Суденышки приближались чересчур быстро. Генри решил, что это заслуга попутного ветра, который наполнял паруса "Великого Могола", неся его навстречу кораблям, шедшим против ветра.
- Мы находимся неподалеку от Цейлона, на полпути от Калькутты, - заметил он, вглядываясь в даль. - Поэтому все возможно: но я думаю, что скорее всего это торговые суда Ост-Индской компании или же, что еще более вероятно, - чайные клипера, идущие из Китая. Последнее время капитаны этих быстроходных судов устраивают настоящие гонки друг с другом, пытаясь обогнать ветер. Но в данный момент  они идут против ветра, поэтому если мы и встретимся с ними, это будет заслуга нашего капитана и благоприятствующих нашему кораблю условий. Если хотите, душа моя, я схожу в нашу каюту и принесу вам подзорную трубу, чтобы вы смогли как следует рассмотреть парусники.*

*Подзорная труба входила в комплект инструментов, необходимых полевым офицерам.

Генри сходил в каюту и отыскал среди своих вещей подзорную трубу. Возвращаясь к Элис, он столкнулся с корабельным врачом, который напряженно всматривался в россыпь точек, к которым приближался «Великий Могол». Генри поздоровался с ним и поинтересовался, что он думает насчет неминуемой встречи с этими гончими моря.
- Моя жена полагает, что это чайные клипера, идущие из Китая, - сказал он Маккензи, приписав собственные предположения Элис. – Кажется, она решила, что капитаны этих гончих моря затеяли соревнование на скорость.
- Женщинам надо бы получше усвоить географию, - со свойственной шотландцам прямолинейной грубостью возразил Маккензи. – Это не могут быть чайные клипера, идущие из Китая: их путь пролегает значительно южнее нашего, поскольку они направляются к мысу Доброй Надежды, чтобы обогнуть его на пути в Англию.
Лейтенант густо покраснел и не нашелся, что ответить, раскаиваясь в том, что невольно заставил доктора подумать о его жене как о невежественной простушке, в то время как сам сделал вопиющую ошибку.
- Конечно, это могут быть корабли, идущие с грузом с Цейлона, - продолжил Маккензи, - Но я еще ни разу не встречал такое скопление торговых кораблей. Времена морских караванов давно канули в лету, по крайней мере на этом оживленном и хорошо охраняемом участке океана. Если бы я был настроен таким же романтическим образом, как ваша очаровательная супруга, я бы предположил, что это пираты, однако могу вас успокоить: малайские пираты, еще два десятилетия назад державшие в страхе прибрежные воды Суматры, Борнео и Филиппин, даже в пору своего наивысшего расцвета не удалялись от берега настолько далеко: их гребные лодки прао, хотя и очень юркие, не приспособлены для выхода в открытый океан.  Обычно они прячутся в засаде у берега и нападают, вернее, нападали, на торговое судно, находящееся не дальше десяти миль от земли.
Тут Маккензи отвлекся на пациента,  выползшего из лазарета, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и Генри, пробормотав слова благодарности, заторопился к Элис. Вручив ей подзорную трубу, он коротко пересказал ей разговор с Маккензи, утаив, однако, о своем собственном проступке, а именно о том, что приписал свои предположения ей.

- Удивительный инструмент,- произнес Генри, принимая подзорную трубу из рук Элис и любуясь этим чудом оптики почти с тем же восхищением, с которым всегда любовался своей красавицей -женой.
Труба была четырехколенная, с корпусом из красного дерева, бронзы и латуни. В сложенном положении длина ее составляла всего двенадцать дюймов, в разложенном – все тридцать четыре, а линза делала возможным почти двадцатикратное увеличение объекта.  Клеймо на корпусе сообщало, что труба была сделана Джеймсом Уайтом, мастером-оптиком и основателем компании «Оптические и философские инструменты» в Глазго. Генри приставил трубу к правому глазу и прищурил левый. Подрегулировал трубу, передвигая окуляр, чтобы добиться большей четкости изображения.  В круглом окошке застыла картинка: три  небольших парусника, паривших на волнах, как три белоснежных чайки.
- С какой скоростью мы сейчас идем? – опустив трубу, спросил лейтенант матроса, удачно оказавшегося поблизости.
- Пятнадцать узлов, сэр, - отрапортовал матрос и тут же исчез из виду, по-видимому, не желая быть обвиненным боцманом в том, что бьет баклуши, калякая с пассажирами.
- Ого! – изумленно промолвил Генри и снова приставил трубу к глазу. – Да, действительно, душа моя: эти корабли мало похожи на торговые и уж точно не являются военными фрегатами флота Её Величества, - подтвердил он. – Хотя, конечно, я плохо разбираюсь в тонкостях кораблестроения. Но таких парусов я еще никогда не видел.

Вокруг царило необычное оживление: пассажиры, лишенные развлечений, высыпали на палубу, чтобы рассмотреть парусники и обменяться мнениями. Перкинс тоже покинул свое любовное гнездышко и подошел к лейтенанту и его супруге, чтобы запоздало поприветствовать их и пожелать им доброго утра, хотя утро давным-давно закончилось.
- Как думаешь, Боб, это не пираты? – полушутя-полусерьезно спросил Генри, протягивая подзорную трубу денщику.
После недолгого разглядывания парусников, Перкинс вернул трубу лейтенанту и запустил пятерню в волосы, что, по-видимому, означало напряженный мыслительный процесс.
- Не могу знать, сэр, - наконец ответил он. – Но скоро вы сами все узнаете: они уже близко. Я название на одном из них разглядел, но прочитать не смог, не по-нашенски написано. Может, это китайцы, а может, и малайцы или другие нехристи, кто их разберет.
Перкинс зевнул, бросив еще один скучающий взгляд на парусники, к которым стремительно приближался «Великий Могол», и отступил на шаг, явно собираясь удалиться под шумок возбужденно переговаривавшихся пассажиров.
- Прошу внимания, леди и джентльмены! – раздался громкий голос первого помощника. – Капитан Моррис просит всех пассажиров незамедлительно вернуться в свои каюты.
Генри с Перкинсом переглянулись, недоумевая, что скрывается за этой просьбой, прозвучавшей как приказ.
- Дорогая, - обратился летенант к жене. – Боюсь, мы должны выполнить просьбу капитана.

- Разумеется, я вас не оставлю, - заверил жену Генри, хотя у него и зародилось нехорошее предчувствие, что ему все-таки придется это сделать. Сам по себе приказ капитана говорил о том, что надвигается нечто такое, что потребует участия всех мужчин, способных держать в руках оружие. По-видимому, точно такая же мысль посетила и его денщика. Перкинс не пошел к себе, а последовал за лейтенантом , и когда тот открыл дверь в свою каюту, пропуская вперед жену, остановился рядом, намекая лейтенанту на то, что хочет перемолвиться с ним словцом.
- Душа моя, всего одна минута - и я присоединюсь к вам, - сказал Генри, прикрывая дверь каюты за спиной Элис, и обернулся к Перкинсу.
- Мне кажется или порохом запахло, сэр? - спросил его денщик, понижая голос. - У меня оружие отобрали как только доставили в лазарет, а я тогда настолько ослабел от раны, что не мог сопротивляться. И я слыхал, что такой тут порядок: все пассажиры при посадке сдают оружие капитану. Вы тоже сдали?
- Нет, - ответил Генри. - Никто у меня этого не требовал: было бы странно требовать этого от офицера действующей армии, пусть даже он и находится в отпуске. Наверное, это касается только гражданских, у которых есть револьверы или пистолеты.
- Понятно, сэр. - помрачнев, промолвил деншик. - Значит, я маху дал. А ежели какая заварушка случится, что мне тогда делать?
- Уверен, что у капитана есть соответствующие инструкции от судовладельцев на такой случай, так что оружие тебе вернут, если подобная необходимость возникнет. А сейчас иди к Ханне: не дело  оставлять ее одну. А впрочем, приведи ее сюда, пусть они с миссис Кендал будут вместе, - вдруг нам с тобой и вправду придется вспомнить о том, что мы солдаты армии Её Величества?
Генри криво улыбнулся своей шутке, но Перкинс воспринял это с полной серьезностью
- Я об этом никогда не забываю, сэр, - сказал он. - Даже во сне помню! А Ханну приведу, это вы хорошо предложили.
Денщик нырнул в свою каюту, а Генри открыл дверь и вошел в свою.
- Я попросил Перкинса привести к вам Ханну, душа моя, - сообщил он жене, ломая голову над тем, как незаметно вытащить из саквояжа  и зарядить револьвер, не привлекая внимания Элис, чтобы не напугать ее и не растревожить.

- Ханна? - переспросил лейтенант, пытаясь оттянуть неизбежное объяснение. - М-мм... Я подумал, что вы захотите выпить чаю или дать ей какие-нибудь распоряжения по поводу своей и моей одежды: кажется, сегодня понедельник, а  в правилах для пассажиров написано, что это день стирки. Да и мало ли, что еще может понадобиться...
Лейтенант, изнываваший от рутины корабельной жизни, благодаря которой один день был похож на другой, не был уверен, что сегодня именно понедельник. Впрочем, поднапрягши память, он сообразил, что преподобный Райан проводил воскресную службу два дня назад, а значит, сегодня был не понедельник, а среда!
- Мы подходим к Цейлону, - зачем-то сообщил он Элис то, что она знала и без него. - Вам известно, что в прошлом столетии остров был голландской колонией и перешел под эгиду Британской короны только в 1802 году?
Генри обвел крошечную каюту блуждающим взглядом и остановил его на саквояже, в котором лежал ящик с оружием.
- Как давно я не брал в руки револьвер! - будто осененный внезапным озарением, воскликнул он. - С того самого злополучного дня, когда нам пришлось отбиваться от подручных лорда Карнарвона и слуг шейха! Господь всемогущий, я ведь его так и не почистил и не зарядил, а оружие портится от такого небрежного отношения. Душа моя, позвольте мне заняться тем, чем должен заниматься офицер на службе Её Величества, и что я так долго игнорировал.
Генри прислушивался к звукам, доносившимся снаружи, ожидая услышать крики и шум, однако пока ничего не происходило.

Лейтенант чувствовал, что его объяснения шиты белыми нитками, и Элис, с ее проницательностью, наверняка уже догадалась, что дело  неладно. Тем не менее, он упорно держался избранной тактики, ведь полной уверенности в том, что случится что-то из ряда вон, у него не было.
- Прекрасная идея! - согласился он, вытаскивая из саквояжа оружие и раскладывая на шатком столике все необходимое для его чистки. - Вы ведь еще ни разу не чистили револьвер? Смотрите, как это делаю я, и повторяйте за мной. Впрочем, постойте! Вы ведь стреляли из него всего дважды? Увы, придется отложить это занятие до тех пор, пока вы не отстреляете оставшиеся патроны.
Револьвер лейтенанта был полностью разряжен, и он быстро разобрал его и принялся за очистку, вооружившись   шомполом и патчами из хлопка. Вообще-то он не собирался заниматься этим грзным делом в присутствии жены, однако Ханна все не шла, а он не хотел оставлять Элис в одиночестве. Покончив с чисткой, он зарядил револьвер и почувствовал себя намного увереннее, готовый встретить неизвестную пока опасность лицом к лицу.

Команда «Гончих смерти», флагмана маленькой пиратской эскадры, состоявшей из трех  парусно-гребных проа, представляла собой Вавилон в миниатюре. Среди пиратов были индусы, малайцы, арабы, китайцы, чернокожие, а также полукровки, чьих смуглых матерей обрюхатили и бросили на произвол судьбы белые сахибы. Бай Лин был уроженцем Поднебесной, и извилистая тропа судьбы, приведшая его на «Гончих смерти» могла бы послужить основой для романа, однако сам он, как и его товарищи, не имел охоты рассказывать о своем прошлом, руководствуясь известным изречением великого мудреца Лао Цзы, гласившим, что тот, кто много говорит,  часто терпит неудачу. Бай Лин говорил мало, делал много, и до сих пор неудачи обходили его стороной.
Впрочем, сейчас он вынужден был говорить, вернее, - подавать громкие команды гребцам, севшим на весла, чтобы проа, лишенная помощи попутного ветра, двигалась быстрее. Обнаженные смуглые спины и мускулистые руки гребцов лоснились от пота, насквозь мокрыми были и красные головные повязки, перехватывавшие их черные, как смоль, волосы. Бай Лин следил за тем, чтобы никто не ленился и не сбивался с ритма, но время от времени бросал быстрые взгляды на Зафиру, - стройная фигура девушки притягивала его взгляд как золото – жадный взгляд менялы. Вместе они уже сделали несколько рейдов, но до сих пор обращались друг к другу лишь в случаях крайней необходимости.
Пальцы правой руки  Бай Лина, лежавшие на кожаном поясе, к которому были прикреплены тесак, кольцо для лука, огниво и игла для распутывания памятных узелков, сжались, беспокойно теребя нефритовую подвеску – крошечную фигурку бога счастья Фу Шэня. Корабль, который они должны были захватить, на первый взгляд был легкой добычей, но никогда не знаешь, что может случиться. А человек, чьи приказы они выполняли, был из тех, что не прощают малейших ошибок. Старый шрам, тянувшийся от кончика левой брови Бай Лина к  крылу носа, противно зудел и чесался - верный знак того, что неприятностей не избежать.

[icon]https://c.radikal.ru/c42/1908/83/6302adc9338f.jpg[/icon][nick]Бай Лин[/nick][status]пират[/status]

Самые сильные и закаленные бойцы ждали команды Бай Лина и на их смуглых, исчерченных шрамами лицах застыла суровая решимость. Все они были отбросами общества, не скованными моральными предрассудками, и Бай Лин знал, что ни у кого из них не дрогнет рука, прежде чем от взмаха клинка   упадет голова противника, будь тот мужчиной, женщиной или ребенком. Малайцы были вооружены крисами - клинками с волнообразным лезвием разной длины, - и «петушиными шпорами» - короткими ножами с клинком, изогнутыми почти под углом девяноста градусов и заточенными по вогнутой стороне. У многих также были баронги и паранги, - мечи, рассчитанные на рубящий удар. У индусов были бхуджи, дао и тунги, - боевые топоры, выкованные умелыми мастерами,  а также длинные мечи-тулвары и короткие кинжалы.  Сам Бай Лин никогда не расставался с мечом цзянь, который достался ему от отца, а тому – от деда и много раз спасал его в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. 
Он кивнул в ответ на слова Зафиры и громко отдал приказ нескольким гребцам свернуть свернуть паруса, чтобы ветер не относил проа от цели, а лучникам – изготовиться, чтобы прикрывать абордажную команду. Вслед за этим на «Великий Могол» полетели абордажные крючья, а по прикрепленным к ним штурмовыми трапами, по которым устремились наверх первые нападающие.
На палубе «Великого Могола» творилось черт знает что, и Бао Лин усмехнулся и дёрнул себя за длинную черную косичку, свисавшую с его подбородка. Матросы "Великого Могола" носились по палубе, сталкиваясь друг с другом и цепляясь за снасти, чтобы удержаться на ногах, в то время как их корабль слишком медленно совершал маневр, пытаясь развернуться к проа бортом, чтобы иметь возможность выстрелить из  пушек. Впрочем, их было настолько мало, а проа были такой вертлявой и неудобной мишенью, что все это напоминало стрельбу из пушек по воробьям.
[nick]Бай Лин[/nick][status]пират[/status][icon]https://c.radikal.ru/c42/1908/83/6302adc9338f.jpg[/icon]

Все произошло настолько быстро, что Генри в первый момент даже растерялся. Несмотря на то, что он ожидал чего-то подобного, громкие крики и звон стали, донесшиеся снаружи, заставили его на мгновение оцепенеть. Но он тут же стряхнул с себя это неуместное оцепенение и обернулся к жене.
- Спрячьтесь! – приказал он, указывая на кровать, под которой человеку его комплекции не хватило бы места, но миниатюрная Элис поместилась бы там с легкостью. – Залезайте под кровать и оставайтесь там до тех пор, пока я не вернусь! Живо!
С пистолетом в левой руке и саблей в правой он выскочил из каюты, готовый наносить удары и стрелять в любого, кто посмеет приблизиться к каюте, где была его жена. В то же время его не оставляла досада на Перкинса, который так и не привел Ханну в каюту к Элис.
Первым, кого он увидел, был рослый китаец свирепого вида, прокладывавший себе путь к пассажирским каютам. За его спиной маячили две круглые малайские рожи, - пираты лезли на корабль, как полчища саранчи. Генри выстрелил в одну из них и рожа исчезла, а китаец замер и посмотрел на него с недоумением, как будто не ожидал, что кто-нибудь осмелится встать у него на пути, но тут же взмахнул мечом и бросился вперед.

Китаец атаковал его так молниеносно и яростно, что лейтенант чуть было не оказался застигнутым врасплох. Сабля Уилкинсона, при всех ее несомненных достоинствах, была не лучшим противником мечу, и ему пришлось отпрыгнуть, чтобы тяжелый обоюдоострый китайский клинок не перерубил его оружие пополам и лишь потом броситься на китайца сбоку, метя в бычью шею, на которой пульсировала налитая кровью жила. Револьвер он выронил, поскольку стрелять в такой ситуации, да еще левой рукой, не представлялось возможным.
Однако его бросок не достиг цели: несмотря на высокий рост, массивное тело и нелепый наряд, китаец двигался проворно, как опытный танцор, и, уклонившись от удара сабли, снова ринулся в атаку, и его меч замелькал в воздухе, меняя угол удара и целясь то в ноги лейтенанта, то в его корпус. Лейтенант обливался потом, больше уворачиваясь, чем нападая, но в конце концов ему удалось сделать обманный выпад и рассечь одежду противника. Это разъярило того еще больше, хотя гнев отразился не на его лице, оставшемся таким же непроницаемым, как и в самом начале схватки, но в его ускорившихся движениях. Генри никогда еще не видел, чтобы вооруженный мечом воин двигался так быстро, почти неуловимо для глаза. Силы начали его оставлять: он понимал, что до сих пор сумел продержаться и оставался жив лишь благодаря какому-то невероятному чуду, но вдруг китаец замер, затем пошатнулся и упал на палубу. Меч, выпавший из его рук, звякнул о деревянный настил. Мгновение Генри оторопело смотрел на поверженного врага, а потом поднял взгляд и увидел Перкинса, сжимавшего в руках тяжелую вымбовку.
- Сэр,  – сказал денщик и широко улыбнулся.

Лейтенант подхватил револьвер и перебросил его Перкинсу, вооруженному одной лишь вымбовкой. Перкинс тут же им воспользовался, подстрелив  одного из пиратов, и нырнул за скрученный якорный канат, чтобы стрелять из укрытия. Но фортуна уже повернулась спиной к оборонявшимся: пираты теснили плохо вооруженную команду "Великого Могола", хотя Генри с удивлением заметил, что они не убивали, а старались обезоружить противника. Это странная, почти миролюбивая манера захвата никак не укладывалась в голове лейтенанта, но факт оставался фактом: на палубе лежали только раненые или оглушенные, но ни одного убитого. Появление на палубе девушки, вооруженной луком и саблей, было еще более неожиданным. Девушка уверенно прокладывала себе путь к пассажирским каютам, и это встревожило Генри, ведь в одной из них находилась его жена, а в другой - Ханна. Он бросился вслед за ней, не собираясь наносить ей серьезного вреда: несмотря на то, что она была в стане нападавших, он не смог бы заставить себя убить ее или ранить. За спиной валькирии развевался шлейф из длинных косичек, и Генри, нагнав ее, протянул руку и схватил ее за волосы, дернув на себя.

Никогда еще лейтенант не испытывал такой острой, парализующей боли. Она пронзила его, как острый меч или удар молнии, и он завалился набок, выронив саблю.
В нескольких ярдах от него Бай Лин  приходил в себя от удара вымбовкой по затылку. В ушах у него гудело, перед глазами плавал густой туман и плясали черные мошки, однако понемногу туман рассеивался, а набат, звучавший в ушах, становился глуше. Он обвел взглядом палубу и увидел Зафиру и англичанина в синем мундире, с которым недавно скрестил клинки. Англичанин схватил Зафиру за волосы, вероломно напав сзади, она исхитрилась развернуться и врезать ему между ног. Бай Лин собрался с силами и встал, опираясь на меч. Несколько ярдов, отделявших его от англичанина, казались ему тысячей миль, но он знал, что надо сделать первый шаг, и цель окажется ближе. Многолетний опыт и закалка сослужили ему добрую службу: он устремился вперед и, пока Зафира медлила, занес над  головой англичанина меч, полный решимости отделить голову от тела.

Понемногу, но отпускало. Очень, очень медленно и понемногу. И тем не менее инстинкт самосохранения и тревога за жену заставили лейтенанта превозмочь неописуемую боль и собраться с силами. Он перекатился под ноги китайцу, занесшему над его головой меч, и сшиб его с ног. Два тела покатились по палубе, сцепившись мертвой хваткой. Генри схватил китайца за косичку, свисавшую с подбородка, и дернул что есть сил. Тот взвыл и пнул его коленом, к счастью, не туда, куда ранее пнула его соратница, - второго такого удара лейтенант точно не перенес бы. Генри зарычал и сделал бросок прогибом, захватив туловище китайца вместе с его рукой. Он был так поглощен схваткой, что не услышал крик матроса «Великого Могола»:
- Корабль! Военный корабль!