристов. Лейтенант подавил тяжелый вздох. Он знал, что Элис гордилась бы им, если бы он стал капитаном, однако сама мысль о том, чтобы ночами корпеть над учебниками по истории и алгебре, как какой-нибудь недоучившийся школяр, вместо того, чтобы проводить их в объятиях жены, заставляла лейтенанта медлить с принятием решения. Он был честолюбив, но страстная  любовь к  жене и желание как можно чаще наслаждаться ее ласками пересиливала его карьерные амбиции. Впрочем, если бы Элис недвусмысленно выразила свое желание видеть его капитаном, он пошел бы на все перечисленные жертвы.
Отпустив Санджая, лейтенант взял с подноса пачку писем и визитных карточек и начал их перебирать. Письмо от Главнокомандующего он сразу же сунул в карман, чтобы открыть и прочитать позднее. В конце концов, от него не ожидали немедленного ответа, в противном случае вестовой не  уехал бы сразу после того, как передал письмо Санджаю. Остальная почта, по-видимому, была получена ранее, когда они с Элис были на прогулке.
Одна из визитных карточек привлекла внимание Генри:
- Взгляните: лорд Арлингтон прислал нам свою визитку, - сказал он, -  Нам надо окончательно решить, принимаем ли мы его приглашение на обед или нет. А это что? Ба! Письмо из вице-губернаторской резиденции и адресовано вам. Вы делаете большие успехи в калькуттском высшем обществе, душа моя.
Генри с обожанием взглянул на жену: он уже успел убедиться в том, что ей благоволила вице-губернаторша, относившаяся к Элис, как к одной из своих дочерей. Последних же она любила той любовью, которая отличает по-настоящему хороших матерей: глубоко, преданно и в то же время рассудочно, делая все возможное и невозможное, чтобы ее belles fleurs наилучшим образом устроились в жизни.
- Дайте я угадаю, а вы прочитаете письмо и скажете мне, правдива ли моя догадка, - продолжил он, откладывая поднос в сторону и протягивая конверт жене. – Наверняка в этом конверте содержится приглашение на бал или на свадьбу: удивительно, как часто в Калькутте играют свадьбы! Наверное, какой-нибудь протеже вице-губернатора Халлидея венчается в соборе святого Павла c дочерью какого-нибудь высокопоставленного чиновника Ост-Индской компании. Но может быть, я и ошибаюсь.
Генри взял руку жены и поднес ее к губам, целуя ладонь и соскальзывая губами к кончикам пальцев. В завершение этой мимолетной, но чувственной ласки он сжал губами кончик ее  пальца и, чуть помедлив, отпустил его, чувствуя, как по телу разливается знакомое возбуждение.

Генри пожал плечами:
- Подарок можно отослать обратно, сопроводив его письмом, которое я напишу. А я куплю вам другие кораллы, еще лучше этих. Позвольте мне еще немного поразмыслить над этой дилеммой. А пока прочитаем вместе письмо от миссис Халлидей.
Лейтенант сорвал печать и вскрыл конверт, в котором находилось письмо от вице-губернаторши. Быстро пробежав глазами начало письма  глазами, он изумленно посмотрел на жену.
- Я ошибся: речь тут идет совсем не о свадьбе и даже не о танцах! В вице-губернаторском дворце собираются поставить пьесу Шекспира!
И, не дав жене опомниться от удивления, начал читать вслух отрывок из письма:
"Как вам вряд ли известно, некогда в Калькутте был свой театр,- сначала на Чоуринги -роуд, затем в новом здании на Парк-стрит, -  на подмостках которого блистала мисс Эстер Лич, которую ее восторженные поклонники называли индийской Сарой Сиддонс. Увы, злой рок решил судьбу и самого театра, и талантливой актрисы, которая сияла на подмостках подобно звезде. Не буду мучать вас трагическими подробностями, но шесть лет назад театр Сан-Суси, построенный при личном участии тогдашнего генерал-губернатора лорда Окленда, закрылся, а еще ранее, в 1843 году, мисс Лич покинула этой бренный мир и ушла в иные, лучшие дали. Но согласитесь, дорогая Элис: наша жизнь полна неожиданностей и трагедий, и это лишь повод стремиться сделать ее чуть более счастливой и наполненной приятными событиями"
Генри остановился, чтобы перевести дух и глотнуть кокосовой воды, чтобы промочить пересохшее горло, после чего продолжил чтение:
"Мисс Лич особенно славилась своим исполнением Дездемоны, и сейчас мы решили почтить память этой великой актрисы любительской постановкой "Отелло". Эту мысль подал мой муж на одном из недавних обедов в резиденции генерал-губернатора, и она была одобрена графом Дальхузи. Его светлость даже пообещал присутствовать на представлении и предложил для этой цели свою загородную резиденцию в Барракпуре (вы там наверняка еще не бывали, не так ли? Чудесное, невероятно красивое место, очень напоминающее английское поместье с огромным садом). Но позвольте мне перейти к главной цели моего письма. А она состоит в том, чтобы предложить вам роль Дездемоны в будущей постановке. Умоляю, не отказывайтесь! такой шанс выпадает раз в жизни и в подобных случаях не место для ложной скромности. Уверена, что ваш муж с жаром поддержит эту идею, как поддержал ее мистер Халлидей, а если нет, я сама с ним поговорю."
Генри снова замолчал и уставился в раскрытое окно, пытаясь справиться с чувством досады, которое вызвало в нем высокомерное заявление вице-губернаторши, очень напомнившей ему леди Ребекку. Впрочем, он действительно был не против того, чтобы Элис участвовала в театральной постановке, но его покоробило, в каком снисходительно-пренебрежительном тоне  миссис Халлидей упомянула о нем в письме.

- Я совсем не против, что вы! - с жаром возразил Генри, привлекая жену к себе. - Особенно, когда вы так на меня смотрите, - добавил он и невольно улыбнулся. - Более того: я буду сидеть в первом ряду зрителей и аплодировать вам громче всех, хотя уверен, что вы сорвете такой гром рукоплесканий, какой и не снился мисс Лич. И я буду помогать вам учить текст пьесы, подавая реплики за других персонажей. Но давайте продолжим чтение...
Лейтенант откашлялся и снова начал читать письмо:
"Должна признаться, что мы уже распределили роли. Венецианского  мавра будет играть мистер Халлидей, - можете представить, как  роскошно он будет смотреться, вымазав лицо жженой пробкой! Исполнителя роли Яго вы пока не знаете, - это высокопоставленный чиновник Ост-Индской компании, недавно получивший назначение и приехавший в Индию, чтобы войти в административный совет в качестве консультанта по древностям и артефактам. Кажется, я ничего не напутала, но могла и ошибиться в названии его должности. Думаю, большой беды в том нет, поскольку вы познакомитесь с этим галантным и обходительным джентльменом на первой репетиции, которая состоится в понедельник в нашем доме. Этот господин - старинный друг мистера Халлидея, потому мой муж и попросил его взять ответственную роль Яго. Одна из моих дочерей будет исполнять роль Эмилии, - она так боится сцены, бедняжка, что я, в свою очередь, боюсь, что мне придется ее подменить. Наконец, на роль Кассио мы пригласили офицера, который вам прекрасно знаком: это лейтенант Томас из 13-го драгунского полка, в котором, насколько я помню, служит и ваш супруг, лейтенант Кендал"
Генри вернул письмо Элис, поскольку больше в нем не было ничего вразумительного, лишь обычные заверения в дружбе и желании поскорее увидеться.
- Подумать только: Джеймс выйдет на подмостки в образе лейтенанта Кассио! - смеясь, воскликнул он. - Горю желанием увидеть его в этой роли!  Да и вам будет спокойнее, когда рядом с вами будет находиться старый друг, а не посторонний.

Генри отрицательно качнул головой:
- Возможно, что Джеймс когда-нибудь и принимал участие в подобных постановках, но мне ничего об этом не известно. Однако вы сможете спросить у него в понедельник, на первой репетиции, если он не появится у нас раньше. И о таинственном Яго я тоже не имею ни малейшего представления. Вот если бы он был военным, тогда я бы точно знал, какое у него звание, в каком полку служит и как его зовут: все  вновьприбывшие офицеры на виду. Полагаю, это джентльмен средних лет, рассудительный и жесткий, как сухарь, раз он получил такой ответственный пост в администрации Ост-Индской компании. К тому же наверняка женат и не склонен к легкомысленным поступкам.
Генри сказал об этом с некоторым облегчением: ему было бы неспокойно, если бы Элис играла в одной пьесе с каким-нибудь молодым и холостым  хлыщом.  Он взял с подноса и вскрыл второй конверт,  и, вытащив сложенный вдвое листок бумаги,  развернул его и погрузился в чтение. Письмо было коротким, но когда лейтенант закончил его читать и поднял глаза на жену, в его взгляде светилась искренняя радость.
- Это от преподобного Райана, - сказал он. - Он извиняется за то, что не смог быстро выполнить мою просьбу, как обещал: подхватил лихорадку, как только сошел на берег. Но сейчас он снова здоров и уже встретился с епископом Калькутты и поговорил с ним о нашем с вами деле. Епископ просил его передать, что сможет принять меня в епископате завтра в десять утра, чтобы лично выслушать всю историю. Но преподобный Райан пишет, что у него сложилось благоприятное впечатление по итогам  беседы  с епископом и он советует нам положиться на волю Господа и укрепиться духом. Он верит, что епископ, как человек чрезвычайно  разумный  и умудренный жизненным опытом (как-никак ему уже семьдесят семь лет!) даст нам разрешение на венчание в соборе Святого Павла или другой англиканской церкви Калькутты. Так что скоро ваша мечта надеть подвенечное платье исполнится! Не спуститься ли нам в столовую и не отпраздновать ли это событие бокалом охлажденного шампанского?

Генри любовался женой, впитывая ее искреннюю радость, как морская губка. Он даже на время позабыл, что очень хотел есть и не менее сильно хотел выпить ледяного шампанского, охлажденного в серебряном ведерке льдом, привезенным из далекой Америки.
- Вы будете самой прелестной невестой из всех, каких только видела Калькутта! - сказал он, когда бурный восторг Элис немного утих, и ответно поцеловал жену в губы. - Вам надо заняться приготовлениями к свадьбе: не стесняйте себя ни в чем, я оплачу все расходы. Надо решить, кого мы пригласим. Разумеется, Джеймса: он мой боевой товарищ и был свидетелем в Гретна-Грин, а кроме этого -  наш общий друг, самый добрый, верный и надежный. Я хотел бы видеть на свадьбе Ханну и Перкинса, - без них наша семейная жизнь была бы лишена того комфорта и спокойствия, которые ее отличают. Возможно, я приглашу командира полка и нескольких однополчан, если вы не будете против. Преподобного Райана, разумеется, - а впрочем, скорее всего именно он и будет проводить венчание. Больше мне никто на ум не приходит, но у вас наверняка уже завязались знакомства, которые важны для вас. Составьте список приглашенных, душа моя.

У лейтенанта сейчас было не то настроение, чтобы думать о препонах, связанных с объяснением окружающим, почему мистер и миссих Кендал решили венчаться вторично. Напротив, ему казалось, что перед ним и Элис расстилается широкая, залитая солнцем дорога, усыпанная рисом и цветками индийских роз.
- Что-нибудь придумаем, душа моя, - уверенным тоном заверил он жену и  последовал за ней в столовую.
Из больших окон столовой как на ладони был виден двор, и Генри, бросив случайный взгляд в окно, увидел Перкинса. За денщиком на почтительном расстоянии следовали  Шихкар и индус, которого Генри раньше никогда не видел, - судя по всему, только что нанятый погонщик-махаут. Само по себе это было не удивительно: денщик выполнил данное ему поручение и вернулся домой. Удивило Генри другое: Перкинс  нес в руках клетку, в которой находилась птица в ярком оперении, с подрезанным гребешком на голове и шпорами на сильных и длинных лапах. Это был бенгальский бойцовый петух и Генри задумался, зачем его денщику понадобилась эта птица.
- Перкинс и Шихкар вернулись, - сообщил он Элис, отодвигая для нее стул. – И не одни, а с махаутом.
О петухе лейтенант решил пока умолчать. Надо было сначала узнать у Перкинса, с какой целью он приобрел (безусловно, на собственные деньги) бойцовую птицу.
Как только Элис села, лейтенант занял место за столом напротив нее: он мог бы сесть рядом, но ему не хотелось лишать себя удовольствия любоваться на личико жены и то, с каким врожденным изяществом она держит столовые приборы и как осторожно и помалу ест, отделяя от кушаний крохотные порции. В такие минуты жена более, чем всегда, напоминала ему райскую птичку.

- Да, решил, - сказал лейтенант, накладывая на тарелку белоснежный ароматный рис и поливая его сверху ярко-желтым сосусом, в котором плавали кусочки курицы. - Памятуя то, что произошло в Египте, я считаю нецелесообразным продолжать знакомство с лордом Арлингтоном до того момента как мы точно удостоверимся, что он тот, за кого себя выдает. Я напишу ему письмо и сошлюсь на непредвиденные обстоятельства, которые не дают нам возможности приехать к обеду. Таким образом мы выгадаем некоторое время, за которое я постараюсь выяснить об этом человеке все, что можно. Кстати, такая возможность представится в понедельник на репетиции в резиденции вице-губернатора. Уж он-то знает в Калькутте всех. Кораллы пока тоже оставьте себе, душа моя, но не надевайте их, когда выходите из дома или ездите с визитами. А завтра мы с вами вместе отправимся на воскресную службу в собор святого Павла, а затем - на встречу с епископом.
Генри был рад, что жена выразила желание пойти вместе с ним к епископу: он был уверен, что ее необыкновенная красота в сочетании с безукоризненными манерами, скромностью и душевной чистотой произведут на епископа самого благоприятное впечатление.
- Какой изумительный обед! - сказал он, отламывая кусок от свежеиспеченной лепешки. - Кто выбирал блюда и давал указания повару: вы или Ханна?

- Невероятно вкусно! - сказал Генри, добавляя в тарелку щедрую порцию риса с карри. - Мадхуп - волшебник, а вы - лучшая хозяйка в мире! А вот и наше шампанское...
Слуга поставил серебряное ведерко на край стола и удалился, пятясь и низко кланяясь. Генри вытащил запотевшую бутылку и открыл ее с громким хлопком. Разлив искрящееся светлое вино по двум высоким бокалам, он поднял один из них и произнес:
- За наше счастливое будущее, любовь моя! За то, чтобы вы были счастливы в этой стране, а я буду счастлив от мысли о том, что вы - моя супруга!
Шампанское было великолепным и Генри медленно пил его, ощущая, как на языке лопаются мелкие пузырьки.
- Я вспомнил, что преподобный Райан упомянул еще на корабле, что в Калькутте есть несколько библиотек, - сказал он, допив вино, - И что одна из них находится в кафедральном соборе Святого Павла и содержит не только духовные, но и светские книги, большую часть которых подарил епископ Уилсон. Завтра мы воспользуемся возможностью посетить ее: я уверен, что там найдется сборник пьес Шекспира и среди них - "Отелло". Как удачно все складывается, не правда ли? В понедельник вы придете на репетицию, уже освежив в памяти содержание пьесы, которую мы вместе прочитаем накануне. Я смутно помню, что пьеса начинается с появления Родриго, Яго и Брабанцио, а Дездемона с Кассио впервые появляются только во втором акте. Вы сохранили тот наряд, что сшили в Риме для маскарада, устроенного вашим дядей? Думаю, он вам сейчас пригодится!

Элис так часто упоминала лейтенанта Томаса, что Генри внезапно понял, что чувствовал мавр, когда Дездемона изводила его просьбами оказать Кассио служебное покровительство, на все лады расхваливая достоинства лейтенанта. Это совпадение настолько поразило Генри, что он даже перестал есть, хотя суп из разваренного и приправленного специями индийского гороха был удивительно аппетитным.
Его жене предстояло долгое время проводить в обществе блестящего холостого офицера и репетировать с ним сцены из пьесы, в то время как он сам будет прозябать в одиночестве здесь. Элис всегда была неравнодушна к его лучшему другу, - это Генри вдруг осознал так отчетливо, что чуть было не поперхнулся супом, за который снова взялся лишь затем, чтобы Элис не заметила его смятения. Впрочем, жена была полностью поглощена мыслями о своем будущем партнере по сцене и не заметила даже если бы ее мужу встала поперек горла рыбная кость и он бы скончался прямо за обеденным столом в страшных муках. Генри с ожесточением подумал о вице-губернаторше, даже и не подумавшей дать ему хотя бы самую крохотную рольку, чтобы он находился поблизости от своей молодой и красивой супруги. Но что-либо изменить уже было невозможно: Элис так и лучилась счастьем от предвкушения своего сценического триумфа и (Генри преисполнился в этом уверенности!) от предвкушения долгого и тесного общения с лейтенантом Томасом.
- Уверен, что не будет, - сказал он, проглотив суп. - Чтобы Джеймс затруднял себя подобными мелочами? Ха! А кроме того, у вас будет суфлер, который подскажет любую реплику. В каждом театре есть суфлер, разве вы этого не знали?
Суфлёр! Это была счастливая мысль. Генри решил, что на первой же репетиции предложит свои услуги в качестве суфлёра - таким образом он будет наблюдать за всем, что происходит между его женой и исполнителем роли Кассио как во время спектакля, так и во время репетиций!

Генри опустил руку и сунул ее в карман армейских брюк, ощупывая письмо фельмаршала. Он еще не знал, какой приказ содержится в письме, какие вести - хорошие или плохие. А что, если ему и правда предписывается покинуть Калькутту в самое ближайшее время? Тогда прости-прощай венчание в соборе Святого Павла и суфлерские обязанности в постановке "Отелло". А главное, - он уедет и бросит свой семейный корабль на произвол судьбы, и Элис в его отсутствие только и останется, что утешаться обществом Джеймса-Кассио. В этот момент лейтенант был как никогда близок к тому, чтобы принять решение о переходе на половинное жалованье, оставив мечты об удачной карьере и воинской славе. Такое переход означал, что офицер освобождался от службы на неопределенный срок, получая всего лишь половину базового жалованья и лишаясь всех дополнительных выплат. Но зато свободного времени у него становилось вдоволь!
Генри сжал зубы и взял себя в руки. Он не позволит ревности взять над собой верх! И приказ главнокомандующего тоже выполнит независимо от того, чем это грозит его личной жизни.
Вытащив конверт из кармана, он недрогнувшей рукой сломал на нем печать и развернул плотный лист бумаги, собираясь сначала прочитать приказ, а затем пересказать его содержание жене.

- О да: к чему откладывать неизбежное? - сказал Генри, быстро пробегая глазами приказ и выхватывая взглядом отдельные слова: "ноябрь", "совершенно секретно" и "Аллахабад". Весь остальной смысл от него ускользнул более чем полностью, настолько он был взбудоражен предчувствием неприятных новостей и ревностью, вызванной мыслями о предстоящей постановке "Отелло" с участием жены и лучшего друга. Перед глазами замелькали до ужаса яркие картины: Элис за кулисами в объятиях Джеймса, вот они целуются и...
Его лучший и самый верный друг благодаря своему лёгкому характеру и привлекательной внешности всегда притягивал к себе дам, а Элис, как-никак, провела с ним в Париже лучшие дни своей жизни согласно ее же собственному признанию. А сам Джеймс... Лейтенант вспомнил, как яростно его друг возражал против того, чтобы он заключил скоропалительный шотландский брак с девушкой, которую встретил в темных коридорах мрачного особняка баронета Уайта*. Тогда Генри думал, что Джеймс пёкся о его интересах, но сейчас его посетила совершенно иная мысль: его друг сам мечтал заполучить красавицу!
Стало трудно дышать, и лейтенант рванул ворот мундира, чтобы ослабить давление жесткого воротничка на шею. Он так и не смог понять, о чем говорится в приказе фельдмаршала Гомма. И как назло, полотнища punkah, смоченные водой, беспомощно и неподвижно свисали с потолка, не раскачиваемые двумя задремавшими слугами.
Лейтенант сложил письмо и сунул его обратно в карман.
- Как здесь нестерпимо душно! - сказал он и встал, чтобы настежь распахнуть одно из окон столовой.

* См. первый эпизод нашей саги.

Ночь уже готова была вступить в свои права: за окном стремительно сгущались сумерки и веяло относительной прохладой*
В столовую вошли двое слуг и начали зажигать лампы, чтобы осветить помещение. До того дремавшие опахальщики встрепенулись и принялись изо всех сил раскачивать pankah, отчего по столовой поплыли воздушные потоки, которые не слишком освежали, но все-таки делали пребывание в ней более сносным.
Близость Элис, ее ласковые и доверчивые прикосновения, как всегда, оказали на Генри волшебное и исцеляющее воздействие. Не обращая внимания на слуг, он обернулся к жене и сжал ее в объятиях, глядя ей в глаза.
- Хотите еще шампанского? - отрывисто спросил он и тут же поправился, сообразив, что надо как можно скорее покинуть столовую и перебраться в супружескую спальню, - туда, где они могли остаться наедине и быть друг с другом такими, какими и являлись по-настоящему. - А впрочем, это уже выдохлось. Я прикажу принести новую бутылку на льду в нашу спальню.

*Заход солнца в Калькутте в октябре в зависимости от даты с 16:56 по 16:31