Услышав свист плети и последовавшие за ним болезненный вскрик и отчаянную божбу, Огилви вздрогнул  и инстинктивно втянул голову в плечи: слишком свежо было воспоминание о том, как разъяренная фурия секла его  по голым ягодицам, воспользовавшись тем, что он застрял между полом и кроватью. Бросив косой взгляд в том направлении, откуда раздались столь неприличные звуки, он увидел, что сестра Стоун с плетью в руках противостоит четверым матросам, и искренне посочувствовал последним, - в конце концов, они не сделали лично ему ничего плохого, в отличие от боцмана, который от удивления снова уселся на свернутый канат и, кажется, потерял дар речи.
Шотландский Давид сделал еще два шага по направлению к английскому Голиафу под истошные  кошачьи вопли: Скун и корабельный кот сцепились не на жизнь, а на смерть, превратившись в один большой клубок шерсти, катавшийся от кормы к носу смэка и обратно, в то время как их двуногие собраться только начали легкую разминку в виде взаимных угроз, попыток удушения и порки кнутом. Хирургу не хватало чего-нибудь простого, но основательного: камня, палки, обломка мачты или чего-нибудь другого, чем можно было бы огреть по голове великана-боцмана, чтобы затем, согласно принципу "око за око", задушить его голыми руками. Совесть его не мучила: в конце концов, и Давид справился с Голиафом при помощи камня и пращи.
Проходя мимо кабестана, - лебедки, служившей для поднятия грузов, - Огилви задержался и выдернул из гнезда вымбовку. Подойдя к боцману с подветренной стороны, хирург примерился, размахнулся и треснул его вымбовкой по затылку.

- А вы? - эхом откликнулся Огилви, кивнув на плеть, которую сестра Стоун сжимала в руке.
Дальше продолжать он не стал: все и без того было ясно, как день. Боцман свалился с бухты, потеряв сознание от удара по затылку, и хирург, имевший некоторые познания в анатомии, понимал, что такое состояние может продлиться довольно долго. Желание придушить противника испарилось: у него были более важные дела.
Отбросив вымбовку, он направился к каюте, где отсиживался шкипер. Но, подойдя к двери, остановился и обернулся.
- Вы со мной? - крикнул он сестре Стоун. В конце концов, они были вместе с самого начала Апокалипсиса: ссорились, расходились во мнениях, но в конце концов сражались бок о бок, хотя Огилви и отдавал себе отчет, что если бы за борьбу с неприличностями награждали, грудь сестры Стоун была бы сплошь покрыта боевыми наградами, а ему бы выдали всего лишь одну: за умение играть на волынке.

Дождавшись, пока сестра Стоун присоединится к нему, Огилви без стука распахнул дверь шкиперской каюты, шагнул внутрь и остолбенел. Шкипер сидел за столом, на котором стояла открытая бутылка с ромом и оловянная кружка, и кормил кусочками яблока обезьянку, сидевшую рядом с бутылкой. Увидев Огилви, он тоже остолбенел и разинул рот: по-видимому, не ожидал, что шотландец выйдет живым из схватки с боцманом.
Скун прошмыгнул между ног Огилви, скользнул к столу и запрыгнул на него, принявшись обнюхивать обезьянку. Та жеманно прикрыла глаза мохнатой лапой, но не двинулась с места.
Несколько мгновений в каюте царило молчание, затем Огилви пришел в себя и дрожащим от гнева голосом воскликнул:
- Так вот чем вы занимаетесь, когда Лондон гибнет от огня и нашествия неприличностей!
Шкипер взял кружку и влил в себя еще одну порцию  рома.
- Да что за неприличности такие? - спросил он, недовольно хмурясь. - И где мистер Буч?
- Отдыхает, - буркнул Огилви, сделав вывод, что шкипер имел в виду боцмана.
Он отступил в сторону, пропуская сестру Стоун и сказал:
- Сейчас мы вам все объясним, только дайте сперва выпить мне и леди: в горле пересохло.

Огилви тут же взял кружку, отставленную сестрой Стоун и одним глотком выпил остатки рома, с удивлением отметив, что это не грошовое пойло, которое раздают матросам, а вполне качественный напиток высокой очистки. Он крякнул и выразительно посмотрел на бутылку. Шкипер перехватил его взгляд, скривился, но кивнул, разрешая налить еще, что Огилви и сделал.
Пододвинув сестре Стоун единственный свободный табурет, хирург сел на койку и начал объяснять, обхватив кружку с ромом ладонями.
- Неприличности - это ожившие мертвецы. Не спрашивайте меня, откуда пришла зараза, но факт остается фактом: в Лондоне практически не осталось живых людей, - таких, как вы, я и эта леди. Всех перекусали и заразили неприличности. Мы с сестрой Стоун почти сутки пытались выбраться из зараженного города, и в конце концов нам это удалось. По пути мы выяснили важную вещь: неприличностей гипнотизируют звуки  шотландской волынки, и если их заманить в воду, они тонут и больше уже не оживают! У меня есть волынка, у вас есть корабль: мы будет плыть на нем вокруг острова и заманивать неприличностей в море!
Огилви отхлебнул из кружки, в упор глядя на шкипера.
- Гипно...что? - переспросил тот.
- Гипнотизируют, - повторил Огилви. - Это медицинский термин, означающий, что тот, на кого воздействуют гипнозом, выполняет то, что задумано гипнотизером. В данном случае гипнотизер я, потому что умею играть на волынке.
- А губная гармошка или аккордеон не подойдут? - нахмурившись, спросил шкипер таким тоном, что хирург понял: он не издевается, а высказывает какую-то важную для себя мысль.
- Чего не знаю, того не знаю, но можно попробовать! - согласился хирург, поскольку попробовать действительно было можно.
- Видишь ли, сынок, - шкипер встал со стула, подхватил на руки обезьянку и принялся чесать ей спину. - Я готов помочь, но засада в том, что я с детства не переношу звуки волынки: у меня от них случается падучая. А вот аккордеон или губная гармошка - это пожалуйста, я и сам на них играть умею.

Огилви с подозрением глянул на сестру Стоун: голос ее звучал неприлично громко, а то, как она подняла кверху палец, насторожило его еще больше. Личный печальный опыт подсказывал ему, что сестре Стоун нельзя брать в рот ни капли спиртного: она быстро пьянела и хваталась за плеть.
- Леди устала, - шепнул он шкиперу. - Всю ночь не спала и выбилась из сил. Не будете ли вы так любезны, сэр, уступить ей на время свою койку, а мы с вами закончим разговор снаружи?
Шкипер бросил на сестру Стоун бесстрастный, ничего не выражавший взгляд, и таким же бесстрастным тоном спросил:
- Ты, кажется, сказал, сынок, что мистер Буч отдыхает на палубе?
Огилви смекнул, что шкипер далеко не такой простак, каким показался ему вначале, и вежливо ответил:
- Истинно так, сэр: отдыхает!
Шкипер посадил обезьянку на плечо и встал со стула:
- Мистер Буч - боцман, каких поискать. Но никогда больше не заговаривай с ним об Англии и Шотландии, сынок: это для него такое же  больное место, как для меня - волынка.
- Учту, сэр, - пообещал Огилви и тоже встал, собираясь выйти из каюты.
- Отдохните, леди, - шкипер сделал широкий жест в сторону кровати. - А мы с мистером Огилви покуда прогуляемся по палубе.

Выйдя  из каюты, Огилви первым делом посмотрел в ту сторону, где находилась бухта каната, рядом с которой он расположил на отдых бомана. Сердце у него ёкнуло: Буч сидел на прежнем месте, как истукан: видимо, успел очнуться и теперь перебирал самые страшные способы мести. Шкипер тоже увидел боцмана и направился к нему. Огилви нехотя последовал за ним, чувствуя, что с удовольствием прыгнул бы в лодку и налег на весла, улепетывая от злополучного смэка как можно дальше в любом направлении.
- Увидев шкипера, Буч поднялся и спросил, попутно смерив плетущегося за шкипером Огилви хмурым взглядом:
- Какие будут приказы, сэр? Долго нам еще дрейфовать?
- Берем курс на Абердин*, - сказал шкипер.
- Есть, сэр, - ответил боцман и снова взглянул на Огилви. - А это кто?
- Это наш новый корабельный врач, - отвечал шкипер, не моргнув глазом. - Я его нанял, пока вы отдыхали
В глазах боцмана промелькнуло недоумение, он потер лоб, силясь что-то вспомнить, но не преуспел в этом и , запинаясь сказал:
- Кажись, мне голову напекло, сэр: вроде как только что собирался вздрючить команду, и вдруг - темнота. Не помню даже, как мы в дрейф легли, а главное - зачем.
- Все в порядке, мистер Буч, - с кем не бывает! - по-отечески поддержал своего подчиненного шкипер. - Если приступ повторится, доктор Огилви вам поможет.

* Крупнейший морской порт Шотландии на севере страны.